Вступая в мир времени и истории

Вступая в мир времени и истории

В модели социального становления с самого начала неизбеж­но присутствует фактор времени. Когда мы говорим о раскрытии структур в операциях, или о мобилизации агентов для действия. или о реализации деятельности в практике, — во всем этом при­сутствует временное измерение. Но представление о времени в нашей модели отличается двумя недостатками. Во-первых, оно лишь подразумевается. Временное измерение процессов рассмат­ривается в качестве самоочевидного и принимается как должное. Систематический анализ внутреннего содержания времени все еще не сделан. Во-вторых, этот анализ ограничен тем, что может быть названо «внутренним временем» в противоположность «внешнему времени», т. е. имеется в виду время функционирова­ния, а не преобразования. Сами действия агентов, операции струк­тур и их синтетическое слияние, т. е. практика деятельности, пока рассматриваются не как источник чего-либо нового, а, скорее, как воспроизводящие одно и то же. Функционирование общест­ва остается по сути статическим, а не динамическим, охватываю­щим лишь изменения «в объекте» и игнорирующим изменения «самого объекта». Таким образом, модель синхронна, а не диа-хронна. Она не статична только в самом тривиальном смысле: учитывает некоторое движение внутри социальной реальности. Это не воспринимает всерьез ни один исследователь общества, независимо от теоретической ориентации. Признание движения еще не делает модель динамической. Требуется нечто большее. Мы должны преодолеть оба недостатка, включив в нашу модель время как более четкий и менее ограниченный феномен.

Следуя этим путем, мы можем найти хорошие примеры. Фак­тор времени особо акцентируется в двух ранних теоретических традициях — теории социального действия и исторической соци­ологии, которые я пытаюсь синтезировать в теории социального становления. Их объединяет принципиальное убеждение в том, что взаимосвязь индивидуальностей и тотальностей можно обо­сновать только в историческом контексте. Гидденс высказывает­ся за «включение временного аспекта в понимание человеческо­го действия» (147; 54) и с этой целью вводит понятия «рекурсивность» («воспроизводство») («посредством своей деятельности люди воспроизводят условия, которые делают ее возможной») (149; 2) и «структурация» («производство»), т.е. «способ с помощью кото­рого социальная система, использующая правила и ресурсы про­изводства и взятая в контексте непреднамеренных результатов действий, производит и воспроизводит себя во взаимодействии» (147; 66). Такой подход неизбежно приводит теорию социального действия к исторической социологии: «С восстановлением вре­менного аспекта как внутренне присущего социальной теории история и социология становятся методологически неразличи­мыми» (147; 8).

Не удивительно, что сразу же, как только историческая соци­ология впервые открыто заявила о себе, она полностью поддер­жала тезис о «необходимости воссоздать противоречия действия и структуры с точки зрения протекания этого процесса во време­ни, реорганизовать исследования в терминах диалектики струк­турирования» (2; xvi). Абраме заявляет, что «социальный мир в сущности своей историчен» (2; 3), и определяет историческую социологию как «попытку понять отношение, с одной стороны, личной активности и опыта, а, с другой — социальной организа­ции, как то, что непрерывно организуется во времени» (2; 16). Ллойд утверждает, что «человеческая деятельность и социальное действие диалектически соотносятся с социальными структурами во времени» (243; 11). Он предлагает «сохранять временное изме­рение как внутренне присущее любому исследованию общества, поскольку структура, действие и поведение динамически взаимо­связаны и подвержены изменению» (243; 314). Ллойд опреде­ляет последовательность, в которой проявляются эти три аспек­та: «1) обстоятельства, способствующие действиям или затруд­няющие их; 2) сознательное, т. е. исторически значимое, дейст­вие; 3) преднамеренные и непреднамеренные следствия дейст­вия, которые становятся объективными и, казалось бы, неизмен­ными условиями действия и мышления» (243; 283).

