Глобализация

Содержание.
Введение. 1
Глава 1. Глобализация и ее критики. 2
§1. Либерализм. 3
§2. Ярмо для бедных. 3
§3. Торговля и экономический рост. 5
§4. Исчезновение государства. 6
§5. Иностранный капитал. 7
§6. Другой манифест. 9
Глава 2. Глобализация: вызовы и альтернативы для России. 12
§1. Особенности глобализации. 12
§2. Отношение российских политиков к глобализации. 13
§3. Возможные пути России в свете мировой интеграции. 15
Заключение. 18
Список использованной литературы. 19
Приложение. 20
Эксперты совета по внешней и оборонной политике об особенностях современной глобализации. 20

Введение.
Глобализация – это переход от экономик отдельный стран к экономике международного масштаба. Сегодня в мире, превратившемся в одну большую деревню, промышленное производство носит международный характер, и деньги быстро и беспрепятственно текут из одной страны в другую. В сущности, торговле границы не помеха. При этом многонациональные корпорации сосредотачивают в своих руках огромную власть, а деятельность анонимных инвесторов может либо способствовать материальному процветанию, либо приводить к экономическому упадку в любой точке земного шара. Глобализация — это и причина и следствие современной информационной революции. Потрясающие достижения в области телекоммуникаций, колоссальное расширение компьютерных возможностей и создание информационный сетей типа Интернет стимулируют процесс глобализации. Передовые технологии позволяют преодолевать любые расстояния.
Актуальность проблемы глобализации не подлежит сомнению. Она исследуется многими экономистами всего мира. Примером могут служить исследования Джеффри Сакса и Эндрю Уорнера из Гарварда, Дэвида Доллара и Арта Краайа из Мирового банка и Джеффри Френкеля и Дэвида Ромера из Беркли. Проблема часто рассматривается в специализированных журналах вроде международного “The Economist”, научных вроде «Наука и жизнь» и многих других.
Целью данной работы является изучение указанного явления, а также оценка влияния глобализации на российскую экономику.
Известно, что многие не доверяют сторонникам глобализации и не верят в возможные выгоды, которые она несет. По нашему мнению, это связано с недостаточной компетентностью антиглобалистов. Не претендуя на истину в последней инстанции, мы бы хотели рассмотреть некоторые доводы против глобализации и, возможно, оспорить их.
Задачами работы являются рассмотрение различных точек зрения, доводов в пользу и против глобализации, поиск и оценка возможных путей решения проблем, возникающих перед Российским государством в связи с глобализацией.
Данная работа состоит из введения, двух глав, заключения и приложения.
Глава 1. Глобализация и ее критики.
Сегодня большинству людей вряд ли придет в голову мысль об участии в марше протеста против чего-либо, и, несомненно, это большинство осуждает неприкрытый вандализм. И все же люди разделяют беспокойство, которое антиглобалисты выражают порой в апокалиптических тонах. Из-за широкой (пусть и не всегда осознанной) поддержки глобализации власти оказались со всех сторон окружены протестующими. Некоторые политики уже называют новых борцов с капитализмом "гражданским обществом". Вне всякого сомнения, антиглобализм — серьезная политическая сила.
МВФ, Мировой банк и Всемирная торговая организация — подвергаются критике гораздо чаще, чем кажется. Лучшее, что они могут ожидать от широких масс, — это неприязнь. Одновременно власти обвиняются в уступках крупному бизнесу. Говорят, что глобализация не оставляет им иного выбора. Частный капитал беспрепятственно перемещается по планете, и куда бы он ни пришел, он лишает простых людей средств к существованию и ставит прибыли превыше людей.
Кто защищает глобальный капитализм? Власти и бизнес. Но эти предполагаемые защитники глобализации могут невольно подорвать сам процесс глобализации сильнее, чем мощная коалиция сегодняшних критиков — интеллигенции, левых политиков, различных лоббистских групп, авторов книг против бизнеса, бунтовщиков, которым нужен лишь повод, путешествующих демонстрантов — мирных и не очень.
С такими участниками дебатов о глобализации — властями, пользующимися протекцией корпораций, и их противниками, озлобленными и непреклонными бунтарями, — вполне естественно, что общество не поддерживает ни одну из сторон. Оно недолюбливает мировой капитализм, но и не предлагает разумной альтернативы ему (как, собственно, и антиглобалисты). Поэтому люди большей частью озадачены, встревожены и подозрительны. Такое состояние общественного мнения не сулит ничего хорошего ни демократии, ни экономическому развитию. Мошенничающие защитники глобализации и их разношерстные, иногда неразумные оппоненты уже наломали немало дров и пока не собираются останавливаться.
Мы предлагаем несколько путей более целенаправленного обсуждения проблемы глобализации. Было бы глупо предполагать, что полное согласие в этой сфере когда-нибудь достижимо. Некоторые антиглобалисты протестуют даже не против глобализации или рыночной экономики, а против самой идеи экономического роста. Эта точка зрения по крайней мере имеет обоснование, но она вряд ли будет иметь в обозримом будущем достаточно последователей.
Несомненно, при всех своих слабых аргументах, подозрительно благих намерениях и заблуждениях антиглобалисты выражают некоторые полезные и важные мысли. Выяснив, что разумного есть в их доводах, и опровергнув ошибочные или нечестные аргументы, которые политики и бизнесмены выдвигают против них, можно добиться реальных положительных сдвигов. Это же касается и аргументов в пользу глобализации.
