Россия в XVII веке
Договор 17 (27) августа 1610 г. о признании королевича Владислава русским царем
Соборное Уложение 1649 г
Усиление самодержавия и органов центрального управления по Соборному уложению 1649 г.
Из решения Земского собора о воссоединении Украины с Россией, 1653 г., октября 1
Жалованная грамота царя Алексея гетману Богдану Хмельницкому и всему войску о сохранении их прав и вольностей, 1654 г. марта 27
«Прелестные грамоты» С.Т.Разина
Пресняков А.Е. Смутное время
Платонов С.Ф. Очерки по истории Смуты
Платонов С.Ф. Борис Годунов
Ключевский В.О. Лжедмитрий I
Скрынников Р. Г. Лихолетье: Москва в XVI—XVII веках. Гибель царевича Дмитрия
Морозова. Л.Е. Борис Федорович Годунов
Ключевский В.О. Начало династии Романовых
Кобрин В. Б. Избрание царем Михаила Романова
ДОГОВОР 17 (27) АВГУСТА 1610 Г. О ПРИЗНАНИИ КОРОЛЕВИЧАВЛАДИСЛАВА РУССКИМ ЦАРЕМ
Приглашение московскими боярами польского королевича
на русский престол
По благословению и по совету святейшего Ермогена, патриарха Московского и всея Руссии, и митрополитов, и архиепископов, и епископов, и архимандритов, и игуменов, и всего освященного собора (1) и по приговору бояр и дворян и дьяков думных, и стольников, и торговых людей, и стрельцов, и казаков, и пушкарей, и всех чинов служилых людей великого Московского государства мы бояре князь Федор Иванович Мстиславский, да князь Василий Васильевич Голицын, да Федор Иванович Шереметев, да окольничий князь Данило Иванович Мезетской, да думные дьяки Василий Телепнев, да Томило Луговской (2), съезжалися великого государя Жигимонта (3) короля Польского и великого князя Литовского с Станиславом Желтковским с Жолкви, с воеводою, гетманом короны польской и говорили о обираньи государском на Владимирское и Московское и на все великие государства Российского царствия и приговорили на том: что послати бити челом к великому государю к Жигимонту королю Польскому и великому князю Литовскому, и к сыну его к королевичу ко Владиславу Жигимонтовичу (4), чтоб великий государь Жигимонг король пожаловал, дал на Владимирское и Московское и на все великие государства Российского царства сына своего Владислава королевича; о чем святейший Ермоген патриарх Московский и всея Руссии, и весь освященный собор Бога молят, и Владислава королевича на Российское государство хотят с радостию. А мы все бояре и дворяне, и дьяки думные, и приказные люди, и торговые люди, и стрельцы, и казаки, и всех чинов служилые люди Московского государства великому государю королевичу Владиславу Жигимонтовичу и детям его целовали святой животворящий крест Господень на том, что нам ему вовеки служити, как прежним прирожденным государям. А на которой мере государю королевичу Владиславу Жигимонтовичу быти на Российском государстве, и о том мы бояре дали гетману письмо по статьям, и на те статьи дал нам боярам гетман запись и утвердил своею рукою и печатью, и на той записи целовали крест гетман и все полковники за великого государя Жигимонта короля; а мы бояре дали гетману сее запись о тех же статьях: королевичу Владиславу Жигомонтовичу, колико придет в царствующий град Москву, венчать на государство царским венцом по прежнему чину. Владиславу Жигимонтовичу на Российском государстве, церкви Божии по всем городам и селам чтити и от от разоренья оберегати исвятым Божиим иконам и чудотворным мощам поклонятися и почитати, костелов и иных вер молебных храмов в государстве нигде не ставити; а что говорилгетман, чтоб в Москве хотя б один костел быти мог для людей польских и литовских, которые при государе королевиче мешкати (5) будут, о том государю королевичу с патриархом и со всем духовным чином и с боярами и со всеми думными людьми говорити; а христианские наши православные веры греческого закона ничем не рушати и не бесчестити и иных никаких вер не вводити, чтоб наша святая православная вера греческого закона имела свою целость и красоту по-прежнему. А что дано церквам Божиим и в монастыри вотчин иугодий, не отъимати. Боярам и дворянам и приказным всяким людям у всяких государственных дел быти по-прежнему, а польским и литовским людям на Москве ни у каких дел и по городам в воеводах и приказных людях не быти. Прежних обычаев и чинов не переменяти и московских княжеских и боярских родов приезжими иноземцы не понижати. А жалованье денежное и вотчины, кто что имел, тому быти по-прежнему. Суду быти по-прежнему обычаю и по судебнику Российского государства, а будет похотят в чем пополнити для укрепления судов, и государю на то поволити с думою бояр и всей земли. А кто винен будет, того по вине его казнити, осудивши наперед с бояры и с думными, людьми; а жены, дети, братья, которые того дела не делали, тех не казнити и вотчин у них не отъимати; а не сыскав вины и не осудивши судом всеми бояры, никого не казнити. Доходы государские с городов, с волостей, также с кабаков и с тамог (6) велети государю сбирати по-прежнему; не поговоря с бояры, ни в чем не прибавляти. А которые города от войны запустели, и в те городы и уезды послдати государю описати и дозирати, много ль чего убыло, и доходы велети имети по описи и по дозору; а на запустошенные вотчины и поместья дати льготы, поговоря с бояры. Купцам торговати повольно по-прежнему. А про вора, что называется царевичем Дмитрием Ивановичем, гетману промышляти с нами, бояры, как бы того вора изымати или убити; а как вор изыман или убит будет, и гетману со всем королевским войском от Москвы отойти. А только вор Москве похочет какое воровство или насильство чинити, и гетману против того вора стояти и биться с ним. И во всем королевичу Владиславу Жигимонтовичу делати по нашему прошенью, и по договору послов с великим государем Жигимонтом королем, и по сей утверженной записи. А о крещеньи, чтоб государю королевичу Владиславу Жигимонтовичу пожаловати креститися в нашу православную христианскую веру и быти в нашей в православной христианской греческой вере; и о иных недоговорных статьях и о всяких делах как бы меж государьми и их государствы о всем договор и докончание учинилось. А для утверждения, к сей записи мы бояре печати свои приложили, а дьяки руки свои приписали (7).
Настоящий договор заключен гетманом Станиславом Жолкевским, действовавшим от имени польского короля Сигизмунда III, и московским боярским правительством Федора Мстиславского«c товарищи», оказавшимся у власти после свержения царя Василия Шуйского. При его составлении использовались статьи договора, заключенного в феврале того же года с Сигизмундом III делегацией «тушинских» бояр, служивших Лжедмитрию II до его бегства в Калугу. Правительство Мстиславского при заключении августовского договора стремилось обеспечить привилегии, чины, должности, владения московской аристократии. Вместе с тем московские бояре стремились ограничить самодержавную власть приглашаемого монарха. Договор не был выполнен Сигизмундом III, который, опираясь на военное превосходство, стремился к более полному подчинению Русского государства. Этот договор — интересный памятник правовой и политической мысли того времени, отражает взгляды русской родовитой знати.
1. Освященный собор — собор высшего духовенства, решавший важнейшие вопросы церковной жизни, принимавший участие в рассмотрении многих проблем государственной политики. В случае созыва земского собора освященный собор входил в его состав.
2. Федор Иванович Мстиславский (ум. в 1622г.) —один ид последних представителей аристократического рода, происходившего от литовского князя Гедимина и владевшего Мстиславским княжеством на востоке Белоруссии. Дед Ф. И. Мстиславского перешел на службу в Москву при Василии III. Его отец, Иван Федорович, полководец Ивана Грозного, участник похода на Казань и Ливонской войны, во времена опричнины состоял в земской Боярской думе и подвергался опале. Сам Ф. И. Мстиславский, воевода и боярин Бориса Годунова, нанес ряд поражений Лжедмитрию I, но после его воцарения «повинился» перед ним и стал первым его боярином. После свержения самозванца как представитель знатнейшего рода претендовал на царский трон, но уступил его Василию Шуйскому. Когда Василий Шуйский лишился власти, Ф. И. Мстиславский возглавил московское боярское правительство. От его имени издавались указы, другие распоряжения, он значится первым и среди подписавших договор о приглашении Владислава с русской стороны. Данило Иванович Мезецкий принадлежал к потомкам черниговского князя Михаила Всеволодовича. Его предки владели Мезецком (ныне — Мещовск в Калужской обл.), перешли на службу в Москву в конце XV в., но высоких постои не заслужили. Лишь Д. И. Мезецкий стал одним из фаворитов Бориса Годунова, получил чин окольничего, затем служил Василию Шуйскому, а при Михаиле Федоровиче пожалован в бояре. Василий Григорьевич Телепнев — в конце XVI в. подьячий Посольского приказа, с 1607 г. - дьяк того же приказа, а с 1609г. —думный дьяк, неоднократно участвовал в переговорах с польскими послами. Томило Иудич Луговской – в начале XVII в. дьяк Разрядного приказа, ведавшего службой дворян, бояр и других высших категорий служилых людей Московского государства.
3. Жигимонт – так в Литве и наРуси произносили имя Сигизмунд. Само имя — германского происхождения.
4. Владислав(1595 – 1658) — сын Сигизмунда III, польский король Владислав IV с 1632 г. После воцарения Михаила Романова продолжал считать себя претендентом на русский престол и в 1617—1618 гг. совершил поход в Россию, окончившийся Деулинским перемирием. Отказался от претензий на русский трон только по Поляновскому миру 1634 г. по окончании войны с Россией за Смоленск.
5. Мешкати – здесь: жить (от польского — mieskac).
6. C тамог – речь идет отаможенных пошлинах, взимаемых с торговых сделок.
7. Руки свои приписали - т. е. расписались собственноручно.
Договор 17 (27) августа 1610г. о признании королевича
Владислава русским царем
//Хрестоматия по истории СССР: XVI—XVII вв. 1 Под ред. А.А.Зимина.
М., 1962. С. 317—324.
СОБОРНОЕ УЛОЖЕНИЕ 1649 г.
<...> Глава XI. Суд о крестьянех. А в ней 34 статьи
1. Которые государевы дворцовых сел и черных волостей крестьяне и бобыли, выбежав из государевых дворцовых сел и ис черных волостей, живут за патриархом, или за митрополиты, и за архиепископы, и епископом, или за монастыри, или за бояры, или за околничими и за думными, и за комнатными людьми, и за стольники и за стряпчими, и за дворяны московскими, и за дьяки, и за жильцы, и за городовыми дворяны и детьми боярскими, и за иноземцы и за всякими вотчинники и помещики, а в писцовых книгах, которые книга писцы подали в Поместной и в ыные приказы после московского пожару прошлого 134 году, те беглые крестьяне, или отцы их написаны за государем, и тех государевых беглых крестьян и бобылей сыскивая свозити в государевы дворцовые села и в черные волости, на старые их жеребьи, по писцовым книгам з женами и з детьми и со всеми их крестьянскими животы без урочных лет.
2. Такъже будет кто вотчинники и помещики учнут государю бита челом о беглых своих крестьянех и о бобылях, и скажут, что их крестьяне и бобыли, выбежав из-за них, живут в государевых в дворцовых селех, и в черных волостях, или на посадех в посадских людех, или в стрельцах, или в казаках, или в пушкарях, или в и (ы)ных в каких-нибудь в служилых людех в Замосковных и в Украинных городех, или за патриархом, или за митрополиты, или за архиепископы и епископы, или за монастыри, или за бояры, и за околничими, и за думными и за комнатными людьми, и за столники, и за стряпчими, и за дворяны московскими, и за дьяки, и за жилцы, и за городовыми дворяны и детми боярскими, и за иноземцы, и за всякими вотчинники и помещики: и тех крестьян и бобылей по суду и по сыску отцавати по писцовым книгам, которыя книга писцы в Поместной приказ отдали после московского пожару прошлого 134-го году, будет те их беглыя крестьяне, или тех их беглых крестьян отцы, в тех писцовых книгах за ними написаны, или после тех писцовых книг те же крестьяне, или их дети по новым дачам написаны за кем в отцепных или в отказных книгах. А отдавати беглых крестьян и бобылей из бегов по писцовым книгам всяких чинов людем без урочных лет.
<....> 9. А которые крестьяне и бобыли за кем написаны в переписных книгах прошлых, 154-го и 155-го годов, и после тех переписных книг из-за тех людей, за кем они в переписных книгах написаны, збежали или впередь учнут бегати: и тех беглых крестьян и бобылей, и их братью, и детей, и племянников, и внучат з женами и з детьми и со всеми животы, и с хлебом стоячим и с молоченым отдавать из бегов тем людем, из-за кого они выбежат, по переписным книгам, без урочных лет, а впредь отнюд никому чюжих крестьян не приимать, и за собою не держать.
<...> 22. А которые крестианские дети от отцов своих и от матерей учнут отпиратися: и тех пытати. <....>
30. А за которыми помещики и вотчинники крестьяне и бобыли в писцовых, или во отдельных или во отказных книгах, и в выписях написаны на по-
местных их и на вотчинных землях порознь, и тем помещикам и вотчинником крестьян своих с поместных своих земель на вотчинныя свои земли не сводити, и тем своих поместей не пустошити.
<...> 32. А будет чьи крестьяне и бобыли учнут у кого наймоватися в работу и тем крестьяном и бобылем у всяких чинов людей наймоватися на работу по записям, и без записей поволно. А тем людем, у кого они в работу наймутся, жилых и ссудных записей и служилых кабал на них не имати и ничим их себе не крепити, и как от них те наймиты отработаются, и им отпущати их от себя безо всякаго задержания. <...>
Глава XIX. О посадских людех. А в ней 40 статей
I. Которыя слободы на Москве патриарши и митрополичи, и владычни, и монастырская, и бояр и околничих и думных и ближних, и всяких чинов людей, а в тех слободах живут торговые и ремесленые люди и всякими торговыми промыслы промышляют и лавками владеют, а государевых податей не платят, и служеб не служат, и те все слободы со всеми людми, которые в тех слободах живут, всех взята за государя в тягло и в службы бездетно и бесповоротно, опричь кабалных людей. А кабалных людей, по роспросу будет скажется, что они их вечные, отдавати тем людем, чьи они, и велеть их свесть на свои дворы. А которые и кабальные люди, а отцы их и родители их были посадския люди, или из государевых волостей: и тех имать в посады жить. А впредь, опричь государевых слобод, ничьим слободам на Москве и в городех не быть. А у патриарха слободы взята совсем опричь тех дворовых людей, которые изстари за прежними патриархи живали в их патриарших чинех дети боярские, певчие, дьяки, подьячие, истопники, сторожи, повары и хлебники, конюхи и иные чинов дворовых его людей, которым дается годовое жалованье и хлеб. <...>
5. А которыя слободы патриарши и властелинския, и монастырския, и бо-ярския, и думных и всяких чинов людей около Москвы, и те слободы со всякими промышленными людми, опричь кабалных людей, потому же по сыску, взята за государя. А пашенных крестьян будет которые объявятся по роспросу их поместей и вотчин старинные крестьяне, а привезены на те земли, и с тех слобод велети тем людем, у кого те слободы будут взяты, свести в свои вотчины и в поместья. А будет у тех пашенных крестьян на Москве и в городех есть лавки и погребы и соляные варницы, и им те лавки и погребы и варницы продать государевым тяглым людем, а впредь лавок и погребов и варниц опричь государевых тяглых людей никому не держати.
6. А выгону быта около Москвы на все стороны от Земляного города ото рву по две версты, а отмерити те выгоны новою саженью, которая сажень, по государеву указу, зделана в три аршина, а в версте учинити по тысечи сажен.
7. А которые патриарши, и властелинские и монастырские, и боярских и околничих и думных и всяких чинов людей слободы устроены в городех на государевых посадских землях, или на белых местех, на купленых и не на куп-леных, или на животинных выпусках без государева указу: и те слободы со всеми людми и з землями, по роспросу, взята в посад без лет и бесповоротно, за то, не строй на государево земле слобод, и не покупай посадской земли. <...>
II. А которые в городех стредцы, и казаки, и драгуны всякими торговыми промыслы промышляют, и в лавках сидят, и тем стрельцом и казаком, и драгуном, с торговых своих промыслов платита таможенныя пошлины, а с лавок оброк, а с посадскими людми тягла им не платити, и тяглых служеб не служити.
148
<...> 13. А которые московские и городовые посадские тяглые люди сами, или отцы их в прошлых годех живали на Москве, и в городех на посадех и в слободах в тягле, и тягло платили, а иные жили на посадех же и в слободах у тяглых людей в сиделцах и в наймитах, а ныне оне живут в заклатчиках за патриархом же, и за митрополиты, и за архиепископы, и за епископы, и за монастыри, и за бояры, и за околничими, и за думными, и за ближними и за всяких чинов людми на Москве и в городех, на их дворех, и в вотчинах, и в поместьях и на церковных землях, и тех всех сыскивати и свозити на старые их посадские места, ще кто живал напередь сего, бездетно же и бесповоротно. И въпередь тем всем людем, которые взяты будут за государя, ни за ково в за-клатчики не записыватася, и ничьими крестьяны и людми не называтися. А будет они въпередь учнут за ково закладыватися и называтися чьими крестьяны или людьми; и им за то чинита жестокое наказанье, бита их кнутом по торгом и ссылата их в Сибирь на житье на Лену. Да и тем людем, которые их учнут впередь за себя приимата в закладчики, по тому же быта от государя в великой опале, и земли вде за ними те закладчики впередь учнуть жита, имати на государя. <...>
21. А которые посадские люди давали дочерей своих девок за водных за всяких людей, и тех водных людей по женам их в черныя слободы не имати.
22. А которые водные люди поженилися на посадских на тяглых вдовах, и поженяся с тягла сошли, а прежние мужья тех их жен написаны в писцовых книгах на посадех в тягле, и тех людей, которые женилися тяглых людей на женах, имати на посад для того, что они поженилися на тяглых женках, и шли к ним в домы.
23. А которые посадские люди зятей своих приимали в домы, и за них давали дочерей своих для того, чтобы тем их зятем жита в их домех, по их живот и их кормити, и тем всем жита в тягле в сотнях и в слободах; а будет за кого выдут, и их взята в посад. <...>
37. А будет чьи нибудь старинные, или кабальные люди, или крестьяне и бобыли, которые за кем написаны в писцовых книгах, бегаючи у кого женятся на Москве и в городех у посадских людей, на дочерях на девках, или на вдовах, и таких беглых людей по крепостям, а крестьян по писцовым книгам с посадов отдавати з женами их и з детьми тем людем, из за кого они збежат, а в посад их в тягло по женам их не имати.
<...> 39. А которые тяглые люди продают беломесцом тяглыя свои дворы, а пишут вместо купчих закладные, и те свои дворы просрочивают, а те люди, кому они те свои дворы заложа просрочат обеливают, и черным людем в черных сотнях и слободах тяглых дворов и дворовых мест нетяглым людем не за-кладывата, и не продавати. А кто продаст, или заложит белым людем тяглой двор, и те дворы имати и отдавати безденежно в сотни, а по закладным у кого те дворы были заложены в денгах отказывати. А кто черные люди те свои дворы продадут, или заложат, и тех черных людей за воровство бита кнутом.
40. А у кого всяких чинов у руских людей дворы на Москве в Китае и в Белом и в Земляном городе в загородских слободах, и тех дворов и дворовых мест у руских людей немцам и немкам вдовам не покупати, и в заклад не имати. А которые немцы и их жены и дети у руских людей дворы или места дворовые учнут покупати, или по закладным учнут бита челом на руских людей, и купчие и закладные учнут приносит к записке в Земской приказ, и тех купчих и закладных не записывати. А будет кто руские люди учнут немцам, или немкам дворы и дворовыя места продавати, и им за то от государя быта в опале. А на которых немецких дворех поставлены немецкие керки, и те керки сломати, и впередь в Китае и в Белом и в Земляном городе на немецких дворех керкам не быти. А быти им за городом за Земляном, от церквей божиих в далных местех.
Тихомиров М.Н., Епифанов П.Л. Соборное уложение 1649 г.
М.. 1961. С. 160-168, 228-236.
УСИЛЕНИЕ САМОДЕРЖАВИЯ И ОРГАНОВ ЦЕНТРАЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ
ПО СОБОРНОМУ УЛОЖЕНИЮ 1649 г.
<…> Глава П. О государьской чести, и как его государьское здоровье оберегать <…>
1. Будет кто каким у мышлением учнет мыслить на государьское здоровье злое дело, и про то его злое умышленье кто известит, и по тому извету про то его злое умышленье сыщетса допряма, что он на царское величество злое дело мыслил, и делать хотел, и такова по сыску казнить смерти.
2. Такъже будет кто при державе царьского величества, хота Московским государьством завладеть и государем быть и для того своего злого умышления начнет рать збирать, или кто царьского величества с недруги учнет дружитца, и советными грамотами ссылатца, и помочь им всячески чинить, чтобы тем государевым недругом, по его ссылке. Московским государьством завладеть, или какое дурно учинить, и про то на него кто известит, и по тому извету сыщетца про тое его измену допряма, и такова лать хотел, и такова по сыску казнить смертию.
5. А поместья и вотчины и животы изменничьи взята на государя. <...>
13. А будет учнут извещати про государьское здоровье, или какое изменное дело чьи люди на тех, у кого они служат, или крестьяне, за кем они живут во крестьянех, а в том деле ни чем их не уличат, и тому их извету не верить. И учиня им жестокое наказание, бив кнутом нещадно, отцати тем, чьи они люди и крестьяне. А опричь тех великих дел ни в каких делех таким изветчиком не верить. <...>
18. А кто Московского государьства всяких чинов люди сведают, или услышат на царьское величество в каких людех скоп и заговор, или иной какой злой умысл, и им про то извещати государю царю и великому князю Алексею Михайловичю всея Русии, или его государевым бояром и ближним людем, или в городех воеводам и приказным людем. <...>
21. А кто учнет к царьскому величеству, или на его государевых бояр и околничих и думных и ближних людей, и в городех и в полкех на воевод, и на приказных людей, или на кого ни буди приходит скопом и заговором, и учнуг кого грабити, или побивати, и тех людей, кто так учинит, за то по тому же казнити смертию безо всякия пощады. <...>
Глава Ш. О государеве дворе, чтоб на государево дворе ни от кого никакова бесчиньства и брани не было
1. Будет кто при царском величестве, в его государеве дворе и в его госу-дарьских палатах, не опасаючи чести царского величества, кого обесчестит словом, а тот, кого он обесчестит, учнет на него государю бита челом о управе, и сыщется про то допряма, что тот, на кого он бьет челом, его обесчестил, и по сыску за честь государева двора того, кто на государеве дворе кого обесчестит, посадити в тюрму на две недели, чтоб на то смотря иным неповадно было впередь так делали. <...>
3. А будет кто при царьском величестве вымет на кого саблю, или иное какое оружье, и тем оружьем кого ранит, и от тоя раны тот, кого он ранит, умрет, или в те же поры он кого досмсрти убьет, и того убойца самого казнити смертию же. <...>
4. А будет кто при государе вымет на кого какое ни буди оружье, а не ранит и не убьет, и того казнити, отсечь рука. <...>
6. Такоже царьского величества во дворе на Москве, или где изволит царьское величество во объезде быти, и ис пищалей и из луков и из ыного ни ис какова оружья никому без государева указу не стреляти, а с таким оружьем в государеве дворе не ходити. А будет кто в государеве дворе на Москве, или в объезде кого ранит, или кого убиет досмерти, и того казнити смертию же.
7. А будет кто на государеве дворе, на Москве, и в объезде, учнет ходити с пищальми и с луками, хотя и не для стрельбы, и ис того оружья никого не ранит и не убиет, и тем за ту вину учинити наказание, бити батоги и вкинута на неделю в тюрму. <...>
Тихомиров М.Н., Епифанов П.Л. Соборное уложение 1649г.
М., 1961. Гл. П-Ш.
