5rik.ru

Второй вечер на Багамских островах, проведенный во владениях Квотермейна, существенно отличался от предыдущего. Все вели себя куда более непринужденно, и Роско Хейворду казалось, что он знал причину этой непринужденности,

Он был уверен, что Рета провела прошлую ночь с Гарольдом Остином, а Криста—с Байроном Стоунбриджем, и боялся, что о нем с Эврил подумают то же самое. Большой Джордж, судя по всему, был отлично осведомлен о всем происходящем в его доме.

К сумеркам все расположились на террасе, у бассейна. Роско был в приподнятом настроении. Он наслаждался жизнью, ему нравились знаки внимания, которые оказывала ему Эврил, особенно теперь, когда удалось противостоять соблазну. А раз так, то зачем отказывать себе в приятном обществе? И, конечно, главная причина этой легкой эйфории заключалась в том, что «Супранэйшнл» закрутила такой роман с Первым Коммерческим... А головокружительный личный трофей—место в Совете директоров «Сунатко»? Нет, нет, он просто не сомневался, что и то и другое невероятно поднимает его престиж в ПКА. Восшествие на банковский престол отныне казалось ему само собой разумеющимся. Днем у него состоялась краткая беседа с главным бухгалтером «Супранэйшнл»—Стенли Инчбеком, который, как и говорил Большой Джордж, специально прилетел сюда для переговоров. Затем Инчбек долго сидел в кабинете с Дж. Дж. Квотермейном, хотя на вечер его не пригласили.

Стоя днем у своего окна на втором этаже, Роско видел, как Дж. Дж. Квотермейн и Байрон Стоунбриаж целый час гуляли в саду, занятые, по всей видимости, важным разговором. Что-либо услышать из этого разговора было нельзя, но, судя по жестам. Большой Джордж в чем-то пытался убедить вице-президента, а тот перебивал его, видимо, уточняя что-то для себя. Хейворд задумался было—что могло так интересовать «Сунатко» в Вашингтоне, но решил, что этого он все равно не узнает. Да и стоило ли ломать себе голову в этот наполненный сладким запахом цветов вечер... Большой Джордж, вновь заступивший на вахту радушного хозяина, громогласно объявил:

— Никаких экскурсий, веселимся дома! Мажордом, лакеи и музыканты почтительно удалились.

Рета и Эврил радостно закричали:

— Вечеринка, вечеринка!

Стоунбридж потребовал уточнить, какую именно вечеринку им хотелось бы устроить, и Криста, слегка захмелевшая от шампанского, воскликнула:

— Хочу провести вечеринку в бассейне! Хочу плавать!

Стоунбридж подзадорил:

— Так что же мешает?

— Ничего, Бай, миленький! Абсолютно ничего! Криста поставила бокал с шампанским на парапет, молниеносно сбросила туфли, расстегнула платье и змеиным движением выскользнула из него. Под платьем оказалась комбинация. Криста сняла ее через голову и отшвырнула прочь. Обнаженная, улыбающаяся, великолепно сложенная, с высокими упругими грудями и ниспадавшим на плечи водопадом черных волос, она была похожа на известную скульптуру Майоля, С высоко поднятой головой Криста спустилась с террасы к освещенному бассейну, нырнула в воду, переплыла весь бассейн и крикнула:

— Восхитительно! Все за мной!..

— За кем за кем, а за мной дело не станет! — крикнул Стоунбридж и, сбросив спортивную рубашку, брюки и туфли, такой же обнаженный, как Криста, разве что менее привлекательный, бросился в бассейн. Мун-Бим и Рета, посмеиваясь, уже раздевались.

— Держитесь!—кричал Гарольд Остин.—Утоплю! Роско Хейворд глядел на Кристу со смешанным чувством удивления и восторга и не заметил, как к нему подошла Эврил.

— Росси, миленький,—попросила она,—расстегни «молнию».

Она повернулась к нему спиной.

Он сделал жалкую попытку дотянуться до «молнии», не вставая со стула.

— Неумеха,—сказала Эврил,—встань! Трясущимися руками Роско пытался справиться с непослушной «молнией».

— Ну, что ты там копаешься?

— Не поддается,— багровея, пробормотал финансист. Закинув руки за спину, Эврил сказала:

— Давай-ка я попробую...

Она резко потянула молнию вниз и уверенным движением плеч сбросила с себя платье.

— Чего же ты ждешь?—капризно сказала она.— А кто мне расстегнет лифчик?

Его руки тряслись, он старался не смотрегь на ее великолепное тело... Лифчик упал. Эврил грациозно повернулась к Роско и поцеловала прямо в губы. Его ладони, так и застывшие в воздухе, коснулись ее груди.

— Идем, поплаваем?

Он отрицательно помотал головой.

— Тогда — пока!

Подобно языческой богине греха, ослепляя его своей обнаженностью, она сошла вниз и присоединилась к шестерке, барахтавшейся в бассейне.

Дж. Дж. Квотермейн остался сидеть в шезлонге. Он отхлебнул бренди, хитро глядя на Хейворда:

— Я тоже не ныряльщик, хотя порой, в своей компании, совсем неплохо чуть-чуть распуститься...

Часом позже, как и прошлой ночью, Эврил проводила Хейворда до дверей его спальни.

— Доброй ночи, моя милая юная леди,—сказал он.—И, пожалуйста, не напоминайте мне о том, что ваш номер—седьмой. Уверяю вас, что мне ничего не понадобится...

Время тянулось невыносимо. Дважды он собирался встать и подойти к селектору, стоявшему на с голике и дважды горячо молился о ниспослании твердости духа! Наконец он не выдержал и нажал клавишу с цифрой «семь»...

В середине апреля Вандервоорт встретился с Томом Строэном, вице-президентом банка, который еще в январе вместе с Алексом выступил против сокращения финансирования проекта «Форум Ист». Теперь он полностью поддерживал выдачу огромной ссуды «Сунатко». Встреча оказалась бурной: они обсуждали дела этой корпорации.

— Ты слишком нервничаешь, Алекс, — настаивал Том.—Вероятность риска равна нулю. И, кроме того, «Сунатко» окажет нам большую поддержку. В этом я уверен.

Алекс проговорил с раздражением:

— Риск всегда есть, и ты это знаешь не хуже меня. И не «Сунатко» меня беспокоит. Подумай о том, на какие лишения нам придется пойти в связи с такой колоссальной суммой. Пятьдесят миллионов!.. Оба знали, о каких лишениях шла речь, поскольку Роско Хейворд распространил среди членов Совета и комиссии по финансовой политике банка меморандум, подписанный Джеромом Паттертоном. В нем перечислялись те, кому придется отказать в кредитах, чтобы выделить пятьдесят миллионов для «Супранэйшнл»...

Накладывалось вето на все небольшие займы и закладные.

— Ведь это временно!—горячился Том.—Через три месяца, может быть, даже раньше, мы снова вернемся к прежней политике...

— Блажен, кто верует,—сказал Алекс.—Только не я...

Маневр Хейворда-Паттертона был противен не только убеждениям Алекса, но и его интуиции финансиста. Он считал совершенно неправильным направлять банковские фонды в один канал, одному промышленному комплексу в ущерб всему обществу. Пусть финансирование такого комплекса принесет значительно большие прибыли, но даже с чисто деловой точки зрения обязательства, которые брал на себя банк по отношению к «Сунатко» через ее филиалы, представлялись ему чрезмерными.

