5rik.ru

В четверг вечером юридическая контора Марго Бреккен стала местом заседания жилищной ассоциации «Форум Ист». Марго представляла ее интересы наряду с ведением дел других объединений квартиросъемщиков. Заседание было экстренным в связи с последними событиями. Накануне Первый Коммерческий Американский банк официально подтвердил слух, взбудораживший умы квартиросъемщиков: финансирование дальнейшего строительства в «Форум Ист» сокращалось наполовину.

Правда, заявление банка было подслащено всяческими посулами, вроде того, что, мол, «после временных затруднений с долгосрочным кредитованием вопрос будет рассмотрен вновь». Но никто этому не верил, ни сотрудники банка, ни публика.

На повестке дня был один вопрос: что предпринять, чтобы изменить решение банка?

Собственно, понятие «квартиросъемщики» в этом объединении было условным. Разумеется, кое-кто обитал в уже построенных жилых домах «Форум Ист», по многие об этом еще только мечтали. Как, например, пришедший сюда сегодня сталелитейщик Дикон Юфрэйтис.

Марго давно знала Дикона и его жену, она знала, что у них пятеро детей и что живут они в перенаселенном доме, который кишел крысами, в доме, который давным-давно следовало бы смести с лица земли. Она пыталась помочь им переселиться, впрочем, увы, тщетно. Дикон Юфрэйтис жил только надеждой на будущие жилые корпуса «Форум Ист», но имя его в списках значилось где-то посередине, и всякое промедление в осуществлении проекта было для семьи Юфрэйтиса невыносимым.

— Насколько я понимаю,—сказал Сэт Оринда, школьный учитель, другой неудачник,— не существует никаких легальных действий, с помощью которых мы могли бы выжать деньги из банка.

— Не надо быть таким категоричным, Сэт,—сказала Марго.— У каждого банка есть своя ахиллесова пята, стоит ее найти и можно нанести такой удар, что...

— Удар!—прервал Оринда.—Какой? Демонстрация? А может, прийти в банк всем миром и усесться там на полу?

— Нет,—улыбнулась Марго.—Эти фокусы уже вышли из моды. На обычную демонстрацию никто и внимания не обратит... Нам нужны какие-то новые меры воздействия. Ну, скажем, такие...

По мере того как она делилась с собравшимися своей затеей, интерес к ней возрастал, на лицах появились улыбки, громко засмеялся Оринда, с восхищением вздохнул Юфрэйтис.

— Ох, черт подери!—сказал он с восторгом.—Вот это голова! Ай да умница!.. Марго сказала, что для полного успеха им потребуется много народа, по крайней мере, тысяча человек. И то для начала. Дальше—больше.

— И надолго?—спросил кто-то.

— Ну, скажем, на неделю, — ответила Марго. — В банковской неделе—пять дней. Если не уложимся, будем продолжать, но, откровенно говоря, я не думаю, что нам это понадобится. И еще: каждый участник должен точно знать свое место.

— Можете рассчитывать на меня!—сказал Сэт Оринда.

— И на меня! И на меня,—раздались голоса. Бас Дикона Юфрэйтиса перекрыл хор голосов:

— А у меня времени хоть отбавляй. Да я отпуск свой недельный потрачу на это дело, а надо будег, и другую неделю возьму!

— Отлично,— сказала Марго решительным тоном.— Теперь мы детально разработаем основной план и будем оповещать всех прочих... Но помните: секрет—залог победы!..

Через полчаса участники собрания стали расходиться радостные и взволнованные, не то что в начале вечера...

По просьбе Марго Сэт Оринда задержался.

— Сэт, на вашу помощь я очень рассчитываю. Она мне особенно нужна.

— Вы же знаете, мисс Бреккен, что ваше слово для меня—закон. И когда дойдет до дела, кто-кто, а уж я-то не сдрейфлю...

— Так вот,— продолжала Марго,— обычно я всегда нахожусь на передовой... Так сказать, на линии огня...

— Это я знаю,—сказал учитель.

— Но на этот раз я должна остаться в тени. Понимаете, я бы очень не хотела, чтобы мое имя попало на страницы печати или, не дай бог, на экраны телевидения. Если это случится, я поставлю в неловкое положение двух моих очень близких друзей, которые работают в банке. А мне бы не хотелось подложить им свинью...

Оринда понимающе кивнул:

— Как вы скажете, так и будет!

— Моя просьба заключается в следующем. Я бы хотела, чтобы вы взяли все на себя. А меня вы всегда найдете, если я понадоблюсь. Хотя я надеюсь, что до этого дело не дойдет...

Марго не была новичком в политической борьбе. За ее спиной был опыт студенческих манифестаций и демонстраций протеста против войны во Вьетнаме. Год назад она блистательно выиграла стачку против аэропортовских властей. Они платили мизерную зарплату швейцарам и уборщикам в туалетах. Профсоюзные руководители питались подачками администрации и палец о палец не хотели ударить, чтобы поддержать несколько сот рабочих аэропорта в их борьбе за повышение заработной платы. Отчаявшись, те обратились к Марго за помощью.

Марго решила, что воззвание к совести патронета не даст никаких результатов. Единственный выход, по ее мнению, был в том, чтобы поставить руководителей аэропорта в смешное и унизительное положение. Но как? Разрабатывая свой план, Марго изучила деятельность этого огромного, шумного агломерата в ночное время. Оказалось, что после вечерних рейсов (на которых подавались ужин и напитки), сразу же по прилету многие пассажиры направлялись в туалеты. Так создавалась резкая перегруженность этих полезных учреждений па протяжении нескольких часов.

В следующую пятницу, вечером, когда расписание было особенно напряженным, несколько сот добровольцев, в основном уборщики и швейцары, пришли в аэропорт и приступили к действиям под руководством Марго. Указания, которые она им давала, никак не шли вразрез с существующим законодательством. Задача была крайне проста: в течение вечера занимать все места общественного пользования. Что они и сделали. Отправились к заранее распределенным участкам, заплатили по десять центов и устроились поудобней, захватив чтиво, портативные приемники и даже бутерброды. Женщины принесли вязанье. Это был редчайший образец так называемой сидячей забастовки, «сит-ин».

В мужских туалетах добровольцы становились в очередь к открытым санитарным точкам и отходили от них как бы нехотя, простояв уйму времени. Если в очередь вклинивался обычный пассажир, то ему грозила перспектива бесплодного часового стояния. Им объясняли, что происходит и почему выстроились такие очереди. Аэропорт превратился в гудящий улей, набитый отчаявшимися пассажирами. Они бежали жаловаться менеджерам аэролиний, а те, в свою очередь, выражали свое негодование дирекции аэропорта. Зеваки же толпились у туалетов и хохотали до слез, глядя на страждущих.

Событие тут же стало достоянием телевидения, радио и газет, не без заблаговременной подсказки Марго. Репортеры прибыли на место действия и сочиняли пламенные репортажи, которые перекочевали из Соединенных Штатов в прессу всего света. «Иоганнесбургская звезда», лондонский «Таймс», кто только не посвятил этому пикантному событию видное место!.. Короче, аэропортовские власти стали вселенским посмешищем. Немудрено, что во многих сообщениях упоминалось имя Марго Бреккен и давалось понять, что швейцары и уборщики собираются продолжать сражение, не меняя своей тактики.