ИЗ РЕШЕНИЯ ЗЕМСКОГО СОБОРА О ВОССОЕДИНЕНИИ УКРАИНЫ С РОССИЕЙ, 1653 Г. ОКТЯБРЯ 1
<...> А о гетмане о Богдане Хмельницком и о всем Войске Запорожском бояре и думные люди приговорили, чтоб великий государь царь и великий князь Алексей Михайлович веса Русии изволил того гетмана Богдана Хмельницкого и все Войско Запорожское з городами их и з землями принять под свою государскую высокую руку для православные християнские веры и святых божиих церквей, потому что паны рада и вся Речь Посполитая на православную християнскую веру и на святые божий церкви востали и хотят их искоренить, и для того, что они, гетман Богдан Хмельницкой и все Войско Запорожское, присылали к великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичю всеа Русии бита челом многижда, чтоб он, великий государь, православные християнские веры искоренить и святых божиих церквей разорить гонителем их и клятвопреступником не дал и над ними умилосердился, велел их принята под свою государскую высокую руку. А будет государь их не пожалует, под свою государскую высокую руку принята не изволит, и великий бы государь для православные християнские веры и святых божиих церквей в них вступился, велел их помирити через своих великих послов, чтоб им тот мир был надежен.
И по государеву указу, а по их челобитью государевы великие послы в ответех паном раде говорили, чтоб король и паны рада междоусобье успокоили, и с черкасы помирились, и православную християнскую веру не гонили, и церквей божиих не отнимали, и неволи им ни в чем не чинили, а ученили б мир по Зборовскому договору.
А великий государь его царское величество для православные християнские веры Яну Казимеру королю такую поступку учинит: тем людем, которые в его государском имянованье в прописках объявились, те их вины велит им отдать. И Ян Казимер король и паны рада и то дело поставили ни во что и в миру с черкасы отказали. Да и потому доведетца их принять: в присяге Яна Казимера короля написано, что ему в вере христианской остерегати и защищата, и никакими мерами для веры самому не теснити, и никого на то не попущата. А будет он тое своей присяги не здержит, и он подданых своих от всякия верности и послушанья чинит свободными.И он, Ян Казимер, тое своей присяги не здержал, и на православную християнскую веру греческого закона востал, и церкви божий многие разорил, а в ыных униею учинил. И чтоб их не отпустить в подданство турскому салтану или крымскому хану, потому что они стали ныне присягою королевскою вольные люди. И по тому по всему приговорили: гетмана Богдана Хмельницкого и все Войско Запорожское з городами и з землями принять...
// Воссоединение Украины с Россией.Документы и материалы в трех томах. М.. 1953. Т. III. С. 413-414.
ЖАЛОВАННАЯ ГРАМОТА ЦАРЯ АЛЕКСЕЯ МИХАЙЛОВИЧА ГЕТМАНУ БОГДАНУ ХМЕЛЬНИЦКОМУ
И ВСЕМУ ВОЙСКУ ЗАПОРОЖСКОМУ О СОХРАНЕНИИ
ИХ ПРАВ И ВОЛЬНОСТЕЙ, 1654 г. МАРТА 27
Божиею милостию мы, великий государь царь и великий князь Алексей Михайлович всеа Великия и Малыя Росии самодержец <...>, пожаловали есмя наших царского величества подданных Богдана Хмельницкого, гетмана Войска Запорожского, и писаря Ивана Выговского, и судей войсковых, и полковников, и ясаулов, и сотников, и все Войско Запорожское, что в нынешнем во 162-м (1654 г.) году как по милости божий учинились под нашею государскою высокою рукою он, гетман Богдан Хмельницкий, и все Войско Запорожское и веру нам, великому государю, и нашим государским детем, и наследником на вечное подданство учинили. <...>
И мы, великий государь наше царское величество, подданного нашего Богдана Хмельницкого, гетмана Войска Запорожского, и все наше царского величества Войско Запорожское пожаловали велели им быта под нашею царского величества высокою рукою по прежним их правам и привилиям, каковы им даны от королей польских и великих князей литовских, и тех их прав и вольностей нарушивати ничем не велели, и судитись им велели от своих старших по своим прежним правам, а наши царского величества бояря и воеводы в те иха войсковые суды вступатись не будут. А число Войска Запорожского указали есмя, по их же челобитью, учинить спискового 60 000, всегда полное. А буде, судом божиим смерть случитца гетману, и мы, великий государь, поводили Войску Запорожскому обирати гетмана по прежним их обычаем самим меж себя. А кого гетмана оберут, и о том писати к нам, великому государю, да тому же новообранному гетману на подданство и на верность веру нам, великому государю, учинити, при ком мы, великий государь, укажем, а при булаве гетманской староству Чигиринскому со всеми его приналежностями, которые преж сего при нем были, указали есмя быти попрежнему. Также и именей казатцких и земель, которые они имеют для пожитку, отнимати у них и вдов поеле казаков осталых у детей не велели, а быти им за ними по-прежнему. А буде ис которых пограничных государств учнут приходить в Войско Запорожское к гетману к Богдану Хмельницкому послы о добрых делех, и мы, великий государь, тех послов гетману принимать и отпускать поводили. А ис которых государств, и о каких делех те послы присланы, и с чем отпущены будут, и гетману о том о всем писати к нам, великому государю, вскоре. А буде которые послы от кого присланы будут с каким противным к нам, великому государю, делом, и тех послов в Войске задерживать и писать об них к нам, вели"? кому государю, вскоре ж, а без нашего царского величества указу назад их не отпускать. А с турским салтаном и с польским королем без нашего царского величества указу ссылки не держать. И по нашему царского величества жалованью нашим царского величества подданным Богдану Хмельницкому, гетману Войска Запорожского, и всему нашему царского величества Войску Запорожкому быти под нашею царского величества высокою рукою по своим прежним правам и привилиям и по всем статьям, которые писаны выше сего. И нам,великому государю, и сыну нашему, государю царевичю князю Алексею Алексеевичю, и наследником нашим служити, и прямити, и всякого добра хотети, на наших государских неприятелей, где наше государское повеленье будет, ходити, и с ними битись, и во всем быти в нашей государской воле и послушанье навеки.
// Воссоединение Украины с Россией.Документы и материалы в трех томах. М., 1953. Т.III. С. 567-570. Т.1. С. 202 – 231.
«ПРЕЛЕСТНЫЕ ГРАМОТЫ» С.Т.РАЗИНА
1. Грамота от Степана Тимофеевича от Разина. Пишет вам Степан Тимофеевич всей черни. Хто хочет богу да государю послужить, да и великому войску, да и Степану Тимофеевичи), и я выслал казаков, и вам бы заодно измеников выводить и мирских краваливцев выводить.
И <..> мои казаки како промысь (промысл. - Сост.) станут чинить, и ва[м] бы <...> итить к ним в совет, и кабальныя и алальныя шли бы в по[л]к к моим казакам.
2. От донских и от яицких атаманов молотцов, от Стефана Тимофеевича и ото всего великого войска Донского и Яицкого паметь Цывильского уезду розных сея и деревень черней руским людем и татаром и чювашс и мордве. Стоять бы вам черне, руские люди и татаровя и чювяша, за дом пресвятые богородицы и за всех святых, и за великого государя царя и великого князя Алексея Михайловича <...> (т), и за благоверных царевичев, и за веру православных християн. А как не Цывильска к вам, к черте, руские люди и тагарови и чюваша и мордва, высыльщики в Цывилъской уезд по селом и по деревням будут и станут загонеть в осад стоять в Цывильску, и вам бы, черне, в осад в Цывильск не ходить, потому что над вами учинет обманом, всех в осаде вас прерубет. А тех бы вам цивильских высильщиков ловить и привозить в войско в Синбирск. А которые цывиленя дворяня и дети боярские и мурзы и татаровя, похотев заодно тоже стоять за дом пресвятые богородицы и за всех святых и за великого rocyдаря и за благоверных царевичев, и за веру православных крестиян, и вам бы, чернь, тех дворян и детей боярских и мурз и татар ничем не тронуть и домов их не разореть. А с войсковой памяти вам, чернь, списывать отдавать списки по селам церковным причетником дьячком в слово в слово. И списывая, отдаватьих по розным волостем и по селам и по деревням сотцким и старостам и десяцким, чтоб они, уездные люди, все в сию высковою паметь знали. К сей памяти высковую печать атаман Степан Тимофеевич приложил. А с сею высковою памятью послан наш высковой казак Ахпердя мурза Килдибяков, и вам бы, чернь, ево во всем слушать и спору не держать. А буде ево слушать ни в чем не станете, и вам бы на себя не пенять.
3. Великого войска Данского и Еицкого и Запорожского от атаманов от Михаила Харитоновича, да от Максима Дмитревича, да от Михаила Китаевича, да от Семена Нефедьева, да от Артемья Чирскова, да от Василья Шилова, да от Кирилы Лаврентьева, да от Тимофея Трофимовича в Челнавской атаманом молотцом и всему великому войску.
Послали мы к вам Козаков лысогорских Сидара Леденева да Гаврилу Болдырева для собранья и совету великого войска. А мы ныне в Тамбове ноября в 9 день в скопе, у нас войскова силы с 42 000, а пушак у нас 20, а зелья у насполпятаста и больши пуд.|
И кой час к вам ся память придет, и вам бы пожаловать атаманы и молот— цы, собрався, ехоть к нам на помочь с пушками и з зельем безо всякого мотчанья днем и ночью наспех. А писал к нам из Орзамасу донской атаман, что наши козаки князь Юрья Долгаруково побили со всем его войским, а у него была пушак 120, а зелья 1500.
Да пожаловать бы вам, поредеть за дом пресвятые богородицы и за великого государя, и за батюшку за Степана Тимофеевича, и за всю провославную християнскою веру. Потом вам, атаманы молотцы, атаман Тимофей Трофимов челом бьет.
А будет вы к нам не пойдетя собраньем на совет, и вам быть от великого войска в казни, и женам вашим и детем быть порубленым и домы ваши будут розарены, и животы ваши и статки взяты будут на войска.
// Крестьянская война под предводительством Степана Разина.
Сборник документов. М., 1957. Т. IL Ч. I. С. 65, 91, 252.
А.Е.Пресняков
СМУТНОЕ ВРЕМЯ
1. Общая характеристика эпохи
В два столетия — XIV-е и XV-е незначительное Московское удельное княжество выросло в Московское государство, объединившее всю Великороссию (1). Ближние и дальние соседи увидали в Московии сильное государство, победоносно справившееся с татарскими царствами, перекинувшее свою власть в Сибирь. Политические деятели Западной Европы стали считаться с новой силой.
Но внешнее политическое значение было куплено дорогой ценой неимоверного напряжения народных сил в борьбе за свою самостоятельность против напиравших со всех сторон соседей, и напряжение это нарушило внутреннюю крепость и равновесие народных сил и средств. В XVII век Московское государство переходит в состоянии глубокой внутренней Смуты.
Причины Смуты коренились в самом строе Московского государства XVI века. В их основе лежало противоречие между целями, которые должно было преследовать правительство, и средствами, какими оно располагало. В стране, слабо развитой в экономическом отношении и редко населенной, создать достаточную крепость государственной самообороны при сложных международных отношениях было возможно только с большим трудом, и притом сосредоточивая в распоряжении правительства все средства и силы народные. Оно и борется в XVI веке за установление безусловной власти, сокрушая все частные и местные авторитеты, какими отчасти оставались в своих вотчинах потомки удельных князей, Гюяре-княжата. Привилегии, какими пользовалась эта аристократия, претендовавшая на первую роль в управлении и в царской думе, на подчинение себе в деле суда, расправы и военной службы населения своих вотчин, были сломлены бурей опричнины Грозного.
Уничтожая в боярстве старое и привычное орудие своей власти, псковское правительство одновременно создает взамен новую ад-министрацию и новое войско, администрацию приказов и войско ужилых людей, детей боярских и дворян. В этом классе, вершину торого составила новая придворная знать, сильная не родовито-ью, а высоким служебным положением и царскою милостью, — тет опоры царская власть. Этот класс она стремится обеспечить местьями и крепостным крестьянским трудом, постепенно сводя на нет крестьянскую свободу. Но интересы помещиков часто проворечили интересам казны: делясь со служилыми людьми доходом крестьянского труда, она рисковала потерять источник своей тнансовой системы при разорении крестьян и обращении их в холопов, податей не плативших (2). К тому же потребность колонизировать Поволжье и южные области заставляла правительство покровительствовать переселениям земледельцев на новые земли, наперекор выгоде служилых землевладельцев. Переселенческое движение вызвало сильный отлив населения из центральных областей, оно довело их до тяжелого сельскохозяйственного кризиса (3).
Сложный исторический процесс вызвал глубокое брожение и в знании русского общества. Столкновение противоположных интересов, усиленное кроваво-жестокими действиями Грозного, привело к двум главным последствиям: падению правительственного торитета, когда царь Иван «смяяте люди вся» тем, что «всю млю яко секирою на полы рассече» (на опричнину и земщину), к сознанию каждым общественным классом своих особых интересов. Совпадение общего социально-политического кризиса с прекращением династии было последним толчком к Смуте. Началась онa сверху, борьбою партий за престол. Выдвинутый личными перниками Годунова, первый Лжедмитрий победил при поддержке низшего слоя населения, недовольного московской политикой, и родовитой знати, охотно изменившей опричнику-Годунову, увлекая служилых людей, еще не сплотившихся в особую политическую партию. Партия княжеской аристократии свергла Самозванца и хватила власть при Шуйском, но против нее подымаются другие общественные группы: закрепощаемое холопство и крестьянство, которым стоит плоть от плоти его — казачество, под начальством Ивана Болотникова, и враги бояр, служилые люди, с Прокопием Ляпуновым (4). Разыгравшаяся социальная борьба довела государство до полного разрушения и до вмешательства соседей. Международные осложнения ставят перед государством новую задачу: преодолеть внутреннюю смуту и организовать национальную самооборону. Подымаются на защиту государственной самостоятельности и внутреннего порядка средние классы, служилые торговые люди по почину Минина и под руководством Минина и Пожарского (5) счастливо решают свою сложную историческую задачу.
Смутой, или Смутным временем, называют обычно начало XVII в., когда Русское государство было потрясено глубоким социально-политическим кризисом: произошли мощные выступления крестьян, холопов, казаков, резко обострилась борьба различных групп правящего класса за власть и привилегии, в связи с пресечением династии Рюриковичей на московском престоле возник династический кризис — все это создало условия для деятельности всякого рода самозваных претендентов на трон, для иностранного вмешательства. Историки по-разному объясняли причины Смуты. В дореволюционной официальной историографии большое внимание уделялось пресечению правящей династии и «узурпации» власти Борисом Годуновым. В то же время многие историки стремились выделить различные факторы, обусловившие Смуту, показать их взаимосвязь. Здесь приводится отрывок из вводной статьи видного русского историка начала XX в. Александра Евгеньевича Преснякова (1870— 1929) к книге «Люди Смутного времени». Большое место в его трудах занимает политическая история России (главный труд А. Е. Преснякова «Образование Великорусского государства» посвящен объединению русских земель вокруг Москвы в XIV—XV вв.).
Говоря о причинах Смуты, историк подчеркивает противоречия в социальной, экономической политике правительства, столкновение интересов различных классов. Налицо комплексный подход к анализу факторов, породивших Смуту, свойственный и многим другим дореволюционным историкам. В советский период понятие «Смута» долгое время считалось научно несостоятельным; в большинстве трудов, посвященных началу XVII в., речь шла в основном о крестьянском движении либо об иностранной интервенции. В последнее время в ряде работ, прежде всего в трудах Р. Г. Скрынникова, возобновлен комплексный подход к изучению Смуты как сложного и многогранного социально-экономического и политического процесса.
1. Великороссия — так в дореволюционной литературе называлась территория расселения собственно русского народа в отличие от Малороссии (Украины) и Белоруссии. Официально в Российской империи не признавалось существование украинского и белорусского народов, их рассматривали как особые группы русского народа наряду с великороссами.
2. Государство, чтобы увеличить войско, основу которого составляло дворянское ополчение, наделяло дворян поместьями, в основном за счет черносошных земель. Тем самым оно теряло налогоплательщиков — черносошных крестьян, которые становились крепостными (автор не вполне точно называет их холопами) у своих новых владельцев и выполняли повинности теперь уже по отношению к ним.
3. Большая часть поместий служилых землевладельцев (дворян) находилась в центральных уездах. Из-за ухода населения из этих мест дворяне лишались многих своих крепостных. Необходимо отметить, что это «переселенческое движение» активизировалось еще в XVI в. из-за налогового гнета в период Ливонской войны и опричных погромов.
4. Василий Иванович Шуйский (1552—1612) вступил на престол после свержения Лжедмитрия I в 1606 г. Он принадлежал к одной из ветвей знаменитого в XVI в. аристократического рода, многие члены которого погибли в борьбе за власть в период малолетства Ивана IV, а также в периоды опричнины и правления Бориса Годунова. Князь Андрей Михайлович Шуйский, казненный в 1543 г.,— дед Василия Ивановича. В начале XVII в. Василий Шуйский, хитрый и изворотливый политик, оставался одним из немногих уцелевших представителей своей фамилии. Избран на царство при поддержке узкой группы родовитой знати, вошел в историю как «боярский царь».Иван Исаевич Болотников (казнен в 1608 г.), бывший холоп князя А. Телятевского, возглавил движение холопов, крестьян и казаков против правительства Шуйского в 1606—1607 гг. Рязанские дворяне Ляпуновы. были наиболее яркими лидерами среди служилых людей. После подавления восстания Болотникова в 1607г. многие недовольные политикой правительства Василия Шуйского поддержали нового самозванца Лжедмитрия II, под власть которого перешли многие города и уезды. Василий Шуйский не сумел нанести ему решающее поражение, его войска не могли противостоять наступавшей на Москву армии польского короля Сигизмунда, и в 1610г. он был свергнут с престола, затем оказался в плену в Польше, где и умер.
5. Кузьма Минич Минин (Захарьев-Сухорук, ум. до 1616 г.) — посадский человек из Нижнего Новгорода, небогатый купец. В 1611 г. избран земским старостой. После изгнания поляков из Москвы и воцарения Михаила Романова стал думным дворянином, т. е. получил право участвовать в заседаниях Боярской думы.
Дмитрий Михайлович Пожарский (1578—1642) принадлежал к одной из ветвей династии Рюриковичей, восходившей к князьям стародубским, потомкам князя Ивана, младшего сына Всеволода Большое Гнездо. Князья Пожарские никогда не занимали значительных постов при московском дворе. Д. М. Пожарский при Борисе Годунове имел средний придворный чин стольника. При Василии Шуйском был воеводой в Зарайске, активно противодействовал сторонникам Лжедмитрия II, отличился в восстании в Москве против поляков в марте 1611 г. Как военный предводитель ополчения, освободившего Москву, все же получил боярский чин, при Михаиле Романове возглавлял некоторые приказы, был воеводой в Новгороде.
Пресняков А. Е. Смутноевремя //Люди Смутного времени. СПб., 1905. С. 5—6.
Платонов С. Ф.
ОЧЕРКИ ПО ИСТОРИИ СМУТЫ
2. Периоды Смуты
В развитии московской Смуты ясно различаются три периода. Первый может быть назван династическим, второй — социальным и третий — национальным. Первый — обнимает собою время борьбы за московский престол между различными претендентами до царя Василия Шуйского включительно. Второй период характеризуется междоусобною борьбою общественных классов и вмешательством в эту борьбу иноземных правительств, на долю которых и достается успех в борьбе. Наконец, третий период Смуты обнимает собою время борьбы московских людей с иноземным господством до создания национального правительства с М. Ф. Романовым во главе. Главнейшие моменты в ходе Смуты следовали в такой постепенности: началась открытая Смута рядом боярских дворцовых интриг, направленных на то, чтобы захватить влияние во дворце, власть и впоследствии престол. Эти интриги открылись тотчас по смерти Грозного и разрешились регентством, а затем и воцарением Б. Годунова. Главным орудием боярской борьбы, решившим дело бесповоротно в пользу Бориса, послужил земский собор, возведший семью Годуновых на царскую степень(1). Тогда оппозиционные элементы из дворца перенесли смуту в войско и, выдвинув Самозванца, сделали орудием борьбы войсковые массы. Эти массы, служа послушно тем своим вождям, которым они верили, сражались за Годуновых и за Димитрия (2), шли против Димитрия за Шуйского, словом, принимали пассивное участие в борьбе за престол, доставив последнее торжество в ней Шуйскому. Однако ряд политических движений не прошел бесследно для воинских людей. Участвуя в походах и переворотах в качестве силы, решающей дело, они поняли свое значение в стране и научились пользоваться воинскою организациею для достижения своих общественных стремлений. В движении Болотникова обнаружилось, во-первых, что почин в создании социального движения принадлежит низшим слоям войска — украинскому казачеству (3) и, во-вторых, что различие общественных интересов и стремлений разбило войско на враждебные сословные круги. Высшие из них стали за Шуйского как за главу существовавшего общественного порядка; низшие примкнули к Тушинскому вору, превратив его из династического претендента в вожака определенных общественных групп. Междоусобная борьба окончилась победою стороны Шуйского благодаря вмешательству торгово-промышленного севера, который поддержал старый порядок в лице царя Василия (4). Однако торжество Шуйского было непрочно. Он пал вследствие осложнений, созданных польским и шведским вмешательством, и взамен его слабого правительства создалась польская военная диктатура. Она не прекратила общественного междоусобия и не поддержала государственного единства, так как сама была слаба и держалась лишь оккупацией столицы. Но она подготовила важный перелом в общественном сознании. Против иноземного господства спешили соединиться в одном ополчении все народные группы, до тех пор взаимно враждовавшие. Временное правительство, созданное в ополчении вокруг Ляпунова (5), собрало в себе представителей этих враждебных групп, но оно скоро погибло вследствие их слепой вражды. Общий патриотический порыв не мог, таким образом, погасить народные страсти и примирить обостренную рознь. Попытка создать общее земское правительство не далась, и страна, не желавшая польской власти, не имела в сущности никакой. Тогда, в 1611 году, сложилась, наконец, программа действий, именем патриарха призывавшая к единению не всех вообще русских людей, а только консервативные слои населения: землевладельческий служилый класс и торгово-промышленный тяглый. Их силами создано было нижегородское ополчение, освобождена Москва и побеждены казаки. Правительство 1613 года земские соборы времени царя Михаила стали органами этих торжествовавших в борьбе средних слоев московского общества (6). Политика царя Михаила была поэтому одинаково холодна к интересам и старинной родовой знати, и крепостной рабочей массы: она руководилась интересами общественной середины, желавшей по-своему определить и укрепить порядок в освобожденной от поляков стране.
Сергей Федорович Платонов (1860—1933)—выдающийся русский историк, долгие годы читал курс русской истории в Петербургском университете. Его лекции пользовались большой популярностью и неоднократно издавались. Основное внимание С. Ф. Платонов уделял истории государства, истории самодержавия. Активно занимался научной и научно-педагогической деятельностью и после революции. Был в 1920—1931 гг. академиком АН СССР, председателем Археографической комиссии, директором Пушкинского дома. Оставался на тех же научных и мировоззренческих позициях, что и до 1917 г., в итоге был лишен научных постов и званий, пестован и сослан. Умер в ссылке в Самаре. Среди трудов С. Ф. Платонова ведущее место занимают исследования, посвященные Смутному времени. Здесь приводится отрывок из его наиболее значительной монографии на эту тему. Эта книга передавалась и в советское время, она содержит наиболее полное, систематическое сложение событий Смуты. Периодизация С. Ф. Платонова несколько условна, как любая периодизация, однако она дает хороший ориентир каждому, кто попытается взобраться в сложнейших переплетениях действий и устремлений разнообразных политических сил, социальных групп, а также личных интересов и страстей, так ярко проявившихся в ту драматическую эпоху.
1. Земские соборы — созывавшиеся царем собрания представителей различных сословий (боярства, духовенства, дворянства, иногда посадских людей и черносошных крестьян), на которых рассматривались важные вопросы внутренней и внешней политики. В периоды междуцарствия, пресечения правящей династии, на земских соборах избирался новый монарх. Земский собор, состоявшийся в феврале 1598 г., избрал на царство Бориса Годунова. Это избрание означало и закрепление престола за его наследниками, т. е. приход к власти новой царствующей фамилии, или диинастии.