Он понимал, чго при голосовании останется в меньшинстве, точнее—один против всех. Верхушка банка была в восторге от романа с «Супранэйшнл», и Хейворд ходил именинником. Мерзкое чувство не покидало Алекса, хотя финансовое положение «Супранэйшнл» внешне не вызывало никакой тревоги. Балансовые отчеты свидетельствовали, что гигантский конгломерат буквально лоснился от жира. Что касалось его реноме, то он стоял рядом с такими гигантами, как «Дженерал Моторс», «Ай-Би-Эм», «Дюпон» и им подобными... Возможно, думал Алекс, это подавленное настроение объяснялось тем, что его личное влияние в банке падало. А оно действительно падало. Особенно это стало заметно в последние несколько недель.

Зато дела Роско в этом плане резко шли вверх. После двухдневного вояжа на Багамские острова с Дж.Дж. Квотермейном он пользовался полным доверием и вниманием Паттертона. А тот факт, что Алекс отнюдь не выражал восторгов по этому поводу, рассматривалось всеми как проявление зависти.

Алекс видел, что теряет поддержку и сочувствие даже у тех, кого в недалеком прошлом считал своими сторонниками.

— Необходимо признать,—продолжал Строэн,—что сделка с «Сунатко» на редкость соблазнительна. Ты слышал, что Роско заставил их согласиться на компенсационный остаток в размере десяти процентов? Компенсационный остаток был особой формой банковской договоренности. Обычно ее добивались в результате упорной торговли между банком и заемщиком. Банк настаивал на том, чтобы заранее оговоренная часть любого займа хранилась на текущем счете. Депоненту он не приносил никакой прибыли, хотя в любое время был доступен для банка, и банк мог им распоряжаться по собственному разумению. Таким образом, заемщик не получал полную сумму своего займа, благодаря чему реальные проценты, которые он платил банку,оказывались значительно выше, чем предварительно обусловленные.

— Итого,—настаивал Том Строэн,—пять миллионов долларов будут числиться на «Сунатко», а пользоваться ими будет ПКА!

— Я надеюсь,—сказал Алекс,—что для вас не секрет и обратная сторона этого убаюкивающего предприятия...

— Ну,—неуверенно заметил Том,—мне говорили, что достигнута некоторая договоренность и в этом смысле. Так что я не вполне согласен с тем, чтобы квалифицировать это как обратную сторону медали...

— Черт подери! А как же это назвать, по-вашему? Мы оба прекрасно знаем, что по настоянию «Сунатко» достигнуто соглашение о том, чтобы мы произвели массовую закупку их акций!

— Очень может быть, но в документах это не отражено.

— Конечно, нет! Дураков теперь мало... Алекс пристально взглянул на собеседника:

— Вы же имеете доступ к цифрам. Сколько их акций мы уже скупили на сегодня?

Строэн поколебался, затем вынул из стола листок бумаги.

— На сегодняшний день—97 тысяч,—сказал он. Алекс ехидно заметил:

— Представляю себе, как в «Сунатко» потирают руки. Наши покупки подняли стоимость каждой акции на пять долларов! Это значит, что только за последнюю неделю мы вогнали почти пять миллионов долларов, принадлежащих нашим клиентам, в закрома «Супранэйшнл». А зачем?

— По-моему, это—прекрасное вложение денег. Учтите, что весьма серьезные прибыли, которые мы получим, пойдут на всевозможные общественные фонды.

— Что мы конкретно знаем о «Сунатко», Том? Любой из нас? Во всяком случае, что такого особенного мы узнали сегодня из того, чего не знали, скажем, две недели назад? И почему до сей поры наш отдел ценных бумаг никогда не покупал ни единой акции «Супранэйшнл?»... — одним духом выговорил Алекс.

Несколько смутившись, Том ответил:

— Ну, я думаю, Роско считает, что, войдя в их Совет директоров, он сможет более внимательно следить за деятельностью этой компании.

— Извините, Том, но вы меня разочаровали. Вы никогда не хитрили сами с собой, особенно в тех случаях, когда подлинные причины некоторых сделок были вам хорошо известны...

Строэн покраснел.

— Неужели вы не понимаете,—продолжал Алекс,— какой разразится скандал, если федеральные ревизоры доберутся до всего этого? Налицо—тайная сделка, вопиющее нарушение закона об ограничении сумм займа. А использование денег наших клиентов в собственных интересах банка?

Строэн резко ответил:

— Если все это и так, то не первый раз такое делается и, кстати, в нашем же банке.

— К сожалению, вы правы, но это нас отнюдь не оправдывает...

— Послушайте, Алекс,—сказал Том,—давайте начистоту. Я хочу предупредить вас, что завтра я намерен поддержать заем для «Супранэйшнл».

— И я очень огорчен, поверьте! — горячо воскликнул Вандервоорт...

Нельзя сказать, чтобы Алекс этого не ожидал. Про себя он подумал: «Как долго еще продлится мое одиночество?» Теперь в любую минуту он мог оказаться уже совсем один.

Заседание Совета директоров Первого Коммерческого Американского банка состоялось в конце апреля и стало весьма знаменательным событием. Тон его был задан еще до обсуждения повестки дня. Хейворд, необыкновенно радостный, сияющий, в новом светло-сером костюме пришел в конференц-зал задолго до остальных и встречал участников заседания у входа. Было ясно, что большинство членов Совета не только знали о сделке с «Сунатко», но и горячо поддерживали ее.

— Поздравляю, Роско!—сказал Филипп Иохансен.— Ты перевел нашу команду в класс «А... Так держать, старина!

Сияя, Хейворд отвечал:

— Благодарю за поддержку, Фил. Вам я могу сказать, что у меня на примете новые мишени...

— Уверен, что ты не промахнешься!

Флойд Лобер, директор с густыми мохнатыми бровями, член Совета «Дженерэл Кейбл корпорейшн» с энтузиазмом потряс руку вице-президента:

— В восторге от того, что вы вошли в «Сунатко». Должен сообщить вам, что моя компания начала скупать ее акции. Хотелось бы с вами поговорить на эту тему особо...

— Согласен! Давайте встретимся на следующей неделе,—благосклонно ответил Хейворд.—Можете не сомневаться, что я вам посильно помогу.

Лобер отошел, не скрывая удовольствия на морщинистом лице. Гарольд Остин понимающе подмигнул Хейворду:

— Наша поездочка начинает окупать себя. Высоко взлетел!

— Гарольд,—с чувством сказал Хейворд,—если я могу чем-нибудь отблагодарить тебя...

— Уж в этом ты не сомневайся,— ответил достопочтенный Гарольд и поспешил занять свое место за столом Совета.

Даже у Леонарда Кингсвуда, энергичного председателя «Сталь Нортем», нашлись добрые слова для Хейворда:

— Слышал, что вам удалось загнать в наше стойло «Супранэйшнл», Роско. Первоклассная сделка!..

Последними вошли Джером Паттертон н Алекс Вандервоорт. Паттертон постучал молоточком по столу и объявил, что сегодня первым и основным вопросом повестки дня будут займы, подлежащие утверждению.

