Классическое видение глобализации

Классическое видение глобализации

Три теоретических подхода к глобализации могут считаться классическими: теория империализма, теория зависимости и тео­рия мировой системы. Они имеют общую исходную посылку и несут схожую идеологическую нагрузку. Каждая из них касается в основном экономической сферы и нацелена на то, чтобы вскрыть механизмы эксплуатации и несправедливости. Таким образом, у них явно марксистские корни и левая ориентация.

Зачатки теории империализма обнаруживаются уже у Дж.А. Гобсона (193), впоследствии она получила развитие в трудах Влади­мира Ленина (233) и Николая Бухарина (63). Они определили империализм как последнюю стадию развития капитализма, когда перепроизводство и падение нормы прибыли вынуждают его прибегать к защитным мерам.'Империалистическая экспансия (завоевание, колонизация, экономический контроль над другими странами) составляет суть стратегии капитализма, необходимой ему для спасения от неизбежного краха. Экспансия преследует три основные экономические цели: получение дешевой рабочей силы, приобретение дешевого сырья и открытие новых рынков сбыта товаров. В результате господства империализма мир стано­вится асимметричным: на него экстраполируется ситуация внут­ри государства с его классовой борьбой, эксплуатацией меньшин­ством большинства. В мировом масштабе это выражается в том, что несколько капиталистических метрополий эксплуатируют подавляющее большинство менее развитых или слаборазвитых обществ. И как результат — несправедливый односторонний по­ток ресурсов и прибылей, увеличение разрыва между богатыми и бедными странами (богатые становятся богаче, бедные — бед­нее). Только всемирная революция эксплуатируемых может разо­рвать этот порочный круг (233).

В середине XX в. схожая идея была взята на вооружение тео­ретиками, исследовавшими отношения между странами так на­зываемого первого и третьего мира в постколониальный период, когда прямому политическому правлению извне пришел конец, но осталась экономическая зависимость. «Теория зависимости» была разработана в Латинской Америке и отразила в основном ситуацию в этом регионе. Ее исходная посылка заключается в том, что причина отсталости латиноамериканских стран коре­нится не только во внутренних факторах; большую роль сыграло здесь и внешнее воздействие. Стоявший у истоков данной тео­рии Поль Пребишч отмечал четкое разграничение мировой эко­номики на доминирующий «центр», куда входят высокоразвитые индустриальные державы, и «периферию», которую составляют главным образом аграрные страны (335). Данное положение лег­ло в основу двух версий теории зависимости: пессимистической и несколько более обнадеживающей. Анри Гюндер Франк (165) выдвинул пессимистическое объяснение постоянного и непре­одолимого отставания Латинской Америки. По его мнению, этому способствует, во-первых, то обстоятельство, что между капи­талистическими метрополиями (в частности, США и подчиняю­щимися им мультинациональными корпорациями) и зависимы­ми «сателлитами» установились неравноправные взаимоотноше­ния. В производстве затрачиваются местные ресурсы, а большая доля прибавочного продукта присваивается иностранным капи­талом, т.е. этот продукт идет из стран-сателлитов в метрополии. Во-вторых, элита зависимой страны (крупные предпринимате­ли, менеджеры, высококлассные специалисты, политики), побуж­даемая личным интересом, вывозит свои деньги и ищет возмож­ности их вложения за пределами собственного государства. Ина­че говоря, местная элита переходит на службу иностранному ка­питалу и неукоснительно выполняет все его требования. Даже если представители местной элиты не уезжают из страны, то в своих надеждах, привязанностях и предпочтениях они все равно уже далеко от нее. По сути дела это послушные, а иногда и тупые стражи зависимого статуса своей родины.

В результате возникает «цепь зависимости». Встроенная в ме­ханизм внешней эксплуатации и получающая некоторую долю прибыли, местная элита не желает добиваться экономического суверенитета. Единственная социальная сила, потенциально спо­собная порвать эту «цепь зависимости», — низшие классы, кото­рые не участвуют в прибылях, но несут бремя эксплуатации. Од­нако, по сравнению с объединенной мощью метрополий и их преданных слуг, возможности этого класса обычно крайне неве­лики. Шансов на то, чтобы изменить ситуацию, у них практичес­ки нет, за исключением отчаянных народных восстаний «снизу».

Несколько более оптимистическую картину рисуют в теории «зависимого развития» Фернандо Кардозо и Е. Фалетто (73). Глав­ная проблема, считают они, заключается в отсутствии собствен­ных самостоятельных технологий и развитого производства ос­новных товаров. «Зависимый капитализм уродлив... Накопление, экспансия и самореализация местного капитала требуют поддерж­ки извне. Чтобы выжить, он должен включиться в систему международного капитализма» (12; 163).