2. Имеется в виду царевич Дмитрий, сын Ивана Грозного, погибший в 1591 г., од именем которого против Бориса Годунова, а затем против Василия Шуйскогодействовали самозванцы Лжедмитрий I и Лжедмитрий II.
2. украинному казачеству... — речь идет о казачестве окраин, или «украин», Русского государства.
3. Имеется в виду поход М. В. Скопина-Шуйского в 1609—1610гг., в результате чего от власти тушинцев были освобождены многие города на севере и в центре России. Активную поддержку войскам Скопина-Шуйского повсеместно оказывало посадское население, возмущенное произволом и насилиями ставленников Лжедмитрия II.
4. Речь идет о так называемом первом ополчении, которое подошло к Москве в марте 1611 г. Его состав был крайне разнороден. Ополчение состояло и из дворян, служивших Василию Шуйскому, и отрядов крестьян и посадских людей из Поволжья, и ратных людей, воевавших на стороне самозванца, и, наконец, казаков, по выражению С. Ф. Платонова, «социальных врагов» дворянства.
5. Иначе эти слои общества С. Ф. Платонов называет «средними классами». Под «консерватизмом» этих слоев автор подразумевает, видимо, их неучастие в движении казаков, крестьян, их приверженность к порядку, устойчивости. Именно эти слои, по мнению С. Ф. Платонова, стали социальной базой второго ополчения, руководимого К. Мининым и Д. Пожарским, главной целью которого было изгнание интервентов, а также наведение порядка в стране, прекращение смуты. Выразителем этих настроений стал патриарх Гермоген, посвященный в сан в 1606г. после свержения Лжедмитрия I и низложения поставленного им патриарха Игнатия. После отстранения от власти Василия Шуйского патриарх Гермоген, защищая православие и российскую государственность, настаивал на принятии православной веры королевичем Владиславом, вопреки его мнению приглашенным на русский престол, категорически возражал против восшествия на царский трон самого короля Сигизмунда. Он рассылал по городам грамоты с призывами идти к Москве «на литовских людей». Патриарх также призывал бороться с «воровскими» казаками, поддерживавшими Лжедмитрия II, а после гибели самозванца — его сына («Воренка»). Уже в конце 1610г. Гермоген установил регулярные связи с организаторами нижегородского ополчения. Так патриарх стал одним из вождей патриотического движения. Он подвергся гонениям со стороны находившихся в Москве поляков и их русских сторонников и был заточен на подворье Кирилло-Белозерского монастыря в Кремле, где и умер от голода, в феврале 1612 г., за несколько месяцев до вступления в Москву войск Минина и Пожарского.
Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты. СПб., 1901. С. 146—147.
С.Ф.Платонов
БОРИС ГОДУНОВ
Власть перешла в руки Бориса как раз в ту минуту, когда московское правительство сознало силу общественного кризиса, тяготевшего над страною, и поняло необходимость с ним бороться.
Мягкий, любезный, склонный к привету и ласке в личном обращении, «светлодушный», по современному определению, Борис был чуток к добру и злу, к правде и лжи; он не любил насильников и взяточников, как не любил пьяниц и развратников. Он отличался личной щедростью и «нищелюбием» и охотно приходил на помощь бедным и обездоленным. Современники, все в один голос, говорят нам о таких свойствах Бориса. Из их отзывов видно, что, воспитанный в среде опричников, Борис ничем не был на них похож и из пресловутого «двора» Грозного с его оргиями, развратом и кровавою «жестокостию» вынес только отвращение к нему и сознание его вреда. Соединяя с большим умом административный талант и житейскую хитрость, Борис сумел внести в жизнь дворца и в правительственную практику совершенно иной тон и новые приемы. Пристальное знакомство с документами той эпохи обнаруживает большую разницу в этом отношении между временем Грозного и временем Бориса. При Борисе московский дворец стал трезвым и целомудренным, тихим и добрым, правительство — спокойным и негневливым. Вместо обычных от царя Ивана Васильевича «грозы» и «казни», от царя Федора и «доброго правителя» Бориса народ видел «правосудие» и «строение». Но от «светлодушия» и доброты Бориса было бы ошибочно заключать к его правительственной слабости. Власть он держал твердою рукою и умел показать ее не хуже Грозного, когда видел в этом надобность. Только Грозный не умел обходиться без плахи и веревки, а Борис никогда не торопился с ними. На интригу отвечал он не кровью, а ссылками; казнил по сыску и суду; а «государевы опалы», постигавшие московских людей без суда и сыска, при Борисе не сопровождались явным кровопролитием. Современники, не принадлежавшие к числу друзей Бориса, ставили ему в вину то, что он любил доносы и поощрял их наградами, а людей опальных приказывал их приставам (1) «изводить» — убивать тайно в ссылке. Но доносы составляли в московском быту того времени не личную слабость Годунова, а печальный обычай, заменявший собою позднейшую «агентуру». А тайные казни (если захотим в них верить) были весьма загадочными и редкими, можно сказать, единичными случаями. Сила правительства Бориса заключалась не в терроре, которого при Борисе вовсе не было, а в других свойствах власти; она действовала технически умело и этим приобрела популярность. Борис в успокоении государства, после опричнины и несчастных войн, добился несомненного успеха, засвидетельствованного всеми современниками. Под его управлением страна испытала действительное облегчение. Русские писатели говорят, что в правление царей Федора и Бориса Русской земле Бог «благополучно время подаде»; московские люди «начаша от скорби бывшие утешатися и тихо и безмятежно жити», «светло и радостно ликующе», и «всеми благинями Россия цветяше». Иностранцы также свидетельствуют, что положение Москвы при Борисе заметно улучшалось, население успокаивалось, даже прибывало, упавшая при Грозном торговля оживлялась и росла. Народ отдыхал от войн и от жестокостей Грозного и чувствовал, что приемы власти круто изменились к лучшему.
Во все годы своей власти Борис чрезвычайно любил строить и оставил по себе много замечательных сооружений. Начал он свои государственные постройки стеною Московского «белого» города, шедшего по линии нынешних московских бульваров. Эту стену, или «град каменной около большого посаду подле земляные осыпи», делали семь лет, а «мастером» постройки был русский человек «церковный и палатный мастер» Федор Савельев Конь(или Конев). По тому времени это было грандиозное и нарядное сооружение. С внешней стороны его прикрыли новою крепостью — «древяным градом» по линии нынешней Садовой улицы, «кругом Москвы около всех посадов». С участием того же мастера в то же приблизительно время построили в Астрахани каменную крепость (2). С 1596 г. начали работать по сооружению знаменитых стен Смоленска, и строил их все тот же «городовой мастер» Федор Конь. Стены Смоленские, длиною более 6 верст, с 38 башнями, были построены менее чем в пять лет. Наконец, Борис на южных границах государства с необыкновенною энергией продолжал строительство Грозного (3).
В 1570-х годах был разработан в Москве план занятия «дикого поля» на юге крепостями, и постройка городов была начата; но главный труд выполнения плана пришелся уже на долю Бориса. При нем были построены Курск и Кромы; была занята линия р. Быстрой Сосны и поставлены на Сосне города Ливны, Елец и Чернавский городок; было занято, далее, течение р. Оскола городами Осколом и Валуйками; «на Дону на Воронеже» возник г. Воронеж; на Донце стал г. Белгород; наконец, еще южнее построили Царев-Борисов город (4). Эта сеть укреплений, планомерно размещенных на степных путях, «по сакмам татарским» (5), освоила Московскому государству громадное пространство «поля» и закрыла для татар пути к Москве и вообще в московский центр.
В государственной деятельности Бориса любопытною чертою было его благоволение к иноземцам. Борис мечтал учредить на Руси европейские школы (даже будто бы университеты); он приказывал искать за границей и вывозить в Москву ученых; принимал чрезвычайно милостиво тех иностранцев, которые по нужде или по доброй воле попадали в Москву на службу, для промысла или с торговою целью; много и часто беседовал он со своими медиками-иностранцами; разрешил постройку лютеранской церкви в одной из слобод московского посада6; наконец, настойчиво желал выдать свою дочь Ксению за какого-либо владетельного европейского принца. Последнее желание Борис пытался исполнить дважды. Первый раз был намечен в женихи изгнанный из Швеции королевич Густав, которого пригласили в Московское государство на «удел» и очень обласкали. Но Густав не склонен был ради Ксении изменить ни своей религии, ни своей морганатической привязанности, которая последовала за ним в Москву из Данцига7. Дело со сватовством расстроилось, и Густав был удален с царских глаз в Углич, где его приберегали на случай возможного воздействия его именем и особою на шведское правительство. Однако Густав не пригодился и против Швеции; он умер мирно в Кашине в 1607 году. Сближение Бориса с Данией повело к другому сватовству: в 1602 году в Московию прибыл в качестве жениха царевны Ксении брат датского короля Христиана герцог Ганс (или Иоанн). С герцогом Гансом дело пошло лучше, чем с Густавом; но волею Божией Ганс расхворался и умер в Москве месяца через полтора по приезде.
При Борисе московское правительство впервые прибегло к той просветительной мере, которая потом, с Петра Великого, вошла в постоянный русский обычай. Оно отправило за границу для науки несколько «русских робят», молодых дворян; они должны были учиться «накрепко грамоте и языку» той страны, в которую их посылали. Документально известно о посылке в Любек пяти человек и в Англию — четырех. По свидетельству же одного современника — немца, было послано всего 18 человек, по 6-ти в Англию, Францию и Германию. Из посланных назад не бывал ни один: часть их умерла до окончания выучки, часть куда-то разбежалась от учителей «неведомо за што», а кое-кто остался навсегда за границею, проникшись любовью ко вновь усвоенной культуре. Напрасно московские дипломаты пытались заводить за границею речь о возвращении домой посланных: ни сами «робята», ни власти их нового отечества не соглашались на возвращение их в Москву.
Очерк политической деятельности Бориса не вскрывает никакой «системы» или «программы» его политики.
Несколько легче определить по известным фактам тенденцию, руководившую на деле политикой Бориса: несомненно, он действовал в пользу средних классов московского общества и против знати и крепостной массы. По крайней мере именно от средних общественных слоев он получал благосклонную оценку и признание принесенной им пользы и «благодеяний к мирови». Политический расчет Бориса был дальновиден и для московского правительства был оправдан всем ходом общественной жизни XVII века. Но сам Борис не мог воспользоваться плодами собственной дальновидности, ибо при его жизни средние слои московского общества еще не были организованы и не сознали своей относительной социальной силы. Они не могли спасти Бориса и его семьи от бед и погибели, когда на Годуновых ополчились верх и низ московского общества: старая знать, руководимая давнею враждою к Борису и его роду, и крепостная масса, влекомая ненавистью к московскому общественному порядку вообще.
Карамзин считает «беззаконием» Бориса то преступление, которое ему приписывалось современниками, — убийство царевича Димитрия в Угличе. В другие «беззакония» Бориса Карамзин не верил; но в это не смел не верить, так как оно утверждаемо было церковью (8).
Ропот зависти и злобы сопровождал, конечно, всякий шаг Бориса по пути его к власти и единоличному господству во дворце и государстве. Борьба Бориса с боярами-княжатами за дворцовое преобладание повела за собою ссылки бояр (причем кое-кто из них в ссылке умер) и даже казни некоторых их сторонников. Корни самозванческой интриги были скрыты где-то в недрах дворцовой знати, враждебной Борису, и скорее всего в кругу Романовых и родственных им или близких по свойству семей9. Когда войска самозванца появились на московских рубежах и надобно было двинуть на них московскую рать, Борис без колебаний вверил начальство над нею родовитым «княжатам»: Трубецкому, Мстиславскому, Шуйскому, Голицыну. Он не боялся, что они изменят и предадут его, ибо знал, что эта высокородная среда далека от самозванщины. И он не ошибался: княжата загнали самозванца в Путивль и лишь случайно не добили его. Но Борис не послал в свое войско уцелевших от опал и ссылок людей Романовского круга, по их явной для него ненадежности и «шатости». Никого из фамилий, прикосновенных к делу Романовых, мы не видим в составе военного начальства в рати, действовавшей против самозванца. В их именно среде Борис мог предполагать тех своих недоброхотов, которые желали успеха самозванцу и о которых один современник сказал, что они, «радеюще его (самозванцева) прихода к Москве, егда слышат победу над московскою силою Борисовою, то радуются; егда же над грядущего к Москве чаемого Димитрия победу, то прискорбии и дряхлы ходят, поникши главы».
В борьбе с самозванцем Годуновы испытали на себе действие вражды, возбужденной против них как ими самими, так и вообще московским правительством, среди всех оппозиционных кружков московского общества. Если самозванца подготовила против Бориса одна часть московской придворной знати, бывшая когда-то с Борисом в «завещательном союзе» дружбы, то другая часть этой знати, именно княжата, выждала удобную минуту для того, чтобы с помощью самозванца попытаться низвергнуть преемников Бориса. Моменты выступлений были различны, но цель у знати была одна — уничтожение ненавистной династии Годуновых. Когда народная масса на московских украйнах встала «за истинного царя Димитрия Ивановича», она пошла против Годуновых как представителей той власти, которая создала крепостной режим в государстве и сжила трудовой народ с его старых жилищ и привычной пашни (10). Если «лихие бояре», становясь против Годуновых, хотели себе власти, то украинная чернь, ополчаясь на Годуновых, шла против «лихих бояр» и желала себе воли, надеясь, что «истинный царевич» даст народу щедрое «жалованье» и чаемую перемену общественных порядков.
Устроясь в замке Мнишков в Самборе (11), самозванец навербовал себе небольшое войско из местных польских элементов, готовых поддержать авантюру московского царевича. К этому войску современники относились с некоторым пренебрежением, как к «жмене» (горсточке) людей, не представлявшей собою сколько-нибудь заметной силы. Численность «жмени» не превышала 3500—4000 человек в ту минуту, когда (в октябре 1604г.) самозванец начал свой поход на Бориса и под Киевом «перевезся» через Днепр на московскую сторону, «в рубеж Северский» (12). Все лето 1604 года поддерживал он из Самбора сношения с населением московской украйны и налаживал там восстание в свою пользу. Все лето привлекал он к себе московских выходцев и рассылал по московским областям свои «прелестные письма» (так назывались тогда прокламации). Посылал самозванец и на Дон извещать о себе «вольных» казаков, там живших. Есть известие, что ходоки с Дона были у самозванца в Самборе; приходили они к нему и на походе в разных местах, а на берегах Днепра и Десны казаки присоединялись к самозванцу уже тысячами. В Чернигове он имел их уже до 10 000. А кроме того, отдельно от рати самозванца, на востоке от нее, на путях с юга к Москве, составилась особая казачья и служилая рать, действовавшая именем Димитрия и в пользу самозванца. Таким образом, можно сказать, что самозванец и его агенты и вдохновители начали свою борьбу с Борисом тем, что организовали против московского правительства восстание южных областей государства.
Общая почва для этого восстания нам уже известна. Выселение на юг недовольной массы наполнило «край земли» московской «воинственным людом» оппозиционного настроения. К этому люду голодовка 1601—1603 годов присоединила новые кадры беглецов из государства, новых «приходцев». Государство, однако, не оставляло эмигрантов в покое на новых местах их поселений. Вышедшие на южную границу государства «приходцы» недолго могли там пользоваться простором и привольем, так как быстрая правительственная заимка «дикого поля» приводила свободное население «поля» в правительственную зависимость, обращая «приходцев» или в приборных служилых людей (13), или же в крестьян на поместных землях. Даже казачество привлекалось на службу государству и, не умея пока устроиться и само обеспечить себя на «поле» и «реках», шло служить в пограничные города и на сторожевые пограничные посты и линии. Таким образом, государственный режим, от которого население уходило «не мога терпети», настигал ушедших и работил их. Уже в этом заключалась причина раздражительности и глухого неудовольствия украинного населения, которое легко «сходило на поле» с государевой службы, а если и служило, то без особого усердия. Но недовольство должно было увеличиваться и обостряться особенно потому, что служилые тяготы возлагались на население без особой осмотрительности, неумеренно. Не говоря уже о прямых служебных трудах — полевой или осадной службе, население пограничных городов и уездов привлекалось к обязательному земледельческому труду на государя. В южных городах на «поле» была заведена казенная «десятинная» пашня (63). В Ельце, Осколе, Белгороде, Курске размеры этой пашни при царе Борисе были так велики, что последующие правительства, даже в пору окончательного успокоения государства, не решались возвратиться к установленным при Борисе нормам. Собранное с государственных полей зерно если не лежало в житницах в виде мертвого запаса, то посылалось далее на юг для содержания еще не имевших своего хозяйства служилых людей.
Таким образом, то население московского юга, которое служило правительству в новых городах, не могло быть довольным обстановкою своей службы. Собранные на службу «по прибору» из элементов местных, из недавних «приходцев» с севера, эти служилые люди — стрельцы и казаки, ездоки и вожи, пушкарии затинщики (15) — еще не успели забыть старых условий, которых сами они или их отцы стремились «избыть» в центральных местностях государства. Но «избыв» одного зла, этот люд на новых местах нашел другое — вместо барской пашни нашел казенную, одинаково кабалившую. Если ранее его врагом представлялся ему землевладелец, то теперь его врагом было правительство и чиновники, угнетавшие народ тягостной службой и казенной запашкой. В голодные годы настроение недовольных должно было очень обостриться, и «прелестные письма» самозванца находили для себя прекрасную обстановку. Украина легко поднималась на центр, увлеченная возможностью соединить свою месть угнетателям с помощью угнетенному «истинному царевичу». В одну «казачью» массу сбились ставшие за Димитрия служилые люди и «вольные казачия» — военное население укрепленных городков и бродячие обитатели казачьих заимок, юртов и станов; и вся эта масса двинулась на север, ожидая соединения с «царем Димитрием» там, где он укажет.
Таким образом, кампания самозванца против Бориса началась сразу на двух фронтах. Сам самозванец вторгся в Московское государство от Киева и пошел вверх по течению р. Десны, по ее правому берегу, надеясь этим путем выйти на верховье Оки, откуда пролегали торные дороги на Москву. В то же время казачьи массы с «поля» пошли на север «по крымским дорогам», группируясь так, чтобы сойтись с самозванцем где-нибудь около Орла или Кром и оттуда вместе с ним наступать на Москву через Калугу или Тулу.
В Путивле самозванец узнал, что его признали Оскол, Валуйки, Воронеж, Елец, Ливны. Все «поле» было захвачено движением против московского правительства, и бояре, стоявшие во главе армии Бориса, должны были оставить преследование самозванца и к весне отвести войска на север, чтобы они не были отрезаны от сообщений с Москвою. Бояре отошли к крепости Кромам, у которой был важный узел дорог, сходившихся здесь изо всего охваченного восстанием района. В Кромах уже сидели казаки; московские войска окружили Кромы и заградили выход казакам на север к Москве. Здесь и образовался надолго фокус военных операций; ни казаки не могли двигаться вперед, ни Борисовы войска не могли их прогнать из Кром на юг. Так протекла зима 1604—1605 года. А раннею весною произошло решительное событие: царь Борис скончался 13 апреля 1605 года.
Прошло только три недели с его смерти, и войско Бориса под Кромами уже изменило Годуновым и передалось «истинному царю Димитрию Ивановичу». А еще через три недели семья Бориса была взята из дворца на старый Борисов двор, где 10 июня были убиты вдова и сын Бориса, а его дочь обращена в поруганную узницу.
Годуновых не щадили даже после их смерти, и прах их не сразу нашел место вечного успокоения. Тело Бориса из Архангельского собора, где его первоначально похоронили, было вывезено в Варсонофьевский монастырь (16) (в самой Москве), а оттуда отправлено в Троице-Сергиев монастырь, где в конце концов были погребены и другие члены его семьи.
Сложность и многогранность его деятельности обнаружили во всем блеске его правительственный талант и его хорошие качества — мягкость и доброту; но эти же свойства сделали его предметом не только удивления, восторга и похвал, но и зависти, ненависти и клеветы. По воле рока, злословие и клевета оказались вероподобными для грубых умов и легковерных сердец и обратились в средство политической борьбы и интриги. Пока Борис был жив и силен, интриги не препятствовали ему править и царствовать. Но как только он в пылу борьбы и в полном напряжении труда окончил свое земное поприще, интрига и клевета восторжествовали над его семьей и погубили ее, а личную память Бориса омрачили тяжкими обвинениями. Обвинения, однако, не были доказаны: они только получили официальное утверждение государственной и церковной власти и передали потомству загрязненный облик Бориса.
Многие истоки Смуты коренятся в правлении Бориса Федоровича Годунова. Он взял власть в свои руки еще при царе Федоре Иоанновиче, неспособном к самостоятельной политической деятельности. К тому же сестра Годунова Ирина была супругой царя Федора. В 1598 г. после смерти Федора Иоанновича, не оставившего наследников, Борис Годунов добился избрания на царский трон, который занимал до своей смерти в 1605 г. Без изучения взглядов и политики этого выдающегося деятеля русской истории рубежа XVI—XVII вв. невозможно разобраться во многих событиях и коллизиях Смутного времени. Яркая, противоречивая личность царя Бориса, его драматическая судьба привлекали внимание многих историков и художников. Достаточно вспомнить соответствующие страницы книг Н. М. Карамзина, С. М. Соловьева, произведения А. С. Пушкина, А. К. Толстого, М. П. Мусоргского, запечатлевших его образ с большой художественной силой. Все они подчеркивают властолюбие и честолюбие Бориса Годунова, склонность к интригам, неразборчивость в средствах достижения целей, что предопределяет трагедию самого царя и его семьи. При этом используется версия гибели царевича Дмитрия от рук убийц, подосланных Годуновым, которая в правление Романовых носила официальный характер. Однако многие историки, специально изучавшие период Смуты, дают более объективную и всестороннюю характеристику личности и деятельности царя Бориса. Среди них — С. Ф. Платонов, заключительные страницы книги которого о Борисе Годунове приводятся здесь.
1. Пристав — здесь: надсмотрщик, «приставленный» к опальным в ссылке или в тюрьме, ответственный за их охрану.
2. Белый город — третья система укреплений Москвы (после Кремля и Китай-города), возведенных в 1586—1592 гг. и охвативших полукругом кварталы к северу, западу и востоку от центра столицы. Стены и башни Белого города были оштукатурены и выбелены известкой, чем, очевидно, объясняется его название. Белым городом называли также территорию внутри этих стен. В конце XVIII — начале XIX в. укрепления были снесены, на их месте возникли бульвары (ныне — Бульварное кольцо в центре Москвы). В 1591 г. при завершении строительства Белого города была возведена еще одна линия укреплений из деревянных стен и башен на земляном валу. Они защищали слободы и кварталы за пределами Белого города, включая обширный район к югу от Кремля за Москвой-рекой. Возведенные в течение года, эти укрепления назывались Скородомом, позднее — Земляным городом. В настоящее время на их месте проходит Садовое кольцо. Каменная крепость — астраханский кремль, был построен в конце XVI в. под руководством зодчих М. Вельяминова и Д. Губастого.
3. Иван Грозный с целью защиты от набегов крымских татар предпринял строительство Большой засечной черты (завершена в 1566 г.), которая проходила к югу от Оки на широте Тулы, включала крепости, лесные завалы, частоколы, земляные валы.
4. Курск впервые упоминается еще в 1032 г. С тех пор неоднократно разрушался завоевателями. В данном случае речь идет, видимо, о восстановлении города (крепости) в конце XVI в. То же можно сказать и о Ельце, который впервые упоминается в 1146 г. Впоследствии он неоднократно разрушался во время нашествий, в 1395 г. на него напал среднеазиатский завоеватель Тимур. Прочие упомянутые здесь города впервые основаны в XVI в. по мере освоения «Дикого поля» и строительства укрепленных линий. Большинство из них ныне крупные города Черноземного центра России. Кромы, которые вошли в историю также в связи с движением первого самозванца, восстанием Болотникова, сейчас небольшой поселок в Орловской обл. Чернявский городок находился на реке Сосне, выше Ельца; Царев-Борисов — далеко на юге, на Северском Донце при впадении в него Оскола, близ современного города Изюма Харьковской обл. Украины.
5. Сакмы — дороги или тропы в степи, по которым двигались татары во время набегов на южные рубежи Московского государства.
