Современное состояние: глобализация культуры

Современное состояние: глобализация культуры

Социальные антропологи Б. Малиновский (1884—1942) и А.Р. Рэдклифф Браун (1881 — 1955) в ходе своих полевых исследований наблюдали феномены культурного контакта, культурного

I столкновения и культурного конфликта. Эти явления особенно характерны в ситуации, когда западная цивилизация проникает в местные культуры колониально зависимых стран. Как заметил Даниэль Чиро, в начале XX в. на свете «осталось очень немного «традиционных» обществ. Практически все жители планеты за исключением обитателей самых глухих уголков на Амазонке и в Африке испытали на себе влияние высоко модернизированного «западного мира» (76; 7). Местные нормы и ценности, обычаи и мораль, религиозные верования, модели семейной жизни, спосо­бы производства и потребления, похоже, исчезают под натиском современных западных институтов.

Данное обстоятельство вызвало две противоположные реакции. Одни антропологи стали говорить о «культурном империа­лизме», который ведет к катастрофическим последствиям: унич­тожению самобытности, утрате культурной автономии зависимыми обществами, культурному обеднению в целом. Другие начали проповедовать «этноцентризм», превознося цивилизационную миссию Запада; они приветствовали борьбу с варварством, язы­чеством, дикарскими обычаями, разрушение примитивных ин­ститутов.

В настоящее время те же реакции вызывает растущая вестернизация (или даже американизация). В общественных и научных кругах нередко сетуют на то, что из-за «культурной синхрониза­ции», не имеющей исторических аналогов, «впечатляющее раз­нообразие мировых культурных систем уменьшается» (177; 3), а также на то, что коммерциализация культуры, насаждение масс-культуры приводят к «бескультурью», «новому варварству». Правда, существует и противоположная точка зрения, согласно которой достичь уровня наиболее продвинутых, передовых государств мира можно, лишь следуя западной модели развития. Последняя рас­сматривается как предпосылка социальной эмансипации, или по крайней мере как символ цивилизации. Такого мнения всегда придерживались представители образованной политической и экономической элиты в колониальных странах, а сейчас она весьма популярна и в посткоммунистических странах (Восточной и Цент­ральной Европы. — Ред.), где прозападная культурная ориента­ция, порой принимающая форму «фетишизации» Запада, вызва­на прежде всего стремлением «присоединиться к Европе» и «из­бежать Азии» (т. е. отсталости, автократии, советского имперско­го господства).

Нынешние глобальные масштабы унификации культуры оп­ределяются главным образом средствами массовой коммуника

ции, особенно телевидением. «Империалистические средства мас­совой информации» превращают нашу планету в «большую де­ревню», обитатели которой потребляют один и тот же культур­ный продукт. Кроме того, беспрецедентный размах путешествий и туризма в развитых странах также способствует распростране­нию по всему свету образцов западной культуры.

Эти важные процессы наводят на теоретические размышле­ния. Одним из них является теория «глобальной ойкумены», пред­ложенная Ульфом Ганнерсом (178; 179; 180). Под «ойкуменой» он понимает регион постоянного культурного взаимодействия, обмена и перевода феноменов одной культуры на язык другой. Постепенное расширение ойкумены достигает в наше время дей­ствительно глобальных масштабов. Традиционные культуры возникают в обществах, существующих в определенных грани­цах; они привязаны к этому пространству и воспроизводят себя при непосредственных контактах и в одном временном проме­жутке. В противоположность им современные культуры пересе­кают любые конкретные временные и пространственные рамки и благодаря современным технологиям в области коммуникации и транспорта «разрывают пространство и время».

Культурные потоки в пределах глобальной ойкумены не сим­метричны и не двусторонни. Большинство из них однонаправлены, с четким разделением центра, где формируются культурные послания, и периферии, где они воспринимаются. Культурные перемещения от периферии к центру ограничены. В качестве ред­ких примеров из недавнего прошлого можно назвать музыку рег­ги, латиноамериканские ритмы и африканский рок.

Ганнерс считает, что подобная асимметричная структура типа центр-периферия — не единая система, покрывающая все изме­рения культуры и географические регионы. Это множественный конгломерат с различными специализированными и региональ­ными центрами, которые изменяются и сдвигаются во времени (408). Сейчас к таким специализированным центрам относят США (в области науки, новейших технологий и массовой культуры), Францию (в области сверхмодной одежды и производства дели­катесов), Японию (в сфере корпоративной культуры); к регио­нальным центрам — Мексику в Латинской Америке, Египет в арабском мире, Ватикан — в католическом, священные города Кум и Мекка — в исламском.

Говоря о будущем, Ганнерс предлагает четыре возможных сценария культурной унификации. Первый — сценарий «глобаль­ной гомогенизации», в котором предполагается полное домини­рование западной культуры, при том, что весь остальной мир становится более или менее удачным слепком западного образа жизни, западных моделей потребления, ценностей и норм, идей и верований. Одни и те же товары в магазинах, одни и те поста­новки в театрах и фильмы в кино, бестселлеры в книжных мага­зинах и новости в газетах, мыльные оперы по телевизору и хиты на дисках — вот, может быть, несколько преувеличенная картина того, что уже имеет место во многих странах мира. Любая мест­ная специфика исчезает под захлестывающим давлением унифи­цирующего цивилизационного влияния Запада.