Приблизительно те же фазы, составляющие бесконечные цик­лы морфогенеза, анализирует Арчер, называя их «структурным обусловливанием», «структурным взаимодействием» и «выработ­кой структуры» (21; xxii). Уже в 1986 г. она употребила время в качестве связующей нити между структурой и действием (20), потому что «без соответствующего включения времени в анализ проблемы вопрос о структуре и деятельности никогда не будет решен удовлетворительно» (20; 2). Затем она делает решающий шаг, который кажется самоочевидным, но такое ощущение само­очевидности появилось лишь после того, как он был сделан: «структура и действие предполагают включение в анализ различ­ных временных периодов... Структура логически предшествует действию, которое видоизменяет ее, а совершенствование струк­туры логически отстает по времени от этих действий» (20; 22). То же самое выражено в более поэтической форме: «Будущее за­мышляется в настоящем, выковывается из прошлого наследия нынешними новациями» (20; xxiv).

Итак, все концептуальные компоненты, необходимые для включения времени, уже присутствуют в нашем анализе. Нам осталось только выразить их в категориях нашей модели. Если мы осознаем, что разработанная модель описывает лишь один-единственный цикл социального становления, то мы можем по­дойти еще ближе к познанию исторической реальности, размес­тив несколько вариантов модели последовательно по оси време­ни. Каждый вариант рассматривается как действующий автоном­но (самовоспроизводящийся во «внутреннем времени»), а кроме того, как распространяющий свое влияние на последующий вари­ант (производя его во «внешнем времени»). Функционирование предшествующих моделей видится как причинно связанное с функ­ционированием последующих, существенно преобразующее их.

Как «работает» такая причинная цепь? Это происходит до­вольно просто: в определенное время практика оформляет дейст­вие, которое проявляет себя позже; данное действие актуализи­руется в уже измененной практике, и весь этот процесс повторя­ется бесконечно. Если конкретизировать проблему, то можно раз­делить последовательность на некоторое число фаз. Так, проис­ходящие сегодня социальные события, соединяющие в себе дея­тельность структур и действие субъекта (или просто практику) в любой данный момент времени, воздействуют как на структуры (модифицируя или создавая новые сети отношений), так и на субъектов (модифицируя или формируя их внутренние способ­ности) в следующий момент времени. В результате возникает модифицированный или новый вид деятельности. Социальные условия для осуществления практических действий меняются. Если в результате деятельности происходят какие-то события, то она находит выражение в новой практике, которая, в свою очередь, соединяет деятельность новых структур и действия новых субъ­ектов. Затем новая практика начинает аналогичный цикл, кото­рый, изменяя структуры и субъектов, модифицирует деятельность и способы ее реализации, что приводит к появлению следующе­го, модифицированного вида практики. Эта последовательность продолжается бесконечно, воспроизводя постоянно накапливаю­щиеся изменения общества. Это и есть то, что мы подразумеваем под человеческой историей в противоположность внутреннему функционированию общества.

Таким образом, любое конкретное состояние общества есть лишь одна из фаз исторической последовательности, продукт осу­ществившейся деятельности (аккумулированной исторической традиции) и предпосылка для последующей деятельности. Ана­логично этому, 'любое социальное событие (как компонент прак­тики) является в определенном смысле отражением всей предыду­щей истории и зародышем будущей истории. Оно «размешается» в потоке исторического времени. Социальное становление, рас­сматриваемое в измерении «внешнего времени» или простираю­щимся «в дурную бесконечность», может быть названо «делани­ем истории». Представим это наиболее сложное историческое измерение социальной жизни схематически (рис. 15.3).

Этот рисунок требует некоторого комментария. Ради упроще­ния картины, в рассматриваемую версию нашей модели мы вклю­чили лишь главные причинные связи, отмеченные стрелками, и опустили внутренние, имеющие значение лишь для функциони­рования общества, но не для его преобразования. Но один эле­мент модели был опущен не только из дидактических соображе­ний. Сейчас мы можем пренебречь обратными связями, введен­ными ранее с целью подчеркнуть, что структуры изменяются в процессе воздействия на них, а агенты меняются в ходе осущест­вления своих действий, и в конечном счете деятельность агентов преобразуется в процессе практики. Стрелки, обозначающие об­ратные связи в предыдущей схеме, теперь могут быть обращены вперед, поскольку мы уже поняли, что структуры, субъекты дея­тельности и сама деятельность, претерпевающие обратное воз­действие, являются иными структурами, субъектами и деятель­ностью, а именно: они существуют в более позднее время. Дейст­вительно, деятельность оказывает обратное влияние на действую-

шие структуры, действия влияют на действующих субъектов, прак­тика влияет на деятельность. Здесь нет никакого целеполагания потому, что мы имеем в виду структуры, субъекты и деятель­ность, обращенные в будущее и причинно обусловленные пред­шествующими операциями, действиями и практикой.

