Очередное пришествие западников и славянофилов
.Очередное пришествие западников и славянофилов
История первая - о двух течениях. Некоторое время назад ко мне на рецензирование поступила хорошая диссертационная работа. Помимо прочего, меня заинтересовала одна мысль, принципиально важная для позиции диссертанта. Автор утверждал, что в социальных науках в современной России сформировались два основных течения. Первое течение - западническое, которое оперирует иноземными концепциями, безразличными к российским насущным проблемам. Второе же течение - "эмпирическое" - берет начало из собственной российской почвы (или "окружающей действительности") и производит исследовательский аппарат, прямо рассчитанный на российские нужды. Далее шел прозрачный намек на то, что именно российское "эмпирическое" течение в конце концов и должно одержать верх над "чуждыми нашему духу заимствованиями". Разумеется, именно к этому течению и относил себя автор диссертации.
Итак, в который раз нас пытаются втянуть в ставшую доброй традицией борьбу между "западниками", которые начитались всяких "потусторонних" книжек, и "почвенниками", которые черпают свои теории прямо из "реальности"1.
__________________________________
1 Подобная точка зрения имеет широкое хождение и в печати. См., например:
Бессонова О.Э., Шабанова М.А. Новосибирская экономико-социологическая школа // Социологические исследования. 2000. № 8. С. 85—86. Рассуждения о противостоянии "парадигмы освоения западной мысли" и "парадигмы осмысления российских процессов" см. также: Пантин В. Сможет ли российская наука понять, что происходит в России? // Рго е[ соп1га. 2000. Т. 5. № 2. С. 138—148.
Вновь нас ставят перед привычной альтернативой - российская или западная теория? С этим вопросом в нашей профессиональной деятельности, явно или неявно, мы сталкиваемся постоянно. "С кем вы, работники науки?" В ответ слышишь одни и те же рассуждения о том, что, дескать, "эти теории - западные, они не адаптированы к российской реальности", что у нас в России все по-другому, нежели в "развитых странах Запада". А у менее притязательных исследователей эти высказывания принимают более агрессивно-наивную форму: "Мы, дескать, в западных теориях не сильны. Мы - эмпирики, изучаем российскую действительность как она есть". Слушать подобные рассуждения, откровенно говоря, надоело. Но отмахнуться от вопроса нельзя - слишком многие считают ответ очевидным.
Вариант неочевидного ответа предлагается А.Ф. Филипповым, профессионально занимающимся проблемами социологической теории. Он утверждает, что никакой российской теории в настоящее время нет и, более того, нет даже никаких претензий на создание собственного большого теоретического проекта2. С первой частью утверждения (об отсутствии российской теории), как ни обидно, мы вполне можем согласиться, А вот с его второй частью согласиться никак нельзя. Уж чего-чего, а претензий на формирование крупных теоретических проектов у нас хоть отбавляй. Нас хлебом не корми, только дай соорудить какую-нибудь оригинальную конструкцию, причем непременно вселенского или, как минимум, общероссийского масштаба.
История вторая - об уездной политической экономии. Недавно мне позвонил незнакомый человек, который представился проректором университета одного из областных центров Российской Федерации. Это сравнительно небольшой город, в котором проживает несколько сотен тысяч человек. Приводить его название мы не будем, поскольку речь пойдет о достаточно типичном явлении. Назовем его уездным городом N. Итак, этот совершенно незнакомый человек из города N сообщил мне, что ему и его коллегам пришлись по сердцу какие-то из моих работ и они очень просят, чтобы я выступил в качестве официального оппонента на защите диссертации одного из их молодых преподавателей. Я, естественно, попросил показать автореферат.