§1. Либерализм.
Главный довод в пользу глобализации — либерализм. Довод этот звучит редко, и реже всего — из уст представителей властей или бизнеса. Международная экономическая интеграция, с либеральной точки зрения, — это процесс, при котором технология позволяет людям достигать своих целей, и они свободны в своем выборе. Если технология развилась настолько, что она поддерживает торговлю, не ведающую границ государств, и люди захотят торговать без границ, произойдет интеграция. А поскольку люди добровольно выбрали этот путь — это хорошо. И если люди без принуждения выбрали этот путь, можно ожидать, что в этом есть экономическая выгода. Строго говоря, теория и практика подтверждают, что это так и есть. "Невидимая рука рынка" Адама Смита делает свое дело. Люди выбирают то, что соответствует их личным интересам, каждый из них принимает это решение индивидуально. В результате общество в целом процветает и развивается — спонтанно, не подчиняясь чьему-либо плану.
Но считать, что бизнес приветствует либеральный подход, — наивно, к тому же это противоречит историческому опыту. Предприниматели заинтересованы только в одном — в получении прибыли. Негосударственные организации, критикующие за это бизнес, конечно, правы. Если предприниматель сочтет, что увеличить его прибыль способно хорошее отношение к клиентам и сотрудникам, или следование политике "социальной ответственности", или использование экологически чистых технологий, — он пойдет на это. Делает ли это рыночный капитализм ошибкой? Напротив, суть либеральной рыночной экономики в том, что она цивилизует борьбу за прибыль, поневоле превращая ее в двигатель социального прогресса. Когда компании состязаются друг с другом за клиентов и сотрудников, они должны позаботиться о своей репутации в области качества и честности сделок, даже если они сами не ценят их. Конкуренция заставляет их поступать так, как если бы они думали иначе.
§2. Ярмо для бедных.
Антиглобалисты говорят, что глобализация особенно вредит бедным рабочим в развивающихся странах. Это не так. Похоже, что большинству рабочих из богатых стран не стоит бояться глобализации и они от нее значительно выиграют. Но справедливо ли это в отношении рабочих из бедных стран? Ответ прост: последние должны меньше потерять и больше приобрести.
Консервативные экономисты оптимистически оценивают интеграцию и перспективы развивающихся стран. Открытость международной торговли и инвестиций должна поощрять приток капитала в бедные экономики. В развивающемся мире капитала недостаточно, и отдача от инвестиций здесь должна быть выше, чем в развитых странах. Если бедные страны снизят свои барьеры на пути торговли и инвестиций, говорит теория, богатые иностранцы захотят направить туда свой капитал. Если приток ресурсов происходит в форме кредитов или портфельных инвестиций, это увеличивает внутренние сбережения и уменьшает нехватку инвестиций для местных компаний. Дела пойдут еще лучше, если приток ресурсов идет через появление новых, контролируемых из-за рубежа предприятий, т. е. через прямые иностранные инвестиции. Эта форма капитала приносит вместе с собой технологии и навыки из-за границы, при этом финансовый риск уменьшается. В любом случае рост инвестиций должен увеличить доходы населения, повысив спрос на трудовые ресурсы и сделав их более продуктивными.
Вот почему рабочие из стран — получателей прямых иностранных инвестиций скорее получат выгоду от интеграции, чем рабочие из стран-доноров. С притоком или без притока иностранного капитала развивающиеся страны должны получить те же статические и динамические выгоды от торговли, что и богатые. Эта логика часто вызывает недоверие, поскольку эти выгоды, как кажется, появляются из ничего. Очевидно, что кто-то должен потерять, а кто-то приобрести. Но это не так. Выгода, которую богатая страна получает за счет торговли, формируется не за счет бедной страны — ее торгового партнера. Напомним, что, согласно теории, торговля — это игра с положительной сумой. Все транзакции — экспортеров и импортеров, заемщиков и кредиторов, акционеров и рабочих — могут приносить выгоду.
Что же может опровергнуть эту простую теорию и доказать, что она неверна? Многое, считают противники глобализации. Во-первых, полагают они, призывать развивающиеся страны к экономическому росту через развитие торговли (вместо того, чтобы развивать промышленность, обслуживающую внутренний рынок) — это ошибка. Если все бедные страны попытаются сделать это одновременно, цена на их экспортные товары на мировых рынках может упасть. Успеха "азиатские тигры", продолжают они, достигли потому, что многие другие развивающиеся страны предпочитают подавлять торговлю, а не развивать ее.
Второе возражение антиглобалистов касается не торговли, а прямых иностранных инвестиций. Традиционно полагают, что иностранный капитал расходуется на экономически обоснованные инвестиции, что должно благоприятствовать развитию. Опыт показывает, что зачастую это не так. Новый капитал может давать малый доход или вообще не приносить его, а иногда и оборачиваться убытками. Деньги могут быть растрачены или украдены. А поскольку они были одолжены, это порождает громадный внешний долг. Не слишком влияя на развитие экономики, такая интеграция ослабляет ее.
В-третьих, указывают противники глобализации, рабочие в развивающихся странах имеют меньше прав, законодательной защиты и поддержки профсоюзов, нежели их коллеги из богатых стран. Вот почему мультинациональным корпорациям нанимать таких рабочих выгодно.
