Энтони Гиддвнс и идея структурации

.

Энтони Гиддвнс и идея структурации

Участие в дискуссии британцев выразилось прежде всего в разработанной Энтони Гидденсом «теории структурации»* (147; 148; 149). Он отмежевался от всех теорий, типичных для «ортодоксального консенсуса», предполагающего материализацию со­циальных целостностей и социальный детерминизм деятелей (рас­сматривая их как «структурных и культурных болванов»). Соче­тая подобную критику функционализма и структурализма с вдох­новением, почерпнутым из различных отраслей «понимающей, или интерпретативной, социологии», Гидденс дошел до отрица­ния понятия самой структуры. Делая ударение на постоянно ме­няющейся природе социальной реальности, чей истинный онто­логический субстрат лежит в действиях и взаимодействиях субъ­ектов — людей, он предложил преобразовать статическое поня­тие «структура» в динамическую категорию «структурация», оз­начающую описание коллективного поведения людей. «Наша жизнь проходит в трансформации» (147; 3), а ее основное содер­жание есть постоянное производство и воспроизводство общест­ва. Таким образом, «изучать структурирование социальной сис­темы означает изучать те пути, которыми эта система — в рамках применения общих правил и ресурсов и в контексте непреднаме­ренных результатов — производится и воспроизводится во взаи­модействии» (147; 6). «Структурные свойства систем являются одновременно и средством, и результатом практики, в процессе которой формируются данные системы» (147; 69). Это — теорема «двойственной, или дуальной, структуры».

Конечным двигателем «структурирования» являются люди — деятели (или «агенты»), множество индивидов в их повседневном поведении. При этом «все социальные деятели знают очень мно­го об условиях и последствиях того, что они делают в своей по­вседневной жизни» (149; 281). Скрупулезный анализ «практичес­кого» и «дискурсивного» сознания выходит далеко за пределы ранней «интерпретативной социологии», но не ведет к односто­ронней абсолютизации. Некоторые условия признаются непозна­ваемыми, а некоторые следствия — непреднамеренными. Отсю­да вытекает, что если даже рассматривать историю как непре­рывный продукт деятельности, как созданную из «событий, дви­гателем которых является индивид» (149; 9), то это вовсе не озна­чает, что продукт совпадает с намерениями: «Человеческая исто­рия создается целенаправленной деятельностью, но не является преднамеренным проектом, она постоянно срывает попытки со­знательно вести ее в определенном направлении» (149; 27).

Другой характерной чертой людей-агентов является их мате­риальная (телесная, биологическая) конституция и, следователь­но, неизбежная подчиненность времени и пространству. «Телес­ность человека накладывает строгие ограничения на его способ­ность к передвижению и восприятию» (149; 111). Эта весьма простая констатация оказывается невероятно сложной, и социологи редко отваживаются принять ее.

Благодаря Гидденсу, деятельность окончательно признается как воплощение индивидуальных человеческих существ. Теперь никто уже не подвергает сомнению тот факт, что человеческое общество формирует не какая-то тенденция системы или ориентированные на изменения коллективы, классы, движения, а повседневное по­ведение обычных людей, часто далеких от каких-либо реформист­ских намерений. Несомненно, по богатству и глубине детального анализа индивидуальных деятелей Гидденс идет гораздо дальше любого другого автора в разгадке тайны деятельности.