Артур Хэйли "Менялы"

*

— Глазам бы своим не поверил! — резко сказал Ноллан Уэйнрайт.— Вот уж никогда бы не подумал, что у вас хватит наглости прийти сюда...

— Я и сам бы не решился...

Голос Майлса Истина выдавал сильное волнение,

— Я хотел прийти еще вчера, но не посмел. Сегодня я болтался возле банка целый час, прежде чем набрался смелости и решился...

— Может быть, вы это и называете смелостью, а я называю это нахальством. Ну, раз вы тут, чего вы хотите?

Они стояли друг против друга в кабинете Ноллана Уэйнрайта: великолепно выглядевший вице-президент по безопасности и отсидевший свой срок бывший сотрудник банка Истин, сжавшийся, бледный, в отрепьях... В кабинете Ноллана, по сравнению с кабинегами других руководителей, царила спартанская обстачовка. Простые крашеные стены, практичная мебель, скромный письменный стол.

— Итак, что же вам нужно?—переспросил Уэйнрайт.

Наступила длительная пауза, во время которол они разглядывали друг друга, потом Майлс проговорил:

— Мне нужна работа. Любая работа!

— В этом банке? Вы с ума сошли!

— Почему? Я был бы самым честным сотрудником, мистер Уэйнрайт...

— Пока кто-нибудь опять не толкнет вас на воровство?

— Никогда это не повторится! Неужели никто не может поверить, что я извлек для себя суровый урок?

Неужели вы думаете, что человек, побывавший в этом аду, снова поддастся на искушение?

— Лично мое мнение в данном случае не играет никакой роли. У банка есть на этот счет своя политика.

Она заключается в том, что на работу не принимаются люди, проходившие по уголовному делу. Даже если бы я захотел, я не мог бы изменить этого положения...

— Ну неужели даже попробовать нельзя? Ведь есть же должности, не связанные с материальной ответственностью... Неужели даже такую работу получить нельзя?

— Нет,— сказал Ноллан.— И потом, почему это вы так хотите вернуться именно сюда?

— Потому что я больше нигде не смог найти работу. Никакой работы и никаких шансов! Абсолютно...

— Ну-ну...

— Мистер Уэйнрайт, три недели, как я вышел из тюрьмы. Вот уже больше недели у меня нет денег. Я три дня ничего не ел...

С лица Уэйнрайта мало-помалу сошло жесткое выражение Он попросил Майлса сесть, а сам вышел из кабинета и дал своему секретарю пять долларов, чтобы тот купил в кафетерии бутербродов и молока. Когда он вернулся в кабинет, Майлс Истин сидел на стуле, всем видом воплощая отчаяние и безнадежность.

— А полицейский офицер, который за вами сейчас наблюдает, помог вам чем-нибудь? Майлс горько сказал:

— У него таких, как я, вагон. Сто семьдесят пять человек. За каждым он должен следить, вызывать каждый месяц для беседы. Что он может сделать?! Работы вообще нет. А его предупреждениями сыт не будешь. Уэйнрайт знал, о какого рода предупреждениях шла речь. Не общаться с другими бывшими уголовниками; избегать мест, посещаемых уголовниками. Нарушение этих правил вело к немедленному возвращению за решетку. Однако на практике эти правила были невыполнимы. Бывший заключенный, лишенный средств существования, был один-на-один против общества, и общение с ему подобными оказывалось единственным способом выжить.

— А где вы искали работу?

— Повсюду, где только возможно. И, поверьте, я был готов на все...

После трех недель поисков он наконец нашел место судомойки в третьеразрядном ресторанчике на окраине. Хозяин, старый меланхоличный итальянец, согласился нанять Истина. Но когда Майлс сказал, что сидел в тюрьме (а об этом он обязательно должен был ставить нанимателя в известность), он увидел, как хозяин невольно бросил взгляд на кассу. И хоть ресторатор все же хотел взять его, жена стояла насмерть. Сколько Майлс ни просил, ни к чему это не привело... То же самое происходило и в других местах.

— Если бы я сумел что-либо для тебя сделать, я бы наверное сделал,—сказал Уэйнрайт, смягчившись.— Но, к сожалению, ничем помочь не могу. Нет у нас ничего подходящего здесь, поверь мне!

Майлс мрачно кивнул головой:

— Я знал, что так будет...

— Что же ты намерен делать дальше?

Он не успел ответить, как пришел секретарь с целлофановым пакетом и сдачей. Уэйнрайт вытащил молоко и бутерброды.

— Можешь поесть, если хочешь,— проворчал Ноллан.

Майлс схватил бутерброд трясущимися руками н стал пожирав, пищу с такой скоростью, что два раза подавился. Ноллан наблюдал за ним, обдумывая что-то.

— Ты так и не ответил на мой вопрос, как думаешь жить дальше.

— Не знаю.

— А по-моему, знаешь. Хочешь соврать. Зачем?

— Какая разница...

— Я знаю, что ты решил сделать, — сказал Уэйнрайт. Пока ты старался не входить в контакт с людьми, с которыми познакомился в тюрьме. Но сейчас решил пойти к ним. Даже если тебя за это посадят...

— А есть у меня другие шансы? Если уж вы такой умный, то зачем спрашиваете?

— Значит, у тебя все-таки сохранились контакты?

— Если я скажу, что есть,— промолвил Истин с горечью, то первое, что вы сделаете, это подойдете к телефону и сообщите офицеру, который наблюдает за мной...

— Нет.—Уэйнрайт покачал головой,—как бы там ни было, я тебе обещаю, что этого я не сделаю...

— Что значит—как бы там ни было?

— Видишь ли, кое-что можно для тебя сделать. Если бы ты хотел рискнуть, конечно, Но, предупреждаю, риск очень велик...

— А что это за риск?

— Давай пока не будем об этом. Если понадобится, мы вернемся к этому разговору. Расскажи мне, пожалуйста, о людях, с которыми познакомился там, в тюрьме, и о тех, с кем сейчас можешь встретиться. Я даю тебе слово, что не воспользуюсь твоей откровенностью...

— Откуда мне знать, что вы меня не обманете? Ведь однажды вы меня уже взяли на пушку...

Ноллану живо вспомнилось, как Майлс растратил казенные деньги... Не просто растратил, а пытался свалить вину на честнейшую сотрудницу банка. Тогда Уэйнрайт приехал к Майлсу Истину ночью домой, застал врасплох и заставил признаться в преступлении.

— Ты прав,—сказал Ноллан,—гарантий у тебя нет никаких. Но будь я на твоем месте, я бы уцепился за эту возможность. Я бы поверил. Не хочешь—иди и обратно не возвращайся...

Майлс сидел молча, нервно кусая губы, потом без всякого перехода заговорил.

Он рассказал, как в тюрьме к нему впервые подошли представители мафии. Они сказали, что ему передавал привет с воли гангстер-одиночка Игорь Омински. Поскольку он никого не «заложил» ни на следствии, ни в тюрьме, его теперь считают железным парнем.

Поэтому проценты на долги Истина Оминскому и другим ростовщикам-букмекерам не будут засчитываться за время его пребывания за решеткой. Посыльный мафии сказал так: «Омински остановил часы на время твоей отсидки»...

— Но теперь-то ты на свободе,— заметил Уэйя-райт,— значит, часы опять пущены...

Майлс понимал. Он старался не думать об этом страшном долге, когда искал работу. Он держался подальше от мест, где мог встретиться с этим пиратом Омински и другими. Особенно тщательно обходил он стороной «малину» букмекеров, процентщиков и торговцев наркотиками, которая почему-то называлась клуб здоровья «Две семерки». Это был небольшой грязный клуб в отдаленных городских закоулках...

— Не знал, что он так называется,—сказал начальник безопасности банка,—но слышал, слышал об этом, с позволения сказать, клубе. У него действительно репутация прибежища всяких бандитов.

В тюрьме Майлсу также сказали, что, выйдя на волю и воспользовавшись новыми контактами, он сможет подзаработать немного денег, ему помогут рассчитаться с долгами... Не нужно обладать большим воображением, чтобы понять, каким путем он мог «подзаработать». Этот путь лежал вне закона. До сегодняшнего дня Майлс избегал новых дружков и обходил этот самый клуб, но...