6. Возможно, имеется в виду церковь (кирха), построенная в Немецкой слободе, недалеко от Яузы.
7. Густав (1568—1607) —сын шведского короля Эрика XIV, свергнутого с престола его братом Иоанном III. Находился в изгнании в Польше, где принял католичество. Но С. М. Соловьев считает его приверженцем протестантизма (лютеранства) — господствующей религии Швеции. Принц Густав побывал также в Германии, других странах, активно занимался науками. Вместе с ним из Данцига (немецкое название Гданьска в Польше) прибыла некая Катерина. «Привязанность» принца к ней С. Ф. Платонов называет «морганатической», поскольку так именуются и браки особ королевских или царских фамилий с особами не столь высокого происхождения. Вступившие в морганатический брак не обладают правами, принадлежащими членам царствующего дома.
8. Уже в 1606 г. царевич Дмитрий был причислен к лику святых, его останки были торжественно перенесены в Архангельский собор Московского Кремля. Канонизация Дмитрия, мученически погибшего, по официальной версии, от рук подосланных Борисом убийц, соответствовала политическим интересам тогдашнего царя Василия Шуйского, который хотел застраховать себя от появления новых самозванцев. Отвечала она и интересам пришедших к власти в 1613 г. Романовых, которые считали Бориса Годунова своим врагом и узурпатором престола.
9. Свойственниками называют иногда людей, не состоящих в кровном родстве, но породнившихся в результате браков членов своих семей. Романовы, представители одной из старинных московских боярских фамилий, состояли в родстве и свойстве с Черкасскими, Сицкими, Шереметевыми и др. Возвышение этих фамилий происходит в середине и второй половине XVI в., им удалось существенно потеснить бояр-княжат, т. е. Рюриковичей и Гедиминовичей, потомков правивших в различных землях князей, перешедших в XV — начале XVI в. на службу в Москву. По мнению С. Ф. Платонова, в борьбе за власть представители новой дворцовой знати были опаснее для Бориса Годунова, чем бояре-княжата. В 1601 г. по доносу одного из дворовых Романовы были обвинены в заговоре против царя Бориса Годунова и сосланы. Многие из них погибли в ссылке. Уцелели лишь старший из Романовых Федор Никитич (в монашестве - Филарет) и его брат Иван.
10. Крепостное право означает прикрепление крестьянина к земле там, где он жил испокон веку. В данном случае С. Ф. Платонов имеет в виду бегство крестьян от крепостной неволи.
11. Среди польских магнатов, поддерживавших авантюру Лжедмитрия, ведущую роль играл Юрий Мнишек (ум. в 1613 г.) — воевода сандомирский, староста львов-ский и самборский. Самбор — небольшой город к юго-западу от Львова.
12. Рубеж Северский — пограничные с Польшей Северские земли, вошедшие в состав России в начале XVI в. (бассейн Десны с Черниговом, Брянском, Стародубом, Новгородом Северским). Значительная часть населения этих земель в начале XVII в. активно поддержала обоих самозванцев.
13. Приборные служилые люди или служилые люди по прибору — низшие категории служилых людей (стрельцы, пушкари, городовые казаки и др.), получавшие за свою службу жалованье деньгами или «хлебом». Они набирались («прибирались») из свободных людей разных сословий. Ведущая роль на государевой службе принадлежала служилым людям по отечеству (т. е. по происхождению) — боярам и дворянам, которым за службу давались земли с прикрепленными к ним крестьянами.
14. В южных степных районах государственные крестьяне, имевшие свой надел, были обязаны обрабатывать и находившиеся там казенные земли (казенная пашня или десятинная государева пашня). Выращенный хлеб оттуда поступал в казну и шел на жалованье служилым людям, находившимся в гарнизонах городов и крепостей по засечным чертам.
15. Затинщики—служилые люди при затинных пищалях (небольших орудиях), находившихся за крепостной стеной, т. е. «за тыном».
16. Варсонофьевский монастырь — небольшой монастырь, существовавший в Москве в начале XVII в. В нем, по данным Н. М. Карамзина, находилось родовое кладбище Годуновых. Но по свидетельству многих других источников, Лжедмитрий приказал перезахоронить Бориса Годунова в столь «убогом» монастыре, чтобы предать его посмертному позору и поруганию. Варсонофьевский монастырь был упразднен в 1764 г. Память о нем сохранилась в названии Варсонофьевского переулка, проходящего ныне между улицами Лубянкой и Рождественкой.
Платонов С. Ф. Борис Годунов. Пг., 1921. С. 84-1.54.
В.О.Ключевский
ЛЖЕДМИТРИЙ I
В гнезде наиболее гонимого Борисом боярства с Романовыми во главе, по всей вероятности, и была высижена мысль о самозванце. Винили поляков, что они его подстроили; но он был только испечен в польской печке, а заквашен в Москве. Его личность доселе остается загадочной (1). Но для нас важна не личность самозванца, а его личина, роль, им сыгранная. На престоле московских государей он был небывалым явлением. Молодой человек, роста ниже среднего, некрасивый, рыжеватый, неловкий, с грустно-задумчивым выражением лица, он в своей наружности вовсе не отражал своей духовной природы: богато одаренный, с бойким умом, легко разрешавшим в Боярской думе самые трудные вопросы, с живым, даже пылким темпераментом, в опасные минуты доводившим его храбрость до удальства, податливый на увлечения, он был мастер говорить, обнаруживал и довольно разнообразные знания. Он совершенно изменил чопорный порядок жизни старых московских государей и их тяжелое, угнетательное отношение к людям, нарушал заветные обычаи священной московской старины, не спал после обеда, не ходил в баню, со всеми обращался просто, обходительно, не по-царски. Он тотчас показал себя деятельным управителем, чуждался жестокости, сам вникал во все, каждый день бывал в Боярской думе, сам обучал ратных людей. Своим образом действий он приобрел широкую и сильную привязанность в народе. Лжедимитрий держался как законный, природный царь, вполне уверенный в своем царственном происхождении; никто из близко знавших его людей не подметил на его лице ни малейшей морщины сомнения в этом. Дело о князьях Шуйских, распространявших слухи о его самозванстве, свое личное дело, он отдал на суд всей земли и для того созвал земский собор, первый собор, приблизившийся к типу народнопредставительского, с выборными от всех чинов или сословий (2).
Смертный приговор, произнесенный этим собором, Лжедимитрий заменил ссылкой, но скоро вернул ссыльных и возвратил им боярство. Царь, сознававший себя обманщиком, укравшим власть, едва ли поступил бы так рискованно и доверчиво, а Борис Годунов в подобном случае, наверное, разделался бы с попавшимися келейно в застенке, а потом переморил бы их по тюрьмам.
Как бы то ни было, но он не усидел на престоле, потому что не оправдал боярских ожиданий. Он не хотел быть орудием в руках бояр, действовал слишком самостоятельно, развивал свои особые политические планы, во внешней политике даже очень смелые и широкие, хлопотал поднять против турок и татар все католические державы с православной Россией во главе. Своими привычками и выходками, особенно легким отношением ко всяким обрядам, отдельными поступками и распоряжениями, заграничными сношениями Лжедимитрий возбуждал против себя в различных слоях московского общества множество нареканий и неудовольствий, хотя вне столицы, в народных массах популярность его не ослабевала заметно.
Однако главная причина его падения была другая. Ее высказал коновод боярского заговора, составившегося против самозванца, кн. В. И. Шуйский. На собрании заговорщиков накануне восстания он откровенно заявил, что признал Лжедимитрия только для того, чтобы избавиться от Годунова. Большим боярам нужно было создать самозванца, чтобы низложить Годунова, а потом низложить и самозванца, чтобы открыть дорогу к престолу одному из своей среды. Они так и сделали, только при этом разделили работу между собою: романовский кружок сделал первое дело, а титулованный кружок с кн. В. И. Шуйским во главе исполнил второй акт. Те и другие бояре видели в самозванце свою ряженую куклу, которую, подержав до времени на престоле, потом выбросили на задворки.
Данный отрывок из «Курса русской истории» В. О. Ключевского — еще один яркий пример недюжинного мастерства ученого в изображении исторических личностей. Говоря о первом самозванце, В. О. Ключевский в первую очередь отмечает привлекательные качества этого человека. Ведь Лжедмитрий I добился невероятного успеха — захватил власть и в течение года ее удерживал, чего не удалось больше ни одному самозванцу, которых отечественная история знает немало. И очевидно, что этому успеху способствовали. не только благоприятным образом сложившиеся для самозванца обстоятельства, но и некоторые черты его характера, выгодно отличавшие его от «природных» российских самодержцев. Весьма интересна и мысль В. О. Ключевского о том, что самозванец был «заквашен в Москве». Следовательно, начало Смуты связано не столько с происками враждебных держав, сколько с ситуацией, сложившейся в самой России. По мнению автора, большую роль в этом сыграли боярские интриги; именно они привели к падению Лжедмитрия I.
1. Традиционно считается, что первым самозванцем был беглый монах Чудова монастыря Григорий, до пострижения Юрий Отрепьев, костромской дворянин, служивший боярам Романовым и принявший монашество, спасаясь от преследований со стороны Бориса Годунова. Но многие крупные историки (В. О. Ключевский, С. Ф. Платонов и др.) не считали эту версию полностью доказанной, а Н. И. Костомаров вовсе считал ее недостоверной. Тем не менее в пользу традиционной версии свидетельствует немало фактов, зафиксированных в источниках начала XVII в. Известно, что сразу при появлении самозванца официальным расследованием, проводившимся по приказу Бориса Годунова, было установлено, что это именно Григорий Отрепьев (подробнее см. Скрынников Р. Г. Россия в начале XVII в. Смута. М„ 1988).
2. Действительно, по свидетельству некоторых источников, в суде над Шуйским приняли участие представители разных сословий, в том числе и «из простых людей». Но подробных сведений о составе этого собора нет. Современные историки, в том числе академик Л. В. Черепнин, автор крупной монографии о земских соборах в России, полагают, что это был не земский собор, а судебная расправа Лжедмитрия I со своими противниками. // Ключевский В. О.Курс русской истории.
Скрынников Р. Г.
ЛИХОЛЕТЬЕ: МОСКВА В XVI—XVII ВЕКАХ
Гибель царевича Дмитрия
Иван IV был последним потомком Калиты, имевшим многочисленную семью. Его первая жена Анастасия Романова родила трех сыновей — Дмитрия, Ивана и Федора — и несколько дочерей. Вторая царица Мария Тюмрюковна родила сына Василия, последняя жена Мария Нагая — сына Дмитрия. Все дочери Грозного, как и царевич Василий, умерли в младенческом возрасте. Первенец царя и его младший сын, носившие сходные имена, погибли из-за несчастной случайности (1). Царевич Иван Иванович, достигший двадцатисемилетнего возраста и объявленный наследником престола, умер от нервного потрясения, претерпев вместе с беременной женой жестокие побои от отца (2). Единственный внук Грозного появился на свет мертворожденным, и в этом случае виновником несчастья был царь, подверженный страшным припадкам ярости. Потомство Грозного оказалось обречено на исчезновение. Причиной был не только дурной характер царя и несчастные стечения обстоятельств, но и факторы природного характера. Браки внутри одного и того же круга знатных семей имели отрицательные биологические последствия. Уже в середине XVI в. стали явственно видны признаки вырождения царствующей династии. Брат Ивана IV Юрий Васильевич был глухонемым от рождения и умер без потомства. Сын Грозного царь Федор Иванович отличался слабоумием, болезненным телосложением и тоже не оставил детей. Младший сын Ивана Дмитрий страдал эпилепсией. Недуг был неизлечим, и шансы на то, что царевич доживет до зрелых лет и оставит наследника, были невелики.
Умирая, царь передал трон любимому сыну Федору, а сыну Дмитрию выделил удельное княжество со столицей в Угличе.
Федор отпустил младшего брата на удел «с великой честью», «по царскому достоянию». В проводах участвовали бояре, 200 дворян и несколько стрелецких приказов (3).
Прошло несколько лет, и Борис Годунов, управлявший государством от имени недееспособного Федора, прислал в Углич дьяка Михаила Битяговского (4). Дьяк был наделен самыми широкими полномочиями.
Жизнь царевича Дмитрия Угличского оборвалась в то время, когда Углич перешел под управление Битяговского.
Со времени Н. М. Карамзина обвинение Годунова в убийстве Дмитрия стало своего рода традицией. «Злодейское убийство» незримо присутствует в главных сценах пушкинской трагедии о Борисе Годунове. Именно Карамзин натолкнул Пушкина на мысль изобразить в характере царя Бориса «дикую смесь: набожности и преступных страстей». Под влиянием этих слов А. С. Пушкин, по его собственному признанию, увидел в Борисе его поэтическую сторону. Разумного и твердого правителя не страшит бессмысленная злобная клевета, но его гнетет раскаяние. Тринадцать лет кряду ему все снится убитое дитя. Муки совести невыносимы: ...Как молотком стучит в ушах упрек, И все тошнит, и голова кружится, И мальчики кровавые в глазах...
В самом ли деле эпизод смерти Дмитрия сыграл в жизни Годунова ту роль, какую ему приписывали? Рассмотрим факты, чтобы ответить на этот вопрос.
Младший сын Грозного, царевич Дмитрий, погиб в Угличе в полдень 15 мая 1591 г. Повести и сказания Смутного времени заполнены живописными подробностями его убийства. Но среди их авторов не было ни одного очевидца угличских событий. В лучшем случае они видели мощи царевича, выставленные в Москве через пятнадцать лет после его гибели.
Искать в житиях достоверные факты бесполезно. Несравненно большую ценность представляют следственные материалы, составленные через несколько дней после кончины царевича на месте происшествия. Однако давно возникли подозрения насчет того, что подлинник «углицкого дела» подвергся фальсификации.
Существует мнение, что Годунов направил в Углич преданных людей, которые заботились не о выяснении истины, а о том, чтобы заглушить молву о насильственной смерти угличского князя. Такое мнение не учитывает ряда важных обстоятельств. Следствием в Угличе руководил князь Шуйский, едва ли не самый умный и изворотливый противник Бориса. Один его брат был убит повелением Годунова, другой погиб в монастыре. Сам Василий Шуйский провел несколько лет в ссылке, из которой вернулся незадолго до событий в Угличе. Инициатива назначения Шуйского принадлежала скорее всего Боярской думе. Церковное руководство направило для надзора за его деятельностью митрополита Гелвасия. В состав комиссии Шуйского входили также окольничий Клешнин и думный дьяк Вылузгин5. Члены комиссии придерживались различной политической ориентации. Каждый из них зорко следил за действиями «товарища» и готов был использовать любую его оплошность.
Следственные материалы свидетельствовали о непричастности Бориса к смерти царевича.
К моменту смерти царевича не исчезла полностью возможность рождения законного наследника в семье Федора. Никто не мог точно предсказать, кому достанется трон. Из ближних родственников царя наибольшими шансами обладал не Годунов, ими обладали Романовы (6).
Ситуация, сопутствовавшая угличским событиям, носила критический для правительства характер. Над страной нависла непосредственная угроза вторжения шведских войск и татар. Власти готовились к борьбе не только с внешними, но и с внутренними врагами. За одну-две недели до смерти Дмитрия они разместили на улицах столицы усиленные военные наряды и осуществили другие полицейские меры на случаи народных волнений. Достаточно было малейшего толчка, чтобы народ поднялся на восстание, которое для Годунова могло кончиться катастрофой.
В такой обстановке гибель Дмитрия явилась для Бориса событием нежелательным и, более того, крайне опасным. Факты опровергают привычное представление, будто устранение младшего сына Грозного было для Годунова политической необходимостью.
Следственные материалы сохранили, по крайней мере, две версии гибели Дмитрия.
Версия убийства исходила от Нагих, родни погибшего (7). Михаил Нагой на протяжении всего следствия решительно настаивал на том, что Дмитрия зарезали сын дьяка Битяговского, его же племянник Никита Качалов и муж его племянницы Осип Волохов. Братья Михаила выступили с более осторожными показаниями. Возле тела царевича, сказал Григорий Нагой, собралось много людей и «почали говорить, неведомо хто, что будто зарезали царевича». Михаил и Григорий Нагие прибыли к месту происшествия с большим запозданием. Тем не менее они утверждали, что «царевич ещо жив был и при них преставился».
Они явно путали. Андрей Нагой обедал с царицей во дворце, когда под окнами закричали, что «царевича не стало». Поспешно сбежав во двор, Андрей убедился, что «царевич лежит у кормилицы на руках мертв, а сказывают, что его зарезали, а он того не видел, хто его зарезал». Причина ошибки, допущенной Михаилом и Григорием, достаточно проста. Несколько человек, видевшие их вблизи, не сговариваясь показали, что Михаил прибыл во дворец «мертв пиян», «прискочил на двор пьян на коне». Григорий был «у трапезы» вместе с братом.
Протоколы допросов позволяют установить, зачем понадобилась Нагим версия убийства Дмитрия. С помощью этой версии они пытались оправдать расправу с государевым дьяком Битяговским.
В полдень 15 мая царица Мария стала обедать, а сына отпустила погулять и потешиться игрой с четырьмя сверстниками. Дети играли на небольшом заднем дворике — в углу между дворцом и крепостной стеной. За ними приглядывала мамка Василиса Волохова и две другие няньки. Обед только начался, как вдруг на дворе громко закричали. Царица поспешно сбежала вниз и с ужасом увидела, что ее единственный сын мертв. Обезумев от горя, Нагая принялась избивать Волохову. Мамка не уберегла царского сына, и царица готова была подвергнуть ее самому страшному наказанию. Колотя Василису по голове поленом, Мария громко кричала, что царевича зарезал сын мамки Осип. Слова царицы равнозначны были смертному приговору.
Нагая велела бить в колокола и созвать народ. Немолчный гул набата поднял на ноги весь город. Возбужденная толпа запрудила площадь перед дворцом. Главный дьяк Углича Михаил Битяговский, заслышав звон, прискакал в кремль. Он помчался в верхние покои, «а чаял того, что царевич вверху», оттуда бросился в церковь и мимо тела царевича взбежал на колокольню. Дьяк ломился в звонницу и требовал, чтобы прекратили бить в колокола, но звонарь, по его словам, «ся запер и в колокольню его не пустил».
Отношения государева дьяка Битяговского с Нагими были испорчены едва ли не с момента его приезда в Углич. Удельная семья утратила право распоряжаться доходами своего княжества и стала получать деньги «на обиход» из царской казны. Назначенное правительством содержание казалось царице мизерным, а зависимость от дьяка — унизительной. Стряпчий8 царицы и другие лица сообщили комиссии, что Михаил Нагой постоянно «прашивал сверх государева указу денег ис казны», а Битяговский «ему отказывал», из чего проистекали ссоры и брань. Последняя стычка между ними произошла утром 15 мая.
На княжом дворе сначала дьяк попытался прикрикнуть на толпу, а затем принялся увещевать Нагого, чтобы «он, Михаила, унел шум и дурна которого не зделал». С помощью Качалова Битяговские помешали расправе с Волоховыми, что окончательно взбесило царицу и ее братьев. Решено было натравить на Битяговских толпу. Избитая в кровь и брошенная на площади Василиса Волохова видела» как царица указала на Битяговских и молвила миру: «то-де душегубцы царевича». Пьяный Михаил Нагой взялся было руководить расправой с дьяком, но на помощь Битяговским пришли их родственники и холопы. Несколько позже Михаил Нагой хвастался перед своими сообщниками, что это он велел убить дьяка и его сына, а Качалова «да Данила Третьякова да и людей их велел побити я же для того, что они у меня отнимали Михаила Битяговского (с) сыном».
Спасаясь от Нагого, дьяк и его сторонники заперлись в Дьячей избе. Малодушие окончательно погубило их. Толпа высекла двери, разгромила избу и расправилась с укрывавшимися там людьми. Даже служивший царице дворянин должен был признать перед комиссией, что приказных побила всякая чернь «с Михайлова веленья Нагова».
С площади люди ринулись на подворье Битяговских, разграбили его и «питье из погреба в бочках выпив, и бочки кололи». Жену дьяка, «ободрав, нагу и простоволосу поволокли» с детишками ко дворцу.
Версия о злодейском убийстве Дмитрия возникла, таким образом, во время самосуда. Нагие выдвинули ее как предлог для расправы с Битяговскими. Но обвинения против государева дьяка не выдерживали критики. Семья Битяговских не могла принять участия в преступлении. Вдова дьяка рассказала на допросе, что члены ее семьи обедали на своем дворе, когда позвонили в колокол. Гостем Битяговских был в тот день священник Богдан. Будучи духовником Григория Нагого, Богдан изо всех сил выгораживал царицу и ее братьев. Но он простодушно подтвердил перед комиссией Шуйского, что сидел за одним столом с дьяком и его сыном, когда ударили в набат. Таким образом, Битяговские имели стопроцентное алиби.
Допрос главных свидетелей привел к окончательному крушению версии о преднамеренном убийстве Дмитрия.
Царевич погиб при ярком полуденном солнце, на глазах у многих людей. Комиссия без труда установила имена непосредственных очевидцев происшествия. Перед Шуйским выступили мамка Волохова, кормилица Арина Тучкова, постельница (9) Марья Колобова и четверо мальчиков, игравших с царевичем в тычку. Мальчики кратко, но точно и живо описали то, что случилось на их глазах:
«Играл-де царевич в тычку ножиком с ними на заднем дворе, и пришла на него болезнь — падучей недуг — и набросился на нож».
Трое видных служителей царицына двора — подключники (10) Ларионов, Иванов и Гнидин — показали следующее: когда царица села обедать, они стояли «в верху за поставцом, ажио деи бежит в верх жилец Петрушка Колобов, а говорит: тешился деи царевич с нами на дворе в тычку ножом и пришла деи на него немочь падучая... да в ту пору, как ево било, покололся ножом, сам и оттого и умер».
Петрушка Колобов был старшим из мальчиков, игравших с царевичем. Перед Шуйским он держал ответ за всех своих товарищей. Колобов лишь повторил перед следственной комиссией то, что сказал дворовым служителям через несколько минут после гибели Дмитрия.
Показания Петрушки Колобова и его товарищей подтвердили Марья Колобова, мамка Волохова и кормилица Тучкова. Слова кормилицы отличались удивительной искренностью. В присутствии царицы и Шуйского она назвала себя виновницей несчастья: «Она того не уберегла, как пришла на царевича болезнь черная... и он ножом покололся...»
Показания главных угличских свидетелей совпадают по существу и достаточно индивидуальны по словесному выражению.
Версия нечаянной гибели царевича, опиравшаяся на показания главных свидетелей, заключала в себе два момента, каждый из которых может быть подвергнут всесторонней проверке.
Первый момент — болезнь Дмитрия, которую свидетели называли «черным недугом», «падучей», «немочью падучею». Судя по описаниям припадков и по их периодичности, царевич страдал эпилепсией.
Последний приступ эпилепсии у царевича длился несколько дней. Он начался во вторник, на третий день царевичу «маленко стало полехче», и мать взяла его к обедне, потом отпустила во двор погулять. В субботу Дмитрий во второй раз вышел на прогулку и тут-то у него внезапно возобновился приступ (показания мамки).
Буйство маленького эпилептика внушило такой страх его нянькам, что они не сразу подхватили его на руки, когда припадок случился в отсутствие царицы во дворе. Как иначе объяснить тот факт, что ребенка бросило оземь и «било его долго». Факт этот засвидетельствовали очевидцы. Мальчик корчился на земле, а возле него кружились няньки и мамки. Когда кормилица подняла его с земли, было слишком поздно.
Второй момент — царевич играл в ножички. Его забаву свидетели описали подробнейшим образом: царевич «играл через черту ножом», «тыкал ножом», «ходил по двору, тешился сваею (остроконечным ножом) в кольцо». Игра в тычку состояла в следующем: игравшие поочередно бросали нож в очерченный на земле круг, нож обычно брали с острия, метнуть его надо было так ловко, чтобы нож описал в воздухе круг и воткнулся в землю. Никто не знал, в какой именно момент царевич нанес себе рану — при падении или когда бился в конвульсиях на земле. Достоверно знали лишь одно: эпилептик ранил себя в горло.