Послышался шорох страниц, директора уткнулись в бумаги.

— Как всегда, джентльмены, вам дана возможность детально ознакомиться с предложениями правления банка. Особый интерес, как вы уже, вероятно, знаеге, представляют наши новые отношения с корпорацией «Супранэйшнл». Лично я доволен условиями, которые нам удалось выговорить, и всемерно рекомендую их вашему одобрению... Роско, благодаря которому мы получили это дело, сам расскажет о нем и ответит на все ваши вопросы...

— Спасибо, Джером.

Роско Хейворд встал и привычным движением протер пенсне:

— Джентльмены! Прежде чем брать на себя какие-то обязательства, связанные с долгосрочным кредитованием, необходимо убедиться, что организация, занимающая у нас деньги, финансово крепка. Даже если это такая организация, как «Супранэйшнл». В приложении «Б», которое находится в ваших синих папках, вы найдете мое резюме о состоянии дел и прибылей группы «Сунатко», включая все ее подразделения и филиалы. Как вы видите, оно превосходно, и наш риск будет минимальным...

Первым подал голос Уоллес Спири, владелец компании научных приборов:

— Роско, если уж вы это гарантируете, то я поддерживаю сделку на сто процентов!

Послышались возгласы одобрения.

Алекс Вандервоорт что-то рисовал в своем блокноте...

— Спасибо, Уолли и джентльмены! Я надеюсь, что ваше доверие будет также оказано соответствующим мерам, которые я рекомендую в данном случае. Хотя рекомендации и были перечислены на бумаге, Роско, тем не менее, рассказал о них подробно. Немедленное предоставление кредита полностью; сокращение финансирования по другим позициям также немедленное. Сокращение, по словам Хейворда, будет отменено, как только это станет возможным и целесообразным...

— Я рекомендую эту сделку Совету,—закончил Хейворд,— и ручаюсь, что наши собственные прибыли будут прекрасно смотреться на ее фоне.

Хейворд откинулся на спинку кресла, а Джером Паттертон объявил:

— Переходим к обсуждению.

— Откровенно говоря,—сказал Уоллес Спири,—я не вижу надобности в обсуждении. Все и так ясно. Я считаю, что мы являемся свидетелями блистательной сделки. Прекрасные перспективы! Я предлагаю одобрить заем.

— Поддерживаем! Поддерживаем!..

— Что ж,—сказал Паттертон.—Голосуем!

Его председательский молоточек повис в воздухе.

— Нет еще,— спокойно проговорил Алекс Вандервоорт. Он отбросил карандаш в сторону.—Я полагаю, что мы не должны ставить вопрос на голосование, не обсудив это дело более детально...

Паттертон глубоко вздохнул и опустил руку с молотком. Несмотря на то, что Алекс предупреждал его о своих намерениях, Паттертон надеялся, что, видя единодушное настроение членов Совета, Вандервоорт не будет противиться.

— Я искренне сожалею,—говорил Вандервоорт,—что я один не согласен с моими коллегами—Джеромом и Роско. Но, по долгу совести, я не могу скрыть мою глубокую озабоченность в связи с этим займом и мое решительное несогласие с ним.

— А в чем дело? Может, вашей подружке несимпатична корпорация «Сунатко»?..

Этот ехидный вопрос был задан Форестом Ричардсоном, давним членом Совета ПКА.

Алекс покраснел. Несомненно, директора помнили, что его имя было связано с Марго и кампанией, которую она три месяца назад вела против банка. И хотя он вовсе не собирался позволить кому-либо лезть в его личные дела, Алекс все же решил воздержаться от резкого ответа.

— Мисс Бреккен и я не обсуждаем банковские проблемы. И я уверяю вас, что и на эту тему у нас разговора с ней не было...

Кто-то спросил:

— А что именно, Алекс, вам не правится в этой сделке?..

— Все!—невозмутимо заявил Алекс.

За столом раздались возгласы раздраженного удивления. Все повернулись к Алексу и посмотрели на него с нескрываемым неудовольствием.

Джером Патгертон кротко сказал:

— В таком случае, поделитесь же с нами своими соображениями.

— Да, это я и намерен сделать. Алекс взял папку и вытащил из блокнота листок со своими заметками:

— Начнем с того, что я возражаю против слишком больших обязательств, которые мы берем на себя по отношению к одному клиенту. И, мало того, что, на мой взгляд, риск неоправдан, мы еще и нарушаем мошеннически статью 23 Федерального резервного акта...

Роско Хейворд подскочил с места:

— Я возражаю против слова «мошеннически»!

— Одного возражения мало: правда остается правдой,—ответил Алекс.

— Какая же это правда? Мы четко разъяснили, что не вся сумма дается непосредственно «Сунатко», а идет разным ее филиалам. Вот, смотрите! Все они указаны в этом списке!

— Но ведь они давно вполне самостоятельны, со своими уставами и правами...

— Тогда почему же сегодня, да и раньше мы говорили только о «Супранэйшнл»?

— Ради простоты и удобства,— ответил Хейворд.

— Но ведь это же не секрет,—настаивал Алекс,— что как только банковские деньги поступят на счет любой такой компании, Квотермейн немедленно заберет их и разместит так, как ему заблагорассудится!

— Одну минуточку,— прервал их Гарольд Остин, стуча ладонью по столу.—Джордж Квотермейн мой добрый друг. И я не могу слушать, как его обвиняют в нечестности.

— А никто и не говорит о его нечестности,—продолжал Алекс.— Я совсем о другом, Я о том, что это вообще типично для деятельности любой большой корпорации. И здесь то же самое. Большие суммы постоянно имеют хождение между подразделениями «Супранэйшнл», это же видно из их банковских отчетов. И это подтверждает, что в конце концов мы даем деньги одному учреждению.

Отвернувшись от Алекса и обращаясь к членам Совета, Остин сказал:

— Я хочу напомнить, что знаю Квотермейна достаточно хорошо, равно как и корпорацию «Супранэйшнл». Вам также известно, что я в определенной степени несу ответственность за встречу на Багамах, где это дело было оговорено. И я утверждаю, что это—исключительно полезная сделка для нашего банка!

Наступившую тишину прервал Филипп Иохансен:

— Скажите, Алекс, может быть, вы просто ревнуете к Роско? Что это его пригласили сыграть в гольф на Багамах, а не вас?

— Нет и еще раз нет!

Кто-то скептически заметил:

— Что-то не похоже!

— Джентльмены, джентльмены!—Джером резко постучал молоточком по столу.

Сдерживаясь, Алекс продолжал:

— Я повторяю, что этот заем является слишком большим обязательством по отношению к одному заемщику. Более того, делать вид, что заемщик не один, это просто попытка закрыть глаза на грубое нарушение закона. И все присутствующие здесь понимают это!

— Лично я так не думаю,—сказал Роско Хейворд.—И продолжаю утверждать, что ваша интерпретация— предвзятая и ошибочная...

Это было из ряда вон выходящее заседание. За исключением редких случаев Совет штамповал подготовленные решения, и лишь кое-когда директора позволяли себе вполне благонамеренные комментарии...

Слово взял Леонард Л. Кингсвуд.

