Русская равнина
Необозримые тундровые пастбища и зерновые житницы в чернозёмных степях – всё это просторы Русской равнины. Перед нами земля с богатейшими ресурсами, высокой плотностью населения. Земля, напоминающая о былом, - на ней развёртывалась более чем тысячелетняя история старой Руси и сегодняшней России. Русская равнина – театр эпических победных битв, видевший на своих полях и татаро-монгольские нашествия, и полчища Наполеона, и орды гитлеровцев. Равнина, на которой развернулись главные события обеих русских революций, гражданской и социалистического строительства, - это и теперь экономически важнейшая часть России.
Какие признаки объединяют равнину? Прежде всего, конечно, плоский на огромных пространствах рельеф. В чём причина его равнинности? Выравнивать появлявшиеся неровности помогали донные наносы морей, не раз заливавшие разные части равнины в глубокой древности. Но особенно повлияли длительность воздействия размыва и переотложения грунтов – вся совокупность внешних процессов выравнивания. Они протекали тут в условиях тектонической устойчивости и лишь малозаметных качаний платформы по вертикали.
Но природа Русской равнины дорога нам и как мир, вдохновляющий своей красотой творчество исполинов отечественной культуры – Пушкина и Гоголя, Лермонтова и Шевченко, Толстого и Тургеньева; мы любим Русь наших древних былин и Русь есенинскую, любим природу, воспетую в живописи Левитана и Поленова, Куинджи и Рериха, Нисского и Ромадина, Грицая и Щербакова, в музыке Бородина и Мусоргского, Римского-Корсакова Чайковского…
Недаром средь таких широт
Под стать простору и народ,
Любую даль не чтит далёкой.
Он весь в себя, родная ширь,
Широкоплечий богатырь
С душой, как ты сама, широкой!
Такое пространство заслуживало бы и не столь безличного «названия-ориентира», но другого нет. Это имя охватывает земли, лежащие непосредственно к югу от Финского залива, Ладоги и Онежского озера, так и более южные – всю Прибалтику и Валдай, Смоленщину с Подмосковьем и даже обнимающий их с юга пояс полесий.
Но, пожалуй, важнее любых природных единств то, что на этой земле сотворил человек. Огромные сгустки населения, могучие промышленные районы, крупнейшие города страны.
Что же объединяет ландшафт северо-запада помимо этих дел рук человеческих? Прежде всего, общность в лике природы. Отнюдь не случайно упорядоченное сочетание пластовых равнин и наносных речных и озёрно-болотистых низин. Все они в прошлом были лесисты, а теперь выглядят скорее
«лесополевыми». Леса чередуются с полями на местах вырубок и раскорчёвок и с давно уже безлесными опольями. А пояс полесий доныне покрыт лесами – отсюда и его имя.
И в Прибалтике бывают морозы, случаются засухи, но жителям более континентальных пространств востока её климат кажется тёплым и сыроватым. О его смягчённости дыханиями Атлантики говорит и облик уцелевших лесов: тайга заходит сюда лишь окраинами, уступая первенство смешанным лесам, в которых к югу, а главное, к западу всё больше широколиственных деревьев.
Повышенное увлажнение сказывалось и в прошлом. Не один холод, но и влажность придали древнему леднику такую мощность, что он пришёл сюда из Скандинавии. Оледенение действовало недавно, это были этапы его московского и валдайского наступаний. Впрочем, на облик природы больше повлияли не наступания, а отступания ледника.
Огромными концентрическими лугами протянулись по просторам северо-запада ландшафты, связанные с разными фазами исчезновения льдов. Каждая из полос холмисто-моренного рельефа сопровождается с юга песчаными отложениями разливов и потоков талых вод, особенно обширными в полесьях.
Иногда думают, что мореные районы северо-запада изобилуют валунами чуть ли не наравне с Карелией. Но намытые талыми водами песчаные плоскости даже в «свежеледниковых» районах во много раз обширнее, чем завалуненные увалы.
Не будем преувеличивать роль древнего ледника и как строителя поверхности. Долгое время считали, что Валдай и Клинско-Дмитровская гряда потому только и выражены в рельефе, что здесь откладывались особенно большие валы из валунных суглинков при длительных задержках края отступающего ледника.
В действительности, ледник надвигался на уже существовавшие здесь доледниковые неровности, на пластовые ступени, обращённые крутыми уступами – глинтами к северо-западу. Лёд лишь огладил очертания уступов и «присыпал» их вытаявшими при его уходе валунными глинами.