— Видимо, я правильно догадывался,—вставил Уэйнрайт,— отсюда ты направил бы стопы прямо в «Две семерки...»

— О, господи, мистер Уэйнрайт! Вы же понимаете, это самое крайнее средство...

— Между нами говоря, ты сумел бы сработать на обе стороны...

— Каким это образом?

— Ты слышал что-нибудь о так называемых «двойниках»?

Майлс Истин посмотрел удивленно на шефа безопасности, потом сказал, что да, ему приходилось слышать о глубоко законспирированных агентах.

— Тогда слушай... Четыре месяца назад, когда шеф безопасности банка увидел искалеченное тело Вика, он решил, что больше никогда не пойдет на засылку в недра мафии подсадного агента. Потрясенный сознанием собственной вины, он держался за это решение и даже не пытался кого-либо завербовать. Но подвернувшаяся возможность— безвыходное положение Истина, а главное— уже установленные им связи—были слишком соблазнительны, чтобы ими не воспользоваться,

Поддельные кредитные карточки появлялись в ужасающем количестве, а их источник по-прежнему оставался неизвестным. Уэйнрайт убедился в том, что обычным розыском установить преступников невозможно. Мешало розыску и то обстоятельство, что подделка кредитных карточек в федеральном законодательстве считалась не уголовным преступлением, а лишь намерением совершить его, которое надо долго и упорно доказывать. Поэтому полицейские власти больше интересовались другими видами подделок, а кредитными карточками занимались от случая к случаю. И, к вящей скорби таких профессионалов, как Уэйнрайт, банки со своей стороны тоже не делали серьезных попыток изменить положение...

Все это рассказал начальник охраны банка Майлсу Истину. Он также предложил ему чрезвычайно простой план действий. Майлс отправляется в «Две семерки» и устанавливает полезные контакты. Он будет безропотно выполнять приказы мафиозо, чтобы заработать деньги и рассчитаться с долгами, в которые влез до «посадки».

- Я понимаю, что ты рискуешь вдвойне,—сказал Ноллан.—Если ты нарушишь закон и будешь поймай, тебя арестуют, осудят и никто тебе не поможет. Затем, если даже тебя не поймают, но офицер, у которого ты на учете, пронюхает, с кем ты якшаешься, он вне всякого сомнения отправит тебя в тюрьму.— Однако,— продолжал Уэйнрайт,—ни то ни другое не произойдет, если, завязывая новые знакомства, ты будешь вести себя осторожно, как мышь... Не спеши, не проявляй заинтересованности, собирай информацию по крошкам. Не суетись, будь терпелив. Дай им забыть об осторожности...

Только после того как Майлса сочтут полностью своим, можно будет начать сбор нужной информации. Вопросы насчет кредитных карточек задавать деликатно, косвенно, стараясь привлечь к себе интерес и натолкнуть на мысль о возможности использования при распространении карточек.

— Всегда есть кто-то,— растолковывал Уэйнрайт,— кто знает кого-то еще, который знает третьего парня, приложившего руку к этому бизнесу. Так ты вотрешься в святая святых... Периодически будешь докладывать мне. Но не напрямую.

Ноллан откровенно рассказал Истину о том, что произошло с Виком. Это он сделал нарочно, не опуская жутких подробностей. По мере того как Ноллан рассказывал, он видел, что лицо Майлса Истина бледнело все больше и больше. Было ясно, что парню здорово не по себе.

— Что бы ни случилось,—строго сказал Уэйнрайт, -я не хочу, чтобы ты потом думал, что я тебя не предупредил... Теперь о деньгах... Если ты согласен, будешь получать гарантированную оплату—пятьсот долларов в месяц, пока не выполнишь задание. Деньги будут оплачиваться через посредника.

— Значит ли это, что меня берут в штат?

— Конечно, нет!

Ответ был категоричен и не оставлял никаких сомнений. Ноллан добавил:

— Официального участия в этом деле банк не принимает. Если ты согласен на такое амплуа, то будешь выступать в нем один и только один. Влетишь в неприятность и намекнешь на то, что работаешь на ПКА, попадешь в дерьмо. Банк откажется, и тебе не поверят. Не забудь, что ты сидел в тюрьме! Тебе никто не поверит. Ну, а мы о тебе никогда ничего и слухом не слыхали...

Майлс скорчил гримасу:

— Значит, из огня да в полымя?

— Истинно так. Но помни: это ты сюда пришел, а не я пришел к тебе. Так да или нет?

— А если бы вы были на моем месте, как бы вы поступили?

— Я не ты, и я никогда не окажусь в твоей шкуре... Но вот что я тебе скажу: судя по раскладу, у тебя никакого выбора нет.

На какое-то мгновение улыбка мелькнула в глазах Майлса Истина:

— «Решка»— я проигрываю и «орел»— я проигрываю? Ну что ж, рожденный быть повешенным не утонет... Можно, я задам вам еще один вопрос?

— Валяй...

— Если все выйдет как надо, то есть я получу нужные данные, сумеете ли найти мне какую-нибудь работу в ПКА?

— Этого я тебе обещать не могу. Я уже тебе сказал, что не я диктую законы этого банка.

— Но у вас ведь достаточный авторитет, чтобы найти какой-нибудь выход...

Уэйнрайт подумал, прежде чем ответить. В конечном итоге, можно пойти к Алексу Вандервоорту и попросить за Майлса. Игра стоила свеч: победителей не судят.

Он сказал:

— Я попытаюсь, но большего обещать не могу.

— Трудный вы человек,—сказал Истин,—Ну что ж —по рукам!

— После сегодняшней нашей встречи.— предупредил Уэйнрайт,—напрямую мы больше встречаться не будем. Слишком опасно. За кем-то из нас наверняка могут следить; нам нужен посредник для передачи информации и денег. Человек, которому мы оба можем доверять...

Майлс подумал и сказал:

— Думаю, что такой человек есть: Хуанита Нуньсс. Если, конечно, она на это пойдет...

— После того как ты с ней обошелся? Да ведь ты ее чуть вместо себя в каталажку не отправил!

— А все-таки попросите ее. Она добрая женщина. Кто знает, может быть, она поймет и простит...

*

Имели ли под собой почву подозрения Луиса Дорси относительно «Супранэйшнл»? Как в действительности шли дела у этой корпорации? Мысли об этом не выходили из головы Алекса Вандервоорта всю субботу и воскресенье. Все больше и больше его беспокоила рекомендация Дорси немедленно продавать акции «Сунатко» и его сомнения в прочности этого гигантского конгломерата.

Все это имело огромное, возможно, даже жизненное, значение для банка. И, тем не менее, ситуация была, как понимал Алекс, предельно деликатной, поэтому действовать нужно было весьма осторожно. Как-никак, а речь шла о солиднейших клиентах, а какому клиенту вообще понравится, если его присяжные банкиры будут распускать о нем дурные слухи и особенно если слухи эти не беспочвенны. Алекс знал: как только он начнет активно интересоваться делали «Супранэйшнл», слух о его сомнениях моментально распространится по всей округе.

Но были ли слухи беспочвенны? Как признал сам Луис Дорси, твердой уверенности в прогнозах у него не было. С другой же стороны, именно такие слухи предшествовали колоссальным крахам, скажем, «Пени Сентрал бэнк» и других. А зловещий пример «Локхида», который хоть и не лопнул, но был предельно близок к этому, разве не свидетельство потрясающей прозорливости Дорси? Алекс вспомнил язвительное замечание Дорси о том, что Квотермейн околачивался в Вашингтоне в надежде получить заем, подобно «Локхиду». Правда, Луис назвал это не займом, а субсидией...

Конечно, не исключено, что «Сунатко» переживала временные затруднения с наличными, как это иногда случается даже с самыми жизнеспособными компаниями. Алекс надеялся, что именно так оно и было. Однако, как ответственный сотрудник ПКА, он не мог позволить себе спокойно ждать и надеяться. Пятьдесят миллионов долларов ПКА были вложены в дела «Сунатко», не говоря уже о том, что был закуплен крупный пакет ее акций.