Он мягко сказал:

— Алекс, в том, что вы говорите, есть определенный смысл. Но в данном случае мы не делаем исключения из правил. Так всегда было между большими банками и крупными корпорациями...

Вмешательство председателя «Нортем» было весомым. На последнем заседании в декабре Кингсвуд возглавил группу, которая поддерживала кандидатуру Алекса на пост президента. Он продолжал:

— Откровенно говоря, и у моей компании рыльце в пушку...

Алекс сожалеюще покачал головой:

— Извините меня, Лен, но все равно я считаю, что мы идем на преступление. Особенно, если учесть, что Роско стал членом Совета «Сунатко», нас обвинят в сомнительных делах с этой корпорацией...

Леонард Кингсвуд сжал губы, но ничего не сказал. Зато высказался Филипп Иохансен:

— И если после всего этого вы хотите, чтобы мы поверили, что вы не завидуете Роско Хейворду, вы сумасшедший!

Роско не сумел сдержать улыбку.

Алекс меланхолично сказал:

— Мне иногда кажется, что мы не извлекаем для себя никаких уроков. Со всех сторон — общественность, конгресс, наши клиенты, пресса—обвиняют нас в закулисных плутнях и игре интересов. И если быть честным с самими собою, в основном это—правда. И все-таки мы продолжаем культивировать коррупцию. Войди в мой совет, а я войду в твой. Став директором «Супранэйшнл», чьи интересы Роско будет защищать в первую очередь? «Супранэйшнл»? Или Первого Коммерческого? А здесь за кого он будет ратовать?

— Если быть последовательным,—сказал Форест Ричардсон,— то половину членов этого Совета можно обвинить в своекорыстной игре интересов!

Не обращая внимания на возрастающую враждебность, Алекс продолжал:

— Другие аспекты займа беспокоят меня не меньше. Чтобы предоставить такую сумму, мы должны сильно урезать на малых ссудах и закладных. Где же тогда окажутся общественные интересы?

Джером Паттертон проворчал:

— Было же четко и ясно сказано, что это временно.

— Да,—признал Алекс.—С той разницей, что не было сказано, как долго это продлится...

— Ну что ж, мы выслушали ваше мнение,— подвел итог Джером Паттертон.— Быть может, перейдем теперь к голосованию в целом?

— Нет,—сказал Алекс.—У меня есть еще одно возражение!

Паттертон и Хейворд обменялись ироническими взглядами.

— Я уже говорил об игре интересов,—продолжал Алекс. Хочу предупредить вас о еще большем нарушении. С тех пор как начались переговоры с «Сунатко», наш отдел ценных бумаг скупил,—он поглядел в записку,—сто двадцать три тысячи акций «Супранэйшнл». Благодаря таким крупным закупкам, совершенным на деньги наших клиентов, акции «Сунатко» поднялись на семь с половиной пунктов. Насколько я понимаю, это было оговорено как условие нашей сделки с «Сунатко»...

Слова его утонули в возгласах протеста. Хейворд вскочил на ноги, его глаза гневно сверкали:

— Это преднамеренная ложь! Алекс возразил:

— Факты упрямая вещь.

— А ваша интерпретация—ложь! «Сунатко» самим господом богом предназначена для инвестиций.

— Я считаю своим долгом предупредить Совет,— сказал Алекс,— что если он ратифицирует сделку с «Супранэйшнл» на таких условиях, мы об этом пожалеем. У меня всё.

Шум в зале постепенно стих. Паттертон, бледный, взволнованно сказал:

— Если нет других предложений, переходим к голосованию.

Против предложения о сделке с «Супранэйшнл» проголосовал один Вандервоорт.

Записка была предельно лаконична. Отпечатанная Дорой Каллагэн, доверенной секретаршей Роско, она извещала его: звонила мисс Деверо и просила передать, что находится в городе и была бы рада, если бы он смог позвонить ей в любое время. В записке указывался номер телефона.

Хейворд сразу же узнал этот номер: отель «Колумбия Хилтон». А мисс Деверо — Эврил...

Они уже дважды встречались после поездки на Багамы, каждый раз в гостинице «Колумбия Хилтон». Так развивались их отношения, начавшиеся в ту ночь, в Нассау, когда он нажал на селекторе цифру «семь»... К Эврил он поедет, как только освободится. Обязательно! Правда, это означало, что придется изменять планы на послеобеденное время и вечер, но что делать... Его мучила совесть. Он как-то корил себя во время воскресной службы в церкви. И все же понимал, что его внутренняя борьба между добром и злом была чисто умозрительной: яд Эврил оказался сильнее, чем добродетель.

Заодно он с горечью вспомнил, что ему предстояло как-то протащить решение, касавшееся дополнительных полутора миллионов долларов наличными, выпрошенных у него Большим Джорджем.

Роско насупился. Ему казалось, что вся история с инвестициями «К» была в какой-то степени ненормальным явлением, несмотря на то, что банк выполнял обязательства перед «Супранэйшнл». Он счел нужным поставить в известность Джерома Паттертона месяц тому назад в докладной, которую направил ему лично:

«Дж. Дж. Квотермейн звонил мне вчера дважды из Нью-Йорка относительно его личного предприятия. Оно ведется небольшой частной группой, во главе которой стоит Квотермейн, а Гарольд Остин входит в нее. Группа уже купила большое количество акций различных предприятий «Супранэйшнл» на льготных условиях и планирует дальнейшие закупки.

Большой Джордж хотел бы знать, возможен ли «заем К» в объеме полутора миллионов долларов на тех же условиях, какие получила «Супранэйшнл», но без компенсационного остатка. Он также сказал, что существующего остатка и так достаточно для гарантий его личного займа, в чем он, конечно, прав, хотя, с другой стороны, не предусматривается никаких перекрестных гарантий.

Я хотел бы также заметить, что по этому поводу мне звонил Гарольд Остин и очень просил поддержать просьбу Квотермейна...»

Достопочтенный Гарольд действительно звонил и без экивоков напомнил Хейворду об их договоренности— «так на так». Собственно, это был долг, который Хейворду надлежало платить Остину за его поддержку. В этой поддержке Хейворд будет нуждаться и в будущем, особенно когда временщик Паттертон уйдет в отставку через восемь месяцев. Далее Хейчорд писал:

«Откровенно говоря, проценты, которые мы получим по этому займу, крайне низки. Поэтому оказываться от компенсационного остатка — это очень большая уступка. Но, имея в виду наши дела с «Супранэйшнл», я думаю, было бы умно пойти на это. Лично я этот заем рекомендую. Согласны ли вы?..»

Джером Паттертон возвратил письмо Хейворду с лаконичным «Да», начертанным рядом с вопросительным знаком...

Зная Паттертона, Хейворд не сомневался, что президент банка «подмахнул» его записку, не вчитываясь глубоко.

Хейворд не счел нужным известить об этом Вандервоорта. Заем был слишком мал, чтобы утверждать его на банковском ареопаге. И спустя несколько дней Роско поставил свои инициалы на заявлении, на что, конечно же, имел полное право.

Правда, было еще одно дело, о котором он полностью умолчал. И вот почему...