Нас также не должна вводить в заблуждение дидактическая необходимость изображения моделей, представляющих социаль­ное функционирование в различные моменты времени как рядо-положенное; т. е. это не означает, что мы говорим о разных об­ществах, взаимодействующих между собой, или об одном обще­стве, влияющем на другое. В действительности речь идет не о разных обществах, а о различных состояниях, фазах функциони­рования одного и того же общества. Таким образом, последова­тельность есть самопреобразование общества в промежутке меж­ду различными моментами времени, в рамках и посредством его функционирования в любой данный момент времени.

Последовательность подобных самопреобразований непрерыв­на и бесконечна, поэтому только из-за практических соображе­ний в схему включены лишь две следующие одна за другой фазы; наша схема может быть расширена в обоих направлениях — ив будущее, и в прошлое. Изменяя масштаб и отбрасывая все внут­ренние детали социальной анатомии и физиологии, можно очер­тить картину социального самопреобразования во времени (рис. 15.4).

Как видим, теперь модель позволяет точно определить три понятия, имеющие решающее значение для понимания социаль­ной динамики: понятие «функционирование» охватывает все, что происходит в обществе в некоторый момент времени; категория «социальное изменение» описывает отдельно взятое изменение (преобразование) общества от одной, более ранней стадии к следующей, более поздней; понятие «исторический процесс» от­носится к последовательности самопреобразований, которые пре­терпевает общество на протяжении большого отрезка времени. Соответственно мы можем усложнить введенное выше разделе­ние понятий «внутреннее» и «внешнее время», указав на две важ­ные разновидности последнего: краткосрочное время социаль­ных изменений и подлинно историческое, уходящее в бесконеч­ность время («дурная бесконечность»).

Общество существует не в вакууме, а в двуединой среде, ко­торую образуют природа и сознание. Учитывая это обстоятельст­во, мы можем обнаружить еще один важный механизм, благода­ря которому осуществляется исторический процесс. И природа, и сознание вступают во взаимоотношения с обществом, которое формирует и формируется одновременно. Обогащенные пони­манием времени, мы можем теперь разобраться и в этой диалек­тике.

Начнем с природы. Практика воздействует на природу, изме­няя среду (уничтожаются леса, регулируется течение рек, распа­хиваются земли, загрязняется воздух и т.д.), кроме того, она со­здает и целый мир преобразованной природы («очеловеченной природы», «естественной природы»), состоящей из продуктов деятельности и артефактов культуры, технологий и образцов ци­вилизации (дома, дороги, мосты, фабрики, механизмы, мебель и т.д.), т. е. из того, что сохраняется от предыдущей практики, ко­торая обеспечивает условия для осуществления последующих дей­ствий. Все это вместе взятое определяет как способности субъек­тов действия (то, какие действия могут быть ими предприняты), так и потенциальные возможности структур (то, какие способы оперирования структурами считаются допустимыми) и в резуль­тате влияет на общее качество деятельности субъектов. Деятель­ность субъектов выражается в событиях и в измененной практи­ке, что в свою очередь преобразует природное окружение, — и цикл продолжается. Можно сказать, следы предшествующего функционирования общества закодированы в природном окру­жении и передаются в следующие фазы его функционирования.

Теперь обратимся к другому виду среды общества — социаль­ному сознанию, здесь также появляется весьма сходный меха­низм непрерывности (длительности). Практика в любой данный момент отражается как в идеях, верованиях, убеждениях, харак­терных для субъектов деятельности (индивидов или групп), так и в идеологиях, кредо, доктринах, обладающих более объективным, надындивидуальным существованием. Измененное сознание ока­зывает обратное влияние на способности субъектов деятельности (каждый раз устанавливая заново то, какие их действия возмож­ны) и на возможности структур (определяя то, какие структур­ные перемены допустимы). Деятельность существенно преобра­зуется, реализуясь, актуализируясь, она ведет к изменению прак­тики, а в будущем, в свою очередь, вызывает изменения и в со­знании. Вновь цикл повторяется, продолжается процесс посте­пенного изменения сознания. Таким образом, наследие прошлых фаз социального функционирования закодировано в социальном сознании и передается в будущее.