Значит, средства банка использовались в качестве спасательного круга! Мысли эти оставляли чрезвычайно неприятный осадок на душе Алекса. Он решил, что лучше всего будет информировать обо всем Роско Хейворда. В понедельник утром Алекс спустился из своего кабинета вниз, на устланный коврами тридцать шестой этаж, взяв с собой свежий выпуск бюллетеня Дорси.

Хейворда не было. Дружески кивнув мисс Каллагэн, Алекс прошел в кабинет Хейворда и положил бюллетень на стол. Предварительно он обвел карандашом то место, где говорилось о «Сунатко», и подколол записку такого содержания: «Роско, мне кажется, что вы должны с этим ознакомиться».

Затем Алекс вернулся к себе.

Через полчаса к нему в кабинет ворвался взбешенный Хейворд. Он швырнул бюллетень на стол Алекса,

— Это вы положили мне эту гадкую оскорбительную бумажонку?

Алекс показал на записку, подколотую к бюллетеню:

— Как видите!..

— Тогда не откажите в любезности больше никогда не посылать мне бреда, сочиненного этим самовлюбленным невеждой!

— Не горячитесь, Роско. Ну, конечно же, Луис Дорси—зазнайка, самовлюбленный оракул, и многое из того, что он пишет, мне не по вкусу, как и вам. Но называть его невеждой нельзя, поскольку, увы, многие его предсказания сбываются...

— Это вы так думаете! Другие так не думают. Я бы советовал вам прочесть вот это,

Хейворд бросил поверх бюллетеня какой-то журнал. Взглянув на журнал, Алекс сказал:

— Я это уже читал.

Журнал «Форчун» посвятил редакционную статью резким нападкам на Луиса Дорси. Правда, в ней было больше эмоций, чем убедительных фактов. Так было уже не раз. Нападки на бюллетень Дорси производились прессой «большого бизнеса» довольно часто.

— Я просто поражаюсь, — продолжал бушевать Роско,—что вы не хотите признать очевидную истину: Дорси не имеет абсолютно никакой квалификации, чтобы давать советы касательно инвестиций. Я искрение жалею, что его жена работает у нас...

— Эдвина и Луис Дорси никогда не обсуждают банковские дела, это вам хорошо известно,—возразил Алекс.— Что же касается его квалификации, то позвольте вам напомнить, что множество экспертов, увенчанных пышными степенями и лаврами, отнюдь не преуспевают в роли финансовых предсказателей. А Луису это удается!

— За исключением прогнозов по «Супранэйшнл».

— Вы по-прежнему утверждаете, что «Сунатко» прочно стоит на ногах?

Алекс задал этот вопрос спокойно и без всякой задней мысли, в надежде получить более ободряющую И4- формацию. Но эффект, произведенный этим вопросом на Хейворда, был грому подобен. Побагровевший Хейворд зло взглянул на Алекса сквозь пенсне и заорал:

— Я уверен, что ничто не доставило бы вам большего удовольствия, чем крах «Сунатко». А стало быть, и мой!

— Вы меня не так поняли...

— Нет уж, позвольте мне закончить!—лицо Хейворда было искажено ненавистью.— Я требую, чтобы вы прекратили свои интриги и не совались в эти дела. «Сунатко»—вполне здоровая компания с высокими прибылями и компетентным руководством. Возможно, вам завидно, что именно я получил пост в «Сунатко» и считаю это своим огромным достижением!

Хейворд резко повернулся и вышел.

Несколько минут Вандервоорт задумчиво сидел в тишине, размышляя о происшедшем: взрыв Хейворда поразил его. В последние два с половиной года между ним и Роско нередко возникали разногласия и была неприязнь друг к другу. Но никогда прежде Хейворд не терял контроль над собой так, как это произошло сегодня. Наверное, где-то в глубине души Хейворд был сильно обеспокоен. И чем больше Алекс, думал об этом, тем больше в этом убеждался.

Алекс и сам беспокоился по поводу «Супранэйшнл». Неужели и Хейворд нервничал по той же причине? А если так, что будет дальше?

Обдумывая это, Алекс подсознательно рылся в памяти... Обрывок какого-то недавнего разговора... Он нажал кнопку селектора и попросил своего секретаря:

— Будьте любезны, разыщите мисс Бреккен. Через четверть часа в телефонной трубке прозвучал взволнованный голос Марго:

— Ты меня выволок прямо из зала суда! Что случилось?

— Поверь мне, Бреккен, это очень важно. Вспомни, когда ты рассказывала об иске против универмага, ты упомянула имя какого-то частного расследователя...

— Да, это—Верной Джакс.

— По-моему, Луис его тоже знает.

— Точно.

— Скажи, пожалуйста, а Джакс не болтлив? Ему можно довериться?

— Полностью!

— Где бы я мог его найти?

— Я сама его найду. Скажи, когда и куда ему прийти.

— Ко мне на службу, Бреккен. И если можно — сегодня же!

...Алекс внимательно разглядывал неопрятного, катастрофически лысеющего человечка, сидевшего в его кабинете. Джаксу, как решил Алекс, было за пятьдесят. Он выглядел как провинциальный бакалейщик и притом не слишком процветающий. Туфли его были изрядно поношены, на пиджаке красовались обеденные пятна...

— Мне сказали, что у вас степень в области экономики?

Джакс пожал плечами:

— Вечернее отделение... У меня, знаете, есть немного свободного времени, почему бы не поучиться?

— Ну, а с балансом и отчетностью вы знакомы?

— Чуть-чуть. В эту субботу у меня экзамен по этому предмету...

Алекс начал понимать, что это была за птица, мистер Вернон Джакс.

— Вернон, я хотел бы привлечь вас к одному маленькому расследованию. Это потребует молчания и максимальной быстроты. Вы слышали о корпорации «Супранэйшнл»?

— Естественно!

— Я бы хотел провести финансовое расследование состояния дел этой компании. Оно должно быть этаким разнюхиванием издалека!..

Джакс снова улыбнулся:

— Мистер Вандервоорт, именно этим я и занимаюсь. Моя специальность—неразглашение...

Они прикинули, что на это уйдет месяц, в течение которого, если возникнет необходимость, они будут встречаться для обмена срочной информацией. Будет соблюдаться полная конфиденциальность относительно роли банка в этом расследовании. Ничего нелегального. Оплата—15 тысяч долларов плюс разумные текущие расходы. Половина выплачивается немедленно, остальное—после заключительного доклада. Банк возьмет это на себя. На следующий день утром Алекс послал за Нолланом Уэйнрайтом. Он сказал начальнику службы безопасности, что деньги для Вернона Джакса будут переведены через отдел Уэйнрайта. У Ноллана Уэйнрайта также нашлась просьба к Алексу. Она касалась Манлса Истина, точнее его использования в качестве подсадного агента банка в лагере фальшивомонетчиков. Ответ Алекса последовал мгновенно:

— Категорически—нет. Чтобы этот человек получал у нас жалованье...

— Но он не будет получать у нас жалованье!—сказал Уэйнрайт.— Я объяснил ему это. Деньги он будет получать наличными, и никоим образом не от банка.

— Ну, это опасно, Ноллан! Так или иначе, деньги будут исходить от нас, и я против этого.

— Ваше несогласие,—возразил Уэйнрайт,—свяжет мне руки и обречет на провал важнейшую миссию!

— Но, наверное, для выполнения этой миссии отнюдь не обязательно привлекать вора...

— А вы когда-нибудь слышали, что с помощью вора легче всего можно поймать другого вора?

— Используйте такого, который не опозорил наш банк.

Они еще долго препирались, чуть не повздорили, но в конце концов Алекс нехотя согласился, хотя и спросил:

— А Истин отдает себе отчет в степени риска, который он берет на себя?

— Да. Я от него ничего не скрыл.

— Вы сказали ему о человеке, которого убили? Алекс знал об убийстве Вика от Уэйнрайта.

— Да,— ответил Ноллан.

— И все-таки мне все это не нравится!

— Вам еще меньше все это понравится, если я скажу, что потери от фальшивых кредитных карточек растут не по дням, а по часам...