Могла ли небольшая горловая рана привести к гибели ребенка? На такой вопрос медицина дает недвусмысленный ответ. На шее непосредственно под кожным покровом находятся сонная артерия и яремная вена. Если мальчик проколол один из этих сосудов, смертельный исход был не только возможен, но неизбежен.
Иногда высказывают мысль, что смерть царевича все же не была нечаянной, так как в подходящий момент кто-то коварно вложил нож в его руку. Такое предположение беспочвенно, ибо оно не учитывает привычек и нравов чванливой феодальной знати, никогда не расстававшейся с оружием. Сабля и нож на бедре служили признаком благородного происхождения. Сыновья знатных фамилий привыкали владеть оружием с самых ранних лет. Маленький Дмитрий бойко орудовал сабелькой, а с помощью маленькой железной палицы забивал насмерть кур и гусей. Ножичек не однажды оказывался в его руке при эпилептических припадках.
Настоящий отрывок посвящен угличской трагедии 1591 г., которая уже несколько столетий привлекает внимание историков. Ведь гибель царевича Дмитрия привела к пресечению царской династии, что, по мнению многих, способствовало началу смуты и поставило Россию на грань национальной катастрофы.
Оборвалась ли жизнь царевича в результате несчастного случая, как это было объявлено комиссией Шуйского, расследовавшей дело по «горячим следам» или царевич пал от рук наемных убийц, подосланных Борисом Годуновым, о чем уже тогда говорили в народе и писали многие историки в последующие века?
И в наше время историки нередко обращаются к этим событиям, анализируют следственное дело комиссии Шуйского, которое в целом сохранилось. Изучив его, Р. Г. Скрынников пришел к выводу об обоснованности заключений комиссии Шуйского, отрицавшей наличие злого умысла в гибели царевича. Однако и сейчас далеко не все историки согласны с аргументацией Р. Г. Скрынникова.
1. Первенец Ивана Грозного, царевич Дмитрий не дожил и до года и погиб в результате несчастного случая:кормилица уронила его в реку.
2. Имеются в виду события 1581 г., когда жертвой ярости Ивана Грозного пал его сын царевич Иван. Ссора между отцом и сыном произошла из-за того, что Иван Грозный избил свою невестку, жену царевича, которая была беременной. После этого ребенок родился мертвым.
3. стрелецких приказов... — в отличие от приказов — государственных учреждений, стрелецкими приказами назывались стрелецкие полки.
4. Михаил Битяговский — дьяк с 1578 г. Был ставленнииюм Бориса Годунова при дворе царевича Дмитрия в Угличе, руководил там администрацией и хозяйством. Те, кто считает Бориса Годунова виновником гибели царевича, видят в Битяговском и его сыне Даниле непосредственных исполнителей злодеяния. В этом их обвинили и Нагие, родственники Дмитрия, жители Углича. Во время восстания, вспыхнувшего в городе сразу после гибели царевича, Битяговские были убиты.
5. Гелвасий (Геласий, ум. в 1601 г.) стоял во главе Сарской и Подонской епархии я 1586—1601 гг. Эта епархия была создана в XIII в. для православных, находившихся в Золотой Орде и ее столице Сарае. Глава епархии занимал видное место в иерархии русской церкви, после учреждения патриаршества на Руси (1589г.) получил высокий сан митрополита. Его резиденция находилась недалеко от Москвы, вниз по течению Москвы-реки, на ее высоком крутом берегу', в местности, именуемой Крутицы. Поэтому эта епархия именуется иногда Крутицкой. Андрей Петрович Клешнин окольничий, состоял «дядькой» (воспитателем) при царевиче Федоре Иоанновиче, вошел в ближайшее окружение Бориса Годунова. В версии, по которой Годунов — виновник гибели царевича Дмитрия, Клешнину отводится роль организатора преступления. Когда Борис Годунов стал царем, Клешнин постригся в монахи Пафнутьева Боровского монастыря, где и умер в 1599г. Елизар Дани.пович Вылуз-гин — думный дьяк, возглавлял Поместный приказ, ведавший распределением земель служилым людям. Как опытный чиновник организовал работу следственной комиссии, ведение делопроизводства.
6. Дело в том, что мать Федора Иоанновича, первая жена Ивана Грозного, царица Анастасия происходила из рода Романовых. Сыновья ее брата боярина Никиты Романовича, в том числе старший Федор, были двоюродными братьями царя Федора Иоанновича. Борис Годунов был всего лишь его шурином. Родство Романовых с семьей Ивана Грозного сыграло большую роль и при избрании на царство сына Федора (в монашестве Филарета) —Михаила в 1613г. (см. стр. 335—338).
7. Мария Федоровна Нагая — жена Ивана Грозного с 1581 г., дочь незнатного дворянина, возвысившегося во времена опричнины. Находилась в Угличе со своим сыном Дмитрием, после его гибели приняла монашество под именем Марфа. Была вынуждена принимать участие в событиях Смутного времени. Так, она признала первого самозванца своим сыном, чудом спасшимся, а во время восстания против Лжедмитрия I отреклась от своих слов. В правление Василия Шуйского участвовала в церемонии встречи мощей своего сына, объявленного святым, подтвердила, что он погиб от убийц, подосланных Борисом Годуновым. Умерла в 1610 г., погребена в Вознесенском монастыре Московского Кремля, традиционной усыпальнице цариц и великих княгинь. Вместе с Марией Нагой и царевичем в Угличе находились ее братья Михаил, Григорий, Андрей, Семен. По заключению комиссии Шуйского их обвинили в подстрекательстве жителей Углича к мятежу, к убийству Битяговских и сослали. Некоторые из Нагих при воцарении Лжедмитрия I как его «родственники» были приближены ко двору. Михаил Нагой (ум. в 1612 г.) получил даже чин конюшего.
8. Стряпчий — придворный чин и должность в допетровской Руси, связанная с выполнением разного рода хозяйственных поручений.
9. Постельница (постельничий) — должность при царском дворе. Ее занимали люди, пользовавшиеся особым доверием царя или царицы. Причем редко это были представители высшей аристократии. Они отвечали за «постельную казну» (белье, платье, посуду, иконы и т. п.). Постельничий сопровождал царя во время торжественных выходов, ночевал с ним в одной комнате.
10. Подключник — помощник стряпчего.
* Скрынников Р. Г. Лихолетье: Москва в XVI—XVII веках. М., 1988. С. 147—159.
Л.Е.Морозова
БОРИС ФЕДОРОВИЧ ГОДУНОВ
Более 400 лет назад, 17 февраля 1598 г. в истории Российского государства произошло знаменательное событие— впервые на Земском соборе был избран царь. До этого верховная власть передавалась по наследству внутри одного правящего рода, ведущего начало от легендарного Рюрика, а с образованием Московского Великого княжества — от Ивана Калиты. Однако после смерти 6 января 1598 г. бездетного царя Федора Ивановича престол оказался вакантным. Его судьбу решил избирательный Земский собор, созванный через 42 дня после смерти Федора. Новым царем единодушии, без какой-либо политической борьбы был провозглашен боярин Борис Федорович Годунов, не принадлежавший ни к «царскому племени», ни к родственному кругу прежней династии московских князей. Как и почему это произошло, до сих пор остается предметом спора среди историков, писателей и поэтов.
Действительно много странного и труднообъяснимого в том событии, нарушившем многовековую традицию престолонаследия и повлекшем за собой трагическое пятнадцатилетие Смутного времени.
Ряд историков, начиная с В. Н. Татищева, Н. М. Карамзина, Н. И. Костомарова, И. Е. Забелина, В. О. Ключевского, С. М. Соловьева, С. Ф. Пла-тонова и др., пытались ответить на вопросы: в чем была причина стремительного взлета Годунова и почему его конец был бесславен и трагичен? Многие полагали, что Борис добился престола путем кровавых преступлений, главным из которых было убийство царевича Дмитрия, последнего сына царя Ивана Грозного от шестой жены Марии Нагой. Так, Карамзин видел в нем лишь человека, терзаемого ненасытным властолюбием и ради этого готового на любые преступления. Костомаров не находил в Годунове ни одной положительной черты и даже в его хороших поступках искал дурные мотивы. Наиболее ярко эта концепция нашла отражение в трагедии А. С. Пушкина «Борис Годунов», повлияв на умы многих поколений читателей.
Истоки данного представления о Борисе лежат в публицистике Смутного времени, созданной политическими противниками царя уже после его смерти. Иной образ Годунова создали историки, критически подошедшие к их показаниям. Ключевский отметил у него ряд положительных качеств: глубокий ум, рассудительность, умение управлять государством, заботу о его благосостоянии, нищелюбие, милостивость и т. д. Именно эти качества, по мнению историка, обеспечили успех Бориса на Земском соборе. Напротив, отрицательные качества: властолюбие, подозрительность, покровительство доносчикам, репрессии в отношении бояр, оттолкнули от него людей и способствовали падению его авторитета. С большой симпатией относился к Борису Годунову Платонов, полагая, что тот был незаслуженно очернен современниками. Обвинение в убийстве царевича Дмитрия считал политической клеветой. Причину успеха Бориса историк видел в его умении управлять государством, проявившемся еще в царствование Федора, причину краха — в несчастном совпадении исторических случайностей: трехлетний голод опустошил страну, ненадежная боярская среда поддержала самозванческую интригу и т. д.
Соловьев первым поставил вопрос о том, что Б. Годунов не был столь уж великим государственным деятелем. Его воцарение историк объяснял поддержкой многих лиц, пользовавшихся в стране авторитетом: патриарха Иова, сестры царицы Ирины, приказных дьяков. Неудачу царствования Бориса Соловьев объяснял тем, что тот оказался недостоин трона: всех подозревал, всех боялся, никому не доверял.
Р. Г. Скрынников попытался «заново перечесть источники» и дать иную оценку Б. Годунову как государственному деятелю. Он обратил внимание на происхождение и служебную деятельность Бориса еще при Иване Грозном, и отметил, что своим возвышением тот был обязан опричнине, дяде Дмитрию Ивановичу, царскому постельничему, и женитьбе на дочери царского любимца Малюты Скуратова. Брак сестры Ирины с царевичем Федором еще больше укрепил его положение при дворе. По мнению Скрынникова, Борис достиг трона только благодаря политическим интригам и поддержке сторонников. В целом же в русском обществе он не имел опоры, что и привело его к краху. Подготовленный в боярской среде самозванец Г. Отрепьев стал сразившим его орудием. Сходную оценку Годунову дал и А. П. Павлов.
Много внимания личности Годунова уделял А. А. Зимин, полагавший, как и многие другие, что тот был соправителем слабоумного царя Федора и, «используя приемы социальной демагогии, овладел ситуацией в стране и укрепил свою власть». Причину падения Бориса историк видел в том, что его политика привела к перенапряжению народных сил, закончившемуся социальным взрывом — Крестьянской войной против крепостного строя, знаменем которой стал самозванец.
Таким образом, по мнению большинства исследователей, Борис Годунов представлялся человеком весьма выдающихся личных качеств: либо «гений злодейства», либо «добрый гигант», с помощью которых он и пришел к власти. Противопоставив себя современникам и не сумев завоевать их любовь, он оказался в изоляции и потерпел крах.
Точная дата рождения Бориса Годунова неизвестна. Ряд исследователей (Платонов, Скрынников) полагал, что он появился на свет приблизительно в 1552 году. «Борисов день» отмечался 24 июля, поэтому эта дата, скорее всего, и была днем его рождения. Его отец, Федор Иванович Кривой, ничем особым не прославился и на царской службе, судя по разрядам, не состоял. Исходя из этого, некоторые исследователи (Зимин, Скрынников) считали Годунова весьма худородным, сделавшим карьеру при дворе только благодаря опричнине.
Однако С. Б. Веселовский, изучая род Годуновых, обнаружил его глубокую древность и знатность. Он подверг сомнению легенду о его родоначальнике татарском мурзе Чете, поскольку она содержала много хронологических неточностей. Он предположил, что родоначальником Годуновых, а также Сабуровых и Вельяминовых, был некий богатый костромской боярин Захарий, владевший крупными вотчинами по берегам Волги. В летописях есть сведения о том, что его сын Александр был убит в 1304 году. В 1328—1332 годах Кострома вошла в состав Московского княжества, и внук Захария Дмитрий Зерно в 1330г. поехал служить московскому князю. Здесь Зерновы стали видными боярами — в 1406 г. Константин Дмитриевич подписывал духовную грамоту Василия I. Старший сын Дмитрия Иван Красный стал родоначальником Сабуровых (от его старшего сына Федора Сабура) и Годуновых (от младшего сына Ивана Годуна). Константин был бездетен, а от младшего сына Дмитрия пошел род Вельяминовых-Зерновых. Прозвища Годун и Сабур, по мнению Веселовского, были связаны с названием родовых вотчин, а не с татарскими корнями этого рода, как полагали некоторые.
Таким образом можно сделать вывод, что Годуновы принадлежали к исконно русскому древнему боярскому роду, несколько веков служившему московским князьям. К примеру, Романовы вели свое родословие от Ф. Кошки — пятого сына выходца из Пруссии А. Кобылина, приехавшего в Москву только в 1347 году. Согласно родословию, Б. Ф. Годунов был знатнее Ф. Н. Романова поскольку несколько поколений его предков были первыми сыновьями свои отцов, а Романовы — лишь младшей ветвью всего рода А. Кобылина.
Следует развеять и еще один миф о том, что Борис сделал карьеру только благодаря опричнине и браку с дочерью Малюты Скуратова. Разрядные книги свидетельствуют о том, что многие Годуновы были весьма заметными людьми в государстве с самого начала XVI века. Василий Григорьевич Большой, двоюродный дед Бориса, в 1515г. на Великих Луках был первым воеводой Сторожевого полка, а после объединения с основным войском стал третьим воеводой Большого полка. Еще один двоюродный дед Бориса, Петр Григорьевич в 1508 г. был воеводой Великих Лук. Василий Дмитриевич, троюродный дед Бориса, в 1516и 1519 гг. возглавлял большой полк на Белой, после объединения войск стал вторым воеводой Сторожевого полка, в 1531 г.— Коломенским наместником, в 1532 г.—воеводой Галича, в 1542г. на приеме литовских послов возглавлял дворянство Вязьмы. Видной фигурой был и его сын Михаил Васильевич: в 1543 г. — воевода Серпухова, в 1548 г. — Васильсурска, в 1562 г. — пристав царя Шиголея, в Полоцком походе 1563 г.— у знамени, в 1564—1565 гг.— второй воевода Смоленска. Дядя Бориса, Иван Черемной был в 1551 г. третьим воеводой Смоленска. Воеводами различных городов были и другие родственники Бориса в 50-е и начале 60-х годов, т. е. до опричнины.
Наибольшего успеха при дворе Ивана IV удалось достичь Дмитрию Ивановичу Годунову, родному дяде Бориса. С 1567 по 1573г. он был царским постельничим, возглавляя Постельничий приказ. Должность постельничего была особой— в его обязанности входило организовывать спокойный сон государя, следить за опрятностью постельного белья, охраной покоев в ночное время и даже иногда спать с царем «в одном покое вместе». Естественно, что исполнять такую должность мог только очень близкий к Ивану IV человек, поскольку тот отличался подозрительным нравом, боялся заговоров и покушений на свою жизнь. Дмитрий Иванович, судя по всему, пользовался большим доверием царя и смог не только сам сделать блестящую карьеру, но и пристроить ко двору многочисленных родственников. Став постельничим, он получил разрешение на постройку в Кремле своего двора. Вместе с дядей поселились и рано осиротевшие племянники: Василий и Борис и их младшая сестра Ирина. В Утвержденной грамоте Бориса писалось, что Ирина оказалась при царском дворе с 7 лет. Это могло быть как раз в 1567 году. В это же время свою первую придворную должность получил Борис— в разрядных книгах отмечено, что в сентябре 1567г. во время предполагавшегося похода государя на Великие Луки пятым стряпчим значился Б. Годунов.
Вероятно он был стряпчим Постельничего приказа, и в его обязанности входило принимать и подавать царю одежду. Скорее всего, Иван IV сразу заметил красивого и обходительного юношу (Борису было в то время 15 лет) и стал ему покровительствовать. Это придало молодому честолюбцу уверенность, и он стал бороться за более высокое место в придворной иерархии. Согласно росписи сентябрьского 1570г. похода царя против крымцев (несостоявшегося) Борису с четырьмя помощниками полагалось нести рогатину царевича Ивана, а его двоюродному брату Федору Ивановичу — второй саадак (колчан) царевича Ивана. Но братьям Годуновым такое назначение показалось умалением родовой чести, поэтому они вступили в местнический спор с князем Ф. В. Сицким, которому полагалось нести копье царевича. Состоявшийся суд вынес решение в пользу Годуновых — за ними закреплялось право быть выше Сицкого.
В следующем 1571 г. царь планировал поход в Ливонию. Борис снова должен был нести рогатину царевича, но с копьем вместо Сицкого был назначен его старший брат Василий, а их троюродный брат Яков Афанасьевич получил назначение нести рогатину самого царя Ивана. Но ему это показалось умалением родовой чести, и он начал местнический спор с кн. ГГ. Хворостининым, которому полагалось нести царское копье. Иван Грозный не стал разбираться в сути спора, но челобитье Якова удовлетворил и повелел быть «без мест», то есть данную службу официально не фиксировать. Правда, и этот поход не состоялся.
В этом же 1571 г. Борис, очевидно, женился, поскольку в сентябре присутствовал на свадьбе Ивана IV с Марфой Собакиной вместе с женой Марией Григорьевной и тестем Малютой Скуратовым-Бельским. Роспись свадьбы показывает, что Годуновы к тому времени заняли при дворе достаточно высокое место и были весьма близки к царю. Борис с Малютой являлись царицьшыми дружками, его жена — царицыной свахой, дядя Василий Иванович ходил за царскими санями и был у постели, старший брат Василий ходил с подножием в церковь. Кроме того, Борис мылся с царем в бане, что опять же свидетельствовало о его близости к царю.
Женитьба Бориса на Марии Григорьевне позволила ему породниться с Шуйскими и Глинскими, поскольку ее сестры стали женами Дмитрия Ивановича Шуйского (Елена) и Ивана Михайловича Глинского (Аграфена).
Еще одним знаменательным событием для Годуновых стал брак царевича Ивана, наследника престола, с Евдокией Сабуровой, принадлежавшей к одному с ними роду. В перспективе Евдокия могла стать царицей. Однако вскоре этот брак был расторгнут, что впрочем на карьере Бориса никак не отразилось.
В 1572г. во время похода царя к Новгороду и в 1573г. в походе на Пайду Годунов с копьем царевича Ивана. Его служебный оклад составлял в то время 50 рублей. В 1574 г. на свадьбе Ивана IV с Анной Васильчиковой Борис уже дружка самого царя и снова мылся с ним в бане. Дядя Дмитрий Иванович удостоился еще большей чести — сидел за свадебным столом.
Настоящий взлет придворной карьеры Годунова начался после того, как его сестра Ирина стала женой царевича Федора. Точная дата этого события неизвестна. Скорее всего, это произошло в 1577—1578 годах, поскольку именно в это время все Годуновы получают повышение по службе и входят во двор Федора, будущего удельного князя (согласно завещанию отца). Борис получает должность кравчего, дядя становится боярином, Степан Васильевич (троюродный брат) — окольничим, Яков Афанасьевич и Григорий Васильевич (бывший дядька царевича) — дворянами, Андрей Никитич, Яков и Константин Михайловичи, Никита и Петр Васильевичи (четвероюродные братья) — стольниками.
По предположению С. П. Мордовиной и А. Л. Станиславского в 1577 г. Борис с многочисленными родственниками входил в особый государев двор Ивана IV, что однако не мешало им считаться придворными царевича Федора, еще не выделенного на удел. По завещанию Ивана IV дворы царя и удельного князя могли при необходимости объединяться.
Еще одним примечательным событием в карьере Бориса стал местнический спор с кн. И. В. Сицким, женатым на родной сестре Ф. Н. Романова. В 1578 г. во время праздничного обеда по случаю Рождества Христова Б. Годунов и И. Сицкий должны были стоять у государева стола. Князю такое назначение показалось умалением родовой чести, и он подал на Бориса в суд. Тот в свою очередь также принес челобитную, в которой ясно и толково доказал свое более высокое положение, чем у спорщика.
Сравнивая челобитную Бориса с подобными ей документами, можно заметить ее существенное от них отличие. Затевая местнические споры, многие вельможи приносили малодоказательные документы, не позволявшие убедиться в их правоте. Борис же выбрал из истории своего рода наиболее яркий пример. Он писал, что его дед (двоюродный) Василий Григорьевич в 1515г. был первым воеводой Сторожевого полка и считался выше Федора Телепня и Петра Елецкого. В следующем году Василий Овца был выше Александра Сицкого, деда Ивана, затеявшего спор. Через два года Василий Овца оказался ниже Петра Елецкого» который еще в 1515г. был ниже деда Бориса. Так опосредованно, хорошо разбираясь в истории родов и служебных назначений Б. Годунов доказал свою знатность. Для проверки правдивости сведений Бориса царь сделал запрос в Разрядный приказ, и дьяк Василий Щелкалов их подтвердил. На самом же деле ловкий кравчий погрешил против истины. В челобитной он утверждал, что Василий Григорьевич, на чью службу он ссылался, был младшим братом его родного деда Ивана, Василий же был старшим братом. Обман удался лишь потому, что среди братьев был еще один Василий, носивший прозвище Меньшой, так как был младшим. Некоторые списки разрядов фиксировали разницу между братьями, указывая и старшинство. Из них известно, что первый воевода Сторожевого полка Василий Григорьевич носил прозвище Большой, но эти тонкости вряд ли знал князь Сицкий. Щелкалов, возможно, знал истину, но не стал ее раскрывать.
Выиграв спор, Борис получил правую грамоту и мог теперь считать себя выше не только Сицких, но и князей Телепневых, Овцыных, Елецких.
Челобитная Годунова свидетельствует, что для своего времени он был достаточно хорошо образован и с успехом разбирался в сложных родословных делах. Очевидно, у него был архив предков, в котором хранились генеалогические записи, грамоты служебных назначений, собственные разрядные книги (часть его, видимо, и была обнаружена П. Свиньиным). Известно, что у дяди Дмитрия Ивановича была обширная библиотека и целый штат переписчиков, изготавливавший рукописи для пожертвований в монастыри. Ясно, что он постарался дать хорошее образование племянникам, зная, как высоко ценил Иван IV образованных людей. Однако оно, видимо, носило светский характер, поэтому среди современников существовало мнение, что Б. Годунов был «некнижным человеком» (И. Тимофеев, Авраамий Палицын). Опровержением ему служит находка Скрынниковым автографа Бориса.
В 1578 г. Борис становится боярином. «Боярство ему сказывал» один из наиболее знатных людей государства Ф. М. Трубецкой, признавая тем самым старшинство Годунова 16. Его земельные богатства растут. Если в начале карьеры он вместе в дядей владел лишь родовой вотчиной в Вязьме и Костроме, то со временем у него появляются земли в Дмитровском, Тверском и Малоярославском уездах и Подмосковье.
В 1579г. царь предпринял новый ливонский поход. Поскольку Федор в нем не участвовал, Годуновы вошли в государево войско: Дмитрий Иванович и Борис — при царевиче Иване, Степан и Иван Васильевичи (оба окольничий) — при царе. Поход оказался неудачным. Против Ивана IV выступили и поляки, и шведы. Потерпев поражение, царь был вынужден начать мирные переговоры. Это был, пожалуй, первый военный поход, когда Годунову пришлось принять участие в сражениях. Неудача, видимо, так на него повлияла, что он навсегда потерял вкус к войне и стал больше испытывать склонность к дипломатической деятельности.
