Польская и Литовская Русь
Польская и Литовская Русь
Царь Михаил Федорович, скончавшийся 12 июля 1645 года, далеко раздвинул пределы государства на востоке и в Сибири. На долю его сына, царя Алексея Михайловича, выпало расширить пределы его на западе, начав возвращение от Польши захваченных ею русских областей.
Вмешательство поляков в смуту и их непримиримая ненависть к Москве не были ни случайными, ни неожиданными. Уже больше двухсот лет Москва и Польша были врагами, и причина вражды была так глубока, что прочный мир был невозможен.
Держава польских королей составилась во времена великого князя Димитря Донского (в 1386 году) из двух государств: Польского королевства и великого княжества Литовского. Королевство и княжество, однако, имели каждое свои особые законы, свои войска с особыми гетманами (или главнокомандующими) и особое правительство: сейм (собрание выборных от дворянства) и министров; только государь у них был общий и носил двойной титул: короля Польского и великого князя Литовского.
Кровные поляки и литовцы составляли лишь небольшую часть населения этой огромной державы. Большая часть ее (в Литве — около 9/10) состояла из исконных русских земель, захваченных польскими и литовскими государями или добровольно подчинившихся им в тяжелые века татарского ига.
Польша владела богатым Галицким княжеством (Галич, Львов), Холмщиной и западной частью Подолии; Литва — старейшими нашими городами: Полоцком, Смоленском, Черниговом, Владимиром-Волынским, Луцком, Брацлавом, самим Киевом — древней столицей Русской земли. Вся Белая и Малая Русь входили целиком в состав Литовского великого княжества.
Литовцы — народ воинственный, но малочисленный и менее русских развившийся, — переняли русский язык и законы; русские князья и вельможи занимали в Литве первые места по службе; русские подданные Литвы могли бы смотреть на Литовское княжество, как на свое Русское государство, если бы не разница веры: русское население крепко держалось восточного православия, литовцы же со времени соединения Литвы с Польшей обращались из язычества, а отчасти и из православия в римско-католическую веру.
Уже в XV веке многие русские князья, жалуясь на обиды со стороны государя -католика, стали отъезжать из Литвы на службу к единоверному великому князю Московскому. Московские великие князья не забыли, что Киев, Смоленск, Волынь принадлежат по праву наследствал им — потомкам Св. Владимиpa. И когда затем русское население Литвы заволновалось, когда послышались жалобы от него на притеснения православия, — Москва взя лассь за оружие.
Так началась борьба между Москвой и Польско-Литовским государством, борьба не на жизнь, а на смерть. Польша, отдав свои русский владенния, превратилась бы из великой державы в небольшое, слабое государство. Москва, отказавшись от борьбы, отдала бы в жертву злому насилию почти целую половину православного русского народа.
В XVI веке Московские великие князья успели вернуть себе часть своей «вотчины» — Смоленскую и Черниговскую земли. Но эти завоевания были снова потеряны в Смутное время, и государям новой династии приходилось начинать борьбу с начала или помириться с тем, что половина русского народа останется навсегда под властью иноверцев. А польская власть становилась все тяжелее для Западной Руси.
В 1569 году Польское королевство и Литовское великое княжество стараниями и хитростью польских панов более тесным образом были соединены: не только государь, но и сейм стал у них общим. Кроме того, коварством и насилием поляков южная половина русских земель Литвы (Волынь, восточная Подолия и Киевская Украина) была отторгнута от Литвы и подчинена непосредственно Польше. Население этих земель, хотя и стесненное отчасти в своей вере, жило до тех пор все-таки по своим русским исконным обычаям и законам, принятым в Литве. Теперь новое правительство круто стало вводить новые польские законы и порядки. А польские порядки были суровы и тяжелы для простого народа. Владеть землей в Польше могли только дворяне (шляхта), и потому польские короли без стеснения стали раздавать своим «панам» земли, которые принадлежали крестьянам. Крестьяне обращались в крепостных, паны по своей воле перегоняли их, если находили полезным для себя, с насиженной земли на новые участки или обращали на обработку своих «фольварков» (хуторов).
Вдобавок на обиды и насилья от самих панов или их челяди некуда было и жаловаться: в Польше не только знатные паны, но и простые шляхтичи-помещики были так сильны, что даже сам король не мог ничего поделать против их своеволия.