Алекс вздохнул:

— Ну ладно, это ваш отдел, вы в нем руководитель и вам решать. Но одно я вам скажу, если к вам поступят какие бы то ни было сигналы, что жизнь Истина в опасности, немедленно отстраните его от работы. Не рискуйте.

— Именно так я и намерен поступить,—сказал Уэйнрайт.

В душе он радовался тому, что сумел настоять на своем, хотя разговор оказался трудней, чем он ожидал. И на данном этапе он счел неразумным рассказать Алексу, например, о намерении использовать Хуаниту Нуньес в качестве связной. «Как-никак,—думал он,— а самое главное сделано, зачем посвящать Алекса в детали»... Хуанита не сразу, но все-таки согласилась...

— А что это за расследование, о котором вы говорили? — осторожно спросила она. — Расскажите о нем подробней...

— Ладно, объясню,—проворчал Уэйнрайт. Он рассказал Хуаните, как будет действовать Майлс Истин, используя контакты, установленные в тюрьме. Он рассказал ей также о сведениях, которые нужно собрать. Не было смысла утаивать от нее что-либо. Раньше или позже она обо всем и так узнает. Поэтому заодно он рассказал об убийстве Вика, опустив наиболее мрачные подробности.

— Я, конечно, не утверждаю, что то же самое может произойти с Истином,—заключил Ноллан,—Я сделаю все, чтобы обеспечить его безопасность. Но я хотел бы, чтобы вы знали, на какой риск он заведомо идет... И если вы ему поможете, он будет чувствовать себя в большей безопасности.

— А кто подумает о моей безопасности?

— Для вас фактически риска нет. Вы будете связаны только с Истином и со мной. Больше о вас никто ничего не будет знать. Это мы обеспечим наверняка...

— Идиотизм!—вдруг закричала она.—Полный идиотизм! Вы играете жизнью несчастного человека ради каких-то кредитных карточек! И Майлс—круглый идиот, согласился заниматься этим...

— Он пришел ко мне, а не я к нему. Он просил помочь.

— И вы называете это помощью?

— Но ему же будут платить за работу! Он сам этого хотел. И, кстати говоря, обратиться к вам—это его идея, а не моя...

Неожиданно она успокоилась и, к удивлению Уэйнрайта, сказала:

— Так и быть, пойду вам навстречу. Я согласна стать посредницей.

Уэйнрайт внимательно посмотрел на нее:

— Вы уверены в этом?

— Абсолютно!

— Удивительно странный вы человек,— вздохнул Уэйнрайт.

— Я женщина...

— Да,—ласково сказал он.—Это я только что заметил...

Он вытащил из пиджака два конверта и протянул Хуаните:

— В одном из них—деньги для Истина. Храните их, а при встрече передайте ему. Тут четыреста пятьдесят долларов наличными, месячная оплата, как мы и договорились. Меньше на пятьдесят долларов, поскольку я дал ему аванс на прошлой неделе. В ближайшее время он вам позвонит. Ваше имя больше нигде упоминаться не будет.

Хуанита кивнула головой в знак понимания.

— После этого звонка мы с Истином больше встречаться не станем. Обмен информацией пойдет только через вас. Ничего не записывайте, а запоминайте. Насколько я помню, у вас идеальная память... Кстати говоря,— добавил он,— мне нужен номер вашего телефона. Я не могу найти его в справочнике.

— Потому что у меня его нет. Слишком дорогое удовольствие.

— И тем не менее, придется вам его поставить. Если вы быстро установите телефон, я прослежу, чтобы банк это оплатил.

— Попытаюсь. Но я слышала, что это целая история...

— Тогда я организую это сам. Позвоню в телефонную компанию завтра же. Мне-то они живо сделают...

— Очень хорошо.

Уэйнрайт вскрыл второй конверт, поменьше:

— Когда будете отдавать Истину деньги, отдайте также ему вот это...

«Это» оказалось кредитной карточкой, выписанной на фамилию Моги. Перед фамилией стояли

инициалы—П. О. Место подписи владельца было оставлено пустым.

— Попросите Истина подписать карточку этой фамилией: П. О. Моги. Скажите ему, что карточка поддельная, однако, соединив в единое целое инициалы и фамилию на кредитной карточке, он увидит, что это — воззвание о помощи: «П—О—М—о—г—и».

Начальник службы безопасности рассказал Хуаните о назначении этой карточки. Компьютер, хранящий в памяти номера проданных кредитных карточек, запрограммирован таким образом, что владелец этой карточки, предъявивший ее где угодно для приобретения товаров на сумму до ста долларов, сможет произвести покупку, но одновременно автоматически будет поднята тревога в банке. Таким образом Ноллану тут же станет известно, что Истин попал в переплет и где именно он находится. Ему надлежит использовать эту карточку также в том случае, если он наткнется на штаб-квартиру фальшивомонетчиков.

— А уж я,— ухмыльнулся Ноллан.— буду знать, что делать... Скажите ему, чтобы он купил что-нибудь подороже чем на пятьдесят долларов, тогда магазин наверняка запросит подтверждение по телефону... Кроме того, Майлсу нужно потянуть время в магазине как можно дольше, чтобы дать и мне время. Возможно, ему никогда не понадобится эта карточка. Но в беде она— ключ к его спасению.

По просьбе Уэйнрайта Хуанита повторила все сказанное им. До последнего слова! Он взглянул на нее с уважением:

— Вы удивительно способная женщина.

— Какая от этого польза, если меня убьют...

— Успокойтесь. Я гарантирую, что все пройдет гладко.

Его уверенность передалась Хуаните. Но позже, когда она вернулась домой к своей дочурке Эстелле, предчувствие беды снова нахлынуло на нее...

*

Клуб здоровья «Две семерки» представлял собой четырехэтажное обшарпанное кирпичное здание, стоявшее в тупике невзрачной улицы, где проходила граница между богатой и нищей частью города. Майлс подошел к зданию, вошел в него, миновал темный коридор, увешанный пожелтевшими фотографиями бывших боксеров, экс-чемпионов. Дверь в конце коридора вела в сумрачный бар, откуда доносились голоса. Помедлив, Майлс вошел в темноту бара. Двое сидевших за стойкой повернулись к нему. Один из них сказал:

— Здесь частное заведение, старина, и если ты не член клуба, проваливай!

Второй возмущенно воскликнул:—Это ленивый осел Педро... Тоже мне — швейцар... Да ты кто такой есть? Тебе чего здесь надо?

— Я ищу Жюля Ля Рокка,—ответил Майлс.

— Так ищи его в другом месте,— зарычал первый.— Никого здесь с такой кличкой нету!..

— Эй, Майлс, крошка!..

Толстобрюхий человек выкатился навстречу Майлсу из темноты. Это и был Ля Рокка, тот самый эмиссар мафии в Драмонбергской тюрьме.

Жюль вышел на свободу незадолго до того, как выпустили Майлса Истина.

— А, Жюль, это ты... Привет!—сказал Майлс.

— Иди-ка сюда, познакомься с ребятами... Ля Рокка схватил Майлса за руку.

— Приятель мой,— сказал он тем, что сидели за стойкой.

— Кореш,—сказал Майлс,—мне в этом стойле делать нечего. Я на мели...

Он легко перешел на жаргон, который освоил в тюрьме.

— Забудь об этом! Я ставлю пива. Пойдем за мой столик... Ты где пропадал?

— Искал работу. Знаешь, Жюль, я готов, испёкся. Помнишь, ты говорил, что поможешь в трудную минуту?

— Порядок!—подтвердил Ля Рокка.

Они подошли к столику, где сидела парочка не менее живописных персонажей. Один был худой со сварливым выражением лица, обезображенного оспой; второй—длинноволосый блондин, в ковбойских сапогах и темных очках. Ля Рокка пододвинул еще один стул.

— Садись!—сказал он.—Это мой кореш, Майлси! Человек в темных очках фыркнул. Худой сказал:

— Тот самый, что про деньги все знает?

— Точно!

Жюль распорядился, чтобы принесли пива, затем продолжал:

— Валяй, спрашивай его о чем хочешь...

— Это еще о чем?

