Институционализация отклонений от правил

Институционализация отклонений от правил

Под нормативными изменениями я понимаю возникновение, замену или преобразование компонентов нормативных структур: норм, ценностей, ролей, институтов, институциональных ком­плексов. Для простоты я буду говорить об изменении норм, но все, что будет сказано, применимо к другим, более сложным груп­пам правил и норм. Я сосредоточусь главным образом на спосо­бе, при помощи которого нормы (или измененные нормы) воз­никают из действий, предпринимаемых различными социальны­ми агентами.

Изменение норм предполагает в качестве своего рода прелю­дии нормативные отклонения. Как замечает Роберт Берштедт, «некоторые отклонения от старой структуры являются частью процесса создания новой структуры» (45; 461). Эта важная кате­гория «отклонение» требует точного определения, и здесь умест­но обратиться к Роберту Мертону. Он предлагает следующую кон­цепцию отклонения. «Адаптация описывается как отклоняющая­ся (но не обязательно болезненная), когда поведение отдаляется от того, что требуют культурные цели, институциональные нор­мы, либо те и другие» (282; 178). Мертон предостерегает от того, чтобы смешивать отклонения со своеобразием поведения; надо «различать новые формы поведения, которые еще находятся в рамках институционально предписываемых или допускаемых, и новые формы, которые выходят за эти рамки. По терминологии Флоренс Клакхон, первые представляют собой «вариантное» по­ведение, вторые — «девиантное» (282; 181).

В свою очередь, «толерантность» вариантного поведения (т. е. диапазон допускаемых конкретных применений общей нормы) должна отличаться от «фактической терпимости» (т. е. пассивного отношения общества к поведению, расцениваемому как деви-антное), а также от того, что можно назвать «институциональной терпимостью», т. е. запретами на негативные санкции девиантных действий. Якобсен определяет терпимость как «институционализи-рованный социальный климат, когда личность может публично нарушать принятые нормы, не подвергаясь санкциям» (203; 223). Мертон выделяет нонконформистское поведение (принци­пиальное отклонение) и аберрантное поведение (целесообраз­ное отклонение). Они отличаются по нескольким важным пара­метрам.

1. «Нонконформисты объявляют о своем несогласии с соци­альными нормами публично и не стараются скрыть этого. Поли­тические или религиозные раскольники настаивают на том, что­бы об их расхождениях с социальными нормами узнали все; абер­рантные преступники стремятся избежать публичного осуждения» (293; II; 72).

2. «Нонконформисты бросают вызов законности социальным нормам, которые они отрицают, или по крайней мере противо­стоят их применению в определенных ситуациях. Аберранты, напротив, осознают законность норм, которые они нарушают, но считают такое нарушение приемлемым для себя» (293; II; 73).

3. Нонконформистское поведение позитивно, конструктив­но; аберрантное — негативно: «Нонконформисты стремятся за­менить морально подозрительные, с их точки зрения, нормы теми, которые кажутся им морально обоснованными. Аберранты ста­раются в первую очередь избежать наказующего воздействия су­ществующих норм, не предлагая им замены» (293; II; 73).

Нонконформистское и аберрантное поведение инициируют два пути нормативного морфогенеза, посредством нормативных новаций и нормативного отклонения, причем и тот, и другой яв­ляются формой социального становления. Рассмотрим их подроб­нее, начиная со второго.

Морфогенез путем нормативного отклонения начинается с отдельных случаев аберрантного поведения тех, кто находит нор­мы чересчур строгими, хотя в целом вполне законными. Как оп­ределяет Якобсен, «нормативное отклонение... есть особый под­вид нарушения норм, суть которого заключается в том, что оно совершается умышленно и скрытно» (203; 220). Например, вор не ставит под сомнение законность пятой заповеди, он наверня­ка будет разъярен, если у него самого что-нибудь украдут, и не будет удивлен, если его поймают и накажут. По словам Мертона, происходит «постепенное ослабление законности как бесплод­ной борьбы и расширение использования незаконных, но бо­лее или менее эффективных отклонений» (287; 200). Несомнен­но, мы избегаем одних норм все время, а других — время от времени.