Во время их второго телефонного разговора Большой Джордж, звонивший из отделения «Сунатко» в Чикаго, сказал:

— Я тут разговаривал с Гарольдом Остином относительно тебя, Роско. Мы оба считаем, что тебе пора принять более активное участие в нашей инвестиционной группе. Мы хотим, чтобы ты был с нами! Так вот что я для этого практически сделал: выделил тебе две тысячи акций, которые мы будем рассматривать как полностью оплаченные. Фамилии на них стоять не будет, и я их тебе отправлю почтой...

Хейворд смутился:

— Спасибо, Джордж, но, пожалуй, мне бы не следовало их брать...

— Бога ради! Это еще почему?..

— Это не совсем этично. Большой Джордж ухмыльнулся:

— Ты живешь на облаках! Но ты же отлично знаешь, что это обычная практика между клиентами и банкирами...

Допустим, это Хейворд знал, но лично таких фокусов никогда себе не разрешал. Не успел он ответить, как Квотермейн сказал:

— Послушай, парень, не будь круглым идиотом! Если тебе так удобней, будем считать, что ты получил эти акции в оплату за услуги, которые ты нам оказал, давая дельные советы касательно наших инвестиций.

Увы, никаких консультаций по инвестициям он «Сунатко» никогда не давал!..

Днем позже ценные бумаги прибыли к нему заказной почтой в конверте, который был тщательно запечатан и на котором была надпись: «Строго конфиденциально». Даже Дора Каллагэн не вскрывала такие письма...

В тот же вечер дома, просматривая инвестиционные документы, которыми снабдил его Большой Джордж, он понял, что стоимость двух тысяч акций, которые ему подарили, составляла что-то около двадцати тысяч долларов! И можно было не сомневаться, что при удачном развитии дела эта стоимость значительно возрастет. Поколебавшись еще неделю, Роско не выдержал соблазна и спрятал ценные бумаги в личный сейф. Тем самым он, по существу, обокрал свой собственный банк. С другой стороны, он заработал эти деньги своими нервами, и если Большой Джордж, ценя это, делал дружеский жест, то почему отказываться от них?.. Но на этом тревоги и сомнения Роско не кончились. Через неделю Большой Джордж опять позвонил ему, на этот раз из Амстердама, и попросил дополнительно выделить еще полтора миллиона долларов.

— Сейчас,—сказал он,—есть уникальная возможность для нашей группы скупить здесь большую партию акций. В ближайшее время эти акции взлетят чрезвычайно высоко. Не могу подробно рассказать все по телефону, Роско, поэтому уж ты поверь мне!

— Верю, конечно же, верю, Джордж!—сказал Хейворд.— Но вдруг банку потребуются подробности?

— Детали получишь завтра с курьером. И, кстати, прошу не забывать, что ты ведь теперь один из наших...

Некоторое время у Хейворда было гадко на душе. Дж. Дж. Квотермейн, очевидно, считал его купленным на корню. Но на следующий день «Уолл-стрит джорнэл» и другие газеты подробно сообщили на видных местах о колоссальной операции, которую провернул Квотермейн, присоединив большой промышленный европейский комплекс к «Сунатко». Это был своего рода коммерческий переворот, благодаря которому акции «Супранэйшнл» взлетели в Нью-Йорке и Лондоне буквально до небес, и в свете этого катаклизма заём, оказанный ПКА этой корпорации-гиганту, казался тем более оправданным.

...Когда Хейворд вышел в приемную, мисс Каллагэн как обычно улыбнулась ему и сказала:

— Остальные письма и сообщения на вашем столе, сэр.

Вернувшись в кабинет, он отодвинул груду материалов в сторону и набрал номер, который должен был соединить его с маленьким личным раем...

...Лежа в постели, Хейворд внимательно осмотрел спальную комнату. Это была типичная хилтоновская спальня—чистая, комфортабельная и совершенно безликая. Такая же гостиная была за дверью: сегодня, как и в прошлый раз, Эврил сняла двухкомнатный номер. Они провели здесь все послеобеденные часы. Затем официант принес ужин. После его ухода Хейворд нерешительно сказал, вертя в руках кошелек с деньгами:

— Ты должна была позволить мне оплатить все это... Дело было в том, что несколько минут назад Эврил сама подписала счет, поданный официантом.

— Но почему, Росси?

— Потому что я должен взять на себя хоть часть твоих расходов: оплата гостиницы, стоимость перелета из Нью-Йорка... Мне кажется, что ты слишком тратишься, тебе это не по карману!

Она взглянула на него с любопытством и звонко рассмеялась:

— Дурашка! Неужели ты думаешь, что за это я плачу из своего кармана?! Росси, миленький, да ты совсем рехнулся...

— Кто же тогда платит?

— «Супранэйшнл», старый ты глупышка! И номер, и ужин, и перелет, и мое время. Все оплачивает «Сунатко».

Она подошла к нему и поцеловала. Губы были мягкие и влажные.

Он сидел притихший, словно раздавленный, переживая высказанную с такой прямотой беспощадную правду... Шампанское еще владело его телом, но мозг работал четко.— «Ее время, ее время»... Вот это было обиднее всего. До той минуты он был искренне убежден, что по-настоящему нравился Эврил, и потому она звонила ему столько раз после Багамских островов. Ну как мог он позволить себе такую наивность? Конечно же, все было заранее подстроено и оплачено Квотермейном за счет «Сунатко». Неужели рассудок его не мог подсказать ему это? А может, нарочно не хотел он задумываться, потому что не хотел узнать правду? И если Эврил платили за «ее время», которое она проводила с ним, кто же, выходит, она была? Потаскуха! А если так, то кто же сам Роско Хейворд? Он закрыл глаза, и на ум ему пришло изречение из святого Луки, псалом 18, песня 13: «Господи, прости мне, грешному, прегрешения мои»...

Да, двух мнений тут и быть не могло. Необходимо было сейчас же узнать: сколько на него истрачено. И отправить чек на эту сумму в «Сунатко». Он начал было подсчитывать, но вдруг подумал, что не имеет ни малейшего представления о том, сколько «стоит» Эврил. Должно быть, немало...

Неожиданно и тревожно зазвонил телефон. Эврил взяла трубку и, послушав, сказала:

— Тебя, милый!

— Меня?..

Он поднес трубку к уху, и в ней раздался залихватский голос:

Хейворд недовольно спросил:

— Откуда ты, Джордж?

— Из Вашингтона. Впрочем, какое это имеет значение? У меня есть для тебя чудесные новости.

Квартальные отчеты «Сунатко»! Ты прочтешь о них завтра и газетах...

— Ты что же, специально звонишь, чтобы сообщить мне об этом?

— Помешал, что ли?

— Да нет...

Большой Джордж хмыкнул:

— Считай, что это просто дружеский звонок. Хотел узнать, все ли у вас там в порядке...

Что ж, если бы Хейворд хотел высказать протест или возмущение, то именно сейчас была для этого самая подходящая минута. Но чему было возмущаться? Доступности Эврил? Его собственному смятению?

Бодрый голос в телефонной трубке не дал ему додумать:

— Как там насчет кредита по «группе К»? Ты его уже одобрил?

— Нет, пока нет.

— Не очень-то ты торопишься, как я посмотрю...

— Да нет, не в этом дело. Так. Кое-какие формальности...