§3. Торговля и экономический рост.
Ведет ли торговля к экономическому росту? Можно ли это обосновать, просто измерив общее влияние открытости на экономический рост? На наш взгляд, сложно обнаружить точную экономическую связь, которая лежит в основе процесса.
Из трех аргументов против свободной торговли первым и самым главным уже несколько лет является "экспортный пессимизм" — идея о том, что свободная торговля подавит сама себя, если развивающиеся страны перейдут к ней одновременно. Но что об этом говорят факты?
Историей доказана возможность падения экспортных цен на некоторые виды сырья: спрос на них не поспевал за ростом прибыли. И никто не знает, что могло бы произойти за несколько последних десятилетий, если бы все развивающиеся страны развивали торговлю более энергично. Потому что они этого не делали. Но есть ряд серьезных практических причин, по которым применение принципа "экспортного пессимизма" в отношении экспорта из бедных стран в целом ошибочно.
Развивающиеся страны — это громадная часть мира в географическом и демографическом масштабах, но малозначимая в экономическом. В совокупности экспорт из бедных стран и стран со средним уровнем жизни (включая относительно мощные Китай, Индию, Бразилию и Мексику, крупных экспортеров нефти, таких как Саудовская Аравия, крупных производителей, таких как Корея, Индонезия и Малайзия) составляет лишь 5% общемирового экспорта.1 Эта величина почти совпадает с размером ВВП Великобритании. Даже если рост общего спроса на импорт прекратится, еще не начавшаяся кампания по увеличению экспорта из этих стран не слишком напряжет мировую торговую систему.
В любом случае спрос на импорт не исчезнет. Таким образом, "экспортный пессимизм" содержит противоречие в самом себе — заблуждение о "массовой торговле" сродни идее о "массовом труде" (последняя гласит, что с ростом населения должна расти безработица, но рабочих мест все еще достаточно). Общий рост торговли и увеличение количества видов продукции, которые каждая конкретная страна может продавать или покупать, не предопределены.
§4. Исчезновение государства.
Скептики заверяют нас, что глобализация ведет к уменьшению влияния государства и правительств. Так ли это? Похоже, поверхностные, но в то же время правдоподобные теории о снижении власти государства интересуют скептиков гораздо больше, чем факты
Правительства разных стран на практике сегодня собирают больше налогов, чем 10 лет назад, притом не просто в абсолютных величинах, а в пропорции к их увеличившимся за это время экономикам, хотя это и не вполне соответствует теории.2 Это верно в отношении стран "большой семерки", а также менее крупных стран — членов ОЭСР. Поэтому обеднение капиталистов не оказало видимого влияния на способность государств собирать доходы.
Деньги — не главное. Даже если бы сбор налогов резко сокращался, заявления большинства скептиков о том, что сегодня крупные международные компании обладают большей властью, чем правительства, звучат абсурдно. Например, известно что объем продаж 20 крупнейших компаний больше национального дохода 100 стран. Можно ли из этого сделать выводы о власти и влиянии корпораций?
Прежде чем задуматься, имеет ли вообще смысл сопоставлять власть корпораций и государств, стоит обратить внимание на то, что такое сравнение неверно статистически. Национальный доход — мера добавленной стоимости. И его нельзя сравнивать с продажами компании (равными добавленной стоимости плюс издержки). Но даже после исправления этой бесконечно повторяющейся ошибки сравнение корпораций и правительств на основе их власти над людьми не имеет смысла. Власть даже самых крупных корпораций — ничто по сравнению с властью правительств, вне зависимости от того, насколько страна бедна и мала. Суммарная добавленная стоимость Microsoft в энное число раз больше национального дохода Ирака. Означает ли это, что Билл Гейтс более властен над жизнями иракцев, чем Саддам Хусейн? Другой пример — Люксембург, небольшая экономика с не очень мощным правительством. Может ли Microsoft собирать налоги с граждан Люксембурга, призывать их на военную службу, даже если бы компании это оказалось нужно, арестовывать и заключать в тюрьму, если, допустим, компанию не устраивает их поведение, или применять физическую силу против них? Нет, это невозможно.
Вы можете ответить, что эти сравнения обманчивы. Конечно, Билл Гейтс обладает в Ираке меньшей властью, чем Саддам Хусейн, но Билл Гейтс имеет возможность использовать свою власть глобально, а Саддам Хусейн — нет. Хорошо, тогда в каких конкретно странах Билл Гейтс обладает могуществом большим, чем могущество правительства, что якобы вытекает из соотношения добавленной стоимости и национального дохода? Билл Гейтс в глобальном масштабе властен только над компанией Microsoft. Любое правительство гораздо сильнее корпорации.
В случае войны между двумя странами национальный доход является подходящим мерилом имеющихся в их распоряжении ресурсов. Если бы корпорации собирали войска и вели войны, то их богатство могло бы иметь значение. Они не делали и не могут этого делать: их власть невелика. Большие компании действительно имеют политическое влияние. У них есть деньги для политического лоббирования, во многих странах они могут подкупить чиновников. Но идея о том, что компании обладают хотя бы приблизительно такой же властью над гражданами, как и сами правительства — независимо от того, насколько крупна компания, независимо от того, насколько бедна и мала страна, — нелепа. Власть собирать налоги, хотя и ограниченная, дает государству политического веса больше, чем могли бы мечтать любые корпорации.
