4. Модальности исторической традиции - Процессуальная природа общества
.4. Модальности исторической традиции - Процессуальная природа общества
Человеческие общества постоянно изменяются на всех уровнях своей внутренней структуры: на макроуровне (экономика, политика и культура), на мезоуровне (общности, группы, организации) и на микроуровне (индивидуальные действия и взаимодействия). Общество — это отнюдь не целостная сущность, а многоуровневое, внутренне связанное направление процессов. По словам Эдварда Шилза, «общество — трансвременной феномен. Оно не образуется бытием в данный момент. Оно существует только через время. Оно слагается посредством времени» (355; 327)
Если это так, то общество пребывает в постоянном движении от прошлого к будущему. Его настоящее — просто фаза между тем, что произошло, и тем, что произойдет. В настоящем имеют место отголоски, следы прошлого и потенциальные ростки будущего. Природа общества такова, что его предшествующие стадии причинно связаны с текущей, нынешней фазой, а она, в свою очередь, формирует почву для следующей.
В этой главе мы рассмотрим обратную связь, т.е. связь между действительным состоянием общества и его предыдущей историей. «Связь, которая соединяет общество с его прошлым, не может исчезнуть полностью: она наследуется благодаря самой природе общества» (355; 328). Связь настоящего с прошлым составляет основу традиции.
Проблема традиции не возникла бы, если бы различные социальные процессы были дискретными, прерывистыми, т. е. если бы одни процессы полностью завершались, прежде чем начнутся новые. Но это не так. Вновь процитируем Шилза: «Общество представляет собой непрерывное существование» (355; 168). Прошлое не исчезает или, по крайней мере, не исчезает полностью. Его фрагменты остаются, обеспечивая продолжение процесса. Это происходит благодаря двум взаимодополняющим причинным механизмам: материальному, или физическому, и идеальному, или психологическому.
Действие материального механизма проявляется в сохранении объектов, артефактов, вещей, созданных предыдущими поколениями и не исчезающих бесследно, не рассыпающихся с течением времени. Дома и мосты, дороги и гавани, церкви и памятники, инструменты и машины, дым в воздухе и грязь в реке, — все это составляет то передаваемое от поколения к поколению окружение, в котором мы живем, даже если мы не производим сами. То, что дошло до нас, естественно, не слепок, не отпечаток прошлого, а, скорее, вещественное напоминание о нем и составляет предмет изучения археологии.
Идеальный механизм действует через человеческую память и способность к коммуникации. Прошлое сохраняется потому, что люди помнят его фрагменты. В первую очередь это касается собственных, более ранних переживаний. Однако представления о прошлом складываются не только из воспоминаний о тех событиях, которые человек наблюдал лично, но и из сведений, почерпнутых у современников. Сформированная таким образом коллективная память сохраняется в архивах, библиотеках, музеях. Кроме того, память обращается к историческим записям всех видов, в которых уже зарегистрированы свидетельства предыдущих поколений. Коллективная память проникает вглубь прошлого, далеко выходя за пределы личных воспоминаний каждого отдельного индивида. В связи с этим становится очевидной важность письма — одного из фундаментальных открытий человечества. «Развитие письма значительно расширяет возможность охвата событий, отдаленных как пространством, так и временем» (147; 204). По сравнению с письменной, устная передача традиции несравненно более ограниченна, поскольку зависит от гораздо меньшего круга людей, которые могут непосредственно общаться в данный момент времени, и замкнута в гораздо более узкие исторические рамки. Историческое сознание, равно как изучение истории, стало возможным лишь с изобретением письма. По утверждению Гидденса, «оно лежит в основе возникновения линейного сознания времени, которое позднее становится на Западе базисом историчности как черты социальной жизни» (147; 201).
Через идеальный, психологический механизм люди наследуют прошлые верования, знания, символы, а также нормы, ценности и правила, которые сохраняются, интерпретируются, используются и передаются такими институтами, как семья, церковь, школа, университеты, средства информации, армия, фирмы, политические партии. Конечно, память небезупречна, как Небезупречны и записи. То, что дошло до нас, подверглось основательной селекции со стороны поколений мемуаристов и интерпретаторов, вспоминавших и по-своему истолковывавших те или иные события, факты, явления, причем нередко селекция проводилась с предубеждением, идеализирующим и извращающим действительное положение дел.