Чтобы понять природу этих пластовых ступеней, придётся заглянуть в недра. Пологий подземный склон Балтийского щита постепенно погружается к юго-востоку под осадочный чехол – верхний этаж Русской платформы, состоящий из древних напластований. Они, а значит, и «спины» приповерхностных пластов едва заметно наклонены к юго-востоку. Подкапыванием, обрушиванием и освежением их торцовых уступов, обращённых в сторону Балтики и Ладоги, немало занимались силы размыва, в особенности прибой прибалтийских морей и озёр.
В рельефе выделились три главные полосы глинтовых уступков: прибалтийская, валдайская и клинско-дмитровская. Слагающие их слои залегают одни над другими огромными чешуями. Чем далее к юго-востоку, тем всё более молодыми толщами сложены очередные чешуи: у Финского залива это известняки раннего полезоя (ордовик) на Валдае – позднего (карбон), а на Клинско-Дмитровской гряде – породы позднего мезозоя (мелового возраста).
Картине в целом присуща величавая стройность. Дуги валунных гряд и намывных равнин сочетаются с системой пластовых чешуй. Возникшие по разным причинам, но взаимосвязанные, эти полосы создают как бы генеральную схему географии северо-запада.
Однако природа и здесь многолика. Заметна разница между приладожским севером и полесским югом, нарастает континентальность с запада на восток. Влияет и неодинаковый возраст – различные сроки со времени исчезновения ледника, а значит, и разная степень последовавших изменений облика природы.
Балтийско-Валдайский край. Ледниковая лепка поверхности наиболее ощутима в этом краю низких плато и пластовых уступов, на которые либо надсажены, либо прислоены к ним наносно-ледниковые формы. Лето здесь прохладное, влажное, зима мягкая, с частыми оттепелями, южную тайгу сменяют смешанные леса.
В недрах, на породах подземного «склона» щита, лежат пласты раннепалеозойского возраста, внизу кембрийские синие глины, выше – известняки и сланцы нижнеордовикской эпохи, которыми образован уже упомянутый глинт. Его кручи, места с волноприбойными пещерами, обрамляют с юга извилистый берег Финского залива.
В столовом известняковом плато южнее глинта выточены карстовые воронки. Среди дерново-подзолистых почв, нормальных для этой зоны, часто встречаются темноцветные, порой даже чернозёмовидные почвы (богатство известью помогает им удерживать перегной от вымывания).
Берега Финского залива закарстованного Моонзундского архипелага изрезаны бухтами типа уже упоминавшихся фьэрдов, возникшими при вторжении моря в приопущенную сушу. В них укрыты важные балтийские порты – Таллин, Палдиски, Пярну. На острове Сааремаа охраняется всемирно известная исторически достоверная астроблема – «звёздная рана» Земли, группа космогенных кратеров, возникших при падении метеорита весом в сотни тонн более 2500 тысяч лет назад.
Толщи ордовикского возраста вмещают миллиарды тонн горючих сланцев – кукерситов. Их добывают на востоке Эстонии.
Южнее в каждой свите, лежащей выше ордовика есть более прочные слои, бронирующие очередную пластиновую чешую. Реки, пересекая торцевые обрезы этих чешуй, клокочут на порогах, а местами и тут падают вертикально, как миниатюрные Ниагары.
Песчанники девонского возраста образуют под чехлом морен и водно-ледниковых песков обширное Главное девонское поле. Красноватая окраска песчанников – напоминание о древних пустынных условиях незапамятного девонского времени. При усыхании морей накапливались соли – теперь это залежи гипса и выходы соляных и сернистых источников, на которых возникли курорты.
Обрезом очередной пластовой чешуи встали над низинами склоны, сложенные карбоновыми известняками. Это Валдай – одно из лучших украшений Русской равнины. Когда-то его считали и даже называли на картах
Алаунскими горами, пока топографы не доказали, что это всего лишь ступень ранга не гор, а возвышенности. Уступ существовал здесь ещё до оледенения, и овраги уже тогда так расчленили его на фестоны, что край возвышенности стал напоминать низкогорья. Ледник, пришедший с северо-запада, долгое время упирался в уступ, пока не перетёк через него, но был не в силах стереть препятствие. Он как бы зашпаклевал своими наносами доледниковые долины и нарастил возвышенность – не столько сверху, сколько с фасада, прислонив к ней нагромождения валунов, песков и глин мощностью во многие десятки метров. <Рисунок 1>
А юго-восточная покатистость Валдая – «спинная плоскость» чешуи – пологонаклонное со свежим холмисто-моренным рельефом и обилием причудливо извилистых озёр.
Ещё один перл Валдая – Валдайское озеро. Оно стало символом Валдая – его гладь видна с тракта, связывающего две столицы.