— О деньгах, лопух!— сказал Жюль.

Парень в темных очках подумал и спросил:

— А где появился первый доллар?

— Ну, это запросто,—улыбнулся Майлс.—Многие думают, что Америка изобрела доллар, но они ошибаются. Доллар пришел к нам из Богемии, что в Германии, знаете? Только вначале он назывался таллером, а другим европейцам трудно было произнести это слово, вот они его исковеркали и превратили в доллар. Так и осталось. Впервые доллар упоминается в «Макбете»: «И десять тысяч долларов на бочку...»

— Где, где?..

— Вот задница!— презрительно сказал Ля Рокка.— Пьеска есть такая. Рассказать? Ну что, видали? Этот парень знает все!

— Не совсем все,— нехотя сказал Майлс.— Иначе я умел бы делать деньги...

Перед ним поставили две бутылки вина. Жюль полез в карман и дал мелочь официанту.

— Прежде чем будешь делать деньги,— заметил он Майлсу,—расплатись с Игорем Омински.—Он доверительно наклонился к Майлсу, не обращая внимания на собутыльников.— Омински уже знает, что ты вышел. Спрашивал о тебе...

Напоминание об Омински, которому Майлс был должен по крайней мере три тысячи долларов, бросило его в жар. Он спросил:

— А как я могу с ним расплатиться, если у меня нет работы?

Пузатый Жюль покачал головой:

— Ну, сперва тебе надо с ним встретиться. Майлс подумал и кивнул. Ля Рокка показал на пиво:

— Допивай, потом пойдем, поищем его...

*

— Взгляните на все с моей точки зрения,— проговорил элегантно одетый мужчина, заканчивая роскошный обед. Его руки, унизанные бриллиантовыми кольцами, уверенно трудились над десертом.—У нас с вами было деловое соглашение, причем никто никого не насиловал. Я свое обязательство выполнил, вы свое — нет. Спрашиваю вас, в каком я оказываюсь положении?..

—Послушайте!—сказал Майлс.—Вы ведь знаете, что со мной произошло. Я вам очень благодарен за то, что вы остановили часы, пока я срок трубил. Но я не могу вам заплатить сейчас. Я бы очень хотел, поверьте. Дайте мне еще время...

Игорь Омински покачал своей прекрасно стриженой головой; его тщательно ухоженные пальцы прикоснулись к розовой, гладко выбритой щеке,

— Время,—сказал он мягко,—деньги! У вас было в достатке и того, и другого...

Ростовщик Омински был по существу подпольным банкиром, собиравшим невиданный урожай прибыли, почти ничем не рискуя. Он давал всякие ссуды, большие и малые, и диктовал свои условия. Клиенты находили его сами. Он в них не нуждался... Омински обтяпывал свои делишки в машине, в баре или в ресторане за обедом, как сейчас. Его бухгалтерия была проста как апельсин, а сделки осуществлялись в наличных. Проследить за ними непосвященному было невозможно, а от потерь он не страдал. Естественно, он не платил никаких федеральных или штатских налогов. Зато проценты по ссудам, которые он взимал с должника, доходили до ста в год, а иногда и больше.

В любое время у Омински было примерно два миллиона долларов, как он говорил, «прямо на улице»... Часть была его собственной, а остальное принадлежало боссам хорошо организованного преступного мира. И даже на этом он делал неплохие деньги, снимая сливки в виде комиссионных. Считалось нормальным, что исходные сто тысяч долларов, вложенные в ростовщичество, превращались за пять лет в своеобразную пирамиду с верхушкой в полтора миллиона, что составляло тысячу процентов прибыли! Едва ли какой другой бизнес в мире мог с этим сравняться. Омински предпочитал не возиться с шушерой, что брала малые ссуды на короткий срок. Известнейшие бизнесмены то и дело влезали в капканы ростовщиков, когда иссякали официальные источники кредита. Иногда в связи с тем, что кто-то не мог вовремя возвратить долг, ростовщик становился компаньоном или даже владельцем целого дела.

Основные затраты ростовщика шли на содержание преторианской гвардии, хулиганов и телохранителей, которые прибегали к насилию, выколачивая долги. Впрочем, он редко пользовался этим, зная, что от искалеченного должника проку мало. Вместе с тем он прекрасно понимал, что важнейший способ получать деньги обратно заключается в том, чтобы держать человека, бравшего у него ссуду, в постоянном страхе. Все знали, что наказание руками наемных бандюг будет быстрым и жестоким.

Риск, на который шел ростовщик, и сравнить нельзя было с риском в других видах организованной преступности. В редчайших случаях крупные ростовщики попадали под суд, еще реже получали срок; отсутствие свидетелей было тому причиной. Клиенты акул-ростовщнков предпочитали молчать вглухую частично из страха, иногда из стыда. Избитые никогда не жаловались, зная, что за болтовню им всыпят еще...

Итак, Майлс сидел перед Омински и умоляюще глядел на него, пока тот справлялся с десертом. Неожиданно ростовщик спросил;

— А дела ты вести умеешь?

— Бухгалтерию?

— Ну да.

— Когда я работал в банке...

Возмущенным жестом Игорь приказал ему замолчать. Его холодные глаза оценивающе взглянули на Майлса.

— Может быть, я сумею использовать тебя. Мне нужен бухгалтер в «Двух семерках».

— В клубе?

Для Майлса было неожиданностью, что Омински заправлял клубом. Он добавил:

— Я там был сегодня перед тем...

— Когда я говорю,—перебил Омински,—имей привычку молчать. И слушать! И отвечай только когда тебя спрашивают... Ля Рокка сказал, что тебе нужна работа. Если я тебе ее дам, то все, что ты заработаешь, пойдет в оплату долга и процентов. Ясно? Иными словами, я владею тобой. Надеюсь, что это ты понимаешь?

— Да, мистер Омински!

Майлс почувствовал огромное облегчение. Значит, все-таки ему дадут отсрочку. Как и каким образом, это было уже неважно...

— Ты получишь питание и комнату,— сказал Омински.—И предупреждаю: руки держи подальше от кассы! Если я узнаю, что ты что-либо украл... Запомни: то, что ты получил за воровство в банке, будет конфеткой по сравнению с тем, что ты получишь от меня! Жюль проводит тебя и поможет устроиться. Тебе скажут, что нужно делать.

Омински жестом показал Майлсу, что тот свободен, и кивнул Жюлю, который, сидя неподалеку, наблюдал за ними. Пока Майлс ждал за дверью ресторана, те двое совещались. Затем Ля Рокка вышел на улицу.

— Можно сказать, что тебе здорово повезло. Не упусти этот шанс, парень. Ну, давай, двигай... Когда Игорю подавали коньяк и кофе, терпеливо ожидавший в глубине зала очередной проситель выскользнул из полумрака и сел на место Майлса...

*

Комната, которую Майлс занял в клубе, располагалась на самом верхнем этаже и была похожа на клетку. Ознакомившись с распорядком клуба, Майлс приступил к исполнению своих бухгалтерских обязанностей, что далось ему довольно легко. Он знал свою работу и дал несколько дельных советов управляющему клубом по части того, как более рационально вести бумаги и хозяйство. Управляющий, когда-то подвизавшийся в профессиональном боксе менеджером и мало смысливший в конторской работе, был очень признателен. Еще больше ему понравилось, когда Майлс вызвался выполнять всякие другие работы, например, реорганизацию склада и инвентаризацию...

Членами клуба были мужчины. Насколько Майлс мог понять, они делились на две категории. Одни серьезно занимались легкой атлетикой и поддерживали спортивную форму, посещали паровые бани и делали массаж. Эти люди приходили и уходили поодиночке, некоторые знали друг друга, и Майлс догадывался, что это были либо мелкие служащие, либо невысокого класса бизнесмены, которые посещали «Две семерки» действительно в оздоровительных целях. Майлс догадался без труда, что эта категория образовывала очень удобную ширму для второй компании, которая никогда не пользовалась спортинвентарем, изредка посещая парные.