Все же экономическая интеграция ограничивает деятельность правительства. Но мы считаем, что некоторые из этих ограничений очень желательны. Интеграция мешает тирании. Известно, что правительства подавляют своих подданных. При открытых границах подавлять труднее: люди могут покинуть государство и увезти с собой свои сбережения. В таких случаях глобальные рынки становятся защитниками прав человека. Советскому Союзу и Восточной Европе были свойственны тоталитаризм и экономическая изоляция. Сегодня это касается Северной Кореи. Но и демократические общества тоже могут подавлять граждан. Следовательно, было бы неверным делать вывод, что интеграция нежелательна, ведь она ограничивает власть правительства, даже демократического. Надо признать, что некоторые ограничения демократии необходимы, а также спросить себя, не слишком ли жестки эти продиктованные рынками ограничения?
§5. Иностранный капитал.
За последние несколько десятилетий один из самых очевидных уроков для международных экономистов таков: иностранный капитал — это и радость, и огорчение. Эта суровая критика не так уж сильно относится к прямым иностранным инвестициям (ПИИ), потому что, в отличие от долгов, ПИИ не нужно обслуживать и они не утекают за короткий срок. Те, кто предоставляет прямые иностранные инвестиции, сами несут большую часть финансового риска, связанного с этим видом инвестиций, но за это преимущество приходится платить. В долгосрочной перспективе ПИИ являются более дорогой формой финансирования, чем долги, потому что утечка освобожденных от налога прибылей обычно дает такому типу инвесторов большие доходы по сравнению с теми, на которые могут рассчитывать иностранный банк или держатель облигаций. И все равно ПИИ не только менее рискованны для принимающей страны, но, как ранее отмечалось, и более продуктивны — из-за технологий, которые они с собой приносят. С точки зрения принимающей страны, это дорого, но высоко ценится.
Другие формы иностранного капитала (особенно краткосрочные банковские кредиты) ввергли многие развивающиеся страны в пучину несчастий. Из-за долгового кризиса 80-е гг. были потерянным десятилетием для Латинской Америки, а Аргентина и Бразилия из-за своих долгов оказались в затруднительном положении. Финансовый кризис конца 90-х гг. отбросил назад даже Юго-Восточную Азию, до того считавшуюся по экономическим показателям одним из лучших регионов развивающихся стран. Почему это происходило — и почему так часто?
Очевидно, заемщики тоже должны взять на себя долю ответственности за слишком крупные заимствования (хотя это трудно назвать исчерпывающим объяснением). Правительства, занимающие по максимуму для финансирования чудовищно больших бюджетных дефицитов, совершают ошибку. Такое случалось повсеместно в 70-х гг. и в начале 80-х. Но случай с корпоративными заемщиками в развивающихся странах гораздо более запутанный. Иногда они могут занимать в объемах, которые в каждом индивидуальном случае кажутся вполне благоразумными, принимая во внимание определенные макроэкономические ожидания. Например, если прогнозируется, что девальвация валюты не произойдет, но если эти предположения окажутся ошибочными, то и заимствования станут коллективно необоснованными. Подобное случилось в Юго-Восточной Азии в 90-е гг. с дальнейшими осложнениями из-за того, что большинство заимствований было пропущено через местные банки. А это означало, что конечные заемщики были не в курсе системного риска, связанного с обменным курсом валюты. Следовательно, иногда банки из развивающихся стран ошибались в той же степени, что и правительства этих стран.
Основные элементы, соединяющие антиглобалистическую коалицию воедино, — это недоверие к рынкам, коллективистский инстинкт и вера в протест как форму морального возрождения. Однажды в ходе истории такая комбинация уже привела к социализму — как к логически приемлемой альтернативе "системе". Но социализм после неудачного опыта XX в. еще не совсем готов к тому, чтобы снова быть "выпущенным в люди".
Все вышеописанное предопределено чрезмерным влиянием корпораций на государственную политику — с целью защиты своих интересов. И правильно сокрушаются скептики. Но чрезмерное влияние едва ли ново в демократической политике, оно не было создано глобализацией, вынуждающей правительства вставать на колени. Напротив, политику особых интересов легче проводить в закрытой экономике, чем в открытой. Если правительствам позволить, то все они рады будут предоставить протекцию ради политических выгод.
Печальное это зрелище — наблюдать за тем, как большие компании разрабатывают планы по управлению своим влиянием на национальном уровне и распространяют его на глобальную арену, используя "гражданское общество" и "корпоративную социальную ответственность" в качестве рычагов.
Естественно, на фоне тревожных выступлений протеста мультинациональные компании выражают желание сесть за стол переговоров с правительствами и неправительственными организациями: у них есть множество идей по сбору экстрасубсидий, увеличению карательных налогов и регулированию их менее ответственных конкурентов.
§6. Другой манифест.
Главная интеллектуальная проблема протестующих в том, что их отвращение к капитализму (т. е. к экономической свободе) лишает их лучшего и, может быть, единственного пути для атаки и сдерживания концентрации экономических и политических сил. Протестующим не нужно заключать в объятия свободный капитализм. Им нужно только отказаться от их фальшивых или дико преувеличенных страхов по поводу смешанной экономики, т. е. капитализма в том виде, в каком он существует на Западе, — с вжившимися в него службами социального обеспечения, госслужбами и умеренным перераспределением доходов.