Считать Валдай горами помогало его водораздельное значение. Отсюда расходятся сближенные между собой истоки Волги, Западной Двины, Днепра и рек, впадающих в озёра северной покатости. Между верховьями издавна существовали волоки, и к ним тяготели торговые пути. Некоторые волоки облегчались постоянными или временными водными связями соседствующих бассейнов – двинского и днепропетровского.
Ещё Пётр I понимал значение таких связей. Через Валдай уже в XVIII – XIX веках были проложены три искуственные водные системы – Вышневолоцкая, Тихвинская и Мариинская. В 60-х годах нашего века на смену Мариинской системе пришёл Волго-Балтийский водный путь, лишь местами отклоняющийся от старой трассы. Канал на водоразделе достигает в длину 40 км.
На рубеже XVIII и XIX веков возник и Двинско-Днепровский путь – Березинская система с четырьмя каналами. Вскоре заброшенные и заросшие, они превратились в зелёные тоннели под сомкнувшимися ольховыми кущами, теперь тут живут бобры. Их вместе с лесами и болотами на площади более 750 квадратных километров охраняет Березинский заповедник.
Западная Двина – дочь Валдая и главная артерия северо-запада. Сегодня река уже в значительной степени зарегулирована плотинами и расчищена от преграждавших её порогов, хотя и не по всей длине. А прежде тут было сплошное чередование спокойных плесов и бойких сносов, быстрин, едва прикрывающих коварные подводные каменья – головки и жеси. При пересечении валунных и пластовых забор, были и совсем бурные участки: 62 порога, мешавших судоходству, насчитывалось на старой Двине.
В теснинах реку обнимали отвесные стены, сложенные девонскими песчаниками, гипсами и доломитами, а между теснинами она выходила на привольные низины и текла по ним с величавой медлительностью, словно отдыхая. Таково, например, Двинское плесо, с широко расступающимися пониженными берегами. Но ближе к низовьям река вновь кидалась в доломитовые узости и рычала на порогах, о благополучном прохождении которых лоцманы даже молились. Эту часть Даугавы не раз сравнивали с Рейнским ущельем в Сланцевых горах – сходны тут и крутые берега, и высящиеся на них руины замков и башен. Лишь близ устья Даугавга свободно разливаются, её торжественно-спокойный ток украшает латвийскую столицу Ригу.
«Младший брат» Двины-Даугавы – Неман во многом сходен со старшей сестрой. Длина Двины чуть больше тысячи км (1020), а Немана – чуть меньше (937). Его течение поровну делится между территориями Белоруссии и Литвы, где Неман считают не младшим братом, а отцом литовских рек, а матерью – крупнейший из притоков Немана – реку НярисРодина Немана – Минская возвышенность Белорусской гряды. На пути он пересекает не одно нагромождение валунов, где течение убыстряется, становится порожистым. По низинам река несёт свои воды в широкой террасированной долине, в половодья разливаясь на многие километры.
К западу от Валдая меняется “картина” недр. Подземный склон Балтийского щита наклонён и под Эстонией, и под западом Латвии, но к Литве и к северу Белоруссии кристаллический фундамент повышается, разделяя две подземные впадины: обширную Среднерусскую на востоке и Балтийскую на западе. Второй из них фундамент быстро погружается на глубины 1-2 км ниже уровня моря – тут палеозойские напластования уходят под мезозой (в Литве) и даже под совсем молодые, кайнозойские, оказавшиеся нефтеносными и уже давшие промышленную нефть.
В Прибалтике и на Балтийской гряде, продолжающей Валдай к юго-западу, целую область называют Поозерьем – озёр тут не на много меньше, чем в Карелии. На псковской земле известна ещё одна «русская Венеция», или город на воде», - Себеж с 359 озёрами. «Венеция», конечно, преувеличение, но город обнят почти со всех сторон озёрной водой – красота редкостная.
Нет числа военно-историческим памятникам Балтийско-Валдайского края. С глубокой древности сохранилось тут Труворово городище – свидетель дел IX века, самой зари русской истории, и не на много поздняя Изборская крепость, и крепости-монастыри. <рис.4>
В отличие от извилистых фьэрдовых берегов Эстонии, более южные берега Балтики выровненные, низкие. Их сопровождает серебристая полоса дюн, частично поросших сосновыми борами, так что воздух наполнен целительными запахами моря, хвои и смол. Здесь сосредоточились лучшие морские и климатические курорты.
К западу расположено побережье совсем другого рода. Тут поражают две гигантские лагуны – гафы и ограждающие их песчаные косы – нерунги, огромные, как хребты. Такие берега и у других морей теперь называются гафовыми. Дюны нерунгов во многих местах поросли соснами и зарослями вереска.