Эти обычно собирались в баре или наверху, в комнатах третьего этажа. Приходили они, как правило, толпой и уходили поздно ночью, когда исчезали любители спорта. Было совершенно ясно: ими-то, в первую очередь, и интересовался Ноллан Уэйнрайт, знавший, что «Две семерки» служили прибежищем уголовников. И еще Истин быстро установил, что верхние этажи использовались для игры в карты и кости с высокими ставками... Уже через неделю его хорошо знали и относились к нему если не совсем как к своему, то во всяком случае не враждебно, получив заверение Жюля Ля Рокка, что Майлс—кореш надежный.

Вскоре, следуя своей цели стать полезным и необходимым, Майлс начал помогать бармену, разнося напитки и бутерброды по третьему этажу. Когда он принес их в первый раз, здоровенный мужчина, стоявший на «шухере» возле Игровых комнат, взял у него поднос и сам отнес игрокам. Однако впоследствии ему позволяли заходить в комнату, где вовсю шли азартные игры. Майлс охотно бегал за сигаретами и приносил их наверх заядлым курильщикам.

Он видел, что постепенно входит в доверие. Его всегда рады были видеть благодаря его предупредительности. Кроме того, свойственные Майлсу жизнерадостность и добродушие расцвели в нем, несмотря на опасность, которой он подвергался. И, наконец, Жюль Ля Рокка. неразрывно связанный со всем, что происходило в клубе, и ставший своего рода антрепренером Майлса, использовал его как водевильного актера в небольших представлениях.

В первую очередь всех, конечно, потрясло его знание всяких историй о деньгах. Кладезь этих знаний, казалось, был неисчерпаем, а интерес Жюля и его приятелей-жуликов к этой теме был бесконечен. Особенно популярен стал рассказ о фальшивых деньгах, которые печатали сами правительства. Об этом Майлс впервые рассказал еще в тюрьме. В первые же недели пребывания в клубе Майлс повторил этот рассказ по настоянию Ля Рокка раз десять. И всегда это вызывало у публики одно замечание: «Эти вонючие лицемеры»... Чтобы пополнить запас историй, Майлс как-то съездил на квартиру, которую занимал до суда, и, к счастью, нашел у хозяина свои драгоценные книги и справочники. Теперь он снова мог окунуться в них, храня их у себя в комнатушке на четвертом этаже. Майлс потешал общество забавными историями. Он рассказал о странных видах денег. Самые тяжелые «банкноты», которые когда-либо существовали, были сделаны из огромных каменных дисков. Ими пользовались на одном из тихоокеанских островов до самого начала второй мировой войны! Большинство этих дисков достигали в ширину примерно одного фута, но самый крупный был в двенадцать футов, и покупатели были вынуждены носить «деньги» на шесте.

— А как там у них насчет сдачи?—спросил кто-то под общий хохот, а Майлс ответил, что сдача давалась тоже дисками, но меньшего размера...

— Зато,—рассказывал Майлс,—самые легкие деньги делаются из перьев редких птиц. Они в хождении на Новых Гибридах. На протяжении многих веков соль служила разменной монетой, например, в Эфиопии н в Риме. А на Борнео еще совсем недавно, в девятнадцатом веке, расплачивались человеческими черепами... Каковы бы ни были эти «семинары», они неизменно заканчивались разговором о разного рода подделках. Однажды после такого разговора здоровенный телохранитель, околачивавшийся в баре, пока его босс играл наверху, отвел Майлса в сторонку.

— Эй, парень,— сказал он,— вот ты там рассказываешь о подделках... Погляди-ка вот на это...

Он вытащил из кармана хрустящую двадцатидолларовую бумажку.

Майлс взял ее и внимательно рассмотрел. Для него это было не ново. Когда он работал в Первом Коммерческом банке, ему приносили все купюры, вызывавшие сомнение, потому что он считался подлинным специалистом по распознаванию фальшивок.

Телохранитель улыбнулся до ушей:

— Хорошо, а?

— Ну, если это подделка,—сказал Майлс,—то самая лучшая из всего, что я видел.

— Купишь?

Телохранитель вытащил еще девять двадцаток:

— Дай мне сорок настоящими, и все двести—твои. Таков примерно, и был реальный курс. Майлс знал, что это цена высокосортной подделки. Он заметил, что остальные банкноты были так же добротно выполнены, как и первая.

Майлс хотел было отказаться, но передумал. Разумеется, у него не было никакого намерения заняться сбытом фальшивок, но он понял, что мог переслать их Уэйнрайту.

— Подожди меня здесь,—сказал он здоровяку-охраннику и поднялся в свою комнату, где наскреб сорок долларов. Часть осталась от ноллановских, а кое-что он получил чаевыми, когда разносил напитки и сигареты. Он пересчитал деньги и обменял их на поддельные двести долларов, а позже спрятал фальшивки в своем сундучке.

На следующий день Жюль Ля Рокка подошел к нему, широко улыбаясь:

— Я слышал, ты вчера неплохо провернул одно дельце?

— Так, пустяки,— признался Майлс. Рокка притиснул его к стене огромным брюхом и, понизив голос, сказал:

— Хочешь еще подработать?

— Смотря как,—осторожно сказал Майлс.

— Ну, например, прокатиться в Луисвилль. Нужно спихнуть немного игрушек, которые ты купил вчера...

Майлс почувствовал судороги в животе. Если он согласится и его поймают, то он не только попадет опять в тюрьму, но и на более долгий срок. Ну, а если не рисковать, то как добраться до логова фальшивомонетчиков и влезть в их доверие?

— Всего-то дел—смотаться туда на машине... За это получишь двести «зеленых»...

— А что, если меня там зацапают? Ты же знаешь, что я на волоске, мне даже водительские права иметь нельзя.

— Это не проблема,— сказал Жюль.— Фотография есть?

— Нет, но могу сделать.

— Тогда поторапливайся.

Во время обеденного перерыва Майлс пошел к автобусной станции и сфотографировался там в автомате.

В тот же вечер он дал фотографию Жюлю.

Два дня спустя, когда Майлс работал на третьем этаже в конторе, пришел Жюль и положил перед ним какой-то квадратный листок. С удивлением Майлс увидел, что это были права, выданные властями штата: на них красовалась его физиономия...

Ля Рокка заржал:

— Почище, чем всамделишные. А?

— Ты хочешь сказать, что это—подделка?—поразился Истин.

— А что, можно отличить?

— Пожалуй, нельзя!—Он еще раз поглядел на права.— Откуда они у тебя?

— Неважно!

— Нет,— сказал Майлс.— Я бы хотел это знать. Ты же знаешь, я всегда этим интересовался.

Ля Рокка помрачнел, в глазах его мелькнуло подозрение:

— А на черта тебе знать?

— Да интересно...

— Знаешь, кое-какие вопросы задавать ни к чему... Парень начинает много спрашивать—люди начинают думать: а зачем он спрашивает? Так ведь и нарваться можно. И будет очень-очень больно!

Майлс промолчал. Ля Рокка просверлил его взглядом, потом сказал:

— Поедешь завтра ночью. Тебе все скажут: что нужно делать и когда...

На следующий день Ля Рокка передал Майлсу ключи, квитанцию бюро проката и обратный авиабилег. Майлс должен был получить в бюро черный «шевроле» и выехать на нем в Луисвилль. В тамошнем аэропорту он поставит машину и спрячет ключи под передним сиденьем. Прежде чем оставить машину, он должен тщательно стереть отпечатки пальцев. Затем первым же рейсом он вылетит обратно...

Едва ли нужно рассказывать, как он нервничал всю дорогу до Луисвилля. Однако все шло как по маслу, и постепенно он начал успокаиваться. Выполнив все инструкции, он вернулся в десять утра в «Две стрелы». Никаких вопросов ему не задавали...

Весь день Майлс буквально падал с ног от усталости, но работал. После обеда пожаловал Ля Рокка, сияющий, дымящий дорогой сигарой.

— Великолепно, Майлси! Никто не вляпался. Все довольны!

— Это, конечно, неплохо,— сказал Майлс.— А когда я получу свои две сотни?

— Уже получил! Омински оприходовал их в счет твоего должка...

Майлс вздохнул. Он знал, что так именно и произойдет, хотя смешно было рисковать ради того, чтобы его деньги получил ростовщик.