Многие исследователи жизненного пути Бориса обращали внимание только на его личные успехи, не учитывая, что по лестнице придворных чинов он продвигался в окружении многочисленных родственников, дружной толпой отвоевывающих «место под солнцем» для всего рода. Свидетельством их общего успеха является роспись последней свадьбы Ивана Грозного с Марией Нагой, состоявшейся осенью 1580 года. На ней присутствовал весь цвет царского двора. На исключительно почетном материном месте была Ирина Годунова (Федор — на отцовом). Борис считался в общей иерархии вторым дружкой (первым был В. И. Шуйский), его жена — второй свахой. За праздничным столом сидели на почетных местах боярин Д. И. Годунов и С. В. и И. В. Годуновы. Коровайниками являлись: Яков и Константин Михайловичи, Никита и Петр Васильевичи, Андрей Никитич Годуновы. Кроме того, Дмитрий Иванович ходил звать государя на венчание, Иван Васильевич шел у саней, Никита и Петр Васильевичи исполняли роль стряпчих. Попытка П.Я.Салтыкова и М.М.Салтыкова-Кривого местничать с Годуновыми была пресечена самим царем — в их знатности он уже не сомневался.
В последние годы жизни грозного царя Дмитрий Иванович и Степан Васильевич вели очень щекотливые переговоры с английскими послами по поводу его брака с Марей Гастингс. Иван Васильевич после хорошей школы воеводства занимался разменом пленными с Речью Посполитой, что было также непростым делом после военных неудач.
После воцарения Федора Ивановича в 1584г. родовая корпорация Годуновых превратилась в главную опору его трона. Дмитрий Иванович стал наиболее влиятельным боярином в Думе и доверенным лицом царицы Ирины. Борис Федорович, хотя и получил звание конюшего, то есть старшего боярина, но занял место ниже дяди. В его распоряжении оказался Земский приказ, ведавший сбором налогов с городов и черносошных крестьян (отсюда и сведения о том, что он был «правителем земли»). Григорий Васильевич стал дворецким, приняв на себя управление всем царским имуществом. Степану Васильевичу стали поручаться важные дипломатические дела, в частности, переговоры об избрании царя Федора польским королем, Иван Васильевич возглавил Разрядный приказ и занялся росписями войска для военных походов и Береговой службы. Все три брата Васильевича вместе с дальним родственником Б. Ю. Сабуровым получили боярские чины. При дворе оказалось и множество других Годуновых и Сабуровых. Все вместе, а не один Борис, они помогали царю Федору в управлении государством. Миф о том, что только Б. Ф. Годунов был соправителем царя, возник в период борьбе его за трон. Обосновывая права на царский титул своего ставленника» 'патриарх Иов явно приукрасил его заслуги и преувеличил роль в государственном управлении (это наглядно прослеживается в избирательных документах и «Повести о честном житии царя Федора», написанной Иовом1598 году).
В то время при сильной разветвленности и слабой связанности между собой различных частей государственного аппарата один человек был не в состоянии управлять всем государством. Нити управления могла сосредоточить в своих руках только дружная родовая корпорация. Будучи таковой, Годуновы заняли основные ведущие посты в правительстве царя Федора и начали наводить свои порядки: сняли с должности и наказали казначея П. Головина, укротили наиболее знатных бояр И. Ф. Мстиславского и И.П.Шуйского, подавили мятеж недовольного Б. Бельского, сняли с поста митрополита Дионисия, выступавшего против царицы Ирины. Публицисты Смутного времени припишут потом все эти действия одному Борису, хотя таким могуществом он не обладал, часто находясь в тени дяди и троюродных братьев Васильевичей. Так, роспись предполагавшегося в 1585 г. похода царя Федора против шведов показывает, что Борис ничем не выделялся среди родственников; В Москве вместо царя должен был остаться Дмитрий Иванович. Степан Васильевич был назначен третьим воеводой полка Правой руки (после Симеона Бекбулатовича и И. П. Шуйского), Иван Васильевич — первым воеводой полка разведки (вместе с А. П. Клешниным, когда-то являвшимся дядькой Федора), Григорий Васильевич с Б. Ю. Сабуровым — в дворовый полк, наиболее близкий к царю. Борис Федорович — лишь второй воевода Передового полка (после нагайского царевича). Во время приема посла Л. Сапеги Борис стоял подле царя в то время, как Дмитрий Иванович и Степан Васильевич сидели на кривой лавке, почетной для бояр. На праздничные обеды к Константинопольскому патриарху Иеремии в 1587 и 1588 годах приглашались только дядя и троюродные братья Васильевичи. В Боярской думе Б. Ф. Годунов всегда был ниже Д. И. Годунова.
Выделиться Борису удалось только после учреждения патриаршества. В 1588г. именно ему (с А. Щелкаловым) царь поручил вести переговоры с константинопольским патриархом Иеремией. Льстивыми словами царский шурин сначала убедил патриарха остаться в Московском государстве и в нем основать свою патриархию. Когда же согласие было получено, Иеремии предложили в качестве резиденции Владимир, под предлогом, что в Москве уже есть свой иерарх. Жить вдали от столицы и царя патриарху не захотелось, но он согласился учредить в Москве патриархию и рукоположить на ее престол любого царского ставленника. 26 января 1589 г. в Успенском соборе первым русским патриархом был торжественно провозглашен Иов, бывший до этого московским митрополитом.
Успех на дипломатическом поприще еще больше убедил Бориса, что эта сфера деятельности для него наиболее подходящая. До этого он часто покровительствовал иностранным купцам, пленным, принимал у себя некоторых лиц, приезжавших в Москву с дипломатической миссией. Особенно доверительные отношения сложились у него с Дж. Горсеем, ловким и пронырливым человеком, представлявшим интересы английской торговой компании. Англичанин умело использовал в своих целях желание Б. Годунова прославиться в европейских странах и получил с его помощью большие привилегии для английских купцов. Некоторые из них, например, Марш, стали злоупотреблять доверчивостью русской знати и занимать без возврата огромные суммы денег. Жалобы на англичан в конце концов надоели царю Федору, и против Марша было возбуждено уголовное дело, а Дж. Горсей был выслан из страны.
Борису покровительство иностранцам принесло большую выгоду. Пленные ливонцы, осыпанные его ласками, всячески прославляли его на родине: «Есть на Москве шурин государский, Борис Федорович Годунов, правитель земли и милостивый вельможа. На отпуске он кормил и поил нас у себя, пожаловал сукнами, а как в тюрьмах были, великие 'милостыни присылал». Иностранные купцы говорили о нем повсюду: «Это великий человек, боярин и конюший, государю шурин, государыне брат родной, а разумом его Бог исполнил всем и о земле великий печальник».
В результате о Борисе стало известно даже при европейских королевских дворах. Сначала к нему за помощью обратился брат австрийского императора Рудольфа Максимилиан, добивавшийся польского престола и нуждавшийся в деньгах. Потом к Годунову написала английская королева Елизавета с просьбой о покровительстве английским купцам. Царский шурин чувствовал себя на вершине славы, ведь особы королевской крови считали его равным себе! Однако царь Федор несколько отрезвил его. На заседании Боярской думы он заявил, что «боярину Борису Федоровичу Годунову грамоты получать пригоже ныне и впредь. Это царскому имени к чести и прибавлению, что его государев конюший и боярин ближний станет ссылаться с великими государями», добавив при этом, что ответные грамоты отныне будут посылаться через Посольский приказ. В итоге переписка Бориса оказалась под официальным контролем.
Царь Федор называл Годунова только ближним боярином, то есть членом Ближней думы, состоящей из 4-х бояр, и конюшим. В отзывах же о нем иностранцев встречается титул «правитель всей земли», который, по мнению исследователей, свидетельствовал о том, что Борис был соправителем царя. Но данный титул, скорее всего, использовался лишь для внешних сношений, чтобы возвеличить Бориса за рубежом, подобно титулам различных наместников у русских послов. На самом же деле царский шурин был лишь главой Земского приказа, поэтому А. Щелкалов, возглавлявший Посольский приказ, называл его таким же приказным человеком, каким был сам. Подтверждением этому служит сообщение разрядов о том, что в 1597г. Борис ездил «обкладывать» налогами новый Смоленский кремль 22. Это сообщение некоторые исследователи истолковали так, будто Б. Годунов был строителем Смоленского кремля. На самом деле им был князь Звенигородский. Следует отметить, что не только Годунов имел право вести дипломатическую переписку. Им обладал ряд бояр еще во времена Ивана IV.
Семейная жизнь Бориса Федоровича довольно долго складывалась не слишком удачно, поскольку наследников не было (два ребенка умерли во младенчестве). Только в 1589г. родился сын Федор, а за ним дочь Ксения. Отец души не чаял в своих детях и делал все возможное, чтобы они росли крепкими, здоровыми и хорошо образованными. По отзывам современников, Федор и Ксения полностью оправдали надежды родителей и были красивы, прекрасно сложены, отличались любовью ко всевозможным знаниям и благовоспитанностью.
Новой вехой к возвышению Годунова при дворе стал Ругодивский (Нарвский) поход царя Федора, предпринятый зимой 1589—1590 года. Вместе с Ф. Н. Романовым, двоюродным братом царя, он возглавил некий Государев полк, обозначенный в росписи последним. Вероятно он был создан для ближайших царских родственников во избежание местничества с ними знати. Следует отметить, что и другие Годуновы имели в этом походе большую роль: Степан Васильевич остался правителем в Москве, Дмитрий Иванович поехал с царицей Ириной до Новгорода, Иван Васильевич был назначен вторым воеводой Большого полка (после Ф. И. Мстиславского), Григорий Васильевич должен был находиться при царской особе, Б. Ю. Сабуров стал вторым воеводой Передового полка (после Ф. М. Трубецкого). Неизвестно, чем прославился Борис в этом походе, но после него его место в дворцовых мероприятиях стало более высоким: в январе 1591 г. на приеме польских послов он уже за столом с Ф. И. Мстиславским и Д. И. Годуновым (сами переговоры были поручены И. В. Годунову и Б. Ю. Сабурову). На обеде по случаю Пасхи 3 апреля 1591г.— он за столом после Мстиславского, правда, дяди в это время не было.
Еще одной важной вехой в придворной карьере Годунова стала оборона столицы от внезапного и стремительного нападения крымского хана Казы-Гирея летом 1591 года. У Москвы в это время было мало защитников, поскольку основное войско стояло под Новгородом на случай новой войны со Швецией. Для обороны царь мог использовать только полки Береговой службы и свой двор. Поэтому он спешно отозвал с берега Оки полки Мстиславского и поручил Борису возглавить отряд, состоящий из представителей двора и московского дворянства. Все остальные Годуновы оказались в подчинении у царского шурина, правда, Дмитрий Иванович и Григорий Васильевич в обороне не участвовали, находясь при самом царе. Вполне возможно, что именно под руководством Б. Годунова был поставлен гуляй-город у Данилова монастыря, ставший главной линией обороны Москвы. Казы-Гирей не решился напасть на город и бежал. Посланные вслед за ним Ф. И. Мстиславский и Б. Ф. Годунов не догнали основное крымское войско и лишь разгромили обозы.
Наконец-то Борис мог праздновать свою первую воинскую победу. Правда его радость была омрачена пренебрежительным отношением Мстиславского, главного воеводы объединенного войска (Годунов был назначен вторым). В ответных грамотах царю тот даже не упоминал имени своего подчиненного. Чтобы как-то утешить шурина, Федор высказал Мстиславскому свое неудовольствие и вручил Борису не только такие же награды, как у главного воеводы, но даже больше, отметив, что они даны не только «за нынешнюю службу, но и за Ругодивскую». В итоге Борис Федорович получил: «золотой португал», высший орден того времени в виде золотой португальской монеты, дорогую шубу из большой казны, кубок ценой в 12 гривен (как и Мстиславский) и золотую гривну (ожерелье) вместе со званием «царского слуги», которое, по объяснению русских послов, считалось при дворе самым почетным. Награды получили и другие Годуновы: Степан Васильевич — «корабленный золотой» — золотую монету с изображением корабля, Иван Васильевич — дорогую шубу, 100 рублей и кубок в 7 гривен.
Однако на праздничных пирах Борис оказался ниже не только Мстиславского и дяди, но и Н. Р. Трубецкого. Видимо царь не захотел раздражать знать особым возвеличиванием своего шурина. В глазах же иностранцев Б. Годунов пытался представить себя вторым после царя человеком в государстве. Поэтому Максимилиан в письмах называл его «дражайшим, особенно любительным приятелем, своего царя начальным, тайной думы думцем и властителем». Император Рудольф уверял его, что «за свои добрые дела у него и у короля испанского в великой славе, чести и похвале и из ласки их никогда не выйдет». Хитрые австрийцы ловко играли на честолюбии и тщеславии Бориса, стараясь с его помощью добиться для себя выгод.
В ответном письме Рудольфу царский шурин писал: «Я принял, государь, твое жалование, грамоту с покорностью любительно выслушал и тебя, великого государя, выставлял перед государем нашим при многих государевых царях, царевичах и государских детях разных государств, которые под государя нашего рукою, при боярах, князьях и всяких служилых людях, что ты, великий государь, своею великою милостию и ласкою меня навестил, свою грамоту ко мне прислал. И впредь хочу тебя, великого государя, выставлять. Я и прежде о твоих делах радел, а теперь и больше того радею и вперед радеть и промышлять хочу».
Переписываясь с Борисом, Рудольф пытался через него выпросить у царя Федора денег, якобы для войны с Турцией. Русский двор был заинтересован в дружбе с императором, так как, надеялся склонить его к антипольскому союзу, поэтому деятельность Годунова поощрялась.
Однако австрийцы, умело используя тщеславие царского шурина, обманули русскую дипломатию. В Москву был прислан посол Н. Варкоч, якобы для закрепления дружеских отношений. На самом деле его миссия позднее была объявлена неофициальной. Перед поездкой Варкоч направил Борису письмо, в котором попросил денег на свадьбу дочери и походатайствовать за своего приятеля Шкота перед царем для устройства его на службу. На это Борис ответил: «Пишешь ко мне о таком невеликом деле, а о большом деле, которое началось между нашим и вашим государем, не пишешь. Государь наш, желая быть в соединение с Рудольфом цесарем, по твоим же речам, с турецким султаном и с крымским царем не ссылается и с литовским королем вечного мира заключать не велел. А теперь к нам слух дошел, что Рудольф цесарь с турским султаном ссылается о перемирье, а с литовским королем о вечном мире и сватовстве. И я тому очень подивился, как такое великое дело, годное всему христианству, начать и покинуть».
Почувствовав подвох со стороны австрийцев, Борис даже отказался пристроить на царскую службу приятеля Варкоча, ссылаясь на то, что ситуация при дворе для этого неблагоприятна, но послал меха в подарок невесте.
Борису очень импонировала идея создания антитурецкого союза, поскольку это прославило бы его имя среди европейских держав. При этом он, казалось, не замечал, что его деятельность не приносит плодов, а иногда даже вредна для Русского государства. «Великое дело, годное всему христианству»— борьба с Турцией, оказалось только на бумаге и на словах. Император Рудольф, получив от Федора материальную помощь в виде дорогих мехов, вопреки обещаниям начал переговоры с Турцией, наладил тесные контакты с польским королем Сигизмундом III и даже выдал за него замуж свою племянницу. Это окончательно похоронило русский план привлечь его к антипольскому союзу.
Несмотря на эти неудачи, Борис продолжал изображать из себя великого человека и искусного дипломата. По царски принял он Н. Варкоча, посетившего Москву в 1593 году. В своих воспоминаниях один из членов посольства так описал встречу: «Когда наше шествие вступило в Кремль, нас повели направо к жилищу Бориса Федоровича. Это было очень обширное здание, только все деревянное. Тут, кто ехал на лошади, сошел, и мы, несшие подарки, устроились за господином послом и пошли через два покоя, где находились служители Бориса Федоровича, одетые по их обычаю пышно. В третьем покое, в который мы вошли, находились Борис Федорович и несколько бояр. Этот покой и по полу, и кругом устлан был прекрасными коврами, а на лавке, на которой сидел Годунов, лежала краснея бархатная подушка. На нем было такое платье: во-первых, на голове была надета высокая московская шапка с маленьким околышком из самых лучших бобров; спереди у ней вшит был прекрасный большой алмаз, сверху его — ширинка из жемчуга, шириной в два пальца. Под этой шапкой носил он маленькую московитскую шапочку, вышитую прекрасными крупными жемчужинами, а в промежутках оставлены драгоценные камни. Одет он был в длинный кафтан из золотой парчи с красными и зелеными бархатными цветами. Сверх этого кафтана надет на нем еще другой, покороче из красного с цветами бархата и белое атласное исподнее платье. Кафтан был отделан жемчужным шитьем. На шее надето нарядное ожерелье и повешена крест-накрест превосходная золотая цепь. Пальцы обеих рук были в кольцах, большей частью с сапфирами.
Варкоч привез от Рудольфа лично Борису такие подарки: две золотые цепи, на одной был медальон с портретом императора, золоченые часы с изображением планет. При этом он подчеркнул, что подобные дары император делал только своим братьям. В ответ Годунов послал дорогие меха.
На официальном приеме у Федора Варкоч заявил, что дружба между русским царем и Рудольфом установилась «ходатайством, радением и промыслом царского шурина Бориса Федоровича Годунова, и цесарское величество за то его пресветлейшество своею любовию всячески воздавать будет и ни за что не постоит». В конце концов, видя бесперспективность для России отношений с императором, царь Федор поручил А. Щелкалову как главе Посольского приказа взять их под свой контроль.
Также ловко и умело играла на тщеславии и честолюбии Бориса и английская королева Елизавета. Называя его в письмах «кровным люби-тельным приятелем», она с его помощью добилась больших льгот для английских купцов. В ответных письмах Годунов писал: «Для тебя, сестры своей, и для нашего печалования твоих подданных пожаловал больше прежнего. А я об них впредь буду государю печаловаться и держать их под своею рукою, буду славить перед государем и государынею твои к себе милость и ласку». Покровительство англичанам привело к тому, что они стали обогащаться в ущерб русским купцам и даже пытались препятствовать торговле с другими странами, в частности с Голландией.
Происки и злоупотребления англичан рассердили царя. Он приказал не брать подарков от королевы Елизаветы и очень холодно обошелся с послом Флетчером. В итоге Борис был вынужден писать своей «любительной сестре»: «Ты, государыня, прислала ко мне свое жалование, поминки, и я твоего жалования не взял, потому что посол твой привез от тебя к государю нашему в поминках золотые... Такие поминки между вами, великими государями, прежде не бывали. Государь наш этих поминков брать не велел, и я поэтому твоего жалования взять не посмел... Я впредь хочу видеть и государя умолять и на то наводить, чтоб между вами любовь братская утвердилась навеки и больше прежнего. Твое жалованье впредь хочу на себе держать и твоих гостей хочу держать под своею рукою во всяком береженье».
Годунов нажил от своей дипломатической деятельности неплохой политический капитал: в Европе он стал известной личностью, получал от особ королевской крови честь чуть ли не равную царской. При бездетном Федоре эти достижения могли оказаться весьма ценными, что, в итоге, и произошло.
Вполне вероятно, что Борис думал о царском престоле, нося звание царского шурина, то есть наиболее близкого родственника царской семьи. Но сомнительно, что он совершал все приписываемые ему преступления на пути к трону. В 1591 г., когда на престоле был еще достаточно молодой царь Федор и его надежда иметь наследников еще не умерла (действительно, в 1592 г. у него родилась дочь Феодосия), для Бориса перспектива стать царем была слишком призрачной. Идти ради нее на преступление — убийство малолетнего царевича Дмитрия, было бессмысленно. В это время Годунов мог стремиться только к личной карьере боярина, чтобы занять
у трона наиболее высокое место, оттеснив всех соперников. Большую помощь в этом ему оказывали братья Щелкаловы. Василий помог когда-то разрешить важный местнический спор и стать выше многих князей. А. Щелкалов содействовал дипломатической деятельности. Так, в посольском наказе русским послам в Речь Посполитую, составленном под руководством Андрея в 1592 г., о Борисе писалось: «Это человек начальный в земле, вся земля ему от государя приказана, и строение во всей земле такое, какого никогда не бывало. Города каменные на Москве и в Астрахани поделал, что ни есть земель в государстве, все сохи в тарханах, во льготе, даней никаких не берут ни по сох, ни по какому делу, городовые дела всякие делают из казны наймом, а плотников устроено больше 1000 человек».
Несомненно, сведения в даннмо наказе не ссответствовали истине, посокльку отменить все гналоги в стране по собственной воле Годунов не мог. Ни в одном источнике нет сведений о том, что в это время все городовые работы проводились наемными работниками. Возможно, такое явление начало зарождаться, но вряд ли носило повсеместный характер, и, конечно,не Борис был его инициатором, а царь с ближними боярами, казначеем и Строительным приказом (Приказ каменных дел).
Разрядные книги свидетельствуют, что не всегда Борис Федорович блистал при дворе царя. Так за период с 1592 по 1595г. его имя как бы выпадает из хроники придворной жизни. Его нет даже на семейных торжествах, на которых присутствовали другие Годуновы. На крестинах царевны Феодосии 14 июня 1592 г. присутствовали лишь Дмитрий Иванович, Степан Васильевич, Иван Васильевич и Яков Михайлович. Не было его ни на именинах царевны 29 мая, ни на именинах Федора 31 мая, ни на приемах послов, ни на Береговой службе. Даже переговоры с персидским послом в сентябре 1593г. были поручены Ф.И.Мстиславскому, В.И.Шуйскому, С. В. и И. В. Годуновым, хотя Борис вел с шахом переписку и получал от него подарки. Императорского же посла принимал И. В. Годунов.
Неучастие Бориса в придворной жизни в это время было, возможно, связано с тем, что у царя наконец-то появилась долгожданная наследница престола царевна Феодосия (1592—1594), и амбиции царского шурина с прицелом на корону стали казаться неуместными.
Вновь его имя появляется в разрядах только в 1596г.: летом он был назначен вторым воеводой Большого полка (после Мстиславского) для несения Береговой службы, в 1597г. поехал обкладывать налогами новый смоленский кремль, потом снова на Береговую службу вместе с С. В. Годуновым (второй воевода Полка Правой руки), И. В. Годуновым (второй воевода Передового полка), Я. М. Годуновым (второй воевода Сторожевого полка). В июле этого же года Б. Ф. Годунов был на большом приеме императорского посла Абрагама Донау— сидел за столом после Мстиславского. Сами переговоры вел И. В. Годунов.
Значит, к концу жизни царя Борис Федорович вновь занял ведущее положение среди своих родственников (дядя Дмитрий Иванович в это время либо болел, либо был уже стар и в придворной жизни активно не участвовал). К тому же он стал одним из наиболее богатых людей государства, имея около 100 тысяч рублей годового дохода (16 тыс. с имений в Вязьме и Дорогобуже, 12 тыс.— оклад конюшего, 32 тыс.— с кормления в Bare, 40 тыс.— с земель Глинских, родственников по линии жены). Его земельные владения были огромны— 106 десятин подмосковных поместий, 55 дес. подмосковных вотчин, 285 дес. дмитровских и тверских вотчин, а также земли в Вязьме, Угличе, Ростове и Малоярославце (всего 1651 десятина пахотной земли при трехпольной системе)31. В будущем к нему должны были отойти и владения бездетного дяди Д. И. Годунова, которые были самыми большими среди всех Годуновых.
Богатство позволило Борису вести активное строительство и заниматься благотворительностью. Для себя в Кремле рядом с Чудовым монастырем он построил большой трехэтажный дом, что было в то время редкостью. В своих владениях он возводит храмы: в селах Хорошово, Вяземах и др. Хотя родовым монастырем Годуновых был костромской Ипатьевский, основные вклады он делал в Троице-Сергиев, главное место паломничества царей. В 1587 г. жертвует туда покров, в 1588 г.— красивую лампаду, в 1594г.— колокол «Лебедь», в 1597г.— золотой потир с 16 драгоценными камнями и многое другое. Получает от него дары и Ипатьевский монастырь: в 1587 г.— ризы, в 1588 и 1590 годы— коней, в 1595 г.— двор в Китай-городе. Все это в будущем обеспечило ему мощную поддержку духовенства на избирательном Земском соборе в 1598 году.