От новых порядков застонала старая русская земля. А вдобавок и гонения за веру со времени известного уже нам Сигизмунда стали так упорны, как никогда не бывали прежде. Митрополит и несколько епископов обманом, будто бы от лица всей церкви, подписали унию — договор о соединении западно-русской церкви с католической под властью римского папы.
Все православное население Руси — и простые крестьяне, и знатные паны — с возмущением отказалось признать введенную обманом унию. Но паны скоро отступились от начатого дела: в польских порядках было для них много выгодного, и соблазн пересилил голос совести. Знатные русские фамилии князей Острожских, Чарторыйских, Вишневецких и др. одна за другой переходили в римско-католическую веру, перенимали польский язык и образ жизни: в них, как говорили тогда, «русские кости обрастали польским мясом». В православии остались мелкие дворяне, мещане да холопы. Но с простыми людьми польские законы не считались, и теперь против православной Руси правительство католической Польши, паны-католики и изменники-униаты подняли уже открытое жестокое гонение: томили по тюрьмам, насильно обращали православные церкви в униатские, били и оскорбляли духовенство.
А между тем русский народ был главной опорой государства против бесконечных хищных набегов с юга из разбойничьего Крыма: русские земли заслоняли собой со стороны степи и польские, и литовские области. Польскому правительству, как и Московскому, приходилось ограждать свою южную границу цепью каменных замков-крепостей, выдвинутых в степь (Каменец, Брацлав, Белая Церковь, Винница, Бар, Канев, Черкасы). Но самодержавие Московских государей могло каждый год поднимать для защиты сторожевой черты 70 тысяч послушной рати. В Польше же король не имел ни войска, ни денег, ни власти: всем распоряжался сейм. А на сейме паны так скупо отпускали деньги на государственные дела, что иной год коронный (польский) гетман мог выставить на степной границе всего 300 человек и то не дольше, чем на 2—3 месяца. Вся тяжесть татарских набегов падала на население беззащитной русской Украины.
Вокруг королевских сторожевых крепостей и дальше в степи, далеко заходя за их черту, ютились издавна по Днепру и его нижним притокам поселки, хутора и городки малороссийских казаков, таких же вольных степных промышленников — воинов, каких мы видели на Дону: та же бедная, полная лишений и опасности жизнь, те же непрестанные схватки с наездами степного разбойника-татарина, те же беспощадные морские набеги на «басурманскую» Турцию. Главным боевым постом днепровского казачества против татар и турков стала знаменитая Запорожская Сечь. Городок, приютившийся на одном из бесчисленных в этом месте днепровских островов, был почти недоступен для нападения: с берега подойти мешали тонкие трясины, сплошь заросшие камышом, а на лодках только сами казаки могли пройти не заблудившись среди отмелей, островов и плавней, постоянно менявших свое положение. Горе было турецкому кораблю, посмевшему зайти в запорожские трущобы!
Сюда, на богатые рыбные промыслы шли отборные смельчаки, не боявшиеся тягости дикой, почти звериной жизни. Отсюда выходили все походы и набеги на Турцию. От Запорожья степью недалеко было до донских казачьих городков. Запорожцы и донцы называли друг друга братьями, часто целыми толпами переходили с одной реки на другую и походы начинали сообща: с двух сторон, из Дона и из Днепра, выплывали в Черное море страшные казачьи «човны», и все турецкое побережье стонало от казачьего меча и пылало огнем казачьим.
Казалось бы, поляки должны были дорожить казаками для защиты степной границы, как дорожили в Москве службой и верностью Дона. Вместо того польские власти со слепой жестокостью стали вводить и в степной казачьей Украине свои тяжелые, непривычные русскому люду порядки. Степь год за годом застраивалась все дальше королевскими крепостями. Наезжали паны с королевскими грамотами на владенье вольными казачьими землями. Казаки, кроме 6 тысяч, взятых правительством на службу, объявлены были крепостными новых панов; сейм из года в год издавал законы, грозившие смертной казнью всякому, кто будет называть себя казаком. За панами наехали евреи-арендаторы, и вольные гордые воины-казаки оказались в рабстве не только у пана, а у последнего еврея, которому пан сдавал в аренду с землей и свое право судить холопов и даже казнить их смертью. Заодно с имениями отдавались панами на откуп и православные церкви; не заплатив откупщику, нельзя было ни крестить, ни венчать, ни хоронить, ни помолиться в церкви.