Когда-то пески кос были закреплены лесами, но уже давние, не одно столетие назад, вырубки привели песчаную стихию в движение. Теперь туристы восторгаются голыми серебристыми и золотистыми дюнами в десятки метров высотой, а вернее бы было ужасаться. Ведь не за мертвенную обнажённость одна из цепей песчаных холмов носит имя Мёртвые дюны – они не замерли, а, напротив, способны передвигаться на 3-5 и даже на 7 метров в год. На их «совести» – гибель нескольких деревень, погребённых при передувании песка ветрами. Посёлок Нида, дважды захороненный, ютится теперь уже на третьем по счёту месте.
Впрочем, на косах вины и следы усилий человека по обузданию песков: насаждаются новые и охраняются старые леса из мачтовых сосен, рощи ольхи,
дубравы, липняки. Леса такие, что в них обитают даже звери – лоси, кабаны, косули. Не белой песчаной лентой, а нашивкой из махрово-бархатной зелени видна Куршская коса из космоса! Эта коса отделяет Куршский залив от моря.
Белорусско-Московский край.Этот край широкой полосой обнимает с юга балтийско-валдайские ландшафты. Между ними немало общего – тоже холмы с валунами и пески, тоже леса с болотами и озёрами. Но холмы расплывчатее, это скорее увалы, валунов значительно меньше – последнее оледенение сюда не доходило, поэтому озёра реже, а песчаные равнины и болота ещё обширнее. Тут хозяйничали талые воды не только последнего ледника, доходившего до Валдая, но и предшествовавшего ему предпоследнего. Вытаявшие изо льдов валуны перемыты и переотложены талыми водами «по камешку» и чаще всего встречаются лишь как примесь в глинах и песках. Весь этот рельеф плоских межуречий с плащами песков, покровных суглинков и глин выразительно называют вторично-моренным.
Там, где у южной кромки ледника были отложены валы конечных морен, скопилось больше валунов. Эта приподнятая полоса называется Белорусско-Московской грядой. В ней различаются отдельные возвышенности: Белорусская, Смоленская, Московская, Клинско-Дмитровская, Борисоглебская,
Даниловская.
У вторично-моренной равнины монотонны только междуречья, а к долинам примыкает рельеф с такими перепадами высот, что местами кажется даже горным. Реки уже успели углубиться в однообразные поверхности, расчленили их на увалы, в несколько этапов расширили свои долины, образовав террасированные плоскости, а местами подрыли кручи высотой в десятки метров. Таковы долины верхних течений Немана, Днепра, Волги и Москвы-реки.
В лесах всё больше лиственных деревьев, да и в облике меньше северной суровости. Но самих лесов осталось так немного, что местность легче принять за лесостепную. Вся природа здесь словно спокойнее, беднее контрастами…
Тем не менее, даже тут, в уцелевших лесах, под охраной охотничьих правил размножились лоси и кабаны, иногда в избыточном количестве.
У вторично-моренного ландшафта своя эволюция. Озёра заливаются, зарастают, превращаются в коварные трясины. Наряду с низинными болотами обширны и верховые – на плохо дренированных водораздельных плато. Болота – особый тип ландшафта, здесь свои цветы, краски и запахи, свои богатства, прежде всего торфяные.
Водо-охранный режим верхней Волги помог сохраниться лесам упомянутой низины. Её южный «залив» - Дубнинская и Яхромская низменности – заслужил имя Московского полесья. Тут и песчаные равнины с сосновыми вересковыми борами, и глухие ольшаники, и непролазные топи с мощными торфяниками, и бескрайние разливы, превращающие поверхность в единое озеро. И всё это рядом с Москвой.
На междуречьях есть свои неровности – увалы, гряды. Клинско-Дмитровская гряда – это, как и Валдай, очередная пластовая ступень, но останец более молодого, мезозойского, чехла платформы. Здесь уцелел от размыва верхний плащ песков и глин, отложенных в меловое время морем. Но долины во многих местах дорылись и до тёмных глин, отложенных более древним морем – юрского времени, и до белых, тоже морских известняков каменноугольного возраста. Этот «белый камень» и принёс Москве славу белокаменного города. Нижележащий девон вскрыт бурением – он даёт минерализированную воду.
