Роль Абая в развитии духовной культуры
Известно, что ни одно из произведений великого казахского поэта Абая Кунанбаева (1845-1904) не увидело свет при его жизни. Лишь через пять лет после смерти поэта, в 1909 году, в Петербурге был издан сборник его стихов. А прозаические произведения, представляющие сугубо специфический жанр литературы - так называемые “Гаклия” (Слова-назидания) или “Кара сёзь” (слова в прозе), были опубликованы лишь в советское время. Но тем не менее произведения Абая, как поэтические, так и прозаические, получили на родине поэта широкое распространение в рукописном виде. Стихи переписывались, заучивались и передавались из уст в уста, а прозаические произведения распространявшись в рукописных списках или исполнялись искусными рассказчиками-толкователями.
Какое место занимают “Гаклия” или “Кара сёзь” в творчестве Абая Куканбаева? Мухтар Ауэзов, крупный исследователь творчества Абая, писал: “Трудно назвать жанр, к которому можно было бы отнести “Назидания”. Здесь и философско-моралистические, и общественно-публицистические, и изобличительно-сатирические высказывания поэта. Нося в целом характер то мирной, то иронически-желчной, то глубоко грустной беседы со своим читателем, эти “Слова” прежде всего отличаются исключительно тщательной стилистической отделанностью”.
Мухтар Ауэзов прекрасно понимал, для кого и с какой целью написаны Абаем назидания, эти сорок пять “Слов”, содержащие как философские раздумья поэта о волнующих жизненных проблемах, так и беседы-рассуждения, “адресованные к слушателю собеседнику в форме устного обращения к нему с глазу на глаз”. Слушателями поэт считал преимущественно людей старшего поколения. Он учитывал уровень их мышления, особенность мировосприятия и поэтому писал свои беседы-назидания своеобразным, доступным для них образным языком, насыщенным афоризмами и народными пословицами. Очевидцы свидетельствуют, что “Слова” пользовались у читателей и слушателей не меньшей популярностью, чем поэтические произведения, потому что в них Абай в интересной, оригинальной форме выражал те же мысли и идеи, те же чувства и настроения, что и в своих стихах. Вот как он представлял себе назначение поэта:
Против невежества, против зла
Он обращает свой гнев, скорбя.
Люди слово его пронесут
Близким и дальним - из края в край.
Суд справедливости, разума суд,
Ты рассуди и ты покарай!
Мухтар Ауэзов справедливо отметил, что Абай в прозаических обращениях к слушателю-собеседнику “становится гневным судьей или печальником народа, и в таких случаях его “Слова” превращаются в скорбную исповедь человека, обреченного на одиночество в мрачный век господства беспросветной тьмы”. Как “гневный судья” он неустанно обличал социальные пороки, зло и несправедливость в обществе, а как “печальник народа” горько сетовал на отсталость и невежество, на дрязги и раздоры, которые, по убеждению поэта, обрекали народ на униженное положение. Обличая и осуждая в своем творчестве все, что вредит народу, что мешает прогрессу и просвещению, Абай верил в силу воздействия своего слова. Но действительность не оставляла надежд, принося поэту одни разочарования. Философско-поэтические слова Абая были своеобразной формой борьбы за просветительский общественный идеал. Девяностые годы XIX века, когда были написаны “Гаклии”, являются самым плодотворным периодом всего творчества уже пожилого поэта. В первом слове “Гаклии” поэт написал: “Прожита жизнь - спорил я, боролся, судился, имея одни хлопоты, и в них обессилел, устал и убедился в бесцельности всего сделанного”. И вот оказалось, что все, что было, - было только унижением человека, и поэт вопрошает себя: может быть, “править мне народом”, “умножать ли мне знания”, “заняться исполнением обрядов религии”, “заняться воспитанием детей”? И находит все это уже невозможным и нереальным для себя. “Наконец решил, - пишет он, - буду развлекаться бумагой и чернилами, буду писать подряд все, что вздумается”.