Этот механизм, где исторический процесс вызывает все новое и новое непрерывное изменение среды (природы и сознания), дополняет главный механизм, который действует посредством преобразования структур и субъектов (и в сущности ведет к их слиянию, деятельности).

Итак, существуют четыре типа причинных узлов, которые можно обнаружить в процессе исторического развития: 1) через структурные воздействия; 2) через способности субъектов; 3) че­рез «очеловеченную природу» и 4) через видоизменяющееся со­знание. Во всех четырех случаях практика в определенный пери­од времени порождает следствия (воздействия), которые сущест­вуют достаточно долго и становятся силой, активно влияющей на последующую практику. Все их в совокупности можно рассмат­ривать как историческую традицию в самом широком смысле этого слова (355). В ходе многостадийного, последовательного процес­са историческая традиция обнаруживает тенденцию к накопле­нию. Но накопление подобных воздействий (влияний), конечно, избирательно: одни следы предыдущих периодов сохраняются, другие исчезают. Структуры могут распадаться, субъекты могут утрачивать приобретенные способности, артефакты культуры могут исчезать или устаревать, идеи забываться. Это зависит от боль­шого числа переменных, часть которых будет рассмотрена в сле­дующей главе. Однако всегда существует основная традиция, ко­торая передается из поколения в поколение в течение очень дол­гих периодов времени. В результате исторический процесс ока­зывается по существу непрерывным и кумулятивным, и мы явля­емся свидетелями возникновения сменяющих друг друга истори­ческих типов.

Очень часто, хотя и не всегда, длительное влияние практики и накопление этого влияния в наследуемой традиции происходит неосознанно; оно действует непреднамеренно, без цели или даже осознания самого факта существования. Влияние не осознается членами общества, даже если сама практика целенаправленна, мотивирована и, как правило, рациональна. Как пишет Гидденс, «человеческая история создается целенаправленной деятельнос­тью, но не является заранее продуманным проектом; она посто­янно уклоняется от попыток направить ее в нужное русло» (149; 27). Более метафорически выражается Холлис: «Действия имеют много последствий, которые систематизируются, но с самого на­чала они остаются никем не замеченными. Их можно расцени­вать как проявление Коварства Разума, если, давая о себе знать, они оказываются итогом рациональных индивидуальных реше­ний, принятых исполнителями ролей в ходе игры» (194; 205). В таком случае любой, появляющийся в истории тип может рас­сматриваться как результат действия «невидимой руки». Однако нельзя отрицать, что иногда в истории действуют видимые, и даже слишком видимые «руки» — диктаторы, тираны, реформаторы, законодатели, революционеры, пророки и т.д., которые стремят­ся направить исторический процесс на предлагаемый ими путь с помощью планируемых преобразований. Какими оказываются эти попытки, успешными или нет, в данном случае не столь важно, но они означают, что история имеет множество альтернативных путей развития.

Тем не менее, в обоих случаях исторический процесс непре­рывен, ничем не предопределен и не необходим. Наследие предыдущей практики создает поле возможностей (для субъекта, структуры, среды), в котором развертывается последующая прак­тика. Оно всегда ограничено, но никогда не лишено возможнос­тей выбора. Всегда существует возможность предпочесть альтер­нативный путь, и эта возможность обнаруживается в каждой фазе процесса. Некоторые варианты развития реализуются в практи­ке, некоторые отвергаются; следовательно, одни исторически воз­никшие возможности используются, другие нет. В конце концов это зависит от принимаемых решений и выбора, осуществляемо­го субъектами, которые всегда «могли бы действовать по-друго­му». Если и существует какая-либо необходимость в истории, то она чисто условна: решив действовать, люди начинают думать, как это делать. Впечатление о необходимости возникает лишь после того, как событие произошло, когда выбор уже сделан и предприняты определенные действия. Но до того времени неиз­вестно, каков будет исход процесса. Как пишет Тилли, «процесс состоит из серии моментов выбора. Результат в данный момент времени ограничивает возможные результаты в более поздние моменты времени» (403; 14). На протяжении длительного перио­да времени этот непрерывный механизм производит все виды поворотов по различным траекториям, по которым движется ис­тория. Описанный механизм показывает, «как в действительноети люди создают свою собственную историю и как частные об­стоятельства, которые являются результатом создания истории людьми в прошлом, обусловливают историческое творчество лю­дей» (243; 301).