На глубинах 2-3 километра покоится уже кристаллический фундамент, тут замыкается не различимая с поверхности чаша – Среднерусская, она же Московская котловина. Белорусский выступ фундамента достигнут бурением у Вильнюса и Минска на глубине всего 100-200 метров. Здесь в недрах приподнят важный участок подземного «моста», который существует между Балтийским и Украинским кристаллическими щитами.<рис. 5>
Белорусско-Московская полоса возвышенностей образует важные водоразделы. Но барьер не везде непрерывен. Щара, приток Немана, прорезав гряду насквозь, дренирует верховьями часть Полесья. А днепровская Березина заглянула истоком на север – к Двине. Да и сам Днепр, прорезавший у Орши Смоленско-Московскую гряду поперёк, помог замыслам об устройстве его связи с Двиной через низины Осиновых болот.
На горбине Смоленской возвышенности не случайно звучит имя Вязьма – тут нетрудные волоки «вязали» между собой верховья волжской Вазузы, окской Угры и стекающих в Днепр речек Вязьмы и Осьмы.
Обилие волоков и здесь наводило на мысль о межбассейновых соединениях и перебросках, иногда даже не для судоходства, а ради водоснабжения. Так возникла Вилейско-Минская водная система. На подпружиненной Свислочи создали Заславльское водохранилище – пригородное «море» минчан. Его промывают и пополняют 400 миллионов кубометров воды в год. <рис 6>
Белорусско-Московский край испещрен извилистыми лентами водохранилищ, пожалуй, не меньше, чем озёрами. Но на междуречьях сохранились и озёра естественного происхождения. Они похожи на разливы, застоявшиеся среди болотистых берегов, и занимают понижения, унаследованные ещё от доледникового рельефа. Сток из части озёр успел прорезать их запруды и спустить воду. А есть и уцелевшие озёра, например крупнейшее в Белоруссии озеро Нарочь, площадью 80 квадратных километров.
По всему краю можно найти места, связанные с великими людьми – с памятью о Пушкине связана подмосковная усадьба Остафьево, о Лермонтове – Средниково, о Тютчеве – Мураново, о Чехове – Бабкино и Мелихово. Уцелело много старинных парков, например усадьба Марфино на Уче.
Столицу кольцом охватывает защитный лесопарковый пояс шириной 10-15 километров. Из 1800 квадратных км его площади более 1100 занято лесами и лугами, остальные возделаны или замещены посёлками и деревнями.
Пояс полесий. Северо-запад окаймлён с юга великим Поясом полесий, полесий с малой буквы, так как это не собственное имя, а обозначение особого лесисто-болотистого ландшафта, возникшего на обширных песчаных равнинах. Созданы они наносами при разливах талых вод отступающего ледникового покрова и более поздними отложениями блуждающих рек.
Плоский рельеф, слабый дренаж, отсюда заболоченность огромных пространств, затопление обширных площадей при весенних половодьях и летне-осенних ненастьях… Пояс полесий выходит к южной опушке русских лесов от Буга до Заволжья. <рис 7> <рис 8>
Отдельные полесья известны под самостоятельными именами. На юго-западе наиболее компактен и обширен их массив, именуемый Припятско-Деснянским. Собственно Припятское окаймлено с юга приподнятыми и поэтому менее типичными Волынским, Житомирским и Киевскими полесьями; среди Деснянских различают Черниговское и Брянское. В северо-восточной половине пояса лежат полесья Мещёрское и Ветлужское. В виде «заливов» этой полосы севернее Москвы выступает Московское полесье, а к юго-западу от Горького – Окско-Мокшинское.
Ландшафтная карта полесий выглядит неожиданно прозаичной. Среди болотистых низин встречаются обширные участки повышенного, лучше дренированного рельефа, давно лишившиеся лесного покрова и славящиеся плодородными остепененными почвами. Это ополья – Овручское, Мозырское, Мещёвское, Касимовское и Владимиро-Юрьевское. Такие острова лесостепи среди лесов, а с ними и пятна серых лесных почв среди дерново-подзолистых с незапамятных времён были очагами земледелия.
Удивителен контраст между бескрайней равнинностью рельефа полесий и беспокойными неровностями их коренного цоколя, скрытого от глаз. В полесских недрах встречаются и выпуклые массивы – поднятия древнейшего фундамента, и защемлённые между ними прогибы глубиной, измеряемой километрами.
Так, в недрах Припятского полесья близко сходятся подземные склоны выступов кристаллического фундамента – Белорусско-Литовского массива на севере и Украинского щита на юге. Раньше геологи думали, что их соединяет широкий «Полесский мост», но здесь обнаружена только узкая седловина, названная тоже Полесской. Поверхность фундамента в её пределах погружена менее чем на полкилометра, а с боков к этой подземной седловине вплотную подступают подземные же впадины – в них фундамент опущен на западе, в Брестской – более чем на километр, а на востоке, в Полесской впадине, - на 3 и даже 4 километра!