Как и рассчитывала Марго, смех оказался сильнейшим союзником. После окончательно испорченных субботы и воскресенья, администрация сдалась и вступила в переговоры с рабочими. Последовало не только повышение заработной платы, но было также распущено руководство профсоюза и избрано новое...

Зрелище было настолько необычным, что один из сотрудников позвонил Эдвине:

— Миссис Дорси, вы к окнам сегодня не подходили?

— Нет,—ответила Эдвина.—А что? На часах было без шести девять.

— Видите ли,— продолжал сотрудник,— я подумал, что вдруг вам это будет интересно. Лично я такой очереди еще никогда не видел!

Эдвина подошла к окну и выглянула на улицу. То, что она увидела, потрясло ее.

Огромная очередь вытянулась от центрального входа вдоль всего здания, и конца ее не было видно.

Несомненно, эти люди ждали открытия банка.

— Что бы все это могло значить?—озадаченно проговорила она.

— К ним выходили,— продолжал сотрудник.— Говорят, что очередь идет через площадь и тянется до соседней улицы, к ней пристраиваются и пристраиваются!

— И все-таки,—начала злиться Эдвина,—кто-нибудь поинтересовался, чего они хотят?

— Они сказали, что пришли открыть счета в банке.

— С ума сойти... Не может быть! Ведь их по крайней мере триста человек только здесь, на виду! К ней подошел Тотенхоу и сказал:

— Я позвонил сотрудникам безопасности. Обещали прислать подкрепление. Кроме того, они советуют вызвать полицию.

— Для этого я не вижу причин,—сказала Эдвина. —По-моему, они настроены весьма мирно.

Стоявшие в очереди весело и оживленно разговаривали друг с другом Многие улыбались и дружелюбно махали глазевшим на них из окон сотрудникам банка.

— Нет, вы поглядите!—сказал кто-то из сотрудников.— Вы только поглядите!

К очереди подкатил телевизионный тонваген для прямой передачи в эфир. Банковские служащие ахнуть не успели, как началась съемка...

— Мирно они настроены или нет,—сказал кто-то,— но я готов пари держать, что за этим что-то кроется. Не верю я, чтобы все они решили просто так вот пожаловать сюда.

И тут Эдвина все поняла: «Форум Ист».

— Спорю, что они из «Форум Ист»—сказала она. Банк открылся. Через какой-то миг операционный зал был заполнен шумной, галдящей толпой. Обычно тихое и респектабельное помещение в одну минуту стало местом вавилонского столпотворения. Эдвина заметила высокого негра, потрясавшего долларовыми бумажками. Он громогласно объявил:

— Я пришел открыть счет в этом банке! Охранник подошел к нему и сказал:

— Счета открывают вон в тех окошках. Охранник проводил вкладчика к окну, за которым сидела молодая сотрудница. Вкладчик положил доллары перед собой и сказал:

— Понимаете, мисс, я не очень спешу. И я вот хотел бы, чтобы вы мне поначалу кое-что объяснили...

Постепенно очередь распределилась между тремя окошками, где принимались вклады. Обычно трех клерков вполне хватало для этих операций. Но сегодня сотрудники банка были охвачены паникой. Тотенхоу обратился к Эдвине:

— Надеюсь, вы понимаете, что нынче мы не сможем обслужить такую бездну народа. Они нас свяжут по рукам и ногам!

— Именно этого кто-то и хотел добиться, — заметила Эдвина.—Продолжайте как можно быстрее обслуживать всех пришедших...

Тем не менее, она понимала, что при всей спешке меньше чем за десять минут одного человека не обслужить. Слишком много было всяких формальностей.

На открытие нового счета обычно уходило минут пятнадцать. Стало быть, три клерка, занимавшиеся, этими операциями, могли пропустить в течение дня около девяноста человек, и то, если работать с предельной скоростью, чего сегодня ожидать от них было невозможно. Даже при привлечении всех наличных сил за день прошло бы всего двести пятьдесят новых счетов...

Шум в банке нарастал, мешая работать. Еще одна загвоздка заключалась в том, что столпотворение и хаос, царившие в холле, не давали обычным клиентам возможности подоили к кассовым окошкам. Эдвина заметила, что несколько человек, стоявших на улице, не могли прорваться в банк. Некоторые, оценив создавшуюся обстановку, просто-напросто уходили прочь.

Эдвина не видела никаких шансов на разрядку атмосферы. Однако враждебности со стороны осаждавших не чувствовалось. Все они открыто и вежливо улыбались, охотно отвечая на вопросы клерков. Было ясно, что клиентов четко проинструктировали заранее, и вели они себя наилучшим образом.

Придя к выводу, что наступил момент для решительного вмешательства в эту кутерьму, Эдвина спустилась в холл и направилась в самую гущу толпы. Охранникам, которые шли рядом, прокладывая дорогу, она тихо сказала:

— Больше в банк никого не впускать! Держите их у входа, пропускайте по одному вслед за выходящими.

Разумеется, своим клиентам давайте дорогу сразу же...

— Боюсь, что это будет нелегко, миссис Дорси,— так же тихо отозвался охранник.— Конечно, некоторых клиентов мы знаем, но далеко не всех. Разве всех упомнишь...

— И потом,—сказал другой охранник,—когда подходят ко входу со стороны, стоящие в очереди кричат им, чтобы становились в хвост. Попробуйте отдать кому-нибудь предпочтение, беды не оберешься!..

— Ничего страшного,—заверила его Эдвина.—Делайте все возможное!

Вокруг нее образовалось свободное пространство. Шум несколько стих, но она поняла, что говорить придется громко, чтобы слышал весь зал.

— Я—управляющая,—заявила Эдвина.—Может быть, кто-нибудь из вас объяснит, что здесь происходит?

— Мы открываем счета,—сказала женщина с ребенком, стоявшая возле Эдвины. Она засмеялась.—Что гут плохого? Вы ведь сами везде развесили рекламу: «Открыть счет в банке можно на любую сумму!..» Так?

— Это верно,—сказала Эдвина.—И банк отвечает за свои слова. Но я вижу, что тут зарыта еще одна собака... Неспроста же вы все предпочли именно этот банк и пришли в него именно сегодня?

— Ну, если хотите знать,—сказал мужчина в панаме,— мы все из «Форум Ист».

— Или хотим жить там!—добавил чей-то голос.

— Это еще ни о чем не говорит,—улыбнулась Эдвина.

— Доброе утро, мадам! Я не знал, что в банках управляющими бывают женщины... Если позволите, я все объясню,— любезно сказал пожилой мужчина интеллигентной внешности.

— Так или иначе, она перед вами,—сухо сказала Эдвина.—Я надеюсь, что вы не против такого равенства, мистер...

— Мистер Оринда. Сэт Оринда, мадам. Напротив, я целиком за равенство женщин и мужчин. Я вообще за равные возможности для всех и всюду...

— И именно это привело вас сюда сегодня?

— Некоторым образом, да.

— Не потрудитесь ли вы объяснить подробностей, мистер Оринда?

— Охотно. Если я не ошибаюсь, вы уже знаете, что мы из «Форум Ист». Она кивнула:

— Да, мне уже об этом сказали...

— Скорее всего,—продолжал Оринда,—то, что здесь происходит, можно назвать «акцией надежды».

Хорошо одетый, доброжелательный, он говорил уверенно, точно выбирая слова. Сразу было видно, что свою речь он тщательно отрепетировал. Зал внимательно прослушивался.