При этой форме капитализма экономический рост не вредит бедным, как предполагают скептики. В самом деле, для развивающихся стран капиталистический рост является важным — только он позволяет надеяться, что когда-нибудь уровень жизни людей повысится.
Рост в смешанной экономике совместим с защитой окружающей среды: богатые страны чище, чем бедные. И если цены составляются, чтобы отражать затраты на охрану окружающей среды (или им позволено отражать скудость природных ресурсов), рост и хорошее руководство идут рука об руку. Наконец, свободная торговля не ставит бедные страны в невыгодное положение: она помогает им.
Если бы некоторые из протестующих могли принять эти принципы капитализма со смешанной экономикой, то в поле зрения появился бы более точный и гораздо более продуктивный манифест протеста. Его основным приоритетом было бы обращение к постыдному факту нищеты третьего мира. С этой целью потребовалось бы, чтобы правительства богатых стран открыли свои рынки для экспорта из всех развивающихся стран, особенно товаров сельского хозяйства и текстильной промышленности (обеспокоенность увольнениями рабочих устранялась бы не подавлением наибеднейших стран, а путем увеличения расходов на подготовку и образование в богатых странах и смягчения любых потерь в доходах). Манифест настаивал бы на том, чтобы западные правительства увеличили расходы на иностранную помощь, при этом обеспечив попадание выгодных денежных переводов не в банки богатых стран (или бюрократам стран бедных), а самим бедным, и особенно — жертвам болезней. Чтобы защитить окружающую среду, такой манифест призвал бы прекратить все субсидии, поддерживающие расточительное использование природных ресурсов, и ввести налоги на загрязнение, включая налог на углерод. Так, чтобы цена энергии отражала риск глобального потепления.
Эта программа по ускорению глобализации и расширению диапазона действия рыночных сил (хотя для начала лучше было бы это выразить по-другому) включала бы в себя также и составляющую хорошего управления. Под таким заголовком в идеале "торговая политика" должна была бы быть отменена полностью: правительства не занимаются бизнесом, ущемляющим свободу народа покупать товары там, где они хотят.
Нужно если не немедленно устранить торговую политику, то хотя бы вывести ее из подполья, чтобы корпорациям стало сложнее диктовать свои условия. Правительства должны подробно отчитываться перед избирателями, но не перед компаниями или промышленными ассоциациями.
Подотчетность означает скорее принятие ответственности, чем отказ от нее. Коррумпированные или некомпетентные правительства в развивающихся странах отказываются от ответственности, когда обвиняют МВФ или Всемирный банк в бедах, вызванных в основном их собственной политикой. Правительства богатых стран, преимущественно американское, также используют Фонд, ВБ и ВТО — институты, которые на практике не могли бы никогда противостоять их желаниям, — чтобы отвести от себя обвинение. Хуже всего то, что правительства повсюду отказываются от ответственности, когда пытаются представить невыполнение обещаний, провал воли или "капитуляцию перед специфическими интересами" как неминуемые последствия глобализации. Это не безобидная увертка, а ложь, подтачивающая саму демократию. Критики экономической интеграции должны были бы стремиться к обличению этой лжи, но вместо этого они приветствуют ее как подтверждение их собственной позиции.
Важно, что международная экономическая интеграция расширяет выбор — включая выбор в социальном обеспечении, — поскольку заставляет ресурсы двигаться дальше. Политика, нацеленная на борьбу с нищетой, защиту рабочих, "вытесненных" технологиями, поддержку образования и системы государственного здравоохранения более реальна с глобализацией, чем без нее (хотя даже глобализация не сможет освободить правительства от необходимости собирать налоги, чтобы оплачивать все это). Когда правительства заявляют, что глобализация связывает им руки, они обманывают избирателей и подрывают поддержку экономической свободы — просто такие заявления облегчают их политическую жизнь. Это можно назвать как угодно, но не хорошим управлением. Каждый раз, когда правительства используют глобализацию с целью ускользнуть от ответственности за то, что делают они сами, по демократии наносится удар, перспективы роста в развивающихся странах отодвигаются и антиглобалисты объявляют о новой маленькой победе. Но как же они ошибаются...
Глава 2. Глобализация: вызовы и альтернативы для России.
Термин “глобализация” прочно вошел в современный лексикон. Однако представления, чем она обернется для человечества, нередко противоположны. Это порождается сложностью самого этого явления, а также тем, что оно по-разному затрагивает жизненные интересы различных государств, социальных слоев и групп.
§1. Особенности глобализации.
Глобализацию часто связывают с новыми экономическими и технологическими процессами. Действительно, возрастает взаимозависимость государств, взаимопроникновение, а подчас – сращивание национальных экономик в интеграционные структуры. Все большее распространение получают новые, прежде всего информационные технологии. Формируются охватывающие планету коммуникационные и транспортные сети, потоки капиталов, усиливаются миграции. Глобализация устраняет барьеры, препятствующие движению капиталов, технологий, интеллектуальных достижений, информации и квалифицированной рабочей силы. Это позволяет лучше концентрировать ресурсы в международных масштабах на перспективных направлениях. Вместе с тем, растущая взаимозависимость усиливает уязвимость мировой системы от локальных и региональных нестабильностей, терроризма, распространения оружия массового поражения, сбоев в работе информационных систем и т.д. Недавние события (терракты 11 сентября 2001 года) с успехом подтверждают это.