Есть специфическая версия данного процесса, которая назы­вается «сценарий сутурации — насыщения». В ней утверждается, что периферия медленно впитывает в себя культурные образцы центра, насыщается ими и на протяжении длительного отрезка времени, через несколько поколений, местные культурные фор­мы постепенно исчезают, т.е. в истории происходит становление культурной однородности.

Третий сценарий, названный «периферийной коррупцией», означает упадок и разложение западной культуры в процессе адап­тации. Столкновение с периферией искажает и разлагает ее выс­шие ценности. При этом действуют два механизма. Первый от­фильтровывает «высокоинтеллектуальные» достижения, оставляя место лишь для культурного продукта самого низкого уровня — для порнографии, а не литературной критики; для шпионских триллеров, а не произведений лауреатов Нобелевской премии; для «Династии», а не Шекспира; для рэпа, а не Бетховена. По­добное может происходить по двум причинам: из-за низкого куль­турного уровня принимающей стороны; из-за реализации тен­денции «культурной свалки», т. е. продажи избытка продукции низкого качества на периферийные рынки. Второй механизм ис­кажает западные ценности, приспосабливая их к привычному об­разу жизни потребителей. Например, в традиционно автократи­ческой стране демократические ценности легко перерождаются в деспотизм; равенство — в семейственность, кумовство; свобода слова — в безобразные публичные дрязги; свобода собраний — в фракционизм, в постоянную борьбу бесчисленных группировок и клик.

Четвертый сценарий, который явно по душе самому Ганнерсу, — это «сценарий созревания». Он предполагает не просто сле­пое восприятие, а равный диалог и обмен, когда проникающая культура метрополии обогащается некоторыми ценностями пе­риферии, когда дается собственная интерпретация привнесенным идеям и т. д. В результате образуется единый сплав внутренних и внешних элементов. В подобных процессах глобальная культура играет роль стимулятора, способствующего обогащению местных культурных ценностей. В то же время она приобретает специфи­ческие черты сообразно местным условиям. Различие культур остается, но их развитие оживляется под влиянием центра. Пред­ставители периферийной культуры выступают в качестве посред­ников: они отбирают импортируемую продукцию в соответствии со своими культурными вкусами и потребностями. Что касается обычных людей, в чью повседневную жизнь вплетены глубинные структуры локального культурного наследия, то они, наделяя транснациональный культурный поток своими собственными смыслами, существенно модифицируют его. Это может происхо­дить путем разложения привносимых культурных тем на содер­жание и форму. Отделение формы, стиля, техники или, образно говоря, «культурного языка», от конкретного содержания, смыс­ла, сюжета, предыстории позволяет заполнить привнесенную гло­бальную форму местным содержанием. Местные культурные цен­ности могут расширяться и обогащаться на этой новой основе.

В итоге образуется то, что Ганнерс называл «креолизацией» (гибридизацией) культуры. Во всем мире все культуры представ­ляют собой сложный синтез, они уже не однородны, как когда-то, поскольку между центром и периферией существуют истори­чески накапливающиеся взаимосвязи. По словам автора, проис­ходит не слияние культур в единое глобальное целое, а «диалог между ними».

Мощную поддержку сценарию «созревания» и «гибридизации» оказал Шмуэль Айзенштадт. Подытоживая свои исследования древних и современных цивилизаций, он нарисовал картину, сход­ную с той, которую описывал Ганнерс.

Расширение цивилизаций создает для включенных в них об­ществ предпосылки в виде культурных символов и институтов, открывает новые возможности развития и выбора. Различия, ко­торые, при множестве общих характеристик, имеются между со­временными обществами, кристаллизуются путем отбора (а сле­довательно, и трансформации) этого большого количества куль­турных символов, смыслов и институтов как западной, так и соб­ственной цивилизации (110; 423).

Ответная реакция периферийных обществ на экспансию цент­ральной цивилизации зависит от сочетания нескольких факто­ров: 1) от «пункта входа» данного общества в глобальную систе­му, по которому можно определить, какие аспекты предыдущей культуры отвергаются и какие новые возможности предоставля­ются (другими словами, откуда проистекает влияние централь­ной цивилизации); 2) от видов технологий и экономического устройства, существовавших ранее в данном обществе (другими сло­вами, от состояния периферии в то время, когда она сталкивает­ся с внешним воздействием); 3) от основных онтологических взгля­дов на взаимоотношения космического, социального и культур­ного порядка, а также от жизнеспособности элиты, выражающей и санкционирующей такие взгляды; 4) от способов приспособле­ния к условиям, изменяющимся в ходе истории данного общества (например, адаптационные или конструктивные реакции) (110; 427). Автор считает, что в совокупности вариативность и единообразие несут в себе значительный потенциал для развития.