Оринда продолжал:

— Дело в том, что, как заявил этот банк в своем официальном сообщении, у него нет достаточно денег для дальнейшего строительства «Форума». Банк решил сократить финансирование строительства наполовину, я многие собравшиеся здесь думают, что и другая половина под угрозой. Во всяком случае, если не начать трубить тревогу сейчас, то так оно и может случиться!

Эдвина резко сказала:

— Поэтому вы здесь и устроили такое?

Она заметила в толпе несколько субъектов с блокнотами: значит, появились и газетные репортеры. Это было неспроста, так же, как и телевизионные камеры на улице. Кто-то позаботился о прессе. Но кто?..

Сэт Оринда изобразил глубокую обиду на гладко выбритом лице.

— Нет, мэм.—Мы—бедные люди, и мы принесли сюда наши последние гроши, дабы оказать помощь банку, попавшему в беду...

— Правильно!—вставил чей-то голос.—Разве это не по-добрососедски?

— Истинное положение дел банка было разъяснено в нашем заявлении,—ответила Эдвина.—Речь идет не о затруднениях банка, а о его дальнейшей политике, Более того, как заявил банк, мы твердо намерены снова полностью финансировать ваш проект. Правда, несколько позже...

Она и сама-то не очень верила в свои слова. Немудрено, что собравшиеся громко заулюлюкали.

Пожалуй, это было первое проявление враждебности, Сэт Оринда повернулся к толпе и поднял руку. Улюлюканье прекратилось.

— В общем-то, как хотите, так и рассуждайте,—сказал он,— но мы пришли сюда вложить деньги в ваш банк. Это и есть наши акции надежды. Мы надеялись, что, увидев всех нас здесь и разделив наши чувства, вы измените свою политику.

— Ну, а если не изменим?

— Тогда, вероятно, мы найдем еще людей и еще денег.

Из толпы весело донеслось:

— Уж точно! Еще дополна людей придет... Монет-то у нас немного, а народу хоть отбавляй!..

— Конечно же, — продолжал Оринда с выражением полной невинности на лице,—те из нас, кто сегодня открывает счет, возможно придут сюда завтра или послезавтра, или через неделю, чтобы снять деньги со своего счета. Вы сами понимаете, что большинство из нас не может позволить себе роскошь долго хранить деньги на лицевом счете. Но опять-таки, как только они снова у нас появятся, мы придем снова и снова сделаем вклады.— Его глаза озорно сверкнули.—Так что без работы вы не останетесь...

— Да,—сказала Эдвина,—теперь все понятно. Какой-то репортер обратился к негру:

— Мистер Оринда! А какой вклад лично вы намерены сделать?

— Да уж очень большой,—сказал тот весело.— Многие пришли сюда с пятью долларами. Это минимальная сумма, которую банк принимает на счет. Не правда ли?

Эдвина кивнула.

В некоторых банках требовалось пятьдесят долларов, чтобы открыть счет, и сто для получения чековой книжки. В других ограничительных сумм не было вообще. Первый Коммерческий, стремясь способствовать притоку мелких вкладчиков, встал на компромиссный путь, избрав минимум в размере пяти долларов.

— Факт,—продолжал Оринда,—что мои друзья и я лично хотим оказать вам всяческую помощь. Мы далеки от мысли нарушить порядок. Но мы рассчитываем на справедливость.

— Как это понять?

— Видите ли, стоящие здесь,—заявил Оринда,-— а равно и те, что томятся в очереди на улице,—такие же клиенты, как и все прочие, обслуживаемые вашим банком. Мы будем стоять в очереди независимо от того, сколько это займет времени. Но мы не пропустим без очереди никого и не потерпим никаких поблажек. Иначе говоря, любой, идущий, сюда, неважно кто он, займет свою очередь в самом ее конце...

— Ну, это мы еще посмотрим!—сказал охранник.

— И мы тоже, сэр. Потому что это будет ничем иным, как актом дискриминации. И тут вы услышите такое!..

Репортеры бешено строчили в блокнотах. Эдвина продралась сквозь толпу к трем дополнительным столам, которые за это время были поставлены в холле. Еще четыре готовились. А очередь нисколько не уменьшалась. На часах было 9.45.

В трех кварталах от банка Марго Бреккен оборудовала «командный пункт» в маленьком скромном «фольксвагене». Сюда то и дело прибегали нарочные с донесениями. Судя по всему, операция шла успешно. Марго особенно настаивала на том, чтобы вкладчики при разговоре с представителями банка вели себя исключительно дружелюбно и корректно. Ни кто иной как Марго придумала лозунг—«Акция надежды». Все выглядело как нельзя более невинно: в банк пришли друзья, готовые, несмотря на ограниченные средства, оказать помощь ПКА.

Марго знала: малейший намек на то, что Первый Коммерческий Американский банк попал в беду, больно ударит по самому чувствительному нерву администрации.

И хотя никто не делал секрета из того, чем вызвана эта акция, клиенты ни за что не должны были прибегать к угрозам, скажем, парализовать деятельность банка. если не будут возвращены фонды на строительство «Форум Ист». Марго сказала так:

— Пусть администрация банка сама сделает должные выводы.

В понедельник Марго стало известно, что есть огромное количество желающих принять участие в акции, у которых, однако, нет необходимых пяти долларов, то есть минимума, необходимого для открытия счета. Не было средств и у ассоциации квартиросъемщиков «Форум Ист», чтобы снабдить пятидолларовыми банкнотами всех участников. Тогда Марго позвонила в профессиональный союз клерков, кассиров и конторских рабочих, который, кстати, отныне представлял интересы уборщиков и швейцаров аэропорта. Марго спросила, не смог бы профсоюз дать по пять долларов каждому добровольцу? Срочно было созвано собрание профсоюзных лидеров. Они дали согласие.

Во вторник профсоюзные деятели с помощью Дикона Юфрэйтиса и Сэта Оринды раздавали пятидолларовые бумажки. Все понимали, что часть этих денег никогда не вернется в кассу профсоюза и будет истрачена в тот же вечер. Но львиная их доля пойдет по назначению, так что профсоюз не очень беспокоился. Мало того: профсоюз предложил организовать подачу бесплатных бутербродов прямо к очереди. Марго с радостью приняла это предложение, хотя и понимала, что за этим кроются какие-то личные интересы профсоюза. Плевать, решила она, это ее не касалось. Она вела кампанию. Так, например, Марго настаивала на том, чтобы к закрытию банка очередь была как можно длинней: она знала, что к этому времени наедет уйма репортеров телевидения и газет. Ну, а что касается планов на завтра, она продумает их сегодня ночью...

В полдень Оринда подошел к «фольксвагену». На лице его сияла улыбка до ушей, в руках было раннее издание вечерней газеты.

— Ух, ты!—сказала Марго, взглянув на первую полосу.— Вот это я понимаю!

События в банке заняли почти всю полосу. Такого Марго не ожидала. Заголовок, набранный крупным шрифтом, гласил:

Затем шли фотографии и большой репортаж с места события.

— Однако,—выдохнула наконец Марго.—Представляю себе, как банк это проглотит...

И действительно. Вскоре после полудня было созвано заседание на тридцать шестом этаже Первого Коммерческого Американского банка, в главном конференц-зале.