Из присланной работы я узнал, что, оказывается, в уездном городе N создана "новая политическая экономия". Все обстоит самым серьезным образом. У направления есть свои местные классики. В автореферате содержатся ссылки на их канонизированные работы, изданные в том же городе N. У классиков, видимо, есть свои ученики, которые продвигают "учение" в неокрепшие умы молодых студентов. Создана своя терминология, малопонятная для окружающих и наполовину состоящая из неверно понятых западных терминов. Регулярно проходят региональные конференции, которые развивают эту новую политическую экономию. Излагать ее суть я не возьмусь и не припомню, чтобы мне попадались на глаза какие-то публикации данного направления. Но сам факт показался довольно значимым.
Мне кажется, что в последние годы полным ходом шел процесс нарастающего рвгионализма - замыкания в профессиональных микросообществах и создания своих собственных доморощенных теорий. Причем, чем сильнее университет, чем выше его претензии на доминирование в регионе, тем заметнее проявляется тенденция к замыканию. Можно было бы по наивности предположить, что наши люди отрезаны от мировой научной мысли бескрайними российскими просторами и не имеют к ней доступа. Но, как минимум, с внешней точки зрения это далеко от действительности. Специалисты из региональных центров активно стажируются за границей, ведут проекты с западными партнерами, ссылаются на западных авторов. Но по-прежнему используемые западные концепции часто существуют автономно от работы с конкретным материалом3. Добавим, что это характерно не только для провинции, но и для Москвы.
____________________________
2 См.: Филиппов А. Ф. Теоретическая социология // Теория общества: Фундаментальные проблемы / Под ред. А.Ф. Филиппова. М.: КАНОН-Пресс-Ц, Кучково поле, 1999. С. 8.
3 Это справедливо отмечено А. Богатуровым {Богатуров А. Десять лет парадигмы освоения // Рго еt сопtга. 2000. Т. 5. № 1. С
В чем же дело? Во-первых, причина таится не в содержании западных теорий, а в нашей неспособности с ними работать. Академическое сообщество проходит стадию первичного ознакомления с этими теориями, и пока они, естественно, выглядят как "потусторонние" явления. Далее мы должны перейти к стадии освоения, т.е. научиться использовать их в конкретной эмпирической работе. В конечном счете именно для целей эмпирического исследования наших собственных российских реалий все и предпринимается. А во-вторых, представляется, что независимо от интенсивности ознакомления с западными теориями и контактов с западными коллегами работает своеобразный синдром отторжения, который перемалывает полученную информацию в муку локальных эклектичных построений. Как объяснить этот синдром?
В ходе постсоциалистических реформ мы потеряли не только советский строй, но и некое целостное видение мира, возможность разрешать ключевые вопросы, используя единую схему. Мировоззрение советского человека было построено на идеологемах ортодоксального марксизма, что приучило нас к интегральному восприятию действительности. А в такой дисциплине, как, например, социология, многие направления тяготеют к подобному восприятию. Поэтому сегодняшний синдром, помимо обычных региональных амбиций и комплекса противостояния столицам, во многом объясняется устойчивой потребностью в восстановлении разрушенной целостности. Москва, конечно, тоже не избежала этого синдрома,
Отсюда возникают то затухающие, то вновь поднимающиеся стенания о том, что мы должны понять общество, в котором мы живем, и обязаны предложить модель общественного устройства, к которому мы движемся (или хотим двигаться). Между тем новая целостная картина общества все никак не складывается. Во-первых, собственных красок не хватает, а знания из нахватанного бессистемным образом западного опыта пока довольно фрагментарны и в единую картину не ложатся. Ибо ворота на Запад распахнулись в одночасье, очень резко повысив интенсивность информационного потока. А во-вторых, внутри профессионального сообщества не создана соответствующая коммуникация, позволяющая вырабатывать конвенции по поводу тех или иных теоретических постулатов. Каждый прочитал с полдюжины каких-то западных книг, а обменяться мнениями, тем более договориться о чем-то еще "не успели".
В итоге возникают периодические попытки создать нечто "свое", причем копаться в мелочах людям не хочется, им надобно охватить все и сразу, построить глобальную схему. Так возникают доморощенные теории.