Напрасно более умные из самих поляков стыдили своих, напоминая о заслугах казаков. «Казаки охраняют все христианство, — говорил своим один поляк-писатель, — не имея от вас никакой помощи, они доставляют вам такое спокойствие, как откармливаемым волам. Слава этого народа останется за ним на веки, хотя бы Польша и погибла...»
Напрасно некоторые знатнейшие польские вельможи отстаивали казачьи права и бранились с епископами-униатами, упрекая их за неслыханные насилия, какими вводилась на Украине всем ненавистная уния. «От этой унии всем нам, быть может, суждено погибнуть, — писал один из значительных панов, Сапега, — за нее казаки нас ненавидят, а от их верности больше пользы для края, чем от всей унии».
Для огромного большинства панов, державших в руках сейм, казаки, с их любовью к вольной жизни, с их непокорством, казались опаснее и ненавистнее турок. Войны с Турцией изнеженные и скупые богачи-паны боялись больше всего на свете. В угоду туркам сейм настрого запретил казакам выходить в Черное море. Польское войско ходило нарочно в Запорожье и, овладев Сечью, сожгло все казачьи «човны». Около порогов построена была крепость, чтобы не пропускать на Сечь никаких припасов, особенно толстых бревен, из которых запорожцы могли бы выдолбить себе новые челны. Сильная польская стража вместе с турецкой охраняла устье Днепра и без пощады рубила или выдавала туркам попадавших ей в руки казаков — запорожских или донских, зашедших с моря...
Малороссия и Москва
Чем тяжелее приходилось русскому населению в Польской державе, тем больше росло и крепло в нем сознание, что только у православной Москвы можно искать и найти защиту. Уже в XV веке много русских князей и бояр отъехало на службу к Московскому великому князю. И в простом народе жива была связь с родной по крови, по вере и по языку Москвой: в XVI веке турки жаловались польскому королю, что его подданные — каневские и черкасские казаки — мешают татарам грабить московские окраины, давая знать в Москву о всяком движении орды.
Однако в войнах с Москвой казаки долгое время служили как верные подданные польской короне. По всей Польше едва ли не они одни были по-настоящему верны королю. Паны же своевольничали, изменяли, восставали против короля и называли это своею вольностью.
Наконец нестерпимые притеснения правительства, панов и униатов надломили верноподданническое настроение Малороссии. Целый ряд страшных кровавых восстаний потрясал Украину.
Казацкий гетман Сагайдачный в последний раз попытался верной службой добиться от правительства справедливости к казакам. В 1621 году, в дни страшного нашествия на Польшу 300-тысячной турецкой армии, казачьи сабли в кровавой битве под Хотином спасли Польшу: разбитое турецкое войско со стыдом отступило. Польское правительство могло выставить в этой битве против турков только тридцать тысяч, а казаков в ней было сорок тысяч.
Напуганное страшной опасностью королевское правительство обещало признать митрополита и епископов, поставленных для православных в Киеве Иерусалимским патриархом Феофаном, и утвердить за казаками их старые вольности. Но гроза прошла, Сагайдачный в следующем году умер от ран, полученных под Хотином, и польское правительство забыло о своих обещаниях.
Это вероломство убило последнюю надежду на примирение. Еще при жизни Сагайдачного патриарх Феофан навсегда запретил казакам ходить войной на православную Москву. Сам Сагайдачный, не вполне доверяя польским обещаниям, засылал к царю Михаилу Федоровичу послов. Но в Москве помнили еще казачьи грабежи в годы смуты и послов не допустили перед царские очи.
После смерти Сагайдачного, когда вероломство поляков стало явно, Киевский митрополит Иов отправил в Москву в 1625 году новое посольство со слезной челобитной — принять Малороссию под защиту. О том же просили послы из Запорожья, пришедшие с повинною за свои грабежи в Смутное время. О том же писали царю монахи нескольких православных монастырей. «Мы все под государевою рукою быть хотим. А кроме Государя нам деться некуда», — говорили в один голос все послы.
Запорожцев государь пожаловал: отпустил им старые их преступления против его благочестивого государства и впредь обещал им того не поминать. Относительно же подданства в Москве были осторожны: послам обещана была прямая помощь тогда, когда вправду станет видно, что весь народ того хочет. А до того позволено желающим переселяться на царские земли.