— Откуда же Омински узнал?—спросил Майлс.

— А он все знает!—самодовольно ответил Жюль.

— Хорошо, минуту назад ты сказал, что все довольны. Кто это— все? Уж если я работаю, то хотел бы по крайней мере знать, на кого.

— А я тебе уже сказал, что есть вещи, о которых не стоит спрашивать. Дольше проживешь.

Майлс заставил себя улыбнуться, хотя от прежней его жизнерадостности не осталось и следа... Сказались ночное путешествие, напряжение и опасность, которая поджидала его на каждом шагу.

Через двое суток он сообщил Хуаните о своих похождениях. Майлс и Хуанита встретились за это время дважды. Первый раз сразу же после того, как Хуанита дала согласие быть его связной. Никакой информацией он не располагал и рассказал только, что устроился в клубе «Две семерки» и о том, как все это противно. Он описал встречу с Жюлем и ростовщиком...

— Работаю бухгалтером, так что пробрался глубже,—сказал он ей.—Этого и хотел Ноллан. Залезть-то я туда залез, только вот как я оттуда выберусь.

Хуанита принесла из спальни два конверта, которые дал ей Ноллан Уэйнрайт и познакомила Майлса с инструкциями.

Для второй встречи Майлсу вновь удалось незаметно выбраться из клуба. Хуанита внимательно выслушала его рассказ. Он поделился с ней своими сомнениями.

Мне пока ничего особенного не удалось узнать. Ну, ладно, я имею дело с Жюлем и с тем, который продал мне поддельные двадцатки. Они — пешки. И стоит мне о чем-нибудь спросить Жюля, как он вмиг настораживается. У меня на сегодняшний день такой же туман, как и в начале... Кто киты, я по-прежнему не знаю!

— Ну, за месяц-то нелегко узнать,—сказала Хуанита.— Может, там и узнавать нечего из того, что нужно мистеру Уэйнрайту? А если это так, то не твоя вина. Мне кажется, что ты узнал больше, чем ты думаешь. Эти фальшивки, например... Или номер автомобиля, на котором ехал. Не так уж мало!..

*

— Я задам вам два вопроса,— сказал Алекс Вандервоорт. Он был оглушен тем, что только что услышал.—

Первый вопрос: бога ради, скажите, каким образом вам удалось получить эти сведения? И второе: насколько они соответствуют действительности?

— Если вы не возражаете,—ответил Верной Джакс,—я отвечу на эти вопросы в обратном порядке. Но сначала прочитайте вот это...

Они сидели в кабинете Алекса, в Главной башне ПКА. На улице было тихо и в здании тоже. Большинство сотрудников тридцать шестого этажа разошлись по домам.

Частный расследователь, которого Алекс месяц назад нанял для негласной ревизии дел корпорации «Супранэйшнл», спокойно читал вечернюю газету, пока Алекс знакомился с семидесятистраничным отчетом, включавшим приложения и фотокопии документов,

Сегодня Вернон Джакс выглядел еще более непрезентабельно. На нем были синий, протертый до дыр и лоснящийся костюм, от которого, вероятно, отказалась бы даже Армия спасения, предложи им его в качестве пожертвования. Галстук и ботинки были еще более ужасны, чем в прошлый раз. Остатка волос на голове не хватило бы даже на одну драку, и те торчали в разные стороны... Тем не менее, было совершенно ясно, что недостаток в импозантности у Джакса вполне компенсировался его удивительным даром раз-нюхивания.—Что касается правдоподобности,—сказал Джакс, когда Алекс дочитал материалы,—если вы спросите меня, удовлетворят ли перечисленные мною факты суд присяжных в качестве обоснованных доказательств, то я вам отвечу нет. Но я удовлетворен тем, что вся информация подлинная. Я не включил в ответ ничего из того, что не было подкреплено по крайней мере двумя хорошо осведомленными источниками, а в некоторых случаях и тремя. И еще: мое стремление докопаться до истины является моим самым важным деловым качеством. У меня в этом отношении добрая репутация, и я не собираюсь ее подмочить... Как мне все это удается? Люди, на которых я работаю, часто спрашивают меня об этом, и я думаю, они заслуживают некоторых объяснений. Хотя не все, не все я рассказываю, потому что многое составляет профессиональную тайну. Кроме того, я не могу подводить людей, которых использую в качестве источников... Я работал ревизором в министерстве финансов двадцать лет и, уходя оттуда, не оборвал свои связи, а наоборот, постарался их сохранить. Как в министерстве, так и во многих других местах...

— Понимаю,—сказал Алекс.—Понимаю.

— Вы, возможно, не знаете этого, мистер Вандервоорт, но работа частного детектива зиждется на взаимном обмене конфиденциальной информацией. Это необходимо. Иногда самые случайные сведения годятся, поскольку они могут быть нужны кому-то еще. В свою очередь, я тоже могу получить нужные мне сведения. Помоги мне сегодня, я помогу тебе завтра. Дебет и кредит — благодарность в виде дополнительной информации; я торгую не просто моей финансовой сообразительностью, но сведениями, полученными из надежных источников...

— Ну что ж, на сегодня сюрпризов и так достаточно,—вздохнул Алекс.—Так или иначе...

— Так или иначе,— подхватил Джакс,— результаты налицо.

— Понимаю и ценю!—кивнул Алекс.

— И еще одно должно быть вам ясно, мистер Вандервоорт. Это касается моего достоинства. Я заметил, как вы оба раза осмотрели меня с ног до головы. По всей вероятности, вас шокировал внешний вид. Видите ли, в моем деле без этого не обойтись. Пусть люди думают: вот ничтожество, жалкая мышь... Едва ли на эту мышь обратят серьезное внимание те, чьи дела эта мышь втихомолку грызет. Да и языки скорей развязываются. Не ах, мол, какая важная шишка, поэтому что за резон ее остерегаться!.. Если бы я был похож на вас внешне, то сразу вызвал бы настороженность- Но я вам скажу еще и другое; в тот день, когда вы пригласите меня на свадьбу вашей дочери, я буду выглядеть не хуже других гостей?

— Если у меня когда-нибудь будет дочь,—серьезно сказал Алеке,—я обязательно о вас вспомню...

Когда Джакс ушел, Алекс еще раз проглядел этот потрясающий отчет. Отныне пагубные последствия для Первого Коммерческого банка от сделки с «Сунатко» не вызывали сомнений. Мощный фасад «Супранэйшнл» скрывал дымящуюся бочку с динамитом...

Слухи, домыслы, крупицы информации—все подтвердилось. Верной Джакс обнаружил много такого, от чего волосы вставали дыбом. Было уже поздно предпринимать что-либо сегодня, и Алекс решил, что за ночь он обдумает полученную информацию. С тем чтобы завтра предпринять самые решительные меры...

*

Обычно красное лицо Джерома Паттертона сегодня было просто багровым.

— Черт возьми!—кричал он,—то, что вы просите— невозможно!

— Я не прошу!—голос Алекса дрожал от злобы, накопившейся в нем за ночь.— Я говорю вам: сделайте именно так!

— Просите, говорите, какая разница? Вы хотите, чтобы я предпринял волевые действия без достаточных оснований!

— Я вам их представлю больше, чем нужно! Сейчас мы просто в цейтноте.

Алекс все утро дожидался приезда Паттертона.

— Нью-Иоркская биржа открыта уже пятьдесят минут,—напомнил Алекс.—Мы потеряли драгоценное время и потеряем еще из-за вашего упрямства. Потому что вы — единственный человек, кто может отдать распоряжение отделу ценных бумаг продавать все акции «Супранэйшнл». До единой! Все имеющиеся в нашем распоряжении!

— Не буду я этого делать. Собственно говоря, кто вы такой? На каком основании врываетесь сюда и даете указания?..

Алекс закрыл дверь кабинета.

— Я объясню вам, кто я, Джером. Я тот самый человек, который предупреждал вас, предупреждал Совет: не иметь никаких дел с «Сунатко»! Я до последнего дрался против закупок ценных бумаг «Супранэйшнл». Никто, в том числе и вы, не хотели меня слушать. «Супранэйшнл» вот-вот рухнет...