— Смотри, придется мне передать заказ другому банку!

Угроза прозвучала недвусмысленно, хотя и нисколько не удивила Хейворда: как давление, так и уступки были ритуалом во взаимоотношениях банка и клиента.

— Я сделаю все, что смогу, Джордж...

— А Эврил все еще там?

— Да.

— Дай-ка мне ее.

Хейворд передал трубку Эврил. Она внимательно выслушала то, что сказал Джордж, улыбнулась и повеснла трубку. Затем вышла в спальню и мгновение спустя появилась с большим желтым конвертом.

— Джорджи просил передать тебе вот это. Это был такой же конверт, с такой же сургучной печатью, как и тот, в котором он недавно получил в свою собственность акции группы Квотермейна.

— Джорджи надеется, что это будет приятным напоминанием о времени, проведенном в Нассау...

Сначала он подумал, что это были опять акции, и решил отказаться от них, но любопытство взяло верх.

Эврил сказала:

— Вскроешь в своем кабинете...

Он воспользовался случаем и взглянул на часы:

— Ого! Мне давно пора бежать, солнышко.

— Мне тоже. Я должна быть в Нью-Йорке сегодня ночью.

Она обняла его, и они постояли, обнявшись, некоторое время. Она шепнула ему в ухо:

— Ты такая вкуснятина, Росси. До скорой встречи! Несмотря ни на что, она по-прежнему была ему желанна...

Хейворд подъехал на такси к Первому Коммерческому банку, вошел в лифт и поднялся на тридцать шестой этаж к себе в кабинет. Там он вскрыл конверт, который дала ему Эврил. Внутри был еще один конверт; раскрыв его, он обнаружил дюжину фотографии большого размера.

На фотографиях были запечатлены Криста, Рета, Мун-Бим, Эврил и Гарольд Остин, раздевающиеся или уже обнаженные. Роско фигурировал на нескольких снимках. На одном, в окружении всех этих голых дев, на лице его читался откровенный восторг. На другом снимке Хейворд расстегивал лифчик Эврил; на третьем она его целовала, а руки его лежали на ее обнаженной груди. Случайно или преднамеренно, но на фотографиях виднелась только спина вице-президента Стоунбриджа...

Все фото были мастерски сделаны. Чувствовалось: фотограф был настоящим профессионалом. «Однако,— подумал Хейворд,—Квотермейн знает, за что платить денежки...»

Кстати говоря, на всех снимках Большой Джордж блистательно отсутствовал. Фотографии возмутили Хейворда самим своим существованием. И зачем их, собственно, ему прислали? Была ли это новая угроза? Или дурацкая шутка? У кого остались негативы и копии? Да, Квотермейн был сложным и очень опасным человеком... Первым желанием Хейворда было уничтожить эту гадость, однако время шло, а сделать этого он не мог. Взглянув на часы, он пришел в ужас: оказалось, что он торчал за столом уже полчаса. Было совершенно ясно, что брать эти фотографии домой нельзя... Аккуратно вложив их в конверт, он запер его в столе, где хранил только личные и конфиденциальные бумаги.

Чисто автоматически он заглянул в другой ящчк, где мисс Каллагэн оставляла текущую работу перед уходом домой. На самом верху лежали документы, касавшиеся дополнительных «инвестиций К». Он подумал: зачем откладывать, чего тянуть? Есть ли, действительно, какая-нибудь необходимость еще раз консультироваться с Паттертоном? Заём был делом солидным, как, впрочем, и все другие дела с Дж. Дж. Квотермейном и «Супранэйшнл». Взяв документы, Хейворд написал «Одобряю» и поставил свои инициалы. Несколько минут спустя он был внизу, в холле; банковский водитель уже ждал его в лимузине...

Начальнику службы безопасности банка Ноллану Уэйнрайту теперь редко приходилось бывать в морге.

Последний раз это случилось года три назад, когда нужно было опознать тело охранника, убитого при налете на банк. Однако в свое время, когда Уэйнрайтбыл полицейским детективом, он частенько навещал эти зловещие места, куда отвозились жертвы кровавых преступлений. Но даже и тогда он никак не мог привыкнуть к ужасному зрелищу. На этот же раз его просто тошнило...

Он приехал в морг после телефонного звонка полицейского чиновника Тимбермела. Тот сказал, что в морге лежит покойник, который, вероятно, заинтересует Уэйнрайта. Они прошли в анатомический зал.

— В том случае, если покойник окажется «ваш», скажите мне, когда вы виделись с этим человеком в последний раз?—спросил Тимбермел.

— Семь недель назад, в начале марта.

— Где?

— В забегаловке, на окраине города.

— Слышали ли вы о нем что-нибудь в дальнейшем? - Нет.

— Имеете ли вы хоть какое-нибудь представление о том, где он жил?

Уэйнрайт покачал головой. Покойный не хотел, чтобы Уэйнрайт знал его адрес. Ноллан Уэйнрайт, собственно, не знал даже настоящего имени этого человека... Правда, он назвался Виком, но это наверняка был псевдоним, и, честно говоря, Ноллан и не пытался узнать подлинное имя. Было известно лишь одно: Вик — бывший заключенный и готов стать осведомителем.

По настоянию Уэйнрайта, Вандервоорт дал согласие на вербовку агента, который попытался бы проникнуть в организацию, занимающуюся подделкой кредитных карточек банка. Их в то время появилось бесчисленное множество. Уэйнрайт использовал всевозможные каналы, по которым можно было бы проникнуть в организацию фальшивомонетчиков. Он оживил прежние контакты в подпольном мире и через подставных лиц наконец добился встречи с Виком. Тот дал согласие работать на ПКА. Это было в декабре.

В последующие месяцы у него с Виком были две встречи, которые проходили в окраинных барах. И каждый раз Ноллан давал Вику деньги с расчетом на то, что когда-нибудь они окупятся. Вик сам выходил на связь. Он звонил Ноллану по телефону и назначал место и время встречи. Ни в коем случае Ноллан не должен был пытаться найти его сам. И Уэйнрайт шел на это, так как в этом был определенный смысл.

Вик был ему несимпатичен, да симпатии и не требовалось. Бывший заключенный был скрытным, нервным человеком, явным наркоманом. Он презирал и ненавидел все и вся, включая Уэйнрайта. При третьей встрече, в марте, у Ноллана создалось впечатление, что Вик на что-то наткнулся.

Он сказал, что циркулирует слух об огромной партии двадцатидолларовых первоклассно подделанных банкнот, которые вот-вот появятся в городе. И якобы за спиной людей, их распространявших, существовала мощная подпольная организация, занимавшаяся не только изготовлением фальшивых банкнот, но и кредитных карточек. Уэйнрайт подозревал, что Вик мог и присочинить, но легкомысленно подходить к таким новостям не следовало.

Вик сказал, что ему лично должны были дать фальшивые деньги с тем, чтобы он «раскидал» их по городу. Он полагал, что если все пойдет гладко и если после реализации фальшивых денег он вотрется в доверие, то сумеет внедриться и в саму организацию. Кое-какие детали, которые, по мнению Уэйнрайта, Вик никак не мог выдумать, убедили Ноллана, что слух имел под собой реальную почву. Он согласился также и с предложенным планом действий.