Восстания в Малороссии продолжались — одно страшнее другого. Поляки, подавив восстание, жестоко расправлялись с побежденными. Казаки десятками тысяч, с женами и детьми, бежали за Московский рубеж и селились вокруг царских городов — Ливен, Новосиля, Мценска, Оскола, Воронежа, Дедилова, Рыльска, Путивля, Курска, Севска. Поляки настойчиво требовали выдачи беглецов и жаловались, что «царь де их на службу принимает, а надобно было бы, чтобы и колы-то те уже подгнили, на которых они бы посажены были...» Из Москвы был неизменный ответ: такого договора, чтобы выдавать беглецов, нет между Москвой и Польшей.
Весной 1648 года из Запорожья поднялось новое восстание. Во главе восстания стал умный и ученый, поседевший в боях казак Богдан Хмельницкий. Казаки толковали, что он имел на то разрешение от самого короля. Король Владислав хотел воевать с Турцией и помощи ждал не от польских панов, а от казаков. Говорили, что он прислал Хмельницкому деньги на постройку челнов и велел запорожцам быть готовыми по его слову выступать в поход; а на жалобы казаков, что паны их притесняют всякими обидами, он отвечал: «Есть у вас сабли, так обидчикам не поддавайтесь и кривды свои мстите саблями». Своевольные паны и самому королю были противны, а силы против них, кроме казачьих сабель, у короля не было.
Опытный и хитрый старик Хмельницкий мастерски подготовил восстание. Он успел даже заключить тайный союз с крымским ханом, и тот выслал ему на помощь татарскую орду.
Восстание началось очень удачно. Польские войска были побиты наголову, двое гетманов попали в плен. Восстание охватило всю Украину. Крепостные «холопы» чуть не поголовно взялись за оружие и толпами стекались под знамена Хмельницкого, сила которого росла с каждым днем. «Каждый холоп — наш враг, — в отчаянии писали поляки, — каждое селение мы должны считать отрядом неприятельским». Особенно пугало поляков невиданное ожесточение восставших: ни одного изменника или шпиона не могли они найти среди них, пленные казаки давали себя сжечь, а не говорили ничего.
Король Владислав умер в разгаре восстания, когда вся Украина залита была кровью. Избранный на престол блат его Ян-Казимир тоже благоволил к казакам, помня их прежнюю верную службу, и упрекал своих панов за т что они своими притеснениями довели казаков до восстания.
Но паны так же мало слушались нового короля, как и умершего Владислава. «Лучше умереть, чем казакам и холопам в чем-нибудь уступить, — кричали они, — либо казаков истребим, либо они нас истребят!» Вместо уступок и примирения сейм объявил поголовное ополчение для войны с казаками. Новое войско польское было разбито казаками наголову. Ужас охватил всю Польшу. «Казнь Божья на нас, — говорили всюду, — чего никогда не был , везде казаки нас побивают». Сам Богдан ожесточился и не хотел больше слышать о мире. «Выбью из польской неволи народ русский весь. Вся чернь, по Люблин и по Краков, поднимется за меня, — грозил он, — лучше голову сложить, чем возвратиться в неволю».
По всей Украине поляки и евреи были перерезаны чуть не до последнего человека. Казаки всюду устраивали свое управление да свои казачьи суды и порядки. «Пусть ни одного шляхтича не будет на Украине, — говорили они, — а который захочет с нами хлеб есть, пусть будет послушен войску Запорожскому, а на короля не брыкает. Пусть король будет королем: провинится князь — режь ему шею; провинится казак — и ему тоже; вот будет правда».