Джером Паттертон и Роско Хейворд были в крайне дурном настроении. Подошел Алекс Вандервоорт, он тоже был угрюм, хотя случившееся отчасти его забавляло. Френч, вице-президент по связям с общественностью и прессой, ворвался в зал и швырнул на стол пачку газет.

Паттертон развернул одну из них, прочитал заголовок—«Первый Американский банк в беде?» и заорал:

— Это грязная ложь, газету надо привлечь к суду!

— К сожалению, не за что,—заявил Френч со своей обычной прямолинейностью.— Газета ничего не утверждает. Вы видите этот вопросительный знак? И, кроме того, это—цитата. Там и кавычки есть... Паттертон покраснел от злобы.

— Конечно, это делается в пику нам,— сказал Хейворд. Он стоял в стороне, у окна.— Все состряпано так, чтобы нанести нам возможно больший вред. Это и дураку понятно!

Френч вздохнул:

— Ну, что же, скажу я вам... Кто бы ни стоял за спиной этого «дела», все очень тщательно продумано. С точки зрения воздействия на общественное мнение и с точки зрения законности. Подумать только! Они, видите ли, пришли с самыми лучшими намерениями! Мы-то знаем, что это не так, но попробуйте доказать! По-моему, тут словами не отделаешься...

Том Строэн, сидевший рядом с Вандервоортом, спокойно сказал:

— Ставлю вас в известность, что на бирже наши акции упали еще на один пункт!

Дик Френч продолжал, казалось, не обратив внимания на Строэна:

— Я бы советовал вам, джентльмены, морально подготовиться к сегодняшней вечерней телепередаче. Думаю, что на вас отыграется не только местная станция. Убеждали, что нам достанется и от ведущих национальных компаний. И если кто-нибудь из авторов дикторского текста избежит фразы «банк в беде», я готов проглотить кинескоп...

Банк не сдавался, и осада продолжалась в четверг и в пятницу до самого закрытия.

Операционный зал был парализован полностью. Как и предвидел Дик Френч, всеобщее внимание оказалось привлеченным в этой драме. Общественность взирала на нее с юмором. Однако акционерам было не до смеха, тем более что акции ПКА на Нью-йоркской бирже в пятницу упали еще на два с половиной пункта. Марго Бреккен, Сэт Оринда и Дикон Юфрэйтис продолжали разбойничать, и в понедельник банк капитулировал. На пресс-конференции, которая была созвана в десять утра, Дик Френч объявил, что банк возвращается к финансированию «Форум Ист» на прежних условиях. От имени ПКА Френч выразил надежду, что победители и их друзья, открывшие счета в банке, останутся верными клиентами Первого Коммерческого... Причин, вызвавших капитуляцию, было несколько. Так, перед открытием банка в понедельник у дверей выстроилась совсем уже неимоверная очередь, длинней, чем на прошлой неделе. На этом не кончилось. Худшее, как видно, было впереди. Огромный хвост вырос у банковского филиала в Индиан-Хилл! Но решающий удар был нанесен профсоюзами.

В конце недели профсоюз, выделивший деньги для квартиросъемщиков «Форум Ист», публично заявил, что он присоединяется к «акции надежды» и обратился к другим профсоюзам с просьбой оказать всемерное содействие. Представитель профсоюза обрушился на ПКА, назвав его «колоссальным спрутом, высасывающим прибыли из бедняков в пользу богатеев». Представитель заявил, что начага кампания по привлечению сотрудников банка в профсоюз. Становой хребет банка трещал.

Все банки боятся профсоюзов и ненавидят их. Банковские руководители глядят на профсоюзы, как змея на мангуста, ибо банкиры расценивают перспективу охвата сотрудников банка профсоюзами как ограничение свободы финансовой деятельности...

Роско Хейворд ворчал:

— Ну что ж, эта уступка создала печальный прецедент, и мы еще о нем горько пожалеем.

Вандервоорт хранил молчание...

Заявление ПКА громко зачитали стоявшим в очередях у двух отделений банка. Из очередей вырвались аплодисменты и крики одобрения, и собравшиеся начали спокойно расходиться. Буквально через полчаса оба отделения вернулись к нормальной работе. И все бы, возможно, кончилось благополучно, если бы не одна крохотная газетная информация, проскочившая на страницы неизвестно как. Хотя, впрочем, этого следовало ожидать. Два дня спустя в колонке местной хроники под рубрикой «Подслушано одним ухом» появились такие строчки:

«...Угадайте, кто возглавил операцию «Форум Ист»? Кто на прошлой неделе заставил гордый и мощный Первый Коммерческий Американский банк встать на колени? «Тень» все знает! Во главе этого «дела» стояла подвижница гражданских прав, сторонница равноправия женщин адвокат Марго Бреккен. Та самая, что в свое время специализировалась на аэропортовских туалетах и снискала громкую славу защитницы несчастных и придавленных...

На этот раз, правда, мисс Бреккен предпочла затаиться в тени. Покуда руководимые ею смутьяны держали фронт, мисс Бреккен отчаянно старалась избежать прессы, в прошлом ее надежного союзника. Вы спросите — почему?

Мы ответим: интимнейший друг Марго, которого нередко можно видеть с ней, это повеса-банкир Александр Вандервоорт, административный вице-президент ПКА. Поставьте себя на ее место. Разве вы не предпочли бы тоже затаиться?

К сожалению, «Тень» пока не донесла нам: знал ли об этом развеселый Алекс? И если знал, то как отнесся к осаде тарелки, из которой он сам питался?..»

— Роско, дружище!—самодовольно проговорил достопочтенный Гарольд Остин в телефонную трубку.—

Я тут только что беседовал с Большим Джорджем. Он пригласил нас сыграть с ним в гольф в следующую пятницу. На Багамских островах!

Роско Хейворд сидел в своем домашнем кабинете на Шейкер-хайт. Польщенный, он все ж сказал с сожалением:

— Боюсь, что не смогу туда выбраться. А что, нельзя встретиться и поговорить в Нью-Йорке?

— Конечно, можно! Только это неразумно. Большой Джордж предпочитает Багамы. Он, видишь ли, обожает заниматься делом, поигрывая в гольф...

Большой Джордж! Едва ли кому-нибудь в промышленности и банковском деле, вообще кому-либо в стране надо было разъяснять, кто он такой... Дж. Квотермейн, руководитель корпорации «Супранэйшнл» (в просторечии «Сунатко») обладал властью, которой позавидовали бы многие главы государств, и пользовался этой властью как самодержавный тиран. Его интересы и влияние распространялись на полсвета. В самой же «Сунатко», как, впрочем, и за ее пределами, Большого Джорджа ненавидели и обожали, заискивали перед ним и боялись его. Сила шла от успехов. Восемь лет назад его пригласили спасти «Супранэйшнл», погибавшую от разорения и долгов, С тех пор он не только восстановил финансовою мощь компании, но и увеличил ее империю, превратив в огромный конгломерат всевозможных филиалов и подразделений. Большой Джордж учетверил дивиденды «Сунатко», и акционеры боготворили его. Получив полную свободу действий, он решил важнейшие проблемы самолично. Правда, находились, конечно, прорицатели, утверждавшие, что его империя—это карточный дом, но финансовые дела «Сунатко» по всем документам шли блестяще.

Хейворд дважды встречался с лидером «Сунатко». Как-то раз в уличной толчее и второй раз—в Вашингтоне, в гостиничном номере, который занимал Гарольд Остин.