Алекс изо всех сил стукнул по столу кулаком, глаза его сверкали.

— Неужели вы не понимаете? Рухнув, «Супранэйшнл» раздавит под своими обломками и нас!

Паттертон был потрясен таким натиском. Он осторожно спросил:

— Но кто вам сказал, что «Сунатко» на краю пропасти?

— Не будь я уверен, неужели, вы думаете, я бы так себя вел? Неужели вы не понимаете, что я даю вам шанс спастись от этой катастрофы?— Алекс показал на часы.— Прошел час с тех пор, как работает биржа. Не упрямьтесь, Джером, берите телефон и срочно дайте соответствующие указания!

Мышцы на лице президента подергивались. Никогда не был он решительным и сильным человеком, а в таких ситуациях и вовсе терялся.

— Видит бог, Алекс, я надеюсь, вы знаете, что делаете,— сказал Паттертон и протянул руку к одному из телефонов. Поколебался, затем поднял трубку.

— Соедините меня с Митчелом из отдела ценных бумаг. Да, я подожду... Митч? Это Джером. Слушай меня внимательно. Я хочу, чтобы ты отдал приказ немедленно продавать все ценные бумаги «Супранэйшнл», имеющиеся в нашем распоряжении... Да, продавай! Все!—Паттертон выкрикнул с нетерпением;—Да, я знаю, что случится с биржей. Я знаю, что цены уже упали. Я видел вчерашние цифры. Что ж, понесем потери. Но все-таки — продавать... Да, да, я знаю, что это неожиданно.— Рука, державшая телефонную трубку, дрожала, но он сказал твердо:

— Заседать некогда, делайте то, что я вам приказал, не тратьте времени. Да, я беру на себя всю полноту ответственности!

Повесив трубку, Паттертон налил себе стакан воды, выпил и сказал:

— Вы слышали? Акции уже упали. Если мы начнем продавать, мы форсируем падение еще больше. Нам здорово достанется!

— Ошибаетесь,—возразил Алекс.—Нам сильней достанется, если мы займем выжидательную позицию.

Сейчас мы еще немного потеряли. Пройдет неделя, и контрольно-финансовые организации запретят нам продажу...

— Нам? Почему?

— Они запретят продажу именно нам, поскольку нетрудно догадаться, что мы имели сведения о близком крахе «Сунатко» и поэтому начали продавать...

— Господи!— Паттертон встал из-за стола и отвернулся от Алекса.—«Сунатко», господи, «Сунатко»... А как же насчет нашей ссуды в пятьдесят миллионов?

— Я проверил. Она почти полностью получена «Сунатко»!

— А компенсирующий остаток?

— Там осталось меньше миллиона... Паттертон судорожно вздохнул.

— Вы сказали, что у вас достаточно веские основания. Значит, вы что-то знаете. Расскажите обо всем подробней!

— Проще будет прочитать вот это.

И Алекс выложил на стол отчет Джакса.

— Прочту позже,—сказал Паттертон,—а сейчас резюмируйте.

Алекс рассказал о слухах вокруг «Супранэйшнл», о мнении Луиса Дорси и о своем решении нанять частного детектива — Вернона Джакса.

— В отчете Джакса все сходится,— продолжал Алекс.— Прошлой ночью и сегодня утром я кое-куда позвонил и получил подтверждение по многим пунктам.

Мы и сами могли все узнать, кто угодно мог узнать, если бы серьезно занялся этим делом, прежде чем вступать с «Сунатко» в деловые отношения. Только никого это не интересовало до сегодняшнего дня. Кстати, Джакс выудил секретную документальную информацию...

Паттертон прервал его:

— В чем суть?

— В двух словах: «Супранэйшнл» вылетела в трубу. За последние три года корпорация несла огромные потери и существовала в основном за счет престижа и кредитов. Они брали ссуды невероятных размеров; брали, чтобы погасить старые долги; затем брали опять и опять. А наличных у них не было ни цента!

— Но ведь «Сунатко» постоянно давала сведения о своих прибылях. Год за годом! И ни года без дивидендов!

— Ну, теперь становится очевидным, что дивиденды, показанные за последние несколько лет, были выплачены за счет займов, которые они брали. А остальное— бухгалтерия. Мы-то знаем, как это делается, не впервой...

Президент банка мрачно сказал:

— Да, прошли времена, когда подпись главного бухгалтера на ценных бумагах гарантировала их надежность. Другие времена... Может быть, пора думать о том, как скоро лопнет наш Первый Коммерческий после краха «Супранэйшнл»?

В его глазах была почти мольба. И куда девался прежний апломб...

— Как вы думаете, Алекс, каково наше положение?

— Многое зависит от плавучести «Сунатко». Если они продержатся еще несколько месяцев, то нашу распродажу их ценных бумаг могут и не заметить. А вот если они рухнут раньше, то быть беде... У нас есть шансы потерять пятьдесят миллионов, а вы знаете, к чему это приведет. Боюсь, что на наши головы свалятся все шишки... Не говоря об озлобленных держателях акций, которые потребуют нашей крови, нас, директоров, еще и судебными процессами замучают...

— Господи!—повторил Паттертон.—Господи!.. Он вытащил платок и вытер лицо и затылок. Алекс продолжал:

— Кроме того, нам необходимо подумать об огласке. Если «Супранэйшнл» лопнет, начнутся расследования. Но раньше в этой истории начнет копаться пресса. А некоторые финансовые репортеры достаточно хорошо разбираются в таких делах. Внимания к банку в печати будет хоть отбавляй, и это едва ли обрадует наших вкладчиков. Боюсь, они начнут забирать свои деньги...

— Об этом даже страшно подумать!.. Паттертон выпил еще воды и буквально рухнул в кресло.

— Я предлагаю,—посоветовал Алекс,—чтобы вы срочно собрали финансовый комитет банка. Немедленно! Мы попытаемся добиться максимальной реализации ценных бумаг. Это поможет, если понадобятся наличные...

Паттертон кивнул головой:

— Согласен.

— Больше делать нечего,—сказал Алекс,—разве что молиться. Впервые с тех пор, как Алекс вошел в эту комнату, он усмехнулся:

— Я думаю, есть смысл вызвать Роско. Паттертон сказал в трубку:

— Попросите ко мне мистера Хейворда. Меня не интересует, кто с ним, хоть сам господь бог! Он нужен немедленно!

Джером бросил трубку и снова вытер лицо и затылок...

Дверь кабинета открылась, пропуская Хейворда.

— Доброе утро, Джером!—сказал он, холодно кивнув Алексу.

— Закройте дверь!— прорычал Паттертон. Посмотрев с удивлением на Джерома, Хейворд закрыл дверь.

— Мне сказали, что это срочно. Если нет, то я...

— Расскажите ему о «Супранэйшнл», Алекс,—бросил Паттертон.

Лицо Хейворда застыло.

Алекс невозмутимо изложил суть доклада Джакса.

Обретший свой престижный апломб, Паттертон сказал:

— Мы собираем финансовый комитет сразу же после обеда, чтобы обсудить вопросы ликвидности. Тем временем, Роско, соединитесь с «Супранэйшнл», узнайте, можно ли что-нибудь спасти из нашего займа.

— Ссуда выделена на таких условиях, что мы можем в любое время забрать ее,—сказал Хейворд.

— В таком случае поступите именно так. Сегодня сообщите им устно и немедленно отправьте письменное подтверждение. Едва ли можно надеяться, что у «Сунатко» сейчас найдутся пятьдесят миллионов наличными. Даже у здоровой компании обычно не бывает такой суммы в «загашнике». Но кое-что у них, наверное, все же есть, хотя я не очень уверен. Так или иначе, сделайте как я сказал...

— Я немедленно соединюсь с Квотермейном,— проговорил Хейворд.— Позвольте мне взять этот отчет?

Паттертон взглянул на Алекса.

— Я не возражаю,—сказал тот,—но я бы посоветовал вам не делать никаких копий. Чем меньше людей будет знать об этом, тем лучше.

Хейворд кивнул. По всему было видно, что ему очень хотелось быстрее уйти отсюда.