Польское войско больше не существовало. Сам король в последней битве чуть не попал в плен. Насмерть перепуганные поляки сами запросили мира, и Хмельницкий имел слабость согласиться. Правда, мир был выгоден для казаков: число их вместо 6 тысяч было установлено в 40 тысяч, Киевский митрополит православный был допущен в польский сенат и евреи изгнаны из казачьих городков и местечек. «От них все зло, — говорили казаки полякам, — они и вас с ума свели». Но все же не такого мира ждала Украина: никто из восставших не хотел возвратиться в рабство к своему пану, не 40 тысяч, а все хотели быть казаками и жить не по польским, а по казачьим законам. В народе начался ропот, Хмельницкого называли изменником. Началось новое восстание. Богдан опять стал во главе народа, но со своим неудачным миром он упустил время: за два года поляки собрались с силами и, главное, успели подкупить подарками крымского хана. Хан со своей ордой изменил Хмельницкому во время самой битвы, и казаки потерпели страшное поражение. Началась обычная у поляков расправа с побежденными. Опять знакомой дорогой потянулись толпы беглецов на восток, в Московские пределы. Оставшиеся мещане, казаки и крестьяне роптали от страшного разорения, причиненного долгой войной, и требовали, чтобы гетман просил подданства у Московского царя: в Москве вера одна у всех, и междоусобной войны не бывает. Хмельницкий и сам много раз засылал послов в Москву, просил помощи на поляков и обещал от всего войска верную службу и подданство государю. В Польше все время боялись выступления Москвы и с опаской посматривали на царские войска, стоявшие на границе: «Одна кровь, одна вера», — рассуждали поляки. Пока казаки сами справлялись с врагами, в Москве медлили, не видя нужды разрывать мир с Польшей, только принимали беглецов под защиту да в голодные годы посылали хлеба в малороссийские города. Но в начале 1653 года прибыли в Москву новые послы от Хмельницкого с известием, что поляки вконец опустошают и губят несчастную Украину, и с последней мольбой о помощи. Молодой царь Алексей Михайлович созвал на совет своих бояр. 14 марта 1653 года «совершися Государская мысль в сем деле»: царь решил принять Малороссию под свою высокую руку.
Осенью 1653 года собрался в Москве земский собор. Выслушав изложение дела, люди всех чинов на соборе решили так: гетмана Богдана Хмельницкого и все Запорожское войско с их городами и землями чтобы изволил государь принять под свою высокую руку; польский король, притесняя православную веру, нарушил этим договорную присягу, и потому его подданные-казаки тоже свободны от своей присяги и вольны передаться, кому хотят. С объявлением царской воли отправилось в Малороссию особое посольство. Во всех городах его встречали колокольным звоном, крестными ходами, хлебом-солью.
8 января 1654 года в городе Переяславле собралась казачья «рада» (сход). Гетман Хмельницкий объявил народу, что царь склонился на шестилетние непрестанные моления и согласен принять под свою высокую руку Запорожское войско, если войско доброй волей того хочет. Весь народ единодушно воскликнул: «Волим под Царя восточного, православного. Боже, утверди! Боже, укрепи! Чтобы мы вовеки все едины были!»
Гетман, полковники и весь народ торжественно целовали крест на верность государю.
Война с Польшей
В Москве между тем готовились к войне. Уже летом 1653 года дворянство было созвано на государеву службу, и царь лично делал смотр полкам. 23 октября в Успенском соборе прочитано было объявление о войне с Польшей. В самом начале 1654 года началось движение войск к литовской границе. 23 апреля был во дворце торжественный отпуск князя Трубецкого, назначенного главным воеводой. После богослужения и пира царь Алексей Михайлович сказал Трубецкому напутственное слово — милостивый и грозный приказ и, взяв обеими руками, прижал к своей груди и поцеловал седую голову воеводы. Старый воин расплакался и начал кланяться царю в землю. Скоро стало известно, что государь сам идет с войском, чтобы «радость и нужду всяку принимать вместе». Великое одушевление господствовало в полках: шли защищать от врага русскую кровь и православную веру, последнему воину были известны обиды, терпимые в Польше русскими людьми. Патриарх и духовенство кропили выступавшие полки святой водой. Многие воины плакали, глядя на государя и слушая его слова.
В конце мая царские полки перешли литовскую границу и вступили в пределы Белоруссии. Русское население этого края хотя и не примкнуло прямо к движению в Малороссии, но сильно волновалось, следя за ходом войны. Теперь при появлении московских войск белорусские города один за другим стали сдаваться без бою на царское имя. «Мужики очень нам враждебны, — писали перепуганные поляки, — надо опасаться чего-нибудь вроде казацкой войны». С юга в Белоруссию вторглись казачьи отряды Хмельницкого. Князь Трубецкой наголову разбил около Борисова польское войско; одних полковников взято было в плен 12.
23 сентября после трехмесячной осады сдался Смоленск. Литовские воеводы, выходя из города, слагали свои знамена к ногам Алексея Михайловича. К зиме вся Белоруссия занята была крепко царскими войсками. Летом 1655 года война возобновилась. Царские войска повели наступление на самую Литву. В августе взята была столица Литвы — Вильно, и Алексей Михайлович к титулу царя и самодержца Великой, Малой и Белой России присоединил титул великого князя Литовского.