Встреча в Вашингтоне произошла в тот день, когда достопочтенный Гарольд докладывал Квотермейну о результатах миссии, выполняемой по поручению «Сунатко». Хейворд не знал, в чем именно заключалась эга миссия. Судя по всему, речь шла об участии правительства в каком-то крупном деле.

Агентство Остина занималось тогда шумной рекламой одного из подразделений «Сунатко». Однако связи достопочтенного Гарольда с Дж. Дж. Квотермейном помимо деловых контактов носили дружеский характер. После доклада Гарольда Большой Джордж пришел в прекрасное расположение духа, и когда Хейворда представили ему, сказал:

— Гарольд говорил мне, что вы оба не прочь зачерпнуть пару ложек из нашего котла для своего банка. Ну что ж, мы к этому еще вернемся...

Глава «Супранэйшнл» похлопал Хейворда по плечу, и разговор перешел на другие темы.

Эта встреча с Квотермейном и позволила Хейворду сообщить комиссии по денежной политике ПКА, что не исключена возможность сделки с «Сунатко». Правда, потом он думал, что слишком поторопился, но теперь вырисовывались новые перспективы.

— Хотя,— продолжал Хейворд,— возможно, я и смогу освободиться в следующий четверг—так, на день или два...

— Ну, вот это уже лучше!—сказал достопочтенный Гарольд.— Бросьте все! Едва ли что-нибудь может быть важней. Кстати, я забыл сказать: Большой Джордж присылает за нами свой личный самолет...

Хейворд просиял:

— Правда? А успеем мы слетать туда и обратно на этой тарахтелке?

— Да это «Боинг-707»! — Гарольд Остин захихикал, наслаждаясь произведенным эффектом.—

Отправимся в четверг, в обед, проведем пятницу на Багамах и в субботу вернемся... Да, кстати, как там документы «Сунатко»?

— Я только что ими занимался.—Хейворд взглянул на финансовые отчеты, которые он разложил перед собой на столе,— Пациент выглядит вполне здоровым. Я бы даже сказал более чем благоприятен.

— О'кей! Большего я и знать не хочу. Вашего мнения для меня достаточно...

Положив трубку на рычаг, Хейворд хитро улыбнулся. Предстоящая прогулка на Багамы в личном самолете, да еще в такой компании, будет прекрасным поводом, чтобы, совсем между прочим, упомянуть о ней в разговоре на будущей неделе. В любом случае это значительно укрепит его позиции в Совете директоров. Теперь это была главная цель, и он о ней никогда не забывал, имея в виду преходящую роль Джерома Паттертона в амплуа президента. Хорошо также, что можно вернуться в субботу. Это означало, что он не пропустит воскресную службу в церкви Святого Афанасия,

Вояж на Багамы оказался для Хейворда весьма поучительным. Нельзя сказать, чтобы он не знал, что такое роскошная жизнь. Хейворд постоянно общался с богатыми клиентами. Среди них были и такие, кто тратил деньги в свое удовольствие, наслаждаясь королевским комфортом. И он втайне завидовал этой независимой обеспеченности.

Дж. Дж. Квотермейн затмил всех.

Реактивный гигант «Боинг-707», на фюзеляже и хвосте которого красовалось по огромной букве «к», приземлился в Центральном городском аэропорту точно по расписанию. Он подрулил к полосе, где стояли личные самолеты. Гарольд и Хейворд поднялись на борт и ахнули.

В главном салоне, напоминавшем холл уютной гостиницы в миниатюре, их встретили четверо обслуживающих. Мужчина среднего возраста с седеющими висками, который являл собой воплощение достоинства и подчеркнутой почтительности, и три молодые женщины.

— Добро пожаловать, джентльмены!—проговорил мажордом.

Хейворд едва кивнул ему, поскольку внимание его было целиком захвачено тремя женщинами. Немногим старше двадцати лет, они поражали красотой; у Хейворда дыхание перехватило. «Пожалуй,—подумал он,—если собрать самых красивых стюардесс трех ведущих американских авиалиний и провести между ними конкурс, то едва ли победительницы сравнились бы с этой троицей». Одна была светлая, с волосами цвета свежего меда, другая—очаровательная брюнетка, у третьей были пышные рыжие полосы. Длинноногие, стройные, загорелые... На их нагрудных кармашках была вышита буква «К»...

— Добрый день, господин Хейворд,—сказала рыжеволосая. У нее был отлично поставленный, какой-то искушающий голос.

— Меня зовут Эврил. Если вы потрудитесь пройти за мной, я покажу вам вашу комнату. Хейворд пошел за ней, недоумевая над словом «комната». Одновременно достопочтенным Гарольдом занялась блондинка.

Эврил вела Хейворда по коридору. Он насчитал десяток дверей, и изумление его возросло еще больше, когда Эврил обернулась к нему и сказала:

— Мистер Квотермейн сейчас в сауне, потом у него массаж. Он присоединится к нам чуть позже...

— Сауна? На самолете?

— О да, у нас есть не только сауна, но и простая баня. Если вы захотите попариться или сделать массаж, милости прошу. Времени у вас будет достаточно, и я буду рада помочь вам.

— Нет, нет. Благодарю вас,—поспешно ответил Роско.

Девушка остановилась:

— Это ваша комната, мистер Хейворд. В эту секунду самолет начал выруливать на взлетную полосу.

Хейворд пошатнулся, потеряв равновесие.

— Осторожно!—весело сказала Эврил и поддержала его, долго не снимая руки с его локтя.—Пожалуй, я вас все-таки пристегну до набора высоты. Это будет недолго. Наш капитан взлетает почти «свечкой». Мистер Квотермейн не любит торчать в аэропортах. Ну, поехали!—сказала она, когда самолет набирал скорость на полосе.— Если вы не возражаете, я побуду здесь, пока мы не взлетим...

Она села возле него и пристегнулась сама.

— Ну что вы! — пробормотал совершенно потрясенный Хейворд.

— Хотите взглянуть, как мы будем взлетать? — спросила Эврил.

Не дожидаясь ответа, она включила телевизор.

— Телевизор настроен и на обычные каналы,—сказала она.—Если захотите посмотреть картину— пожалуйста...—Затем она показала ему телетайп.—Здесь вы можете получить не только сведения с биржи, но и связь с телеграфными агентствами «Эй пи», «Юпи» и «Телекс». Для этого нужно только позвонить по телефону, и вам окажут любую услугу.

Хейворд осторожно заметил:

— Все это чуточку выходит за пределы привычного...

— Да, вы правы. Это всегда производит впечатление. Хотя, если разобраться, в этом ничего особенного нет, и люди быстро привыкают.—Она опять взглянула ему прямо в глаза и ослепительно улыбнулась.—У нас здесь есть четыре каюты, и каждую можно легко превратить в спальную. Стоит только нажать вот эти кнопки,,. Я покажу вам, если хотите...

— Спасибо, спасибо... Потом.

— Как угодно, мистер Хейворд. Она отстегнула ремни и встала.

— Если вы захотите увидеть мистера Остина, его комната по соседству с вашей. В противоположной стороне—зал, куда вас пригласят обедать. Рядом—буфет и рабочие кабинеты, а впереди—комнаты мистера Квотермейна.

— Спасибо за урок географии, — улыбнулся Хейворд, снял пенсне и вытащил из кармана носовой платок.

— О нет, нет, позвольте мне!