Оба механизма — материальный и идеальный — дополняют друг друга. Окружающие нас материальные артефакты поддерживают нашу память, образуют тот вещественный мир, по которому мы можем составить свое представление о прошлых временах. Одни объекты возвращают в прошлое опосредованно, ненамеренно, скрытно (например, грязные кварталы, перенаселенные районы городов, загубленная природа напоминают о периоде усиленной индустриализации; заросшие дороги где-нибудь в глуши Америки — о бушевавшей здесь когда-то гражданской войне; пирамиды майя на Юкатане — о жестоких ранних цивилизациях); предназначение других — демонстрация славы и красоты прошедших веков. Античные монументы, соборы в стиле барокко, средневековые города, многие экспонаты музеев — все это питает наше воображение, помогает воссоздать жизнь наших далеких предков. Наконец, некоторые объекты напоминают и предостерегают о преступлениях прошлого, например, музей в Ауглвице или лес в Катыни, где советские секретные службы уничтожили тысячи польских офицеров.
Нередко для того чтобы постичь суть какого-нибудь объекта, нужно хотя бы немного разбираться в тех символах, нормах, ценностях и правилах, которые придают ему смысл. Если мы ничего не слышали о Колизее, то воспримем его просто как развалины; если до нас дошел какой-нибудь старинный, незнакомый инструмент или станок, то без соответствующей инструкции мы не сможем понять, как им пользоваться; если мы не знаем, кого изображает памятник, то для нас это — всего лишь кусок мрамора; а если мы не знаем, что такое законы, то парламент для нас — только каменное здание, и не больше.
Как бы ни искажалось прошлое, оно. благодаря действию материальных и идеальных механизмов, входит в настоящее. Можно сказать, что оно существует в настоящем в двух ипостасях: объективно, когда объекты прошлого сохраняются материально, и субъективно, когда в сознании членов общества присутствуют идеи прошлого, которые становятся частью современной культуры. И в том, и в другом случаях прошлое влияет на настоящее, служит важным соопределяющим элементом состояния общества.
Но есть и третий путь, когда на настоящее влияет не реальное прошлое, а то, как человек представляет его себе, или, попросту говоря, фантазирует. Это может происходить неумышленно — в результате ошибки, преувеличения, желания сострить и т.д., но может делаться и преднамеренно, обдуманно, с претензией на истинность. Таковы, например, «изобретенные традиции» (192). Причины, по которым они конструируются, различны. Иногда есть нужда в том, чтобы подтвердить справедливость или обеспечить легитимность политических действий; иногда необходимо заручиться поддержкой и мобилизовать участие людей в современных программах, упрочить положение лидера или поднять дух нации. Эрик Хобсбаум классифицирует «изобретенные традиции» по трем группам: первые символизируют и выражают социальную близость, идентификацию сообществ и наций; вторые леги-тимизируют статус, институты, авторитеты; третьи социализируют определенные ценности, нормы, правила поведения (192; 9).
Искаженные и даже абсолютно неверные образы прошлого нередко играют важную роль в жизни общества. В этом случае, как и во многих других, справедлива знаменитая «теорема Томаса»: «Если люди определяют ситуации как реальные, то и последствия их реальны» (287; 475). Вот почему люди всегда принимают в расчет свои убеждения и действуют соответственно им, а в итоге из их действий и слагается общество.
Подобные социальные и психологические механизмы объясняют замечательный факт непрерывности, или, точнее, изменения в непрерывности и непрерывности в изменении. С одной стороны, социальное изменение никогда не бывает полным или абсолютным. Большая часть из того, «что люди делают и думают, на что надеются, уже многократно совершалась и продумывалась задолго до рождения всех ныне живущих» (355; 34). Даже революционные изменения, которые по определению являются наиболее всеохватывающими и радикальными, затрагивают далеко не все аспекты общества. С другой стороны, непрерывность тоже никогда не бывает абсолютной, наследие прошлого преобразуется, модифицируется или обогащается, и каждый последующий момент в жизни общества не такой, как предыдущий.