Богдан Хмельницкий, подкрепленный московскими полками, занял тем временем не только всю Украину, но и Галицкую Русь.
Такими блестящими успехами начата была война за великое народное дело.
Эти успехи взволновали весь православный люд, живший под властью турок. Опять пошли в Москву послы из Румынии, из подвластных Турции греческих и славянских земель, из далекой Грузии: все просили царя принять их в свое подданство, «чтобы совокупилось все христианство воедино», все просили царского войска себе на помощь, чтобы восстать против поработителей-мусульман. Страданья православных народов под тяжелым турецким игом глубоко огорчали и трогали царя. Всей душой стремился он освободить и их. Заветной его мечтою было — увидеть в Софийском соборе в Константинополе торжественное богослужение, совершенное Московским патриархом совместно с четырьмя патриархами православного Востока. Но дела складывались так, что он не мог рассылать свои войска на Кавказ и Турцию.
Присоединение Малороссии, Белоруссии и Литвы к Московскому царству испугало европейские державы, следившие ревниво, чтобы Москва не усилилась слишком на счет Польши. Первые вмешались шведы: они напали также на обессиленную Польшу, и шведский король Карл, взяв Варшаву, провозгласил себя королем польским. Многие польские и литовские вельможи присягнули ему. Карл обещал полякам вернуть все земли и города, отнятые русскими. Между русскими и шведами начались столкновения, перешедшие затем в открытую войну. В то же время к царю явились послы от австрийского императора: они убеждали Алексея Михайловича отказаться от дальнейших завоеваний в Литве, поставляя ему на вид, что поляки готовы теперь же, при жизни Яна-Казимира, избрать его наследником Польского королевства. Поляки, со своей стороны, убеждали царя в том же.
В Москве хорошо знали цену польским обещаниям: недаром, заключая с поляками какой-нибудь договор, приказывали послам зорко следить, чтобы король действительно поцеловал крест, а не блюдо около креста. Но на этот раз предстоящая тяжелая война со шведами и казавшиеся искренними уверения польских вельмож склонили царя Алексея Михайловича на приостановку дальнейших военных действий против Польши; паны съезжались на съезд и готовились, по-видимому, к избранию Алексея Михайловича в короли.
Война со шведами пошла не очень удачно. Несмотря на все старания царей Михаила и Алексея, русское войско все еще далеко уступало шведскому и в вооружении, и в военном искусстве. А тем временем поднялась смута в Малороссии.
Приняв Малороссию в свое подданство, Алексей Михайлович оставил ей ее старое привычное управление: население делилось на полки, казаки сами выбирали себе полковников, есаулов и всю «старшину» (начальство); во главе Малороссии стоял тоже выборный гетман. Но в населении Украины скоро обнаружился раскол. Управление выборной старшины вызывало горькие жалобы со стороны мещан, на которых казаки смотрели с презрением, как на людей невоенных, и нередко обижали и грабили, а казачья старшина не давала мещанину суда и управы против казака. Мещане роптали и слали царю челобитную за челобитной, чтобы он прислал в города для защиты и управления своих воевод. Сами казаки тоже не могли поладить между собой. Полковники и вся старшина привыкали понемногу смотреть на себя, как на панов, а на простых казаков — как на своих холопов. Пользуясь властью, они отписывали себе из войсковых земель большие имения, богатели, заводили крепостных. Простое казачество роптало, иногда поднимало бунты. Еще при жизни старика Богдана поддерживался кое-как порядок. Но в 1657 году Хмельницкий умер — и началась полная неурядица. Против нового гетмана Выговского начали восставать его же полковники. Для усмирения их гетман вызвал татар, и пошло междоусобие. Царский посол Кикин старался как-нибудь примирить казаков. Когда гетман хотел штурмовать непокорную ему Полтаву, Кикин заставил его поклясться, что он не позволит своим союзникам-татарам грабить христианский город. Полтава была взята. Начался повальный грабеж. «Где ж твоя клятва?» — спросил Кикин. Гетман устыдился и велел казакам отогнать татар от города.
Среди общей усобицы началась уже и прямая измена. Гетману и полковникам польские порядки нравились больше казачьих и московских: им самим хотелось быть панами, а нигде паны не имели такой воли и такого почета, как в Польше. Тот же Выговский заключил с поляками тайный договор и стал исподволь возбуждать казаков против Москвы. Нашлись такие, которые пошли за старшиной и передались опять Польше, забывая о клятве на Переяславской раде. Надеясь на то, что Москва занята шведской войной и малороссийской смутой, польский сейм и не подумал избирать на престол царя Алексея, а вместо того стал собирать против него войска.
