«Переосмыслить XIX-е столетие»: Иммануэль Уоллерстайн

.

«Переосмыслить XIX-е столетие»: Иммануэль Уоллерстайн

Автор «теории мировой системы» (обсуждавшейся в гл. 6) разделяет скептицизм Нисбета и Тилли относительно парадигмы XIX в. Иммануэль Уоллерстайн весьма радикален в своей крити­ке и требует не только переработки и пересмотра наших взглядов на наследие, оставленное нам социологическими мэтрами, но и, более того, полного отрицания идей, типичных для мышления XIX столетия. В книге с примечательным названием «Переос­мысление социальных наук» (1991) он объясняет свою цель сле­дующим образом.

«Наряду с переосмыслением того, что является «нормальным», на мой взгляд, нам необходимо «переосмыслить» социальную науку XIX века, поскольку ее многочисленные предпосылки (которые, по моему мнению, ошибочны и умо-; зрительны) до сих пор еще слишком глубоко коренятся в наших умонастрое­ниях. Когда-то считалось, что они освобождают дух, сегодня же они служат главным интеллектуальным барьером для объективного анализа социального мира» (440; 1).

Среди всех, вводящих в заблуждение концепций, унаследо­ванных от XIX в., он выбирает концепцию «развития» как самое большое зло.

«Ключевой и наиболее сомнительной концепцией социальной науки XIX века я считаю концепцию «развития». Именно эта идея ввела в заблуждение и по­родила ложные интеллектуальные и политические ожидания» (440; 2).

Понятие «развитие» оказывается неприемлемым в первую оче­редь потому, что его невозможно согласовать с преобладающей исторической тенденцией современного мира, с процессом гло­бализации. Это несоответствие имеет два аспекта.

1. Концепция развития постулирует имманентный, эндоген­ный характер изменений, происходящих в обществе (группе, клас­се, сообществе, «социальной системе»). Между тем, заявляет Уоллерстайн, реальный социальный мир представляет собой нечто иное: он претерпевает в основном экзогенные изменения, кото­рые имеют внешние источники. Главную роль в исторической динамике играют наднациональные, глобальные факторы. Тол­чок к изменениям дают контакты между различными социальны­ми образованиями, конкуренция, столкновения, конфликты и тому подобные события, а не необходимость реализации присущих обществу потенциальных возможностей.

2. Другой аспект связан с образом каждого общества (нацио­нального государства) как изолированного, суверенного, до не­которой степени автономного или автократического, эволюцио­нирующего по собственным, специфическим законам и направ­лениям. Эта идея фрагментации человеческого общества, кото­рая коренится в мышлении, ориентированном на теорию «разви­тия», явно непригодна для глобального мира. «Бесполезно анали­зировать процесс социального развития наших множественных (национальных) «обществ» так, словно это автономные, внутрен­не эволюционирующие структуры, поскольку на самом деле они представляют собой первичные структуры, созданные процесса­ми мирового масштаба и принимающие конкретную форму в со­ответствии с этими процессами» (440; 77).

Уоллерстайн выделяет две причины, по которым необходимо отказаться от концепции развития.

1. Существует тесная связь между понятием «развитие» и со­мнительным понятием «прогресс». Последнее, по мнению Уоллерстайна, имеет два основных изъяна. Во-первых, оно предпо­лагает постоянную направленность изменений, тогда как исто­рические факты свидетельствуют, что социальные процессы по­ворачивают вспять, замедляются, приостанавливаются и даже останавливаются вовсе. Их направление нельзя предугадать, в большинстве своем это случайная возможность, возникающая при определенных обстоятельствах. Во-вторых, столь же далеко от истины оптимистическое предположение о том, что процессы развития непременно приводят к последующим улучшениям. Во многих отношениях более поздние стадии развития человеческой истории вряд ли могут считаться лучшими, чем более ранние. Таким образом, ценностный аспект прогресса также следует рас­сматривать как случайный и исторически относительный.

Анализ мировой системы должен избавить концепцию прогресса от убежде­ния, будто он имеет вид траектории, и ориентировать на трактовку его как аналитической переменной. Могут существовать лучшие и худшие историчес­кие системы (и мы можем обсуждать, по какому критерию их оценивать), но уверенности в том, что была линейная тенденция — вверх, вниз или вперед, — вовсе нет. Возможно, линия уклона нелинейна или неопределенна (440; 254).

2. Понятие развития принадлежит к числу тех, которые уве­ковечивают «первородный грех» социальных дисциплин XIX в. — искусственное и необоснованное разделение на три подоб­ласти: экономическую, политическую и социальную (культур­ную). Чаще всего процессы экономического, политического и социального (или культурного) развития обсуждаются и изу­чаются различными исследователями автономно, при этом создается иллюзия, будто существуют три раздельных траекто­рии изменения. «Нам было завещано ужасное наследие соци­альных наук XIX века — уверенность в том, что социальная реальность размещается в трех различных и не связанных между собою областях: политической, экономической и социокультурной... Зная, как действительно «трудится» современный мир, мы должны признать, что это нонсенс» (440; 264). «Святая троица» — политика, экономика, социокультура — сегодня не имеет ни интеллектуальной, ни эвристической ценности» (440; 265). Наука глобального общества должна стать междисципли­нарной, и это главная причина, по которой ей следует отверг­нуть идею развития.

Постоянная критика теории развития на протяжении несколь­ких десятилетий привела к медленному размыванию ее и в ко­нечном счете — к полному отрицанию. В настоящее время обе ее основные версии — эволюционизм и исторический материализм, похоже, уже принадлежат истории социального мышления. На их место, обогащая социологическое воображение, приходит аль­тернативный взгляд на социальные изменения, который заменя­ет собой теорию развития. Это и будет предметом обсуждения в следующих трех главах.