Классическое видение глобализации
.Классическое видение глобализации
Три теоретических подхода к глобализации могут считаться классическими: теория империализма, теория зависимости и теория мировой системы. Они имеют общую исходную посылку и несут схожую идеологическую нагрузку. Каждая из них касается в основном экономической сферы и нацелена на то, чтобы вскрыть механизмы эксплуатации и несправедливости. Таким образом, у них явно марксистские корни и левая ориентация.
Зачатки теории империализма обнаруживаются уже у Дж.А. Гобсона (193), впоследствии она получила развитие в трудах Владимира Ленина (233) и Николая Бухарина (63). Они определили империализм как последнюю стадию развития капитализма, когда перепроизводство и падение нормы прибыли вынуждают его прибегать к защитным мерам.'Империалистическая экспансия (завоевание, колонизация, экономический контроль над другими странами) составляет суть стратегии капитализма, необходимой ему для спасения от неизбежного краха. Экспансия преследует три основные экономические цели: получение дешевой рабочей силы, приобретение дешевого сырья и открытие новых рынков сбыта товаров. В результате господства империализма мир становится асимметричным: на него экстраполируется ситуация внутри государства с его классовой борьбой, эксплуатацией меньшинством большинства. В мировом масштабе это выражается в том, что несколько капиталистических метрополий эксплуатируют подавляющее большинство менее развитых или слаборазвитых обществ. И как результат — несправедливый односторонний поток ресурсов и прибылей, увеличение разрыва между богатыми и бедными странами (богатые становятся богаче, бедные — беднее). Только всемирная революция эксплуатируемых может разорвать этот порочный круг (233).
В середине XX в. схожая идея была взята на вооружение теоретиками, исследовавшими отношения между странами так называемого первого и третьего мира в постколониальный период, когда прямому политическому правлению извне пришел конец, но осталась экономическая зависимость. «Теория зависимости» была разработана в Латинской Америке и отразила в основном ситуацию в этом регионе. Ее исходная посылка заключается в том, что причина отсталости латиноамериканских стран коренится не только во внутренних факторах; большую роль сыграло здесь и внешнее воздействие. Стоявший у истоков данной теории Поль Пребишч отмечал четкое разграничение мировой экономики на доминирующий «центр», куда входят высокоразвитые индустриальные державы, и «периферию», которую составляют главным образом аграрные страны (335). Данное положение легло в основу двух версий теории зависимости: пессимистической и несколько более обнадеживающей. Анри Гюндер Франк (165) выдвинул пессимистическое объяснение постоянного и непреодолимого отставания Латинской Америки. По его мнению, этому способствует, во-первых, то обстоятельство, что между капиталистическими метрополиями (в частности, США и подчиняющимися им мультинациональными корпорациями) и зависимыми «сателлитами» установились неравноправные взаимоотношения. В производстве затрачиваются местные ресурсы, а большая доля прибавочного продукта присваивается иностранным капиталом, т.е. этот продукт идет из стран-сателлитов в метрополии. Во-вторых, элита зависимой страны (крупные предприниматели, менеджеры, высококлассные специалисты, политики), побуждаемая личным интересом, вывозит свои деньги и ищет возможности их вложения за пределами собственного государства. Иначе говоря, местная элита переходит на службу иностранному капиталу и неукоснительно выполняет все его требования. Даже если представители местной элиты не уезжают из страны, то в своих надеждах, привязанностях и предпочтениях они все равно уже далеко от нее. По сути дела это послушные, а иногда и тупые стражи зависимого статуса своей родины.
В результате возникает «цепь зависимости». Встроенная в механизм внешней эксплуатации и получающая некоторую долю прибыли, местная элита не желает добиваться экономического суверенитета. Единственная социальная сила, потенциально способная порвать эту «цепь зависимости», — низшие классы, которые не участвуют в прибылях, но несут бремя эксплуатации. Однако, по сравнению с объединенной мощью метрополий и их преданных слуг, возможности этого класса обычно крайне невелики. Шансов на то, чтобы изменить ситуацию, у них практически нет, за исключением отчаянных народных восстаний «снизу».
Несколько более оптимистическую картину рисуют в теории «зависимого развития» Фернандо Кардозо и Е. Фалетто (73). Главная проблема, считают они, заключается в отсутствии собственных самостоятельных технологий и развитого производства основных товаров. «Зависимый капитализм уродлив... Накопление, экспансия и самореализация местного капитала требуют поддержки извне. Чтобы выжить, он должен включиться в систему международного капитализма» (12; 163).