Военное счастье изменило русским. В 1659 году изменник Выговский с татарами нанес московским воеводам поражение под Конотопом. Лучшие дворянские полки погибли в этой несчастной битве. Воевода князь Пожарский, взятый в плен, был обезглавлен татарами за то, что плюнул в лицо хану, хвалившемуся своей победой.
Польские и литовские войска, собравшись с силами за четыре года перемирия, тоже открыли военные действия. В 1661 году сам король с огромными силами осадил и взял Вильну. Воевода князь Мышецкий защищал город геройски, отбивая приступ за приступом и без пощады рубя голову всякому, кто заговаривал о сдаче. Наконец, когда всего гарнизону осталось 78 человек, измученных голодом, поляки ворвались в крепость. Воевода бросился в пороховой погреб, чтобы взорвать всю крепость на воздух, но не успел и был схвачен.
Приведенный к королю, он не захотел поклониться. Его спрашивали: какой милости хочет он от короля? «Никакого милосердия от короля не требую, а желаю себе смерти», — ответил князь. Поляки, вопреки всем военным обычаям, казнили храброго воеводу.
Со шведами мир заключен был в 1661 году, но война в Литве и в Малороссии затянулась еще на 6 лет. Неурядица в Малороссии все росла. Всякие выборы гетмана сопровождались жестоким побоищем на раде. Партия, поставившая своего гетмана, тут же начинала грабить и казнить будто бы за какую-то измену неугодных ей казаков. Доносы на всякого избранного гетмана так и сыпались в Москву. Не знали, кому верить. «Где и под страхом живут — и там без плута не бывает, а у нас в малороссийских городах вольность: если бы государевой милости ко мне не было, то у них бы на всякий год было по десяти гетманов», — жаловался один гетман. Старшина жаловалась на своевольство простых людей, а те жаловались на корыстолюбие старшины. В Малороссии все больше привыкали полагаться на государеву милость: сами гетманы выпрашивали себе московских солдат для охраны, выпрашивали войска для обуздания своих ослушников, были рады, когда получали боярский чин...
Среди неурядицы, раздоров и измены в среде старшины огромная масса простого казачества и мещанства хранила верность добровольно избранному православному царю. Особенно старики, помнившие польские порядки, боялись восстановления их и благословляли царя, который поборов не требует, а, начав войну, сам и своего здоровья за них не жалеет.
После несчастной битвы под Конотопом польский полководец Потоцкий доносил королю: «Не изволь ожидать для себя ничего доброго от здешнего края. Все жители здешние скоро опять будут Московскими: они того хотят и только ждут случая, чтобы достигнуть желаемого».
Война затягивалась, поражения и победы сменяли друг друга, силы России и Польши истощались, а несчастная Малороссия, раздираемая двадцатилетней смутой, превращалась почти в пустыню. Наконец начались переговоры о мире. Польские послы упрямились и требовали, чтобы им были отданы целиком белорусские и малорусские земли, бывшие за ними до 1654 года. Русские предлагали вернуть полякам западную половину Малороссии (по Днепр), сохранив за собой восточную. Главный русский посол боярин Ордин-Нащокин советовал даже царю вовсе отказаться от Малороссии и в союзе с поляками напасть на Швецию. Но для доброго и набожного Алексея Михайловича защита провославной Малороссии была дороже, чем выгодные завоевания от шведов. Даже половину Малороссии уступал он с болью, от крайней нужды, отдать же всю целиком под иго иноверцев 1 он считал непростительным грехом: «Какое оправдание примем мы, если допустим это?» — писал он Нащокину.
Поляки пошли на уступки. В селе Андрусове осенью 1667 года заключено было перемирие. За Россией остались Смоленская и Черниговско-Северская области. Границей русских и польских владений на Украине указан был Днепр. На правом берегу Днепра русские сохранили Киев с обязательством вернуть его Польше через два года. Таким образом, Алексей Михайлович не только возвратил России то, что было уступлено Польше после Смутного времени, но и сделал новое ценное земельное приобретение на юге: приобрел левобережную польскую Украину, называвшуюся с этого времени Гетманской Украиной (нынешние Полтавская и южная часть Черниговской губернии).