Но проглядывает и луч надежды: условия зависимости непред­намеренно порождают некоторые побочные результаты («эффект бумеранга»), которые медленно подрывают жизнеспособность капитализма. Приток иностранных инвестиций обеспечивает по­явление в море отсталости и традиционализма островков высо­котехнологичных, современных предприятий, на которых обуча­ется квалифицированный рабочий класс, формируется и накап­ливает опыт местная элита менеджеров, открываются возможности для создания кооперативных субсидируемых предприятий, возникает стимул следовать по пути, приводящему к экономи­ческому успеху. Получают распространение мотивации, побуж­дающие к предпринимательству, постепенно складывается мест­ный средний класс, начинается накопление местного капитала. На определенной стадии эти скопившиеся количественные из­менения могут привести к качественному скачку, экономичес­кому «прорыву» и тем самым уменьшить зависимость.

Глобальные экономические взаимосвязи оказываются средст­вом освобождения от зависимости, а не инструментом для ее со­хранения. «Новые индустриальные страны» (например, Бразилия или Мексика), так называемые азиатские тигры (Тайвань, Юж­ная Корея, Сингапур, Гонконг), страны бывшего коммунисти­ческого блока демонстрируют развитие событий именно по тако­му сценарию.

Наибольшее распространение среди теорий мировой эконо­мической зависимости получила теория «мировой системы» Им­мануэля Уоллерстайна (436; 438). Автор различает три основные стадии в истории. Первая является стадией «минисистем» — от­носительно небольших, экономически самодостаточных единиц с четким внутренним разделением труда и единой культурой. Они доминируют в эпоху охоты и собирательства и продолжают суще­ствовать до эпохи аграрных обществ.

Затем наступает черед «мировых империй», которые объеди­няют в себе множество ранних «минисистем». В основе этих об­разований лежит экономика, ориентированная на сельское хо­зяйство, причем ее координация обеспечивается посредством сильного военного и политического правления, безжалостной административной системы, системы налогообложения и воин­ской повинности. Кроме того, для данной стадии характерны постоянные войны, захваты чужих территорий и включение их в огромные империи (например, древний Китай, Египет, Рим). Жизнеспособность таких империй подрывается ростом бюрокра­тического аппарата и сложностью выполнения административ­ных функций на больших территориях.

Эпоха «мировой экономики», или «мировых систем», возни­кает где-то в начале XVI в. Государство как регулирующая и ко­ординирующая сила уступает место рынку. Единственной функ­цией государства остается сохранение структуры экономической активности и свободного предпринимательства, а также благо­приятных условий для торговли.

Капиталистическая система обнаруживает колоссальный по­тенциал к расширению. Внутренняя динамика и способность обеспечивать изобилие товаров делают ее крайне привлекательной для широких слоев населения. К тому же капитал подчиняет себе политическую власть и военные силы, что укрепляет его пози­ции. На этой стадии наблюдается ускоренное распространение новейших технологий по всему миру, что ведет к иерархизации мирового сообщества. В нем выделяются три уровня государств: центральные, периферийные и — промежуточный тип — полупе­риферийные государства (что примерно совпадает с другим, бо­лее популярным делением на первый и третий миры и «второй мир» где-то между ними).

Зарождаясь в центральных, ведущих государствах Западной Европы, капитализм достигает полупериферии и периферии. Пе­риферийные, бедные государства «были впряжены в колесницу мировой системы основными государствами, но остались в роли пристяжных» (76; 9). «Внешняя арена» государств, не попадаю­щих в орбиту «мировой капиталистической системы», сокраща­ется. Переход к капиталистической рыночной экономике после крушения административно-командной системы бывших комму­нистических стран ликвидирует большой сегмент некапиталис­тического развития. Так в XX в. весь мир постепенно встраивает­ся в единую экономическую систему. Но процесс этот не про­стой, и асимметричность экономической системы сохраняется. Концепция Иммануэля Уоллерстайна наиболее радикально ут­верждает идеи экономической глобализации.

Уоллерстайн, несомненно, внес весомый вклад в теорию из­менений. «Исследователи мировой системы значительно обога­тили наше представление о мире, рассматривая его как систем­ный феномен. Многое из того, что традиционно анализирова­лось социологами в социальных и, шире, в цивилизационных тер­минах, может и должно восприниматься с точки зрения глобаль­но-системного подхода» (341; 400). Основными недостатками тео­рии являются сильный экономический уклон и механическая экстраполяция идеи классового неравенства на международные отношения — и то, и другое явно указывает на марксистские корни. Чтобы глобальное сообщество раскрылось во всей полно­те, необходимо учитывать процессы глобализации в другой важ­ной сфере — культуре.