Уэйнрайт всегда был убежден в том, что фальшивомонетчики подделывали и банковские кредитные карточки. Об этом он говорил Алексу Вандервоорту еще в конце октября. Так или иначе, в одном он не сомневался: будет чрезвычайно опасно внедрить в подпольный синдикат своего осведомителя, поскольку при провале его сразу же «уберут». Он счел долгом предупредить Вика об опасности, но в ответ получил циничную усмешку. Больше он его не видел...

Вчерашняя маленькая заметка в газете «Тайме Реджистер» о теле, найденном в реке, сразу же привлекла его внимание.

— Я должен предупредить вас,—сказал сыщик Тимбермел,—что останки этого человека—зрелище не для слабонервных... Брр... Врачи полагают, что в воде он провел примерно неделю. Не говоря уже о том, что лопасти транспортных судов тоже поработали над его грешным телом...

Из анатомического зала они попали в холодильник, встреченные шипением рефрижератора.

— Полюбуйтесь, на то, что от него осталось,—сказал старик служитель. Он безразлично сорвал простыню с трупа, будто постель стелил. Уэйнрайт пожалел, что пришел—тошнота подступила к самому горлу.

Они молча осмотрели тело, затем сыщик спросил:

— Есть ли какие-нибудь приметы, по которым зы можете его опознать?

— Да,—сказал Уэйнрайт.—Да.

В том месте, где на затылке кончались волосы, был красный след, несомненно, родимое пятно. Его и теперь было видно. Наметанный глаз Ноллана заметил его еще при первой встрече. И об этом он сказал Тимбермелу, который кивнул головой:

— Мы опознали его по отпечаткам пальцев. Нельзя сказать, что это были самые четкие отпечатки в мире, но мы их идентифицировали...—Детектив вытащил записную книжку.—Его настоящее имя было Кларенс Хьюго Ливинсон, Если считать это настоящим именем. У него был длинный ряд других имен и длинный послужной список всяческих преступлений...

— Газета писала, что он погиб от ножевых ран до того, как утонул.

— Вскрытие показало,—сказал Тимбермел,— что его мучительно пытали...

— Это точно?— спросил Ноллан.

— Еще бы! Мы располагаем заключением патологоанатома. Хотите взглянуть?

Уэйнрайт с трудом проглотил слюну.

— О, боже,—сказал он смотрителю,—закройте же его! Пойдемте отсюда...

За чашкой кофе в крохотном ресторане, что находился неподалеку от морга, Тимбермел сказал:

— Бедняга... кем бы он ни был, этот жалкий ублюдок, он не заслуживал такой страшной смерти. И я понимаю ваши чувства. Ведь в конечном счете вы толкнули его на это...

— Да,—согласился Ноллан, думая, что он действительно несет полную ответственность за гибель человека, которого знал под кличкой «Вик»...

— Мне понадобится заявление, мистер Уэйнрайт, в котором вы изложите суть дела.

— Конечно же, конечно. Я его напишу.

Полицейский выпустил кольцо сигаретного дыма и отхлебнул кофе.

— Как сейчас обстоят дела с поддельными кредитными карточками?

— Их все больше и больше. Иногда мне кажется, чго это—настоящая эпидемия, не говоря о том, что банку это обходится в бешеные деньги.

Тимбермел скептически заметил:

— Вы хотите сказать, что это обходится в бешеные деньги вкладчикам. Такие банки, как ваш, обычно перекладывают свои убытки с больной головы на здоровую. Вот почему ваше руководство не слишком-то беспокоится. Во всяком случае, не так, как надо бы...

— Боюсь, что здесь я возразить ничего не могу,— сказал Уэйнрайт, вспоминая, сколько раз он пытался убедить банк в необходимости увеличить бюджет для борьбы с фальшивыми деньгами.

— А качество подделки у кредитных карточек хорошее?

— Исключительное!

Детектив малость подумал и сказал:

— Совпадает с тем, что нам передавали из секретной службы по поводу «липы», которая ходит по городу. Говорят, что ее—навалом! Ну, да вы об этом сами прекрасно знаете...

— Может быть,—сказал Ноллан,—покойник был и прав, говоря, что у банкнот и карточек один источник.

Оба помолчали, затем детектив сказал:

— Я хотел бы вас предупредить вот о чем. Когда его пытали, он, конечно же, раскололся. Вы видели его.

Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь смог молчать. Вы понимаете, что он разболтал им все, в том числе и про сделку, которую заключил с вами...

— Да, я об этом думал. Тимбермел кивнул.

— Не думаю, чтобы лично вам что-нибудь грозило, но что касается людей, которые убили Ливинсона, они вас рассматривают как потенциальную угрозу. И любой человек, который хотя бы дышал с вами одним воздухом, окажись он у них в лапах, считайте—труп...

— Но...—начал Уэйнрайт.

— Послушайте, я вовсе не хочу сказать, что вы не должны больше пытаться засылать к ним осведомителей. Это дело ваше, и я о нем ничего не знаю. В любом случае, пока ничего не знаю. Но я скажу вам только если вы еще раз пошлете туда кого бы то ни было, будьте сверхосторожны и сами с ним ни за что не встречайтесь! Извините, но я повторяюсь: кем бы он ни был, но это вы его послали на такую смерть...

В тот вечер Алекс и Марго были в гостях у Луиса и Эдвины Дорси. Чтобы отвлечь мужчин от бесконечных споров за столом, Марго рассказала о судебном деле, которое она возбудила против одного крупного универмага, обвинив его в систематическом обмане покупателей. Отпечатанные на машинно-счетной станции месячные счета, как правило, были на несколько долларов больше, чем следовало с покупателя. Если же покупатель жаловался, ошибку объясняли тем, что машина допустила опечатку. Впрочем, редко кто обращал внимание на незначительно завышенную сумму, обычно платили безоговорочно...

— Когда люди видят сумму, отпечатанную машиной, они относятся к ней более доверчиво, нежели в том случае, если эту сумму называет человек,— рассказывала Марго.—Просто они не знают, что машины могут быть сознательно запрограммированы на ошибку. Как это и было в универмаге... Магазин украл десятки тысяч долларов, и я докажу это в суде!.

Марго сказала, что привлекла к расследованию частного детектива по имени Верной Джакс, удивительно старательного и знающего человека.

— Я знаю его,— подтвердил Луис Дорси.— Он вел расследование по некоторым делам федеральной контрольно-финансовой комиссии. Прекрасный специалист!

Когда они вышли из-за стола, Луис сказал;

— Избавимся от дамского общества. Пойдем в мой кабинет, Эдвина не выносит сигарного дыма...

Войдя в кабинет, Алекс с любопытством огляделся вокруг.

Огромную комнату заполняли книжные шкафы и полки для журналов и газет. В комнате стояли три письменных стола. Один—с электрической пишущей машинкой, на втором громоздились подшивки и книги, на третьем стояли картотеки.

Рядом с кабинетом была комната секретаря, ее тоже забивали до отказа всевозможные бумаги и папки. Луис взял в баре коньячные бокалы и бутылку «курвуазье».

— Для меня загадка,—проговорил Алекс,—что нужно для того, чтобы банковский бюллетень, издаваемый частным лицом, не прогорел?