Деликатно, но уверенно Эврил взяла пенсне, протерла шелковым платочком и осторожно надела Хейворду. При этом ее пальцы слегка прикоснулись к его щекам. Хейворд почувствовал, что не должен был позволять ей все это, но промолчал.

— Моя задача во время путешествия, мистер Хейворд,—сказала Эврил,—состоит в том, чтобы угождать вам полностью. Обслуживая вас всем, чего вы захотите.

Ему показалось, что она подчеркнула слово «всем». А может, это был плод его воспаленного воображения?..

— Прошу вас учесть также следующее,—добавила Эврил.—Если я вам понадоблюсь, в любое время, пожалуйста, нажмите цифру «семь» и я приду.

Хейворд ответил хриплым голосом:

— Спасибо, милая девушка. Сомневаюсь, что будет такая необходимость. Спасибо. Извините.

Казалось, Эврил пропустила эти слова мимо ушей.

— По пути на Багамские острова мы ненадолго задержимся в Вашингтоне. К нам присоединится вице- президент.

— Вице-президент «Супранэйшнл»? В ее глазах мелькнула лукавая смешинка: — Не совсем. Это будет вице-президент Соединенных Штатов!

Минут пятнадцать спустя в гостиной Большой Джордж приставал к Хейворду:

— Объясните, бога ради, что это у вас в бокале? Грудное молоко?

— Лимонад,— ответил Хейворд, подняв стакан и любуясь цветом жидкости.— Мне он очень нравится.

Председатель «Супранэйшнл» пожал огромными плечищами:

— Каждый выбирает себе отраву по вкусу. Ну, а девушки к вам достаточно внимательны?

— С моей стороны никаких жалоб,— сказал со смешком достопочтенный Гарольд Остин.

Подобно остальным, он сидел, удобно развалясь в кресле. У его ног пристроилась блондинка по имени Рета. Стоявшая позади кресла Хейворда Эврил сладко вставила:

— Стараемся изо всех сил...

Хейворд ощутил ее пальцы, быстро пробежавшие по затылку.

— Ну, а как делишки в вашем банке?—спросил Квотермейн.—И все такое... На ногах прочно стоите?

— Нас уже давно не спихнешь,— ответил Хейворд.— Хотя на бирже вся эта история сказалась.

— С каких это пор биржа стала барометром банковского благополучия?

Большой Джордж чуть заметно улыбнулся и, повернувшись к своей личной стюардессе, японке, попросил:

— Мун-Бим, принеси мне, пожалуйста, все материалы по Первому Коммерческому!

— Холосо, миста Кей,—сказала девушка и вышла из зала.

Роско поторопился заполнить паузу:

— Сообщения, которые дошли до вашего слуха, касались пустякового инцидента, раздутого до безобразия. К тому же, вы должны учесть, что он произошел в период междувластия.

— Тем не менее, вы не смогли постоять за себя и за свое дело! — агрессивно продолжал Большой Джордж.—Вас одолели грязные агитаторы. Вы—мягкотелые моллюски...

— Увы, это так. Честно говоря, мне самому наше решение показалось омерзительным. И я активно возражал против него...

— Не давать им спуска! Бейте этих ублюдков в солнечное сплетение! Никогда не уступайте!

Председатель «Сунатко» допил свой мартини и погрузился в воспоминания.

— У меня, помню, тоже было такое дело в Денвере, на сборочном заводе. Ну и помучились мы тогда с этой рабсилой. Без конца требовали повышения зарплаты. А потом их профсоюз пошел на забастовку. Ха-ха! Эго была их последняя стачка .. Я сказал своим:

— Предупредите этих сукиных сынов, что мы закроем завод. Мне, конечно, никто не поверил. Тогда мы провели кое-какие перестановки... Да. Отправили инструменты и детали на другую фирму. Те взялись выпускать продукцию нашего завода, и в Денвере мы его закрыли! Вот так: закрыли и все тут! Нет завода, нет работы, нет зарплаты. Ну и все! Профсоюзы и благогворительные организации штата плюхнулись -на колени, стали молить о пощаде...

Он поглядел на мартини, а затем величественно произнес:

— Что ж, может, и простим. Но—на наших условиях!

— Молодчина, Джордж!—воскликнул Гарольд.— Побольше бы нам таких, как ты. Надо уметь постоять за себя... Справедливости ради, должен сказать, чго с ПКА было чуть по-другому. Мы ведь остались во взвешенном состоянии после смерти Россели... Надеемся, к весне Роско твердо возьмет власть в руки!

— Рад это слышать,—заявил Дж. Дж. Квогермейн.— Не люблю иметь дело с людьми, которые плохо сидят в седле. Всегда предпочитал настоящих хозяев — твердых и решительных...

— Смею тебя заверить, Джордж, как мы с Роско решим, так и будет. Дай только время.

«А ловко это Джордж,—подумал Хейворд,—сумел сманеврировать так, что мы с Гарольдом оказалнсь в положении просителей, а не наоборот...»

Вошла Мун-Бим с телетайпной лептой и зачитала курс акций:

— ПКА по солок пять и тли четвелти...

— Ну вот, видите,—радостно вставил Роско Хейворд—Поднялись на один пункт!

— Все равно хуже, чем до того, как Бел отправился к праотцам,—сказал Большой Джордж и широко улыбнулся.— Впрочем, когда все узнают, что вы финансируете «Супранэйшнл», ваши акции подскочут до потолка...

«Итак,—подумал Хейворд.—Большой Джордж дал понять, что он будет иметь дело с Первым Коммерческим. Ну, а что касается деталей, то их они оговорят в ближайшие два дня»... Он почувствовал огромный прилив бодрости.

Самолет пошел на посадку.

— Вашингтон за бортом!—с энтузиазмом объявила Эврил и принялась споро пристегивать ремни всей компании...

Стоянка в Вашингтоне оказалась совсем короткой. Учитывая важность персоны, садившейся в самолет, они получили «о'кей» на внеочередной взлет, и не прошло двадцати минут, как они на крейсерской скорости устремились к Багамам. Вице-президент устроился в своем отсеке. К нему была приставлена брюнетка Криста. Агентов секретной службы, сопровождавших вице-президента, разместили поближе к хвосту. Вскоре всех пригласили обедать...

Теплые солнечные лучи падали с неомраченного неба на бархатную зелень Багамского гольфклуба. И поле, и клуб были, возможно, самыми роскошными в мире.

— Мне кажется,— пошутил вице-президент Соединенных Штатов, оглянувшись вокруг,—что еще ни один грешный политик не был в более тесном соседстве с раем...

Они играли партию двое на двое. Большой Джордж с Роско Хейвордом против Гарольда Остина и вице- президента.

— Знаешь, Гарольд,—сказал вице-президент Байрон Стоунбридж,—тебе, старина, нужно вернуться в конгресс и отвоевать мое место. Как только ты займешь его, тебе совершенно ничего не останется делать, как играть в гольф. Вот тогда бы ты стал чемпионом... Знаешь, это уже исторический факт, что почти каждый вице- президент за последние пятьдесят лет уходил из Белого Дома великолепным игроком, не то что при вступлении в должность...

И словно для того, чтобы проиллюстрировать свои слова, Стоунбридж великолепным ударом отправил мяч к лунке. Вице-президент был стройный, поджарый, мускулистый. Все в нем напоминало о его происхождении из фермерской семьи, которая жизнь свою провела в работе под щедрым солнцем, на свежем воздухе...