Прошло девять лет, прежде чем Абай написал все сорок пять “Слов” - бесед и высказал в них свои сокровенные думы, чаяния и скорбные жалобы на равнодушных к голосу поэта современников. Обращаясь к содержанию прозаических “Слов” Абая, нетрудно установить их идейно-тематическое сходство с большим циклом стихов поэта этих лет. Справедливости ради нужно отметить, что критическое начало в поэтических произведениях гораздо острее, чем в прозаических “Гаклиях”. Некоторая смягчённость тона бичевания пороков в “Гаклиях”, видимо, объясняется тем, что Абай свои беседы адресовал людям старшего поколения и тем, кого поэт, очевидно, считал своими ближайшими единомышленниками или последователями. Вероятно, поэтому Абай делился с ними своими мыслями, в то время как в поэзии он разоблачал носителей зла.
Абай во многих своих прозаических назиданиях как бы расшифровывает те глубокие философские-мысли, которые скульптурно вылеплены сложными поэтическими образами в его стихах.
По объему и характеру “Слова” Абая не одинаковы, не однородны. Несколько выделяется “Двадцать седьмое слово”, которое написано в форме диалога Сократа со своим учеником Аристодемом на тему о том, какими высокими качествами наделил человека бог и каким “вечным должником” бога является человек за то, что он “удостоен его любви”. Несколько особняком также стоит “Тридцать седьмое слово”. Оно состоит из двадцати трех афоризмов, не имеющих прямой связи с основной тематикой бесед.
Если условно выделить эти два “Слова”, которые как по объему и тематике, так и по стилю отличаются от других, то остальные “Слова” можно сгруппировать вокруг нескольких основных тем. Первая - это “Слова” об общественном строе и административном управлении. К этой группе можно отнести третье, восьмое, двадцать второе, тридцать девятое, сорок первое, сорок второе “Слова”. В них затрагиваются и другие темы. Но основными все же являются рассуждения, связанные с формой правления в степи. Как известно, во второй половине XIX века,когда жил и творил Абай, в казахских степях всюду был установлен институт волостных правителей, избираемых на три года. Как и в поэзии, Абай во многих местах своих бесед-рассуждений, особенно в перечисленных “Словах”, с презрением говорит о волостных правителях и биях, сидящих на шее народа. “Кто же примет мудрый совет? Кто послушает наставления? Ни волостной старшина, ни бий меня не услышат... У них в голове своя забота: не оказаться виноватым перед начальством, не пропустить в аул разных смутьянов”. “Уважать ли мне волостного старшину и бия?-пишет он в “Двадцать втором слове”.-Но нет биев и старшин справедливых. А биям и старшинам, купившим свои места, нет основания требовать к себе уважения”. Абай не только не склонял голову перед “власть имущими”, но и всячески разоблачал их злодеяния и мошеннические проделки, сеявшие ложь, обман и сплетни, разжигавшие ссоры и дрязги, развивавшие взяточничество, воровство, подкуп и подхалимство.
По-видимому, питая иллюзии относительно возможности улучшения системы волостного и бийско-судейского правления, Абай предлагал, как и до него Чокан Валиханов, свою реформу выборов волостных правителей и биев. Он хотел, чтобы волостной правитель был человеком, получившим образование на русском языке, избирался народом на долгий срок, защищал народные интересы, поддерживал полезный труд, ремесла, просвещение. Наряду с этим он считал необходимым отменить введенное царским правительством положение об избрании судей и следователей из родовых биев, так как они не могут справедливо решать споры и тяжбы, и вместо них предлагал учредить институт третейских судей, которые вели бы следствие на глазах у народа, что совпадает с тем, что некогда предлагал в “Былом и думах” Герцен. Подчеркивая прогрессивность предлагаемой реформы Абая, отражающей его демократическую, просветительскую позицию, Мухтар Ауэзов в то же время отмечает и существенный недостаток, заключающийся в том, что Абай, как и до него Чокан Валиханов, предлагали избирать судей на пожизненный срок. В этом сказались историческая ограниченность просветительско-демократического мировоззрения обоих казахских деятелей.