— Я могу объяснить только на моем примере, но о моем бюллетене говорят как об одном из удачнейших.—Луис подал Алексу бокал и сигарную коробку.—Угощайтесь, самые лучшие. К тому же не облагаются налогом...

— Как это вам удается? Луис засмеялся:

— Видите бумажное колечко на каждой сигарете? За небольшую мзду с них снимают обычные фирменные колечки и наклеивают специальные, на которых написано: «Бюллетень Дорси». А это уже реклама, то есть деньги, затраченные на бизнес, которые не облагаются налогом, И всякий раз, закуривая сигару, я получаю особое удовольствие от того, что курю ее за счет дяди Сэма...

Алекс молча взял сигару, понюхал ее и по достоинству оценил. Стоило ли морализовать по поводу изрдяных налоговых лазеек, коль скоро сам конгресс декретировал их в таком количестве? И кто вправе обвинять человека, если он использует законы-увертки в своих интересах?

— Отвечаю на ваш первый вопрос,—продолжал Луис,— я отнюдь не делаю секрета из цели, которую преследует «Бюллетень Дорси». Моя задача состоит в следующем: помочь богатым стать еще богаче.

— Это я уже понял.

Каждый бюллетень, выпускавшийся Луисом, содержал советы, как лучше делать деньги. Что покупать, что продавать, в какой валюте платить, с какими учреждениями иметь дело, кому отдавать предпочтение на иностранных рынках и кого избегать.. Как ловчей увернуться от налога, как проворачивать сделки через швейцарские банки.. Каковы политические ситуации, ожидаемые крахи и катастрофы, которые можно использовать в целях обогащения.,. Список советов бьп бесконечно длинен, а тон бюллетеня—авторитетный и не терпящий возражений.

— К сожалению,—сказал Луис,—существует множество шарлатанских финансовых бюллетеней и они наносят ущерб бизнесу. Заодно они подрывают авторитет солидных изданий. Зачастую просто перепечатывают материалы из обычных газет, а посему грош им цена... Иные получают взятки от маклеров и заинтересованных лиц, хотя в конце концов все равно «липа» становился явной. На мой взгляд, есть пять-шесть достойных бюллетеней, но мой—номер один!..

«У кого-нибудь другого,—подумал Алекс,—такая беспардонная самоуверенность была бы вызывающей. А вот у Луиса она органична. Возможно потому, что его оракул почти всегда безошибочен. Ну, а что касается его крайне правых взглядов, то от них можно отвлечься, принять во внимание один, так сказать, финансовый субстрат...»

— Если я не ошибаюсь, вы один из моих подписчиков,—сказал Луис.

— Да, через наш банк.

— Вот экземпляр последнего выпуска, вы получите его в понедельник...

Алекс взял бледно-синие листики: четыре странички выглядели довольно убого. Текст напечатан на машинке, затем сфотографирован и уменьшен. Но он хорошо знал: скудность оформления с лихвой искупалась глубиной содержания. Луис хвастался тем, что следовавшие его советам могли за год увеличить свое состояние наполовину, а в некоторых случаях удвоить или даже утроить.

— В чем же ваш секрет?—повторил Алекс.—Как получается, что вы почти никогда не ошибаетесь?

— У меня не мозг, а компьютер... В нем хранится информация за треть века.—Луис постучал себя по лбу пальцем.—Все познания из мира финансов, которые я когда-либо получал, хранятся здесь. Кроме того, я очень легко соотношу одну информацию с другой, а прошлое с будущим. Ну, и у меня есть то, чего нет у компьютера: интуиция.

— Зачем же вам тогда возиться с бюллетенем, почему не делать состояние обычным путем?..

— Я не получил бы никакого удовлетворения! Не было бы соревнования, конкуренции. И потом,— Луис широко улыбнулся,—я совсем неплохо зарабатываю...

— Если не ошибаюсь, ваша подписка стоит...

— Триста долларов в год. Тысяча долларов в час за личные консультации.

— Я иногда задумывался, сколько может быть у вас подписчиков...

— Этим многие интересуются, но это секрет, который я тщательно охраняю.

— О, простите, я вовсе не собирался совать нос в чужие дела...

— Не извиняйтесь! На вашем месте я бы тоже полюбопытствовал... Больше того,—доверительно продолжал Луис,—я публикую по книге в год и даю примерно двадцать консультаций в месяц. Эти гонорары покрывают все мои расходы. Таким образом, доход от бюллетеня остается мне в чистом виде.

— Скажите, могли бы вы одним предложением сформулировать лучший способ помещения или накопления денег?

— Конечно! Полагаться на самого себя.

— Ну, а если человек сам не знает...

— Ничего, научится! Это не так трудно, а пристально следить за движением собственных финансовых дел даже увлекательно. Главное, ни на кого не полагаться при ответственных решениях. Особенно это касается биржевых маклеров, самых верных и беспощадных разорителей... Сюда же, впрочем, можно отнести и банковские отделы ценных бумаг...

— Вы им не доверяете?

— Черт их побери, Алекс! С крупными вкладами там еще возятся. Зато остальные вкладчики варятся в общем котле, ими занимаются низкооплачиваемые невежды.

Алекс сделал легкую гримасу, но возражать не стал. В целом Луис был прав.

Алекс перелистал свежий бюллетень. Как обычно, в нем были сложные технические консультации по узто специфическим позициям и простые практические рекомендации по держанию денег в разных валютах. Например:

В швейцарских франках: держать сорок процентов капитала.

В голландских гульденах—двадцать пять процентов.

В немецких марках—двадцать процентов.

В канадских долларах—десять.

В австрийских шиллингах—пять.

В долларах США—ничего...

В специальной колонке указывалось, какие международные ценные бумаги нужно было хранить или продавать. Взгляд Алекса пробежал по рубрике «Покупать и хранить». Затем—по рубрике «Продавать». Он чуть не подпрыгнул, прочитав после слова «Супранэйшнл» — «Продавать немедленно, где только возможно, по любой цене»...

— Скажите, Луис, а вот эта рекомендация по «Супранэйшнл»... Почему такая категоричность и экстренность? Ведь на протяжении многих лет здесь советовалось «долгосрочное хранение»!

Луис подумал, прежде чем ответить:

— Что-то меня беспокоит в «Сунатко». До меня доносятся разговоры из никоим образом не связанных между собой источников. Какие-то слухи о крупных потерях... Бухгалтерские махинации в филиалах... Все это наводит на подозрение. А вот, скажем, из Вашингтона просочилось, что Джордж Квотермейн клянчит там субсидию наподобие той, что была дана «Локхиду». Все это свидетельствует, что «Сунатко» предстоят трудные времена. Вот почему я считаю, что мои клиенты должны срочно продавать ценные бумаги «Сунатко».

— Но ведь все, о чем вы говорили, это—слухи, все это можно сказать о многих компаниях! На чем же основана ваша уверенность?

— Ее, к сожалению, нет. Просто моя рекомендация—продавать! Она основана на чистой интуиции. И я ей доверяюсь...

Луис Дорси отставил пустой бокал.

— Вернемся к нашим дамам?

— Да, пожалуй,—сказал Алекс и пошел вслед за Луисом.

Из головы его никак не выходила яысль о «Супранэйшнл».