На северо-востоке широкая седловина соединяет белорусско-Литовское поднятие фундамента с Воронежским, отделяя Полесскую подземную котловину от Среднерусской (Московской).
Припятское (Белорусско-Украинское) полесье – самое значительное из полесий и самое представительное для этого типа ландшафтов. Его часто называют и просто Полесьем – с большой буквы. Оно на 100-200 метров ниже соседских холмов Белоруссии и уступов Волыно-Подолии.
Неуютен для жизни, но по-своему величав исконный ландшафт Полесья – «земноводный» лабиринт витых зеркальных коридоров и аллей в тростниках. Безмолвие заводей, украшенных водяными лилиями, нарушается лишь шелестом камыша да криками птиц.
Большая часть Полесья – обширнейшие поймы, ежегодно и не по разу в год затопляемые разливами. Над всем Заречьем (междуречьем Припяти и Пины) и над всем правобережьем Припяти почти до южного конечно-моренного вала каждую весну расстилается огромное озеро – ходячие по нему катера даже в июне не придерживаются фарфарета. Лишь изредка заметны островки – валунные или песчаные гряды, на которых растут сосны, дубы или ютятся селения. Более крупным «оазисом» выглядит Загородье, занявшее возвышенный мыс между Пиной и Ясельдой, незаливаемое, почти лишённое болот, давно утратившее леса и возделанное, - типичное ополье.
Кончается половодье, а значительная часть равнины так и остаётся жиким болотом. Где проводить границу между водой и сушей на карте? Это джунгли из чащ камыша, тростника, царство тинных омутов и зловещих трясин – зыбунов и дрягв.
Осевой стержень Полесья – тихая, извилистая, дробящая на бесчисленные рукава река Припять. Даже старожилы не всегда знают, какой проток у неё главный. Уйма блуждающих мелей, кос, островов-осерёдков. Нелегко измерить и длину реки. То, спрямив прорванную излучину, она становится короче, то, напротив, описав новую дугу, удлиняется. А есть излучины и искусственно выпрямленные мелиораторами. Считали, что эта длина равна 775 километрам, но теперь цифру нужно уменьшить: в низовья Припяти залилось Киевское водохранилище, так что укороченная река впадает в него, а не в Днепр.
У Припяти двойная роль. То она переполняется и подпруживает свои притоки, то, сбросив паводок, оказывается ниже поверхности равнины и помогает дренажу – в реку выводят канавы, отводящие воду с осушаемых земель. После половодья обнажаются бесконечное чередование песчаных грив и стариц, так и не обсыхающие лабиринты потоков и широкие луговые плоскости (луга занимают до четверти площади Припятского полесья).
Западные полесья намывались талыми водами, текшими не только из относительно недавно отступивших валдайского и московского ледяных щитов, но и из более древнего днепровского, накрывавшего всё Припятское и часть соседних полесий. Это наибольшее оледенение отложило морены в виде гирлянды крутобоких холмов среди болотистых низин юга. С поверхности гряды прикрыты чехлом лёссов. Склоны некоторых холмов так промыты от глинистых частиц, что кажется, будто нашпигованы одними валунами, как мостовая булыжниками.
Талые воды были подпружинены не только цепочкой конечных морен. Более внушительную преграду создало новейшее поднятие Волыно-Подольской возвышенности – это способствовало застою полесских вод и их разгрузке от наносов.
Кристаллический фундамент обнажён во многих местах Волынского и Житомирского полесий. Наиболее поднят каменистый Овручский кряж, поросший понтийской азалией. Овчурские кварциты использованы при строительстве знаменитых памятников Киева: Золотых ворот, Софийского собора, Киево-Печорской лавры. Там, где до фундамента добрались притоки Припяти, образовались скалистые каньоны, особенно эффектные у реки Тетерев и украшающие пейзаж Житомира. А есть места, где среди наносов выступают даже базальты с шестигранными колоннами в обрывах. В Волынском полесье, там, где цоколь перекрыт известняковыми и мергельными отложениями меловых и палеогеновых морей, возникли провалы в карстовые пустоты. Так образовалось созвездие красивых Шацких озёр. Ещё одно озеро – Свитязь, тёзку белорусского, называют за чистоту вод «украинским Байкалом».
Длительные прогибания были свойственны Припятскому полесью ещё в далёком девоне. В накопанных тогда толщах разведан колоссальный Старобинский бассейн, где под многими тысячами квадратных километров поверхности затаилось до 80 миллиардов тонн солей, из них более 7 миллиардов тонн калийных солей.