Таким образом, по славе (за рубежом), богатству, высоте положения, обширности родственных связей с наиболее знатными людьми государства мало кто мог соперничать с Борисом Годуновым к моменту смерти царя Федора Ивановича. 7 января 1598 г. после смерти его официально царицей была провозглашена вдова Ирина. Так было записано в завещании умершего царя, и так захотел народ (по сообщениям некоторых иностранцев). В воцарении женщины не было чего-то необычного: когда-то в Киевской Руси правила княгиня Ольга, вдова Игоря; была на престоле и Елена Глинская, мать Ивана Грозного; в Англии долгие годы правила королева Елизавета. Но Ирина править не захотела, хотя и возглавляла страну месяц с небольшим (с 7 января по 17 февраля). Отказ от власти, возможно, был связан с провалом попытки сменить воевод в крупнейших приграничных городах Смоленске, Новгороде и Пскове — знать затеяла местнические разборки и отказалась выполнить приказ царицы.
15 января Ирина постриглась в Новодевичьем монастыре под именем Александры и официально стала называться государыней царицей-инокиней. Борис последовал за сестрой. На время монастырь превратился в центр управления государством. В Москве же в это время ситуацию контролировали всесильные Годуновы во главе с патриархом Иовом, не желавшим перемен в Кремле. В их руках были и царское имущество, и армия, и дипломатия. При дворе и в правительстве они представляли самую мощную родовую группировку, обеспечивая успех своему ставленнику. Таким образом, к трону Борис подошел не один, а в окружении многочисленных родственников, которые, как и для царя Федора, должны были стать его главной опорой в управлении страной.
Конечно, после смерти Федора Ивановича русские люди пребывали в шоковом состоянии, и перед всеми стоял один вопрос: кому править. Ведь до этого власть передавалась по наследству внутри одной династии московских князей. Да и само государство по сути своей представляло их разросшийся удел и принадлежало им на правах собственности. Значит, власть вместе с имуществом должна была перейти к ближайшему царскому родственнику.
После Федора ближайшим родственником оставалась жена Ирина, получившая благословение на царство. Отказавшись править, она формально имела право благословить уже своего родственника, то есть Бориса. По существовавшей до этого традиции одно это уже обеспечивало законность его воцарения. Но брат и сестра понимали, что такие права на престол весьма призрачны и что их могли оспорить другие родственники Федора, например, двоюродные братья по линии матери, Романовы. Надежность будущему царю могли обеспечить лишь желание и готовность подданных служить ему. Узнать об этом можно было только на избирательном Земском соборе, сходном по своим функциям с польским сеймом, постоянно избиравшим королей. Поэтому 17 февраля 1598г. в Успенском соборе был собран Земский собор, имевший одну задачу — избрать нового царя. Его инициаторами официально считались патриарх и Боярская дума, хотя на самом деле все было сделано, скорее всего, по инициативе Бориса и его родственников, желавших иметь от подданных твердые гарантии верности.
У исследователей нет единодушного мнения ни по поводу состава собора, ни по поводу законности его решений. Одни полагали, что его вообще не было, а решения были подтасованы (Костомаров), другие полностью доверяли всем его постановлениям и дошедшим до нас документам (Платонов). По мнению Карамзина, на соборе было 500 избирателей, Соловьев насчитывал 474 человека, Ключевский— 512, Мордовина— более 600. Причина разногласий заключается в том, что до нас дошло мало подлинных документов этого собора. Многие исследователи полагали, что две «Утвержденные грамоты об избрании Бориса как раз и являются его итоговыми документами. Однако возможно и другое предположение: данные грамоты к избирательному собору отношения не имели, а являлись своеобразной крестоцеловальной записью духовенства, правительства и двора, свидетельствующей о готовности верно служить новому царю. Одна грамота была составлена и подписана после согласия Бориса стать царем, вторая — после Серпуховского похода непосредственно перед его венчанием на царство. Поэтому подписи под ними разные— кто был на момент подписания в Москве, тот и подписывал. Судить же по подписям на Утвержденных грамотах о составе избирательного собора нельзя.
Соловьев полагал, что на соборе был весь Освященный собор во главе с патриархом (около 100 человек), правительство и двор, (около 300 человек), выборные от городов (около 33 человек) (по мнению С. П. Мордови-ной это были лица, избиравшиеся на 3 года для участия в земских соборах), 22 гостя, 45 старост гостинных сотен, 7 стрелецких голов.
Разумеется ведущую роль на соборе играл патриарх Иов, официально возглавлявший правительство после пострижения Ирины. Именно он предложил избрать новым царем Бориса Федоровича Годунова как мудрого соправителя царя Федора и брата царицы. О содержании его речи можно судить по Утвержденной грамоте и по Повести о честном житии царя Федора, написанной патриархом в 1598 году.
Права Бориса на престол Иов объяснил так: с детских лет вместе с сестрой он был при «светлых царских очах и от премудрого царского разума навык». Именно ему царь Иван завещал заботиться о Федоре и Ирине, которую почитал как дочь. Борис твердо помнил наказ и верно служил царю и царице; разгромил крымского хана, отнял города у шведов, охранял границы. К Борису присылали послов и «цесарь христианский, и султан турецкий, и шах персидский», и короли многих государств. «Все российское государство в тишине устроил, святая вера стала сиять выше всех, и государево имя стало славиться от моря и до моря, от рек и до конца вселенной».
Патриарх сильно преувеличил заслуги Годунова, но такова была цель его речи, и она была достигнута. Все собравшиеся единодушно согласились с избранием Бориса Федоровича Годунова на царство. Почему же Борис так легко добился трона, который буквально через несколько лет будут оспаривать друг у друга самые различные претенденты, ввергая страну в пучину смут и междоусобиц? Причин, видимо, было несколько. Прежде всего, после многовекового правления одной династии русское общество было еще не готово к политическим баталиям, поэтому у Бориса просто не было соперников. Кроме того, при покровительстве царицы, пользовавшейся всеобщим уважением, мощный родовой клан Годуновых занимал в правительстве все ведущие позиции и обеспечивал своему лидеру огромную поддержку. В дополнение ко всему можно предположить, что воцарение Бориса устраивало знать, поскольку не вносило ничего нового в сложившуюся при дворе иерархию. Ожидалось, что и во внешней и во внутренней политике будущего царя все останется как и при Федоре, суля государству спокойствие и стабильность.
При всей благоприятности стечения обстоятельств Борис боялся власти и далеко не сразу согласился на коронацию. Поселившись с сестрой в Новодевичьем монастыре, он издали мог наблюдать за тем, что происходило в столице. После единодушного избрания на Земском соборе к нему начались ежедневные шествия бояр, духовенства с толпами народа, умолявших его принять царский венец. Но каждый раз пришедшие получали отказ. Борис демонстрировал всем, что не только не стремится к власти, но даже ее не хочет. 18 и 19 февраля в Успенском соборе патриарх организовал многолюдный молебен о даровании нового царя. Наконец 21 февраля, во вторник Сырной недели, все духовенство во главе с Иовом, бояре, дворяне и «великое множество народа» в праздничных одеждах, с крестами и иконами направились в Новодевичий монастырь. Это был настоящий крестный ход, только входивший в церковную практику. 21 февраля было выбрано не случайно. Именно по вторникам в Византии праздновалась память Богоматери Одигитрии, в честь которой был построен собор Новодевичьего монастыря, поэтому светское по своей значимости шествие как бы окрашивалось духовным ореолом.
В воротах монастыря пришедших встретил Годунов с монахами, держащими икону Смоленской Богоматери. В руках патриарха была икона Владимирской Богоматери, главной святыни страны. При виде ее Борис упал на колени и долго со слезами молился, восклицая: «Зачем, о царица, ты такой подвиг сотворила, придя ко мне?». Патриарх сурово ответил, что она пришла исполнить волю сына своего, которой нельзя противиться.
Обряд умоления иконой должен был означать, что Борис являлся не только людским избранником, но и божьим. (В 1613 г. он был повторен при избрании на царство Михаила Романова.) Однако далеко не все представители духовенства его одобрили, полагая, что божество не должно умолять о милости тленного человека.
После литургии в монастырском храме процессия направилась к царице-инокине Александре и стала умолять ее благословить брата на царство. Увидев Владимирскую Богоматерь, царица воскликнула: «Против воли Бога кто может стояти?», — и благословила Бориса. Так он получил первое благословение на царство. Второе — от Иова произошло в монастырском храме. С этого момента Б. Ф. Годунов стал считаться нареченным царем. До этого в процедуре восхождения на престол никакого промежуточного этапа не было — через 40 дней после смерти царя, в удобный день наследника венчали. Борис же, видимо, так сомневался в прочности власти и боялся трона, что на долгие месяцы растянул свое восхождение на него.
Наречение в монастырском храме, считавшемся наиболее святым местом, позволило Б. Годунову включить в свой титул такие слова: «Благочестивый, христолюбивый, Богом почтенный. Богом возлюбленный. Богом превознесенный и Богом избранный ото всего христианского народа». Для подданных же такое помпезное величание говорило лишь о непомерном тщеславии нового царя.
21 февраля было провозглашено новым церковным праздником и до смерти Бориса отмечалось крестным ходом в Новодевичий монастырь.
После наречения Годунов не сразу поехал в столицу. Дело в том, что начинался пост, и какие-либо празднества казались неуместными. Только 26 февраля, на Масленицу, состоялся его первый въезд в столицу. Он напоминал въезд французских королей в Париж после коронации в Реймсе и, возможно, с него был скопирован, как и сам обряд наречения в монастыре (правда, этап наречения был, видимо, взят из церемонии возведения на престол русских иерархов).
Около стен столицы нареченного царя радостными криками встретила огромная толпа народа, символизируя его единение с простыми людьми и их готовность служить ему. Именитые гости преподнесли хлеб-соль и богатые дары. Духовенство и бояре вышли навстречу избраннику только из кремлевских ворот. В Успенском соборе патриарх в третий раз благословил Бориса, держа над его головой животворящий крест, одну из царских регалий. Затем с детьми и боярами новый царь обошел кремлевские соборы, демонстрируя свое уважение к святыням и умершим царям.
После наречения была составлена «Избирательная грамота», узаконивавшая воцарение Бориса и подтверждавшая готовность духовенства и знати служить ему. В храмах все население государства целовало крест новому царю, что было определенным новшеством, поскольку раньше приводить к присяге можно было в любом месте. Новой процедурой Борис еще больше хотел себя обезопасить, так как преступление против него теперь превращалось в преступление против Бога. Новшеством стало и то, что в церквах перед любой службой стали петь многолетие не только царю, но и его жене и детям. Вполне вероятно, что все это раздражало многих русских людей, сомневавшихся в богоизбранности Б. Годунова.
Только 1 апреля царь Борис переехал в Кремль. К тому времени с южных границ неоднократно приходили тревожные вести о том, что крымский хан собирает огромное войско для похода на Москву. Действительно, междуцарствие представлялось наиболее удобным временем для грабительского нападения. 20 апреля на заседании Боярской думы Борис поставил вопрос о необходимости отправки на Берег большого войска, не менее 500 тыс. человек, во главе которого собирался встать сам. Вскоре войско было собрано и 7 мая выступило из Москвы по направлению к Серпухову. Его роспись показывает, кто был у трона нового царя в момент прихода к власти.
Большой полк возглавили царевич Араслан, Ф. И. Мстиславский, С. В. Годунов и С. Ф. Сабуров. Передовой полк — сибирский царевич, Д. И. Шуйский и А. А. Репнин. Полк правой руки — казанский царевич, В. И. Шуйский, И. В. Годунов и И. В. Сицкий. Сторожевой полк — С. Ф. Сабуров, а для подготовки места расположения войска заранее поехали Я. М. Годунов и И. М. Пушкин. В Дворовом полку при царе были Ф. Н. Романов и его брат А. Н. Романов. Печатником остался В. Щелкалов, постельничим — И. Безобразов, оружничим — Б. Бельский (как при Федоре). Как видим, никаких кардинальных изменений при дворе и в войске нового царя не произошло. По-прежнему главной опорой трона оставались Годуновы и Сабуровы (Д. И. Шуйский и Б. Я. Бельский были свояками Бориса по линии жены).
В Москве вместо царя осталась править царица-инокиня Александра с царицей Марией. При них: Ф. М. Трубецкой, Д. И. Годунов, Н. Р. Трубецкой, И. М. Глинский и Б. Ю. Сабуров. Григория Васильевича среди них уже нет, так как он либо болел, либо уже умер. В следующем году дворецким стал С. В. Годунов.
В Серпуховском походе Бориса участвовали и более молодые представители его рода. Все они находились в государевом полку: Н. В. и П. В. Годуновы, М. Б. Сабуров, Ж. С. Сабуров, Б. С. Сабуров, С. С. Годунов, И. И. Годунов, И. Н. Годунов, И. М. Годунов, 3. И. Сабуров. Роспись показывает, что, хотя Борис и окружил себя многочисленными родственниками, но поставил их не на ведущие должности, уважая родовитость остальной знати. Поэтому крупных местнических споров не возникло, в целом же поход был объявлен «без мест».
11 мая войско прибыло в Серпухов и стало готовиться к обороне. Царь Борис лично осмотрел засечные чертежи, указал, кого послать к засекам, кому остаться у Серпухова и в каких полках.
18 июня стало известно, что крымский хан Казы-Гирей не решился напасть на Русь, узнав о воцарении Б. Годунова и готовности знати ему служить. Вместо войска в царский стан прибыли крымские послы. Желая показать свое могущество, Борис устроил им помпезную встречу: на протяжении 7 верст расположил у дороги полки, в огромной расписной палатке устроил прием вместе с боярами и дворянами «в золотых парадных платьях». Все это должно было показать крымцам прочность власти и могущество «божьего избранника».
30 июня как победитель важно и торжественно Борис въехал в столицу. Народ снова радостно его приветствовал. (Публицисты Смутного времени потом обвинят его в том, что он умышленно пустил слух о нападении крымцев и «бездельно» стоял под Серпуховом, пируя и раздавая милости знати, чтобы снискать ее любовь). Но, думается, эти обвинения были напрасными. Угроза нападения крымцев в то время была суровой реальностью.
Серпуховский поход показал новому царю, что открытых противников у него нет и что подданные готовы служить ему «верой и правдой». Однако Борис вновь попросил патриарха составить Утвержденную грамоту и вновь велел подписать ее представителям духовенства, боярства, дворянства и городов. Один экземпляр положили в царскую казну, другой — в гробницу митрополита Петра для освящения и бережения.
Все эти предосторожности как бы свидетельствовали, что Б. Годунов предчувствовал свой бесславный конец и пытался любым путем обезопаситься от предательства знати. Однако все оказалось напрасным. Первому выборному царю современники не простили ни одного промаха, ни одной ошибки и на века заклеймили как преступника и узурпатора.
Только через полгода после избрания, 3 сентября, Борис решился венчаться царским венцом. Весь двор принял участие в церемонии. «Шапку Мономаха» нес виднейший боярин кн. Ф. И. Мстиславский, скипетр, символ царской власти — боярин кн. Д. И. Шуйский, яблоко (державу) — боярин С. В. Годунов, золотыми монетами обсыпал при выходе из собора царевич Федор. Соблюдая иерархию, Годунов смог окружить себя преимущественно близкими родственниками (кроме Мстиславского). Этим он показал всем, кто будет при нем на первых ролях.
Венчание на царство было отмечено со всей пышностью. До 10 сентября шли праздничные пиры в кремлевском дворце. Для народа на площадь выкатывали бочки с пивом и медом. Все придворные чины получили тройное годовое жалование, население было освобождено на год от налогов. Заключенных выпустили на волю, и было объявлено, что новый царь 5 лет обещает никого не казнить.
По случаю торжества Борис щедро раздавал чины: боярство получили М. П. Катырев-Ростовский, А. Н. Романов, А. Б. Трубецкой, В. К. Черкасский, Ф. А. Ноготков; окольничими стали: М. Н. Романов, Б. Я. Бельский, В. Д. Хилков, М. М. Салтыков, Н. В. Годунов, С. Н. Годунов, Ф. А. Бутурлин, С. С. Годунов, М. М. Годунов. Конюшим был назначен Д. И. Годунов, кравчим — И. И. Годунов, казначеем — И. П. Татищев, чашником — П. Ф. Басманов, ясельничим — М. И. Татищев. Два последних стали вскоре царскими любимцами.
Новые назначения свидетельствуют о том, что царь Борис хотел сохранить созданное при Федоре равновесие среди знати, не забывая при этом и своих родственников, на которых собирался опираться. Два года по воспоминаниям современников, все были довольны новым царем. Он старался выполнять все данные при венчании обещания. Никого не казнил, не наказывал, заботился о всеобщем благосостоянии следуя своей клятве: «Бог свидетель сему: никто не будет в моем царстве нищ или беден! Сию последнюю рубашку разделю со всеми». Известный писатель А. Палицын так писал об этом времени: «Двоелетнему же времени прошедшу, и всеми благими Росия цветяше. Царь же Борис о всяком благочестии и о исправлении всех нужных царству вещей зело печашеся. По словеси же своему о бедных и нищих крепце промышляше, и милость к таковым велика от него бываше, злых же людей люте изгубляше. И таковых ради строений всенародных всем любезен бысть».
Прежде всего для успокоения знати Борис разобрал местнические споры, разгоревшиеся в дни правления царицы Ирины. Затем щедрыми пожалованиями он склонил многих на свою сторону. Поскольку войны не велись, то царская служба стала легкой и необременительной для боярства и дворянства. Городское население и черносошные крестьяне получили послабление в налогах. Многие работы по строительству укреплений, мостов и дорог стали вестись за счет казны наемными работниками. Наиболее широкое распространение данная практика получила в период трехлетнего голода.
Царские указы облегчили и участь крепостных крестьян. Согласно им было точно определено, сколько каждый крестьянин был обязан платить хозяину и сколько дней на него работать. Более того, в 1601 г. был издан указ, разрешающий крестьянский выход в Юрьев день и определяющий размер «пожилого»— 1 руб. 2 алтына за год. Правда, крестьянам не разрешалось переходить к крупным вотчинникам, а только к небогатым служилым людям, жильцам, детям боярским и иноземцам. Это было сделано для того, чтобы служилые люди не разорялись окончательно, так как крестьянский труд был их единственным средством для существования.
В первые годы правления Борис старался угождать всем и быть рачительным хозяином огромного государства. Незаурядные личные качества, пытливый ум, приветливость и чувствительность, ораторское искусство («вельма сладкоречив»), красивая внешность и величавость царя привлекали к нему подданных. Один из современников писал о нем: «Муж зело чуден, в рассуждении ума доволен и сладкоречив, весьма благоверен и ни-щелюбив и строителен зело, и державе своей много попечения имея и многое дивное о себе творяше». Всем было известно, что Борис очень любил жену и детей, ненавидел низменные забавы и винопитие.
До нас дошли царские указы в Сибирь, в которых наглядно прослеживается рачительное отношение государя к природным богатствам. В них воеводам запрещалось рубить лишний лес даже для строительства судов, чтобы ничего не оставалось и не гнило. Отходы от строительства следовало использовать для отопления казенных помещений. Четко регламентировалось, сколько можно было отстреливать пушного зверя и каким оружием. Нельзя было грабить и эксплуатировать местное население, которому полагалось отводить сенокосные, пушные промыслы, рыбные угодья. Больных и увечных освобождали от платы ясака.
Освоение Сибири в царствование Бориса продолжалось исключительно интенсивно. В 1598 г. воевода Воейков разбил войско хана Кучума и взял в плен его семью. Под конвоем цариц и царевичей отправили в Москву, где они были весьма ласково встречены Борисом. Самому Кучуму также неоднократно предлагалось прибыть к царскому двору, но тот предпочел убежать в нагайские степи, где и был убит. Продолжалось строительство сибирских городов: Верхотурья, Мангазеи, Томска и др. Царь стремился к тому, чтобы в Сибири были не только городки-крепости, но и хорошие дороги, села с пашнями, мельницы, солеварницы и т. д. Для этого всячески поощрялись всевозможные промыслы и их заводчикам давались большие льготы, переселялись семьи купцов, крестьян, которым давались денежные ссуды, хлеб, орудия труда.
В жены стрельцам направлялись молодые девушки, чтобы они обзаводились семьями и заселяли огромные просторы. Сибирские воеводы были обязаны за счет казны строить суда для перевозки товаров, сооружать мосты и дороги и следить за их состоянием. Местному населению предлагалось креститься и наниматься на царскую службу. В городках-крепостях строились церкви, присылались книги, церковная утварь, в Верхотурье был основан первый в этой местности монастырь, куда могли постричься старые и увечные казаки.
Отличительной чертой Бориса еще до вступления на престол была любовь к иностранцам и всему иностранному. Воцарившись, он стал всячески покровительствовать выходцам из Ливонии, бежавшим в Россию во время польско-шведской войны. Им давались большие денежные ссуды, земельные угодья, предлагалось поступать на царскую службу. Много льгот от царя получили английские, ганзейские и голландские купцы.
Им было позволено поселиться в особой немецкой слободе на Кукуе и даже построить там кирху. Для нужд двора Борис стремился выписывать из-за границы всевозможных специалистов: медиков, рудознатцев, часовщиков, ювелиров. Личную его охрану составили иностранцы-наемники. Для приобщения русских людей к иноземным наукам царь хотел пригласить в Москву известных европейских ученых и организовать особую школу. Но против этого активно выступило духовенство во главе с патриархом Иовом, полагавшим, что вместе с науками на Русь проникнет чуждая вера. Тогда царь решил послать несколько молодых людей для обучения в Англию, Голландию и Любек. Смута помешала этому замыслу— из 9 посланных вернулся только один.
Царствование Бориса началось при весьма благоприятной для России международной обстановке. Два самых опасных западных соседа, Речь Посполитая и Швеция, вели между собой ожесточенную борьбу. Поэтому, когда 16 октября 1600г. в Москву прибыло польское посольство во главе с Л. Сапегой для заключения «вечного мира», царь не слишком торопился его принять. Под разными предлогами аудиенция откладывалась. Только 26 ноября Сапега смог предстать перед «светлыми царскими очами». Однако сами переговоры с боярами начались еще позднее — 3 декабря и продолжались до августа 1601 года Борис медлил, так как хотел узнать исход борьбы поляков со шведами. Кроме того, он стремился заставить короля Сигизмунда признать свой царский титул, но это не удалось. Тогда в свою очередь Годунов отказался признать права Сигизмунда на шведскую корону, тем самым принимая сторону его дяди Карла. В конце концов с поляками было заключено лишь перемирие на 20 лет.
Борис не хотел терять надежду на приобретение Ливонии, но военным путем делать этого не стремился, поскольку боялся неудач. Дипломатический путь казался ему более перспективным. Для его реализации царь пригласил в Москву опального шведского принца Густава, надеясь выдать за него свою дочь Ксению и посадить на Ливонский престол. Но этот план не удался. Густав оказался человеком строптивым и малодостойным. Он привез с собой любовницу, пьянствовал, не желал принять православие, и царь был вынужден выслать его в Углич.
Неудача не остановила Бориса. Он решил подыскать жениха для Ксении в европейских королевских домах, вскоре удалось договориться о браке с датским принцем Иоганном, братом короля Христиана. В конце лета 1602г. в Москву прибыл жених, радушно встреченный царем и его семьей (Ксения, правда, до свадьбы с ним не должна была видеться). Однако и этой свадьбе было не суждено состояться. В октябре Иоганн тяжело заболел и скоропостижно умер.
Безрезультатными оказались и попытки высватать для царевича Федора грузинскую княжну. Кахетинский государь Александр, считавший себя царским вассалом, был убит сыном, принявшим магометанство и перешедшим под протекторат Персии. «Зондирование почвы» в Австрии и Англии также не принесло результата. Рудольф не хотел портить из-за России отношения с Сигизмундом, а Елизавета всегда вела осторожную политику.
После Серпуховского похода с Крымским ханством установились мирные отношения. Чувствуя свою силу, Борис стал уменьшать ежегодные поминки хану, одновременно укрепляя южные границы. С берегов Оки линия обороны сместилась на юг и стала проходить у городов-крепостей Царева-Борисова, Белгорода, Валуйки. Сюда из казны регулярно подвозились хлебные запасы, вооружение, порох, снаряды. Основные полки стояли теперь у Мценска, Новосили и Орла. В помощь им в случае опасности должны были подходить отряды из Рязани, Михайлова и Пронска.
Продвижение русских на юг очень не нравилось крымскому хану, но воспротивиться ему он не мог. Даже турецкий султан, его покровитель, был в этом отношении бессилен. Борис же для ущемления интересов Турции стал поддерживать православного молдавского господаря Михаила, посылая ему деньги, дорогие подарки, книги и церковную утварь.