Следующая тематическая группа прозаических “Слов” состоит из рассуждений и наставлений Абая об образовании, знании и воспитании. Пожалуй, это самая животрепещущая из всех тем, волновавших поэта. Всюду речь идет об отсталости казахского народа в экономической жизни, в образовании, в науке и культуре, в чем поэт обвиняет “сильных мира сего”: царских чиновников, волостных правителей, баев и биев, а также всех тупых, невежественных, раболепствующих и пресмыкающихся перед ними людей. Беспощадно бичуя все, что держит народ в беспросветной тьме, что тормозит прогресс и просвещение, Абай всеми силами доказывал необходимость нести казахам науку и культуру, чтобы стать вровень с другими народами.
Образованию, знанию и науке Абай придавал первостепенное значение. Он укоряет тех родителей, которые, имея возможность учить детей, не учат их или учат не так и не тому, попусту растрачивая свое богатство. “Но я не встречал еще человека, который, подлостью разбогатев, нашел бы потом достойное применение своему состоянию”. Такая резкая социально-изобличительная критика заканчивается следующим: “Без науки “нет блага ни на том, ни на этом свете”. Воспитание в детях хороших человеческих качеств также связывается Абаем с образованием и наукой. Примечательно, что последнее “Сорок пятое слово” заканчивается словами: “Тот, у кого больше знаний, любви, справедливости, - тот мудрец, тот ученый, тот и обладает миром”.
Мысли об обучении детей, о воспитании в них лучших человеческих качеств постоянно занимают Абая-наставника. Они разбросаны почти во всех его “Словах”. Именно на них возлагает Абай свои надежды, думая о судьбе своего народа. “Надо создать школы,-писал он в “Сорок первом слове”,-надо, чтобы население дало средства на эти школы, надо, чтобы учились все, даже девушки. И вот тогда, когда молодежь вырастет, а состарившиеся отцы перестанут вмешиваться в дела и разговоры молодежи, может быть, тогда казахи исправятся”.
Абай-просветитель свято верил в силу воспитания и наряду с осуждением все время наставлял своих слушателей-собеседников на то, чтобы каждый исправлял свои недостатки и недостатки своих детей. “Если б в моих руках была власть, я отрезал бы язык всякому, кто говорит, что человек неисправим”, - писал он в “Тридцать седьмом слове”.
В беспощадной критике зла и несправедливости с целью преодоления всех отрицательных черт и свойств человеческого характера и доведения Абай видел одну из своих основных задач.
“Двадцать пятое слово” целиком посвящено размышлению о значении русской культуры и русской науки для просвещения казахского народа. “Главное - научиться русской науке. Наука, знание, достаток, искусство - все это у русских. Для того, чтобы избежать пороков и достичь добра, необходимо знать русский язык и русскую культуру”. Трудно переоценить значение этой программы для просвещения казахского народа, для его исторически сложившейся дружбы с великим русским народом и приобщения к его культуре. В своих стихах Абай учил отличать русский народ и его демократическую культуру от царских колонизаторов и их политики. Абай призывает казахов изучать русский язык, русскую науку и культуру для того, чтобы принести пользу родному народу. А в “Двадцать пятом слове” мы читаем прямой призыв Абая-педагога к родителям: “Не торопись женить сына, обучай его русской науке, хотя бы пришлось тебе для этого заполнить все свое имущество”.
Многое в высказываниях Абая напоминает взгляды представителей русской демократической мысли.