В девонских толщах на глубинах около 2 км была открыта высококачественная нефть. В 70-е годы обнаружили огромные запасы горючих сланцев (около 11 миллиардов тонн!), залегающие тоже под огромными площадями.
Леса полесских низин на 60% сосновые, а на юге велика примесь широколиственных. На песчаных междуречьях есть моховые болота северного облика, как бы в нарушение зональности.
В 1969 году на правом побережье Припяти на площади свыше 600 квадратных километров был учрежден Припятский заповедник. Его природа несколько видоизменена в результате мелиораций, проведённых в конце XIX века. Другой заповедник – Полесский существует с 1968 года в Волынском полесье. Здесь на втрое меньшей площади удаётся сохранять не преобразованными участки южных вариантов полесского ландшафта с сосновыми борами, насаждениями скального дуба, с лосями и бобрами. Сохраняются и редкие растения, такие теплолюбивые реликты, как понтийская азалия и плющ. <Рис. 9>
Окинув взглядом восточную половину севера Русской равнины, можно найти много общего с северо-западом: пластовые структуры на спокойной платформе с выходом участков древнего цоколя у приморских окраин, следы недавних оледенений и наступания морей, восточные продолжения зон и подзон тундры, лесотундры, тайги… Но много и существенно отличного: климат континентальнее, суровее вся природа, иное прошлое у недр и совсем другой набор полезных ископаемых, непохожие этапы в истории освоения края.
Крайний север. Это сумрачный, в основном тундровый край, омываемый морями – Белым, Баренцевым и Печорским. Здесь приходится терпеть долгую полярную ночь, но можно любоваться северным сиянием и радоваться не менее долгому полярному дню; здесь самая продолжительная и жестокая в европейской России зима (до 250 дней со снегом и до 100 дней ураганных ветров и пурги в год); заморозки случаются в любые месяцы лета, а землю сковывает мерзлота, усугубляя заболоченность, заставляет грунт пучиться, оплывать, проседать.
«Белое безмолвие»… Но север бел не от одних снегов. Летом с вертолёта лишайниковая тундра тоже выглядит белой – так её окрашивает серовато-белый ягель – олений мох.
Тундрой, а на юге лесотундрой заняты то бескрайние плоские, то слегка холмистые равнины, которые лишь изредка, «для разнообразия», покрыты приподнятыми каменистыми грядами с ландшафтом горной тундры. Несчётные озёрца, мелкие бугры, качки на болотах и слабовыпуклые медальоны глинистых пятен, окружённых венцами из камней.
Лепщики у этого рельефа были разные: доползавшие сюда древние ледники, их талые воды и даже северные моря, не раз накатывавшиеся на прибрежные низины. Унылые бугристые тундры на первично-морских равнинах занимают весь остров Колгуев и низменности полуострова Канина.
В Малоземельской тундре (западнее печорских низовьев) и на большей части Большеземельной (к востоку от них) плоский первично-морской рельеф чередуется со свежеоледниковым, а там, куда последнее оледенение не доходило, - с вторично-моренным. Нагромождения валунов – мусюры бывают выше 200 метров, так что даже соперничают с низкогорными кряжами. На Воркутинскую свежеледниковую холмистую равнину проникло предтундровое редколесье.
Вайгач и подножия Пай-Хоя на Югорском полуострове – это тоже тундровая равнина, но в её недрах скрыта складчатая структура, соструганная прибоем при недавнем наступании моря. Однако срезано было не всё. Среди морских вод высились островами и продолжали подниматься складчато-глыбовые низкогорные гряды. Они выглядят ветвями Урала, в действительности же это осколки двух поясов ещё более древних структур, расположенных впритык, под углом к уральским простираниям.
Пай-Хой и Вагач – участки палеозойского складчатого «моста» между Уралом и Новой Землёй. А кряжи – «камни» Тиманский и Канин – обрывки хребта, воздвигнутого до палеозоя. Его структуры погружены под воды пролива, ведущего в Чёшскую губу.
Размах новейших поднятий на крайнем севере был так незначителен, что только одна гора Мореиз на Пай-Хое достигает высоты 467 метров, остальные кряжи вдвое ниже. Северная горно-тундровая оконечность Тимана построена в виде сложной решётки продольных гряд. Малые речки врезались в них крутобокими ущельицами, таковы тиманская Сула и пропилившая насквозь кряж Чернышева Уса – обе притоки Печоры. Древнее оледенение сглаживало рельеф, а новейшее морозное выветривание освежало и заостряло скальные гребешки. Заметные поднятия происходили совсем недавно. Слои, отложенные при послеледниковом наступании моря, на Пай-Хое вознесены на уровни до 280 метров!