Гетманская Украина быстро оправилась от разорительной войны. Население ее с каждым годом становилось все гуще: сюда во множестве бежали с правого берега Днепра крестьяне и казаки, не желавшие подчиняться польским порядкам. Новые города вырастали один за другим. Черноземная земля давала богатые урожаи. Гетманская Украина бойко торговала хлебом и скотом, сбывая их в Польшу, в немецкие земли и в Москву. Быстро поднявшийся Нежин стал большим торговым городом: через него шла вся торговля Московских южных городов с Турцией; сюда свозились во множестве товары из Москвы, из Польши, из Константинополя, из Запорожья, с Дона. Так быстро заселилась и разбогатела эта благословенная Богом страна, освобожденная русским оружием от тяжелого иноверного ига.
Старому Киеву — матери русских городов — не пришлось больше быть под польской властью. Не прошло назначенных двух лет, как правобережная (польская) Украина восстала против Польши и поддалась турецкому султану. Огромное турецкое и татарское войско надвинулось на Польшу с юга. Лучшие польские крепости пали одна за другой. Польша не могла бороться и поспешила заключить с Турцией мир, которым уступила ей свою (западную) половину Украины. Теперь уже не было речи о том, чтобы отдавать Киев полякам: надо было защищать его от турок. Казаки западной стороны, сами призвавшие турок, теперь опять волновались и роптали, видя, как татары грабили что попало под руку, мостили улицы иконами и продавали в рабство казачьих жен и детей. В марте 1674 года в Переяславле съехались на раду полковники всех малороссийских полков и восточной (московской), и западной (турецкой) сторон и избрали общего гетмана — Ивана Самойловича. Западные полковники снова присягнули на верность царю Алексею Михайловичу.
Царские войска вместе с казачьими заняли главный город западной Украины — Чигирин.
Едва успели московские ратные люди разойтись по домам после Андрусовского перемирия, как снова были созваны под знамена. Опять, как 20 лет назад, москвичи сбегались толпами смотреть на царские рати, выступавшие к Украине — на этот раз против «турских людей», с любопытством и гордостью смотрели на сильную артиллерию: никогда в Москве не видали таких больших и хороших пушек, так ловко прилаженной упряжи. Опытные люди говорили, что против таких пушек «турским людям» не устоять.
Среди военных приготовлений скончался Алексей Михайлович. Молодой царь Федор принял престол в тревожное время. Уже летом 1677 года загремела снова пальба по всей Украине: татары и турки осаждали Чигирин. Но русские пушки не обманули надежд: сильное турецкое войско бежало, бросая по дороге обоз, оружие, тысячи трупов.
Через год бесчисленные рати снова наводнили западную Украину. На этот раз Чигирин не устоял: его земляные стены были взорваны турецкими подкопами, и остатки русского войска оружием пробили себе дорогу и отступили, оставляя туркам дымящиеся развалины бывшего города. Но и турки, потерявшие под Чигирином третью часть своей стотысячной рати, не посмели двинуться ни к Киеву, ни на левый берег Днепра и завели переговоры о мире. О Западной Украине, занятой турецкими войсками, спорить не стоило. От тридцатилетней польской и турецкой войны она превратилась в пустыню. Города лежали в развалинах, население чуть не до последнего человека перебежало за Днепр, в московские владения, и степь на юге от царских украинских городов густо покрылась городками и поселками малороссов-переселенцев. С течением времени в этой части южной степи (в нынешних Харьковской и отчасти Курской и Воронежской губерниях) образовалась Слободская Украина, или Слободские украинские полки, взявшие на себя защиту Русской земли от крымских и иных татар.
В 1681 году мир с Турцией был заключен. Подолия и западная Украина остались за Турцией, в их безлюдных теперь степях стали кочевать татарские орды с их стадами. Киев и восточная Малороссия, а также и самый Днепр и его притоки с богатыми рыбными промыслами навсегда были закреплены за Россией. От Киева еще раньше (в 1678 году) Польша отказалась, получив взамен его в Белоруссии Себежский, Невельский и Велижский уезды.
Так кончилась долгая кровавая война за соединение в единое православное государство великого русского народа. Польша, обессиленная поражениями и потерей всей Украины, раздираемая вечно внутренней смутой, была больше не опасна. Зато новый грозный враг — страшная для всей Европы Турция — придвинулся к самым границам Московского государства.
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://historic.ru/