Но проглядывает и луч надежды: условия зависимости непреднамеренно порождают некоторые побочные результаты («эффект бумеранга»), которые медленно подрывают жизнеспособность капитализма. Приток иностранных инвестиций обеспечивает появление в море отсталости и традиционализма островков высокотехнологичных, современных предприятий, на которых обучается квалифицированный рабочий класс, формируется и накапливает опыт местная элита менеджеров, открываются возможности для создания кооперативных субсидируемых предприятий, возникает стимул следовать по пути, приводящему к экономическому успеху. Получают распространение мотивации, побуждающие к предпринимательству, постепенно складывается местный средний класс, начинается накопление местного капитала. На определенной стадии эти скопившиеся количественные изменения могут привести к качественному скачку, экономическому «прорыву» и тем самым уменьшить зависимость.
Глобальные экономические взаимосвязи оказываются средством освобождения от зависимости, а не инструментом для ее сохранения. «Новые индустриальные страны» (например, Бразилия или Мексика), так называемые азиатские тигры (Тайвань, Южная Корея, Сингапур, Гонконг), страны бывшего коммунистического блока демонстрируют развитие событий именно по такому сценарию.
Наибольшее распространение среди теорий мировой экономической зависимости получила теория «мировой системы» Иммануэля Уоллерстайна (436; 438). Автор различает три основные стадии в истории. Первая является стадией «минисистем» — относительно небольших, экономически самодостаточных единиц с четким внутренним разделением труда и единой культурой. Они доминируют в эпоху охоты и собирательства и продолжают существовать до эпохи аграрных обществ.
Затем наступает черед «мировых империй», которые объединяют в себе множество ранних «минисистем». В основе этих образований лежит экономика, ориентированная на сельское хозяйство, причем ее координация обеспечивается посредством сильного военного и политического правления, безжалостной административной системы, системы налогообложения и воинской повинности. Кроме того, для данной стадии характерны постоянные войны, захваты чужих территорий и включение их в огромные империи (например, древний Китай, Египет, Рим). Жизнеспособность таких империй подрывается ростом бюрократического аппарата и сложностью выполнения административных функций на больших территориях.
Эпоха «мировой экономики», или «мировых систем», возникает где-то в начале XVI в. Государство как регулирующая и координирующая сила уступает место рынку. Единственной функцией государства остается сохранение структуры экономической активности и свободного предпринимательства, а также благоприятных условий для торговли.
Капиталистическая система обнаруживает колоссальный потенциал к расширению. Внутренняя динамика и способность обеспечивать изобилие товаров делают ее крайне привлекательной для широких слоев населения. К тому же капитал подчиняет себе политическую власть и военные силы, что укрепляет его позиции. На этой стадии наблюдается ускоренное распространение новейших технологий по всему миру, что ведет к иерархизации мирового сообщества. В нем выделяются три уровня государств: центральные, периферийные и — промежуточный тип — полупериферийные государства (что примерно совпадает с другим, более популярным делением на первый и третий миры и «второй мир» где-то между ними).
Зарождаясь в центральных, ведущих государствах Западной Европы, капитализм достигает полупериферии и периферии. Периферийные, бедные государства «были впряжены в колесницу мировой системы основными государствами, но остались в роли пристяжных» (76; 9). «Внешняя арена» государств, не попадающих в орбиту «мировой капиталистической системы», сокращается. Переход к капиталистической рыночной экономике после крушения административно-командной системы бывших коммунистических стран ликвидирует большой сегмент некапиталистического развития. Так в XX в. весь мир постепенно встраивается в единую экономическую систему. Но процесс этот не простой, и асимметричность экономической системы сохраняется. Концепция Иммануэля Уоллерстайна наиболее радикально утверждает идеи экономической глобализации.
Уоллерстайн, несомненно, внес весомый вклад в теорию изменений. «Исследователи мировой системы значительно обогатили наше представление о мире, рассматривая его как системный феномен. Многое из того, что традиционно анализировалось социологами в социальных и, шире, в цивилизационных терминах, может и должно восприниматься с точки зрения глобально-системного подхода» (341; 400). Основными недостатками теории являются сильный экономический уклон и механическая экстраполяция идеи классового неравенства на международные отношения — и то, и другое явно указывает на марксистские корни. Чтобы глобальное сообщество раскрылось во всей полноте, необходимо учитывать процессы глобализации в другой важной сфере — культуре.