Но это – лишь часть сложной картины. Глобализация меняет, подчас принципиально, факторы успешного социального и экономического развития. В частности, на первый план выходят взаимосвязанные друг с другом способность к технологическим и социальным инновациям, умение эффективно действовать в быстро меняющейся транснациональной среде, масштабы информатизации общества, уровень интеллектуальной и политической свободы. Теряет абсолютное значение национальный суверенитет. Вместо сравнительно простой ситуации недавнего прошлого, когда основными действующими лицами международных отношений были национальные государства, формируется новая, намного более сложная мировая система. В ней, наряду с национальными государствами, растущую роль играют международные институты и транснациональные субъекты. Возникает новый мировой порядок, предполагающий, в частности, доминирование международных обязательств, режимов и норм над национальными интересами. И, наконец, “включение в глобализацию” предполагает принятие либеральной системы ценностей, порождающей культурную и правовую среду, способствующую экономическому процветанию. Технический прогресс и экономическое развитие во все большей степени оказываются обусловленными готовностью принять эти ценности и основанные на них “правила игры”. Мы согласны с Клаусом Зегберсом и его мнением о том, что глобализация предполагает сужение (или даже исчезновение) возможности развиваться особым образом, уклоняться от движения торной дорогой, а, следовательно, сокращение возможности для правительства или общества выбирать некий собственный путь.
В XXI веке успех экономического развития и способность преодолевать социальные проблемы во многом зависит от того, насколько общество способно адаптироваться к новым мировым реалиям и использовать их в интересах модернизации. Это ставит перед всеми государствами непростую дилемму. Они либо сумеют “вписаться в глобализацию”, либо обречены на отставание и стагнацию. Ускоряя экономическую и социальную динамику одной группы стран, глобализация углубляет мировые диспропорции. Неслучайно поэтому она негативно воспринимается государствами и социальными группами, недостаточно динамичными или недостаточно конкурентоспособными для того, чтобы овладеть новыми технологиями и усвоить новые ценности.
Таким образом, главный вызов глобализации для России – окажется ли она способной органически подключиться к важнейшим тенденциям мирового развития или нет. В технологическом и экономическом отношениях, Россия, видимо, сохраняет пока шанс преодолеть или, по крайней мере, смягчить, нарастающее отставание от развитых демократий, в наибольшей мере сегодня пользующихся благотворными последствиями глобализации. Несмотря на структурные диспропорции советской экономики и острый кризис переходного периода, Россия сохранила неплохой уровень научно-технологического развития, относительно квалифицированную рабочую силу и, самое главное, интеллектуальный потенциал. Иными словами, предпосылки “включения в глобализацию” есть. Главная проблема — в другом: сумеет ли российская элита преодолеть культурный традиционализм, в полной мере открыть страну, воспринять новые идеи и ценности, отказаться от великодержавных амбиций и подозрительности в отношении развитых демократий. Мы считаем, в этом отношении оснований для оптимистических оценок пока нет.
§2. Отношение российских политиков к глобализации.
Сегодня в российской элите сложились три точки зрения в отношении глобализации. Левая и националистическая часть политиков воспринимает глобализацию однозначно негативно. Утверждается, что глобализация ведет к потере национального суверенитета и превращению России в “колонию” Запада, что она означает утверждение в мире американского господства, что в результате Россия проигрывает экономически и политически. Подобные оценки порождаются не только идеологическими факторами. Они отражают интересы части российского истеблишмента, не способной эффективно действовать в новой мировой экономической среде и не понимающей механизмов и принципов ее функционирования. Среди них те, кто боится, что не сможет конкурировать с зарубежными экономическими субъектами в случае большей открытости российской экономики. Негативное восприятие глобализации свойственно также большей части российских военных и военно-промышленных кругов, для которых отчуждение и изоляция от внешнего мира, конфронтация с ним – не только естественное состояние, но и важное условие существования.
На противоположном полюсе находятся либеральные круги. Они воспринимают участие России в глобализации как единственный шанс преодолеть отсталость, ускорить экономическую, и как следствие, политическую модернизацию. Выражая такую точку зрения, вице-премьер Алексей Кудрин подчеркнул: “Глобализация стала одной из наиболее ярких черт мирового развития на рубеже тысячелетий. Она стала благом для тех, кто в состоянии использовать достижения современных информационных технологий. Для России это означает необходимость участия в процессах глобализации и активного поиска возможностей для вклада в развитие человечества”.
Этот взгляд на глобализацию, как и в первом случае, обусловлен не только взглядами либеральных российских кругов, но и интересами той части российского бизнеса, которая активно работает с новыми, прежде всего информационными технологиями, и, соответственно, все более вовлекается в транснациональные взаимодействия.