— Неплохой ударчик!—признал Большой Джордж.— Вашингтон себя не слишком обременяет делами, а, Бай?

— О, грех мне жаловаться! Вчера я провел инвентаризацию канцелярских скрепок. В ближайшее время буду страшно загружен подточкой карандашей...

Компаньоны понимающе усмехнулись. Ни для кого не было секретом, что Стоунбридж, бывший губернатор штата и лидер меньшинства в сенате, глубоко переживал роль, которую был вынужден играть сейчас.

В своей предвыборной кампании нынешний президент заявил, что его ближайший сподвижник будет выполнять работу, полную высокого смысла, и принимать активнейшее участие в делах правительства. Как обычно, эти громкие слова повисли в воздухе сразу же после тронной речи...

— Скажите, Бай,—обратился к нему Роско Хей-ворд,—если бы вы имели полную свободу действий, что бы вы предприняли в первую очередь?

Еще вчера Хейворд называл Стоунбриджа официально: «господин вице-президент». Но уже к вечеру вице-президент сказал, что ему ужасно надоели всякие формальности и что он откликается на имя Бай. Хейворд, отлично знавший цену такой непринужденности в отношениях с высокопоставленными людьми, был счастлив.

— Если бы у меня был выбор,—сказал Стоунбридж,— я бы сосредоточился на экономике. Точнее, восстановил бы разумный подход к финансовой политике. Мне кажется, давно пора навести порядок в государственной бухгалтерии...

Услышав это, Квотермейн проворчал:

— Не ты один собирался это сделать, Бай. Но никому это пока не удалось. Да и ты малость опоздал...

— Лучше поздно, чем никогда!—вставил Хейворд...

Он играл в гольф старательно, но и не лучшим образом, хотя стыдиться своей игры оснований не было.

Большой Джордж в начале игры сказал Хейворду:

— Послушай-ка, бухгалтер, ты играй да очки считай, а то эти политиканы и рекламные боссы не очень-то щепетильны в подсчетах...

— Мое положение обязывает меня выигрывать,— парировал вице-президент.— Причем любыми путями!

— Валяйте,—сказал Хейворд,—но учтите, что по части счета здесь у меня своя ЭВМ...

Он постучал себя пальцем по лбу.

Когда они отошли в сторонку, Большой Джордж осведомился, заговорщически понизив голос:

— Как прошла ночь? Все в порядке?

— Абсолютно все! Большое спасибо. Я получил огромное удовольствие от путешествия и спал, как убитый.

Роско солгал, он и глаз не сомкнул за ночь. Дело было в том, что накануне, во дворце Квотермейна, стало окончательно ясно: очаровательная, стройная, рыжеволосая Эврил была готова отдать Хейворду всё, стоило ему пальцем пошевелить! Это было видно и по ее поведению днем и особенно вечером. Точно так же Мун-Бим была наложницей Квотермейна, а роскошная Криста—Байрона Стоунбриджа. Не говоря уже о блондинке Рете, предназначенной для Гарольда Остина...

После ужина вице-президент и Криста решили остаться дома, а остальные отправились на «роллс-ройсе» Квотермейна в ближайшее казино. Вернувшись, Эврил проводила Роско до его комнаты. Они остановились на пороге.

— Возле вашей постели,—сказала Эврил,—есть селектор. Если вдруг что-нибудь,—она выделила слово «что-нибудь»—вам понадобится, нажмите кнопку с цифрой «7», и я приду.

— Спасибо, дитя мое!—ответил Хейворд.—Вряд ли мне что-нибудь понадобится.

...Большой Джордж продолжал:

— Послушай, старина, если что-нибудь не так, может, послать к тебе Мун-Бим?

Хейворд покраснел как рак и стоически ответил:

— Джордж, я и так наслаждаюсь твоим обществом и твоей дружбой. Но я должен прямо тебе сказать, что кое в каких вопросах наши вкусы расходятся.

Джордж помрачнел:

— В каких это, интересно, вопросах?

— Я имею в виду вопросы морали. Большой Джордж задумался, сохраняя каменное выражение лица. А затем рявкнул:

— Морали? Это еще что такое? Чушь! Интеллигентские штучки-дрючки. Впрочем, как хочешь. Но не стесняйся! Скажи, если передумаешь...

Перед взятием девятой лунки Большой Джордж остановился у буфета с прохладительными напитками и возобновил разговор с Байроном Стоунбриджем.

— В американском правительстве, так же как и во многих других,— заявил он,— заправляют люди, которые ни черта не смыслят в основах экономики. И в эгум главная причина инфляции. Вот почему и мировая денежная система, и все, что связано с ней, трещит по швам и летит в тартарары...

— Во многом я с тобой согласен,— сказал Стоун-бридж.—Достаточно посмотреть, как конгресс швыряет деньгами направо и налево. Можно подумать, что у него их пруд пруди. Вроде бы нормальные люди сидят в палате и в сенате, а в то же время они считают, что печатный станок можно не останавливать...

Большой Джордж презрительно сказал:

— Каждому бизнесмену это понятно. Вопрос даже не в том, разразится ли кризис в американской экономике или нет. Для меня вопрос стоит иначе: когда это произойдет?

— Думаю, что этого можно избежать...

— Дудки! Я знаю, наступит день, когда правительство останется без денег. Только идиоты могут думать, что этого не произойдет.

Вице-президент вздохнул:

— В другом месте я бы сказал, что это ложь. Здесь же я этого делать не стану.

— И когда в Штатах настанет финансовый крах,— продолжал Большой Джордж,—только две силы могут спасти нас от анархии. Одна—это большой бизнес. Я имею в виду картель многонациональных корпорации, вроде моей, и больших банков, вроде твоего, Роско. Они станут руководить страной, научив ее финансовой дисциплине. Мы спасемся благодаря тому, что наши операции будут частью многонациональных картелей. Мы не погибнем, потому что свои ресурсы разместим за пределами страны—там, где их не настигнет инфляция. Второй силой будут военные и полиция. В союзе с большим бизнесом они сумеют навести порядок.

Вице-президент сухо сказал:

— Иными словами, полицейское государство... У вас найдутся противники.

Большой Джордж пожал плечами:

— Пустяки! Люди смирятся с неизбежным, особенно при условиях, когда называемая демократия улетучилась, денежная система гроша ломаного не стоит, а покупательная способность почти равна нулю. Кроме того, американцы уже не верят в демократические институты. Вы, политики, сами подорвали эту веру...

Роско Хейворд молчал, потом осторожно вставил:

— Ваш прогноз, Джордж, означает превращение сегодняшнего военно-промышленного комплекса в авторитарное правительство.

— Вот именно! Только я бы сказал — промышленно-военного. Именно он становится сильнее по мере того, как американская экономика слабеет. И не забудьте, на нашей стороне—организация. Со временем она станет весьма эффективной.

— А ведь это Эйзенхауэр впервые заговорил о военно-промышленной структуре,— заметил Хейворд.

— Да. И он же предупредил нас об ее опасности,— сказал Байрон Стоунбридж.

— Черта с два — опасности! — воскликнул Большой Джордж.—Кто-кто, а уж Айк-то должен был увидеть в этом комплексе большие возможности. Неужели вам это не понятно?

Вице-президент отхлебнул пунша:

— Ну, если не для печати, то скажу: конечно, мне это понятно, встать на нашу сторону, достопочтенный.