Как и в поэзии, в прозе Абая солидное место занимает тема труда. Многие пороки современников подвергались поэтом критике и осмеянию. Об этом Абай особенно страстно пишет в сорок втором, сорок третьем “Словах”. “Пристрастие казаха к дурному объясняется бездельем. Если бы он занимался хлебопашеством или торговлей, у него не оставалось бы и мало-мальски свободного времени на глупости”. Далее автор рисует картину и плоды этого безделья. Он считает, что именно “безделье превратило казаха в бродягу. Выпросив у кого-нибудь на время лошаденку, он скитается из одного аула в другой, чтобы жить на дармовщину, или собирает сплетни, стараясь вовлечь людей в интриги н рассорить их, или же сам вместе с подобными себе строит другим козни. Честный труженик посчитал бы такую жизнь “собачьей”. Отсюда и страстный призыв Абая к честному труду, к ведению хозяйства, к овладению ремеслом, к занятию земледелием, скотоводством и т. д.
Философски осмысляется Абаем высокая роль и значение труда в жизни и историческом развитии человечества. Причину прогресса, успехов и достижений в области экономики и культуры он видит в честном труде на благо человека, народа и родины. “Ум и знания-плоды труда”,-пишет он в “Сорок третьем слове”. Однако и тут ограниченность просветительско-демократического воззрения казахского мыслителя не позволила ему подняться до понимания классового характера труда.
Вместе с тем следует отметить, что гуманист Абай, резко бичуя своих современников за антиобщественные, безнравственные поступки, винит в них местных правителей - волостных и биев, которые не только не слушаются добрых советов и наставлений, но и сами разжигают низменные страсти, винит богачей, которые считают, что “все можно купить за скот”, что “честь, бесчестье, разум, наука, вера, народ для них не дороже скота”.
Общественно-литературная деятельность Абая протекала в условиях начавшегося разложения феодально-патриархальных отношений под воздействием буржуазной экономики, в тяжелых условиях царской колонизации, во времена сильного влияния религиозных преданий адата и шариата, национальной раздробленности и низкого уровня грамотности казахского народа, ведшего кочевой образ жизни.
Абай решительно осуждал строй насилия, эксплуатации, родовые междоусобицы, боролся с культурной отсталостью, звал народ к просвещению. Своим творчеством Абай содействовал пробуждению и развитию национального самосознания казахского народа. Тяготеющий к русским революционным демократам, но ограниченный условиями казахского общества, Абай не мог подняться до осознания необходимости революционных преобразований, Сторонник просветительских идеалов, он переоценивал роль образования, видя в нем единственный путь к новой жизни.
Не будучи атеистом, Абай призывал людей к моральному самоусовершенствованию, боролся за улучшение нравов. Но Абай не был и религиозным догматиком, в религии он искал ответы на морально-этические вопросы и, естественно, не мог их найти.
Некоторые ценные и закономерные для его времени моральные сентенции в нашу эпоху потеряли свою актуальность и могут рассматриваться как исторический документ.
Одной из пяти главных тем прозаических назиданий и наставлений Абая являются вопросы, связанные с религией. Будучи идеалистом по своим философским воззрениям, Абай в своих нравоучениях “иногда ссылается на моралистические догмы ислама. При этом апологетику ислама он истолковывает в духе идеалистической морали” (М. Ауэзов). Но его отношение к служителям ислама - муллам, хазретам, ишанам и т. д. всегда сугубо критическое, саркастическое.
Различая эксплуататорскую верхушку своего народа и бедноту, Абай все острие критики направляет на тех, кто сидит на шее народа. О бедном трудовом народе он постоянно пишет с сочувствием и любовью. Характерно его собственное признание: “А если бы не любил, то не разговаривал, бы с сородичами, не советовался, не доверял бы им свои сокровенные мысли”. В то же время он выступал за искреннюю дружбу с другими народами, за то, чтобы родной народ учился у передовых “великой цели”, “общей правде”. С позиций интернационализма и гуманизма Абай писал: “Если человек, не отделяющий себя от народа, желает дружбы своего народа с другими, то уже одно это говорит о нем, как о сознательном и честном человеке”.