Однако подавляющая часть российской элиты, признавая глобализацию как неустранимый и в чем-то полезный для России процесс, испытывает в связи с ней серьезные опасения. С одной стороны, они признают, что экономическое развитие страны немыслимо без ее активного включения в систему мирохозяйственных связей. Но, с другой — типичным является стремление “ограничить” глобализацию и российское участие в ней экономической и технической стороной дела, отвергая неотъемлемо присущую глобализации тенденцию к универсализации либеральных ценностей. Так, президент Владимир Путин подчеркнул в июле 2000 года: “Российские предприниматели и промышленники должны учитывать процессы глобализации мировой экономики, а Россия в целом не должна остаться в стороне от ее создания”. Вместе с тем, он же не менее решительно заявил, что в итоге глобализации “навязываются модели развития, пригодные для одних стран, но не учитывающие конкретные условия и национальную психологию других”.
В высказываниях руководителей российского МИДа явно доминируют негативные оценки глобализации. В частности, министр иностранных дел Игорь Иванов писал о том, что “глобализация привнесла немалые дополнительные сложности и противоречия в международную жизнь. В то время как ее положительный эффект пока ощущает сравнительно небольшой круг развитых стран, негативные последствия этого явления в той или иной степени испытывает на себе все мировое сообщество”.
Подобная позиция обусловлена несколькими обстоятельствами. В российском истэблишменте нет уверенности в том, что Россия сегодня в состоянии эффективно конкурировать на мировой арене не только в экономической, но и в морально-этической, ценностной сферах. Возможно, интуитивное осознание того, что к проблемам глобализации невозможно подходить с концептуальными конструкциями сто — двухсотлетней давности заставляет большую часть российских политиков и интеллектуалов отвергать соответствующие аспекты глобализации. В известной мере, это – следствие интеллектуальной изоляции России на протяжении всего периода коммунистического господства. Крайне трудно в течение нескольких лет усвоить комплекс идей и концепций, вырабатывавшихся на Западе на протяжении многих десятилетий. Гораздо легче обратиться к традиционным для России идеям, тем более что они в известной мере использовались идеологами советского коммунизма. Но суть проблемы, видимо, не в этом. Принятие глобализации как нового культурно-политического феномена противоречит интересам влиятельных групп российской элиты.
§3. Возможные пути России в свете мировой интеграции.
Признание приоритета международных режимов, норм и институтов, согласие с сокращением роли и значения национального суверенитета потребует от российской бюрократии радикальной перестройки практически всей существующей сегодня практики. Это совершенно неприемлемо для той ее части, которая рассматривает государственные механизмы как средство реализации собственных экономических интересов, что широко распространено в России, особенно на региональном уровне. Утверждение либеральных ценностей – а среди них интеллектуальная, политическая и экономическая свобода, права человека, доминирование индивидуальных интересов над государственными — в качестве принципов деятельности российских государственных институтов как внутри страны, так и на международной арене потребует от них смены стратегий и приоритетов, а самое главное – существенного ограничения полномочий власти. Неслучайно российские идеологи и дипломаты стремятся доказать, что ценности является чем-то менее значимым, чем государственные интересы, государственный суверенитет и основанные на них принципы международных отношений. Так, заместитель министра иностранных дел Евгений Гусаров подчеркивал, что ценности – слишком расплывчатая и аморфная категория, а потому не могут использоваться в качестве ориентиров мировой политики.
Эгоистические интересы российской элиты, возможно, – не единственная причина неприятия глобализации как культурно-политического феномена. Россия сегодня находится на стадии формирования национального государства, которую развитые демократии прошли много десятилетий тому назад. Это ставит действительно сложный вопрос, на который пока нет ответа: может ли общество перейти от имперской к “постнациональной” модели государства без длительных промежуточных этапов и глубоких внутренних напряжений.
Нельзя не заметить при этом, что российское общественное мнение не разделяет опасений элиты. Так, согласно опросу, проведенному осенью 2000 года российским исследовательским центром РОМИР, 50,8% респондентов считают, что глобализация в целом открывает позитивные перспективы для страны, и лишь 16,7% – расценивают эти перспективы как в целом негативные.
Каковы бы ни были причины настороженного отношения российской элиты к глобализации, официальная российская позиция, отражающая умонастроения и интересы правящих в стране групп, ставит Москву перед необходимостью выбора одной их следующих стратегий.
Первая – включение страны в систему мирохозяйственных связей при одновременном отторжении ценностной и культурно-политической сторон глобализации. Такая противоречивая стратегия будет тормозить полноценное подключение страны к глобальным экономическим взаимодействиям, потокам капиталов и технологий, хотя и не перекроет его полностью. По мере того, как Россия будет вовлекаться в мировые экономические процессы и развивать новые технологии, она неизбежно будет воспринимать свойственные глобализации ценности. Входя в противоречие с интересами влиятельных групп элиты, это может породить напряженность и конфликты в обществе и его правящих слоях.
Вторая – форсированное “вхождение в глобализацию”, что предполагает сравнительно быстрое усвоение ценностей и политических практик глобализации. Подобное развитие событий представляется крайне маловероятным, даже в случае реализации в России более или последовательной либеральной экономической политики.
Третья, наконец, — отторжение от глобализации, сведение экономических связей с окружающим миром к советской модели, предполагающей поставки сырья в обмен на высокотехнологичное оборудование, продовольствие и кое-какие потребительские товары. Во внешнеполитическом плане эта стратегия, скорее всего, будет сопряжена с попытками возглавить некий “антиглобалистский фронт” на мировой арене. Подобная полуизоляция неизбежно обернется экономическим застоем и, в конечном итоге, тотальным социально-экономическим провалом, последствия которого сегодня с трудом поддаются оценке.