Гарольд спросил:

— А как ты думаешь, Джордж, сколько нам осталось?

— Мои эксперты утверждают, что пройдет еще лет восемь-девять, затем крах денежной системы неизбежен.

— Что мне импонирует как банкиру, - проговорил Хейворд,—так это идея дисциплины. Дисциплины во всем. И в финансах, и в самом правительстве.

Дж. Дж. Квотермейн, подписав счет, который ему подали, напыщенно произнес:

— И вы увидите, что она будет! Это я вам говорю! Игра продолжалась. Джордж и Роско сидели без дела, пока Гарольд Остин с помощью сотрудников секретной службы искал затерявшийся где-то в кустах голь-фовый мячик. Неожиданно наступил тот самый момент, которого так ждал Хейворд. Вышло это, казалось бы, совершенно непреднамеренно, почти случайно.

— Так что же, ваш банк намерен иметь дело с «Супранэйшнл? — спросил Джордж.

— Да, мы об этом подумывали,—в тон ему ответил Хейворд.

— Мы расширяем сферу влияния в области международной телефонной радиосвязи. Хотим захватить контроль над ключевыми телефонными и широковещательными компаниями. Одни из них—правительственные, некоторые частные. Конечно, мы не хотим огласки во избежание националистической возни и воплей о суверенитете. «Сунатко» предоставит им современную технологию и эффективное обслуживание; сами они, понятно, такую роскошь позволить себе не могут. Посредством стандартизации мы включим их в мировую систему связи, В ближайшие три года мы будем контролировать примерно сорок пять процентов всей доступной нам системы связи на земле. Конкурентов у нас нет. Для Америки это очень важно. Я бы сказал, это жизненно важно для того же промышленно-военного комплекса...

— Да,—согласился Хейворд,—это крупное дело.

— Я бы хотел, чтобы ваш банк выделил нам кредит в пятьдесят миллионов долларов, но по самой низкой процентной ставке.

— Разумеется. Сделка будет идти на самых льготных условиях.

Хейворд знал, что гигантская ссуда обойдется Квотермейну малой кровью. В банковском деле издавна повелось так, что самые богатые клиенты платили наименьшие проценты, и наоборот.

— Конечно, придется подумать,—сказал Хейворд,— как обойти юридические ограничения, вытекающие из федеральных законов...

— Юридические ограничения? Я лопну от смеха! Есть десятки способов обойти их в любое время. И вы это знаете не хуже меня...

В силу американских банковских законов запрещалось выдавать ссуду, которая превышала бы десять процентов основного капитала банка-заимодавца, одному заемщику. Смысл законов состоял в защите мелких вкладчиков от банковских крахов. В данном же случае пятидесятимиллионный заем, предоставленный «Сунатко», значительно превосходил бы этот лимит.

— Обойти закон,—сказал Большой Джордж,—можно, например, распределив заем по моим филиалам. А мы сами переведем деньги куда нам нужно.

Роско кивнул:

— Так, конечно, можно...

Разумеется, подобная сделка нарушала дух закона, хотя буква его формально соблюдалась. Роско прекрасно знал, что этой лазейкой то и дело пользовались все крупнейшие и престижные банки.. Тем не менее, объем предстоящих обязагельств банка потряс Хейворда. Он думал, что речь пойдет, допустим, первоначально о двадцати миллионах, и постепенно будет увеличиваться наряду с развитием деловых отношений между «Сунатко» и ПКА.

Словно прочтав его мысли, Большой Джордж сказал напрямик:

— Всегда не любил возиться с мизерными суммами. Если пятьдесят миллионов больше, чем вы в состоянии выделить, забудем о сделке. Я сделаю предложение «Чейз Манхеттену».

Столь заманчивое дело, из-за которого Хейворд прилетел сюда, казалось, выскальзывало из рук.

Роско поспешно сказал:

— Нет, нет, что вы! Сумма нам по плечу. Он принялся за мысленный подсчет возможностей ПКА. Никто не знал их лучше, чем он. Да, пятьдесят миллионов для «Сунатко» можно наскрести. Правда, придется потуже затянуть пояс при малых операциях и почти полностью прекратить выдачу ссуд под ипотеки, но, тем не менее, выкрутиться можно. Один большой заем такому клиенту, как «Супранэйшнл», принесет значительно большую прибыль, чем бездна малых займов, которые сами по себе обходятся дороговато, да и радости от них почти никакой...

— Я лично выступлю в поддержку вашего кредита, используя при этом всю свою власть,— решительно сказал Хейворд.—И я уверен, что со мной согласятся...

Большой Джордж лаконично ответил;

— Отлично!

— Конечно, моя позиция была бы значительно сильней, если бы я мог обещать нашим директорам место в правлении «Сунатко»...

Большой Джордж повертел в руках мячик:

— Ну, это можно легко устроить. Но вашему банку надо будет скупить побольше наших акций. Давно пора, чтобы нас активней покупали, тем самым поднимая котировку...

Со все возрастающей уверенностью Хейворд заявил:

— Это можно будет оговорить наряду с другими моментами. Но поскольку «Супранэйшнл» будет иметь у нас активный счет, возникнет вопрос о компенсирующем остатке...

То, что сейчас происходило, было как бы ритуальным танцем банкира и клиента: «почеши мне спину, а я почешу тебе»...

Дж. Дж Квотермейн раздраженно сказал:

— Не морочьте мне голову пустяками. Сегодня приедет человек, который занимается финансовой стороной этого дела. Некто Инчбек. Завтра он полегит с нами обратно, вот вы вдвоем и обсудите все детали...

Тем самым Большой Джордж дал понять, что деловая часть встречи завершена.

Партию выиграли Хейворд и Большой Джордж. Хлопнув Байрона Стоунбриджа по плечу, Квотермейн воскликнул:

— Теперь я надеюсь, что моя кредитоспособность в Вашингтоне возрастет как никогда!

— Зависит от того, что ты попросишь,—хитро улыбнулся вице-президент.— И насколько ты скромен в своих просьбах...

Повернувшись к Хейворду, Джордж сказал:

— Мне понравилось, как ты играл, партнер! Мне кажется, Роско заслужил приз .. Правда? Все согласились, и Джордж рявкнул:

— Он получит место в Совете директоров «Сунатко». Как тебе нравится такой приз?

Хейворд улыбнулся:

— Шутить изволите?

Лицо председателя «Сунатко» помрачнело:

— Не признаю шуток, когда речь идет о «Сунатко»... Только сейчас Хейворд понял, что Джордж цементировал сделку, которая только что состоялась. Если Хейворд при всех согласится, то это значит, что он берет на себя определенные обязательства... Его колебания длились, однако, недолго.

— Если вы всерьез,—сказал он,—я буду просто в восторге, получив официальное предложение.

— За этим дело не станет...

Итак, все произошло настолько молниеносно и оглушительно, что Хейворд еще не мог ушам своим поверить. Он ожидал, что «Сунатко» остановит свой выбор на ком-нибудь другом. Но быть избранным лично Дж, Дж. Квотермейном—это кое-что значило... Список членов Совета директоров «Сунатко» представляет собой своего рода справочник «Кто есть кто» в большом бизнесе и финансах.

Большой Джордж, посмеиваясь, сказал:

— А заодно последишь и за деньгами вашего банка... Хейворд перехватил взгляд достопочтенного Гарольда и кивнул ему головой. Его коллега по Совету директоров ПКА так и сиял.