Соседняя, лесная часть Печорской равнины, занимает весь угол между Тиманом и Уралом. У её таёжного юга много общего с тундровым севером, и по отдельности их не опишешь без повторений: едины картины ежегодных тундрово-таёжных миграций оленей, природа топливных кладов в печорских недрах, едина и сама Печора, связывающая юг и север равнины.
Очертания «печорского треугольника» почти совпадают с контурами Печорской же впадины в недрах, где фундамент глубоко погружен. Ещё недавно полагали, что это жёсткая глыба, которая заставляла расходиться складки Урала и Тимана, а Урал – изгибаться на переходе к Пай-Хою. Но сам Тиман оказался валообразным поднятием глубинного фундамента, а в недрах впадины обнаружили складчатый палеозой. Через всю восточную половину бассейна протянулся Предуральский передовой прогиб, в котором фундамент опущен до 9 километров! Только запад лежит в пределах платформы, но и здесь до фундамента приходится добуриваться сквозь толщу в 4-6 километров. Над нефтеносными песчаниками девонского возраста залегают известняки карбона, угленосные и гипсоносные пермские свиты. Там, где известняки и гипсы подходят к поверхности, возникли карстовые просадки и причудливые пещеры, в которые словно вмурован не таявший с незапамятных времён лёд. Величавы обрывистые ущелья рек, дорывшихся до известняков. Ущелье Богатырей с исполинскими изваянными природой головами в шлемах… Скальная стена Замок… А над гофрированными пластами мезозоя лежат перемытые морены и отложения талых вод. Лесные и болотистые ландшафты на таких песках заслужили имя Печёрского полесья.<рис 10>
Таёжный Тиман расплывчатее тундрового, высоты редко превышают 200-300 метров, и только Четласский Камень поднимается до отметки 463 метра. Выровненная поверхность была бы совсем плоской, но её слегка приподняли новейшие движения, и русла вновь углубились в скальный цоколь. Обширны болота – забываешь, что находишься на возвышенности.
Столетиями припечёрские земли слыли «пустолежащими», хотя о «горюч-камне» – угле поговаривали уже в начале прошлого века, а вёдра с ухтинской нефтью привозили в Москву и более трёх столетий назад. В 1930 году было разведано месторождение нефти в Чибью – будущей Ухте, а на Воркуте обнаружены угли. В годы войны начавшаяся на Печоре добыча угля помогала хоть частично восполнять ущерб от временной утраты Донбасса.
Печорский угольный бассейн с запасами в сотни миллиардов тонн расположился в кармановидной впадине между Полярным Уралом, Пай-Хоем и кряжем Чернышева. Тундра и лесотундра вокруг десятков шахт необратимо преобразованы – загромождены пирамидами террикоников, жидкое редколесье и ягельные пастбища отодвинуты на многие километры. Запад Печёрского бассейна лежит в переделах не столь глубокого прогиба платформы, тут втрое тоньше пермские пласты, меньше угля, а и он только бурый, высокозольный. Его добывают у Инты.
Тимано-Печорский нефтегазоносный район – северный сосед богатейшего Волго-Уральского пояса. Ухта – его сердце, в Яреге добывают шахтную густую нефть и асфальтит. В среднем течении Печоры открыто газоконденсатное месторождение Вуктыл.
Крайний север и всё Припечорье – земля традиционных промыслов – морского и речного рыболовства и, конечно, охоты, среди объектов которой есть звери таёжные, тундровые и морские. Леса среднепечорского юга дают огромное кол-во древесины, питают лесохимию.
Велика и многоводна осевая артерия края – Печора. Длина её достигает 1800 километров. В верховьях она горная, бурная в среднем течении в её долине чередуются трубы – крутощёкие узости с перекатами – и привольные плесы в расширениях. В низовьях на километр-полтора распластывается её студёная гладь, чем ближе к устью, тем больше дробящая на рукава – их здесь, как и проливы на Новой Земле, называют шарами.
Грандиозны разливы Печоры, когда низовья ещё скованы льдом, а с верховьев, растаявших раньше, уже катятся вешние воды, поднимая уровень до 10 метров. Они заливают бескрайнюю пойму со всеми её островами и «шарами». До самого изголовья обширной дельты проникают нагонные течения из моря. 125 кубических километров воды в год несёт Печора морю, опресняя его и немного подогревая.
Близ устья река так водообильна, что на её берегу, более чем в ста километрах от Печорской губы, вырос морской порт Нарьян-Мар. Здесь, в порту столицы Ненецкого автономного округа, печорский лес и уголь перегружаются с речных судов на морские.