Умелое управление государством позволило царю существенно пополнить царскую казну. В итоге за казенный счет началось большое строительство. В Кремле выстроили обширные каменные палаты для военных приказов, около Конюшенного приказа устроили водопровод по образцу европейских. Был надстроен верх колокольни Ивана Великого и под ее куполом золотыми буквами написали имя Бориса с полным царским титулом. Чтобы прославить себя на века, царь начал строительство нового собора по образцу иерусалимского храма «Святая святых» с копией Гроба Господня внутри. Правда, завершить это строительство не удалось, и позднее храм был разобран.
Через Неглинку возвели новый широкий мост, на котором даже расположились лавки купцов. Для нищих были построены богадельни. С роскошью была отстроена загородная резиденция Большие Вяземы.
Для прославления своего имени Борис повелел заложить на границе государства новый город Царев-Борисов. Его строителем был назначен Богдан Яковлевич Бельский, родственник царицы Марии Григорьевны. В помощь ему присылались люди, деньги, продовольствие. Однако Бельский не оправдал царского доверия и стал вести себя в новом городе как полновластный хозяин и владыка. За злоупотребления его подвергли опале и выслали в Нижний Новогород. Наказание показало, что милости царя имеют предел даже по отношению к родственникам.
Новшеством правления Бориса стало использование на службе «охотчих людей», преимущественно в войске. Из казны им платили только жалование. Такими же наемниками были царские стражники, состоящие из иностранцев. Любой царский выезд превращался в грандиозное зрелище, поскольку царя окружало несколько десятков тысяч дворян со своими знаменами и набатами (10—12 труб и барабанов) и множество стрельцов на лошадях из царских конюшен.
Став царем, Борис продолжил свою обширную благотворительную деятельность. Наиболее богатые дары получал Троице-Сергиев монастырь, куда царь неоднократно ездил на богомолье. Казалось, Борис чувствовал, что именно в этом монастыре будут покоиться его останки и именно здесь найдет приют его дочь, превратившаяся по воле самозванца Лжедмитрия в монахиню Ольгу. В 1598г. он пожертвовал дорогой покров, в 1599г.— паникадило, пелену, потир восточного хрусталя в золоте и серебре, в 1600г.— большой колокол и тройной подсвечник, в 1604г.— «большой воздух», особый покров. Регулярно делались денежные вклады и в Иосифо-Волоколамский монастырь, где в родовой усыпальнице хранились останки тестя Малюты Скуратова. Сюда же еще раньше Годунов пожертвовал с. Неверове в память об Ф. И. и В. И. Умных-Колычевых и Б. Д. Тулупове, казненных Иваном Грозным. Когда-то это село было даровано ему «за некое безчестие», но дар, видимо, тяготил его душу.
Желая заслужить любовь подданных, царь Борис проводил широкомасштабные благотворительные мероприятия, особенно во время трехлетнего голода. Всем нуждающимся из казны раздавались деньги, на рынки привозился дешевый хлеб из казенных запасов. Желающим предлагалось за плату работать на казенных стройках. Однако уменьшить масштаб народного бедствия это не могло, а иногда даже усугубляло положение: тысячи людей устремились в Москву за раздаваемыми деньгами, но прокормиться на них не могли и умирали прямо на улицах. В итоге в столице пришлось организовывать особые команды по захоронению умерших в «скудельницах» — братских могилах.
Стихийное бедствие подорвало доверие подданных к царю. Многие стали поговаривать, что причина несчастия в том, что Бог покарал государя за его преступления и сделал его правление несчастливым. Репутацию царя подрывало и его непомерное тщеславие и подозрительность. Желая укоренить культ поклонения себе, как царствующей особе, он заставлял подданных каждый день молиться о своем здравии и о здравии всех членов его семьи. Для этих целей даже была написана особая молитва. В церквах три раза в день пели ему многолетие. Постепенно Борис становился недоступным не только для простых людей, но и для бояр и членов правительства. Запираясь в покоях, он отправлял на официальные приемы и заседания думы сына Федора, который хотя и был не по годам умен и образован, все же был неспособен управлять огромным государством.
Будучи очень подозрительным и боясь заговоров, царь решил внедрить систему доносов, по которой слугам разрешалось доносить на своих хозяев, если они усматривали в их действиях антиправительственный характер. За это доносчики получали имущество господ. Такая система существенно расшатывала моральные и нравственные устои общества, поскольку открывала для бесчестных людей легкий путь к обогащению.
Одними из первых жертвами новой системы стали 5 братьев Романовых и их многочисленные родственники. В ноябре 1600 г. слуга Александра Никитича Второй Бартенев донес, что в казне его хозяина хранятся какие-то корешки, которыми он хочет извести царя. Началось шумное разбирательство с привлечением бояр и патриарха. Корешки были найдены и представлены на суд как вещественное доказательство. После разбирательства, продлившегося несколько месяцев, все братья Никитичи и их родственники были объявлены виновными и сурово наказаны. Глава семьи Федор Никитич с женой Ксенией были пострижены в монахи и отправлены далеко на север, их братья: Александр, Василий, Михаил и Иван были отправлены в ссылку в Сибирь. Даже маленьких детей Федора, Михаила и Татьяну, и всех жен братьев Никитичей и сестер с мужьями наказали, разослав в отдаленные тюрьмы. Имения же их конфисковали и отписали в казну. Условия заключения оказались такими тяжелыми, что вскоре Александр, Василий и Михаил Романовы умерли. За ними последовали И. В. Сицкий с женой и Б. К. Черкасский. Репрессиям были подвергнуты и более дальние родственники: Шереметевы, Шестуновы, Репнины, Карповы. В итоге Боярская дума и царский двор буквально обезлюдели (среди осужденных было 4 боярина).
Жестокое наказание, обрушившееся на весь род Романовых по весьма сомнительному поводу потрясло современников. Все поняли, что царь Борис расправляется с ближайшими кровными родственниками Федора Ивановича, чтобы не иметь соперников. Действительно, возмужавшие и породнившиеся со многими знатными фамилиями дружные братья Никитичи могли вскоре составить конкуренцию дряхлеющему роду Годуновых. Видя это, Борис нанес удар первым, но это не укрепило его трон, а, напротив, лишь подорвало доверие подданных к царю.
Недовольство знати вызывали не только широкомасштабные репрессии, но и то, что царь Борис стал всячески пресекать все попытки местничества, связанные с отстаиванием родовой чести и прав на высокие должности. Для придания своим действиям законного характера в 1601 г. Борис собрал Освященный собор и Боярскую думу и объявил, что из-за своеволия бояр, не желавших служить там, где им предписано, он не может успешно организовывать оборону государства от крымцев. Царя поддержал патриарх Иов и стал упрекать бояр за то, что они крест целовали государю и обязывались служить верно, а сами все делают «худо и оплошно». В итоге решение Бориса объявить всю летнюю службу 1601 г. «без мест» было одобрено. И в 1602г. царь вновь объявил службу «без мест», посылая служилых людей туда, куда считал нужным без учета родовитости и заслуг предков.
Новая система назначений полностью подчиняла бояр и дворян воле царя, что не могло не вызвать их недовольства. Непокорных сажали в тюрьму и даже понижали в звании. Так в 1603 г. князя И. Ромодановского сначала посадили в тюрьму, а потом заставили служить в детях боярских у М. Шеина за то, что при назначении на пограничную службу тот не захотел быть под его началом. Не ведя войн, Борис обязал боевых воевод нести городовую службу (охранять от воров и разбойников, тушить пожары), что также не могло быть им по вкусу. Массовое недовольство вызывала любовь царя к иностранцам и ко всему иностранному.
Удары судьбы стали обрушиваться и на самого Бориса, и на его семью. В 1602 г. умер И. В. Годунов, видный военачальник и дипломат, долгие годы составлявший росписи основных полков для приграничной службы, находя равновесие среди знати. В 1603 г. умерла царица-инокиня Александра, пользовавшаяся всеобщим уважением и любовью и являвшаяся главной опорой трона царя. Состарился и окончательно отошел от дел дядя Дмитрий Иванович, умный царедворец и политик, открывший когда-то для Бориса путь к трону. В конце 1604 — начале 1605 г. он умер. Утратой стала и смерть верного постельничего И. Безобразова. Еще раньше умерли А. П. Клешнин, Б. Ю. Сабуров, С. Ф. Сабуров. Сам Борис Федорович постоянно недомогал, чувствуя, как сгущаются тучи над его троном и все его благие намерения дают лишь отрицательный результат.
Наиболее сокрушительный удар по правлению Б. Годунова нанесла природа. Три года подряд, начиная с 1601 по 1603 гг., стояло в центральных районах холодное и дождливое лето. Хлеба не вызревали и погибали. Начался массовый голод, приведший к большой смертности и оттоку населения в южные районы. Там образовалось большое казачье поселение, не подчинявшееся московскому правительству. Именно оно стало благоприятной средой для развития авантюры Лжедмитрия.
В конце 1603 г. до царя дошли слухи, что в Речи Посполитой появился самозванец, который выдает себя за сына Ивана Грозного царевича Дмитрия. Началось расследование, в ходе которого выяснили, что царевичем назвался беглый монах Чудова монастыря Гришка Отрепьев, служивший когда-то у бояр Романовых и Черкасских. Это очень обеспокоило царя, поскольку он стал подозревать бояр в причастности к этой авантюре. Для опознания самозванца в Польшу был направлен его дядя Смирной Отрепьев, но увидеться с племянником ему не удалось. Вопрос о личности новоявленного царевича остался открытым.
Весной 1604г. появились слухи о готовящемся нападении на Русь крымского хана. Царь стал собирать войска, но их оказалось так мало, что пришлось приглашать на службу любых «охотчих людей». Во главе Большого полка поставили П. И. Шереметева, еще не забывшего репрессии против своих родственников; во главе Передового полка — М. Г. Салтыкова, также имевшего родственные связи с Романовыми; во главе Сторожевого полка — И. П. Ромодановского, не так давно сурово наказанного за местничество. Вряд ли такое войско могло стать опорой трона. К счастью, нападение хана не состоялось. Но другая угроза вскоре оказалась суровой реальностью.
Осенью 1604 г. войска Лжедмитрия пересекли западную границу России и вступили на ее территорию. В их составе были не только поляки, но и запорожские казаки, желавшие видеть самозванца своим государем. В спешном порядке царь стал собирать рать, чтобы разбить смутьяна. Во главе ее он поставил всех своих лучших полководцев, весь цвет знати, но среди них слишком мало было родственников, когда-то вознесших его на трон. Этот важнейший для судеб государства поход не смог возглавить ни сам Борис, одолеваемый тяжкими болезнями, ни его юный сын царевич Федор. Бороться за свой трон они поручили знати, которая была недовольна царским правлением. Хотя Борис и пытался окружить себя родственниками, даже ввел в думу 6 бояр Годуновых (Ивана Ивановича, Степана Степановича, Якова Михайловича, Матвея Михайловича, Никиту Васильевича и Ивана Михайловича), среди них нашелся только один способный возглавить далеко не самый важный полк (Сторожевой). Прошло то время, когда талантливые воеводы Годуновы были во всех полках, полностью контролируя государево войско. Настроив против себя знать и подданных и не создав опору трона в армии, Годунов сам подписал себе смертный приговор.
Один за другим стали сдаваться Лжедмитрию северские города. Если царские воеводы пытались оказывать сопротивление, население их арестовывало и отсылало к Лжедмитрию. Царское войско хоть и сражалось, но доблести не проявляло. В нем началось брожение, появились перебежчики.
Наконец постоянные ощущения тревоги и страха окончательно подточили и без того слабое здоровье царя. 13 апреля 1605 г. он скоропостижно умер, вероятно, от апоплексического удара, хотя некоторые современники полагали, что царь отравился, предчувствуя крах.
В спешном порядке умершего постригли под именем Боголепа, следуя традиции не только прежних царей, но и всех представителей рода Годуновых. Пышные похороны состоялись в Архангельском соборе, где гроб Бориса положили рядом с гробом царя Федора. Однако пролежал он там недолго.
Как только в царское войско, стоявшее под Кромами, пришла весть, что Борис умер, начался массовый переход на сторону Лжедмитрия. Никто не хотел служить молодому царевичу Федору, полагая, что за него будут править мать и ее многочисленные и худородные родственники. Присланная новая роспись войска окончательно возмутила всех. Лишь несколько человек бежали в Москву. Все остальные полководцы со своими полками перешли на службу к новому претенденту на царский трон Лжедмитрию. Не на полях сражения, а в людских сердцах победил самозванец, там же следует искать причины краха правления царя Бориса.
Царевичу Федору не удалось воцариться, хотя официально он был провозглашен наследником. Присланные от Лжедмитрия гонцы всколыхнули москвичей, и они бросились громить царский дворец и дома Годуновых. Федор с матерью и сестрой были арестованы и вскоре умерщвлены. В живых осталась только Ксения, которую постригли в монахини под именем Ольга и некоторое время держали в столице для услады самозванца. Гроб царя Бориса восставшие с позором выбросили из Архангельского собора. После всяких поругательств он был захоронен в убогом Варсонофиевском монастыре вместе с женой и сыном. Только после воцарения Василия Шуйского его перезахоронили в Троице-Сергиевом монастыре. Этим Борис как бы лишался прав на царский титул и официально объявлялся узурпатором, с помощью преступлений незаконно захватившим престол. Так русское общество отомстило Б. Ф. Годунову за то, что он решился стать первым выборным царем, нарушив вековые традиции престолонаследия.
Ключевский В. О.
НАЧАЛО ДИНАСТИИ РОМАНОВЫХ
Вожди земского и казацкого ополчения (1) князья Пожарский и Трубецкой разослали по всем городам государства повестки, призывавшие в столицу духовные власти и выборных людей из всех чинов для земского совета и государственного избрания. Это был первый бесспорно всесословный земский собор с участием посадских и даже сельских обывателей. Когда выборные съехались, был назначен трехдневный пост, которым представители Русской земли хотели очиститься от грехов Смуты перед совершением такого важного дела. По окончании поста начались совещания. Единомыслия не оказалось. Собор распался на партии между великородными искателями, из которых более поздние известия называют князей Голицына, Мстиславского, Воротынского (2), Трубецкого, Мих. Ф. Романова. Сам, скромный по отечеству (3) и характеру,князь Пожарский тоже, говорили, искал престола и потратил немало денег на поиски. Наиболее серьезный кандидат по способностям и знатности, кн. В. В. Голицын был в польском плену, кн. Мстиславский отказывался; из остальных выбирать было некого. Московское государство выходило из страшной Смуты без героев; его выводили из беды добрые, но посредственные люди. Кн. Пожарский был не Борис Годунов, а Михаил Романов — не кн. Скопин-Шуйский. При недостатке настоящих сил дело решалось предрассудком и интригой. В то время как собор разбивался на партии, не зная, кого выбрать, в него вдруг пошли одно за другим «писания», петиции за Михаила от дворян, больших купцов, от городов Северской земли и даже от казаков; последние и решили дело.
Соборное избрание Михаила было подготовлено и поддержано на соборе и в народе целым рядом вспомогательных средств: предвыборной агитацией с участием многочисленной родни Романовых, давлением казацкой силы, негласным дознанием в народе, выкриком столичной толпы на Красной площади. Но Михаила вынесла не личная или агитационная, а фамильная популярность. Популярность Романовых, приобретенная личными их качествами, несомненно усилилась от гонения, какому подверглись Никитичи при подозрительном Годунове. Вражда с царем Василием и связи с Тушином доставили Романовым покровительство и второго Лжедимитрия и популярность в казацких таборах. Так двусмысленное поведение фамилии в смутные годы подготовило Михаилу двустороннюю поддержку, и в земстве и в казачестве. Но всего больше помогла Михаилу на соборных выборах родственная связь Романовых с прежней династией. В продолжение Смуты русский народ столько раз неудачно выбирал новых царей, и теперь только то избрание казалось ему прочно, которое падало на лицо, хотя как-нибудь связанное с прежним царским домом. В царе Михаиле видели не соборного избранника, а племянника царя Федора, природного, наследственного царя. Недаром дьяк И. Тимофеев в непрерывной цепи наследственных царей ставил Михаила прямо после Федора Ивановича, игнорируя и Годунова, и Шуйского, и всех самозванцев. Так явился родоначальник новой династии, положивший конец Смуте.
* Ключевский В. О. Курс... Ч. III. С. 57—61.
Кобрин В. Б.
/ИЗБРАНИЕ ЦАРЕМ МИХАИЛА РОМАНОВА/
…В январе 1613 г. в Москве собрался Земский собор, исключительно многолюдный и представительный: в нем участвовали выборные дворян, посадских людей, духовенства и, возможно, представители черносошных крестьян. Собор принял решение «никаких иноземных государств на Московское государство не избирать». Наиболее приемлемой для всех участников собора оказалась кандидатура 16-летнего Михаила Федоровича Романова, сына митрополита Филарета. Сохранилось известие, что один из бояр писал в Польшу кн. В. В. Голицыну: «Миша-де Романов молод, разумом еще не дошел и нам будет поваден». Вряд ли, однако, только этими качествами Михаил Романов был обязан своему избранию, тем более что молодость и незрелость должны были со временем исчезнуть, а за спиной действительно не слишком умного «Миши Романова» стоял его властный и талантливый отец. Правда, пока Филарет находился в польском плену, но его возвращение было неизбежно. Дело, видимо, в другом. Страна в этих условиях нуждалась в правительстве своеобразного общественного примирения, правительстве, которое сумело бы обеспечить не только сотрудничество людей из разных политических лагерей (сторонники Годунова, Шуйского, Владислава, тушинцы и т. п.), но и классовый компромисс. Крестьянская война (4) не столько потерпела поражение, сколько как бы увяла. Крестьянская война не может продолжаться слишком долго. Если победа не приходит, а отряды восставших не разгромлены, они постепенно вырождаются в грабительские. Это и происходило со многими из казаков. Кандидатура представителя семьи Романовых устраивала разные слои и даже классы общества. Для боярства Романовы были свои — выходцы из одного из самых знатных боярских родов страны. Их считали своими и те, кто был близок к опричному двору: на престол Романовы имели право только через свойство с Иваном Грозным, а одним из инициаторов опричнины называли Василия Михайловича Юрьева5, приходившегося двоюродным дедом молодому царю. Но и пострадавшие от опричнины не чувствовали себя чуждыми этому семейству: среди его членов встречались казненные и опальные в годы опричнины, а сам Филарет оказался в ссылке при бывшем опричнике Борисе Годунове. Наконец, Романовы пользовались большой популярностью среди казачества, с ними связывались многие крестьянские
иллюзии, и длительное пребывание Филарета в Тушине в качестве «нареченного патриарха» (6) заставляло и бывших тушинцев не опасаться за свою судьбу при новом правительстве. Поскольку Филарет возглавил в свое время делегацию, которая приглашала на русский трон Владислава, то и сторонники польского королевича могли не беспокоиться за свое будущее при Романовых. Романовы оказались той посредственностью, которая устраивала всех.
При вступлении на престол в феврале 1613г. Михаил Федорович, по некоторым известиям, дал обязательство не править без Земского собора и Боярской думы. Не исключено, что речь шла о повторении крестоцеловальной записи Василия Шуйского (7), которая включалась почти во все программные документы 1610—1611 гг…
Кобрин В. Б. I и II ополчения. Разгром интервентов
// Павленко Н. И., Кобрин, В. Б., Федоров В. А. История СССРс древнейших времен до 1861 г. М., 1989. С. 181—182.
Избрание в 1613 г. на царский престол Михаила Федоровича Романова (1596— 1645) знаменовало собой не только приход к власти новой династии, но и завершение эпохи Смуты. Почему был избран именно Михаил Романов? Приводимые отрывки из сочинений В. О. Ключевского и В. Б. Кобрина дают представление о том, как решался этот вопрос дореволюционными историками и решается ныне. В. Б. Кобрин известен не только как один из крупнейших современных исследователей истории России XVI в. В течение многих лет он был профессором Московского государственного педагогического института им. В. И. Ленина (ныне — МПГУ) и Московского государственного историко-архивного института. Его лекции по русской истории пользовались огромным успехом и всегда проходили при переполненных аудиториях. Материал этих лекций использован им при написании учебной книги для будущих учителей истории, откуда и взят нами рассказ об избрании на царство Михаила Романова.
1. Вожди земского и казацкого ополчения... — ополчение под предводительством Д. Пожарского и К. Минина, начало формированию которого положено в Нижнем Новгороде, В. О. Ключевский называет земским. Оно было ополчением «всей земли»; в него вошли (или дали на него средства) посадские люди, купцы, крестьяне, дворяне. В ходе борьбы за освобождение Москвы к этому ополчению примкнули казацкие отряды из распавшегося первого ополчения под предводительством Д. Трубецкого. Ниже В. О. Ключевский еще раз говорит о тех же основных силах этого движения как о земстве и казачестве.
2. Иван Михайлович Воротынский (ум. в 1627 г.) — князья Воротынские, как и Одоевские, Мезецкие, Мосальские и др., принадлежали к потомкам Михаила Всеволодовича черниговского, владевшим землями в верховьях Оки. Ныне недалеко от Калуги находится село Воротынск, когда-то центр небольшого княжества. Князья Воротынские перешли на службу в Москву на рубеже XV—XVI вв., и некоторые из них отличились как военачальники. Особенно князь Михаил Иванович, воевода Ивана Грозного, разбивший крымских татар при Молодях в 1572 г. (умер в ссылке после жестоких пыток). Его сын Иван Михайлович активно боролся с Болотниковым и Лжедмитрием II, однако вскоре выступил как один из инициаторов свержения Василия Шуйского. Впоследствии — сторонник патриарха Гермогена, противился притязаниям Сигизмунда III на русский престол.
3. …скромный по отечеству... — отечество в данном случае означает происхождение, родство, степень знатности (ср. отчество, отец). Оно имело большоезначение в местнических спорах боярско-княжеской знати при назначении на те или иные посты. Д. М. Пожарский и принадлежал к одной из ветвей династии Рюриковичей, восходившей к князьям Стародубским. Предки Д. М. Пожарского высоких чинов при московском дворе не имели.
4. О крестьянской войне в России в начале XVII в. говорится в работах отечественных историков последних десятилетий. Обычно под ней понимается движение крестьян, холопов и казаков под руководством И. И. Болотникова в 1606—1607 гг. Некоторые исследователи понимают ее шире — как движение крестьянских масс в течение всего Смутного времени, в этом случае восстание под предводительством Болотникова рассматривается как кульминация крестьянской войны, после которой наступает ее постепенный спад.
5. Василий Михайлович Юрьев (ум. в 1567 г.) — боярин, один из приближенных Ивана Грозного. Двоюродный брат царицы Анастасии и ее брата Никиты Романовича, деда Михаила Федоровича Романова.
6. ...«нареченного патриарха»... —- как известно, отец Михаила Романова был насильно пострижен в монахи под именем Филарет еще при Борисе Годунове. В 1605 г. он стал митрополитом ростовским. Затем Филарет оказался в тушинском лагере, и Лжедмитрий II, желая подчеркнуть свое мнимое родство с ним, назначил («нарек») его патриархом. Филарет осуществлял патриаршую власть на территории, подвластной тушинцам, но не прошел торжественного обряда посвящения в сан, оставаясь лишь нареченным патриархом. Тем более что в Москве находился патриарх Гермоген, посвященный в сан при царе Василии Шуйском. Филарет участвовал в переговорах с польским королем в феврале 1610г. от имени тушинцев и в конце 1610 г.— начале 1611 г. от имени тогдашнего московского правительства, после чего оказался в плену в Польше. Только по возвращении из плена в 1619г. Филарет был посвящен в сан патриарха. Умер в 1633 г.
7. При вступлении на престол после свержения первого самозванца Василий Шуйский дал запись, подтвердив ее целованием креста, что будет осуществлять суд по важным делам только совместно с Боярской думой. Это в какой-то степени ограничивало самодержавие. В дальнейшем идеи крестоцеловальной записи Шуйского были развиты в февральском и августовском договорах 1610г. с королем Сигизмундом, других документах.