Какая из этих стратегий будет, в конечном итоге, реализована предсказать невозможно. Нельзя исключать, что политика России будет эклектической комбинацией элементов всех стратегий. Но ясно другое. Мировое развитие оставляет России все меньше времени для того, чтобы осознать, что полноценное “включение в глобализацию” не имеет альтернативы.

Заключение.
Итак, глобализация — это процесс перехода от экономик отдельных стран к экономике международного масштаба. Существует много самых разных мнений относительно приносимого ей пользы или вреда. Главный довод в пользу глобализации — либерализм. Аргументы против — увеличение роли капитала в политике и жизни. Взаимозависимость увеличивает уязвимость мировой системы от локальных нестабильностей. Последствия глобализации двояки. Кому-то глобализация может принести огромную пользу, а другим она принесет вред.
Глобализация уже давно перестала быть академической концепцией. Это объективная тенденция. Рассуждать на тему: "Следует ли учитывать ее влияние в современной экономике?", может быть, весьма интересно, однако, с практической точки зрения – столь же конструктивно, как рассуждать на тему: "Следует ли учитывать гравитацию при конструировании летательных аппаратов?". То же самое можно сказать и в отношении дискуссий на тему: "Нужно ли России (любой другой стране) присоединяться к глобализационным процессам?". Мнение щепки, подхваченной бурным потоком, — это достойная тема для классической японской поэзии. По нашему мнению, России жизненно необходимо включаться в мировые глобализационные процессы, чтобы не отстать в своем развитии от западных стран. Собственно, другого выхода нет.
Впрочем, процесс глобализации – не есть нечто новое. Экономическая история человечества – это история поиска форм наиболее эффективного разделения труда. И глобализация, в этом смысле, лишь новая страница длинной летописи.
Список использованной литературы.
Журнал “The Economist” 21.09.01
Журнал «Наука и жизнь» №10, 2001
Журнал «Русский Фокус» №25
Клаус Зегберс. «Сшивая лоскутное одеяло… (Шансы и риск глобализации в России)». PRO et CONTRA, 1999 год.
Обращение Заместителя Председателя Правительства Российской Федерации, министра финансов Российской Федерации А.Л. Кудрина Доклад о развитии человеческого потенциала в Российской Федерации. 2000. UN DP, Москва,2001, c. 5
Выступление Президента Российской Федерации В.В. Путина на пресс-конференции в Международном медиа центре по итогам участия во встрече руководителей стран “Большой восьмерки” 23 июля 2000 года. http://www.president.kremlin.ru/events/51/html
Выступление Президента Российской Федерации В.В. Путина перед депутатами Великого Государственного Хурала Монголии 14 ноября 2000 года, г. Улан-Батор. – http://www.president/kremlin.ru/events/99.php
И.С. Иванов Внешняя политика России и мир. Статьи и выступления. Москва, 2000,
“Россия в Европе XXI века”. Выступление заместителя Министра иностранных дел России Е.П. Гусарова на конференции “Европа в глобальном мире — вызовы 21 века”. Греция, 11 июля 2001 года

Приложение.
Эксперты совета по внешней и оборонной политике об особенностях современной глобализации.
(РИА «Новости», 01.11.01, корреспонденты — Елена Федорова, Мария Афанасьева)
Особенностью современной глобализации является все большее обособление западного мира. К такому выводу пришли эксперты Совета по внешней и оборонной политике, представившие в четверг свой доклад "Россия и процессы глобализации: что делать?" на пресс-конференции в РИА "Новости".
По словам одного из основных авторов доклада, председателя правления Московско-Парижского банка Владислава Иноземцева, если в начале ХХ века доля экспорта в ВНП Великобритании превышала 30%, то в сегодняшних США около 9%. Более 70% мировых иностранных инвестиций приходится на капиталовложения США, ЕС и Японии друг в друга. Уровень доходов в развитых и развивающихся странах различается сегодня в 60-70 раз, в середине 60-х годов — в 17-24 раза.
Авторы доклада пришли к выводу, что западный мир, получая доступ к новым источникам сырья и материалов, сокращая свою зависимость от внешних рынков, становится все более самодостаточным. При этом, доля интеллектуальной составляющей в мировом валовом продукте постоянно растет, а доля ресурсной составляющей сокращается.
Как отметил выступивший на пресс-конференции другой участник авторского коллектива, президент фонда "Политика" Вячеслав Никонов, глобализация стимулирует все большее расслоение государств по признаку их развитости и возможных перспектив. По его словам, образуются три группы стран: страны первого мира, уходящие в отрыв от всех остальных; новые индустриальные страны и так называемые "падающие" государства (Африка, Центральная Азия).
Как считает председатель президиума Совета по внешней и оборонной политике Сергей Караганов, чтобы не скатиться в группу отстающих стран, России необходимо выработать стратегию приспособления к глобализации. В качестве основных элементов такой стратегии он назвал резкое увеличение вложений в образование, массированное привлечение инвестиций в экономику, сближение с Европейским Союзом.
Вариантами такого сближения, по мнению Караганова, могут быть либо вступление России в НАТО, либо заключение со странами Запада нового договора о безопасности.

1 The Economist 21.09.01
2 The Economist 21.09.01