В ряде случаев избежание норм целиком остается в частной сфере и не имеет социальных последствий. Но когда отклонения распространяются все шире, когда их начинает разделять боль­шинство людей, тогда пробуждается общественное сознание. Нарушение тех или иных правил, которые ранее рассматрива­лись как законные, подхватывается окружением, особенно если нарушители преуспели. По замечанию Мертона, «эти удачливые жулики становятся образцом для подражания» (285; 235). Нагляд­ный пример — частные предприниматели в странах «реального социализма», чьи действия воспринимаются многими, особенно молодым поколением, как «ролевые модели», хотя все знают, что они достигли своего положения, нарушив законы, регулирующие плановую экономику.

Всеобщее отклонение от норм в сочетании с широко бытую­щим мнением «все так делают» приводит к тому, что такое откло­нение принимает регулярный, повторяющийся характер. Роберт Уильяме описывает данную ситуацию следующим образом. «Со­циальные нормы скрыто нарушаются в широких масштабах, с молчаливого согласия и даже одобрения обществом или группой до тех пор, пока такое нарушение не станет явным» (450; 419— 420). Уклонения от налогов, обманы на экзаменах, мелкие кражи на фирмах, игнорирование таможенных обязанностей, ослабле­ние контроля за валютой — известные всем примеры. В бывших социалистических странах широкое распространение получила кража товаров, сырья, инструментов и т.д. с государственных пред­приятий. Здесь традиционные моральные запреты, действующие применительно к частной собственности, явно не срабатывали потому, что для многих «государственный» означало «ничей».

Это следующий шаг на пути нормативного морфогенеза (но, заметим, нормы до сих пор находятся в соответствии с законнос­тью). Наиболее важная фаза, полагает Мертон. наступает тогда, когда «принимающее все больший размах аберрантное, но «удач­ливое поведение» стремится ослабить или даже уничтожить закон­ность институциональных норм, действующих в системе» (287; 234).

Институционализация отклонений включает в себя четыре момента: во-пер­вых, они имеют определенный, регулярный характер; во-вторых, принимают­ся большинством, т. е. из частной сферы переходят в общественную; в-треьих, организованы в виде хорошо отработанной «социальной механики»; и, в-четвертых, редко наказываются, а если и подвергаются санкциям, то обычно в символической форме, чтобы подтвердить священность правил (293; 76).

Такая ситуация складывается тогда, «когда официальные за­коны и предписания отстают от изменения интересов, ценностей и потребностей значительной части населения. В течение како­го-то времени закон терпим к отклонениям» (284; ix).

Существуют три более специализированных варианта институциализирован-ного отклонения. Первый — «нормативная эрозия». Лучше всего он иллюстрирует­ся медленной либерализацией сексуальных нравов или постепенным ослаблением легальных стандартов относительно порнографии (смещение линии между «мяг­кой» и «крутой» порнографией, все более терпимое отношение к нудизму и т.д.).

Второй вариант — «сопротивление нормам»: новые нормы вводятся указом «сверху» и отличаются от традиционных образцов поведения (287; 372). Это можно наблюдать, например, при проведении реформ, направленных против общеприня­тых обычаев, стереотипов, предрассудков или моральных обязательств (попытки изменить правила женитьбы в африканских колониях, коллективизация собствен­ности крестьян в социалистических странах и т.д.).

Третий вариант — «замещение норм». Старые нормы остаются в силе, но ши­роко распространившиеся отклонения как бы приобретают законность благодаря масштабам и длительной традиции их применения. Как объясняет Якобсен, «от­клонение может стать отчасти законным просто за счет длительного существова­ния» (203; 226). Так, запрет на курение в общественных местах игнорируется пото­му, что «до сих пор, кажется, никто не возражал против этого» (203; 226). Однако нормы начинают действовать, если у общественности возникают возражения.

Подобные формы институциализированного отклонения ведут к конечной фазе морфогенеза — установлению властями новых норм или приобретению последними статуса санкционированных, полностью легитимных и встроенных в новую нормативную струк­туру. Так, ссылаясь на повсеместно распространенные отклонения от устаревшего закона о разводе, Мертон утверждает, что «если общественная поддержка данному институциализированному от­клонению будет продлена, благодаря чему разрыв между принци­пами закона и частотой обманной практики станет очевидным, то это может способствовать изменению соответствующего закона» (284; ix). Вспомним также о пресловутых отклонениях от различ­ных предписаний, навязанных странам Восточной Европы отно­сительно собственности и валюты (о чем свидетельствует широ­кое распространение черного рынка), которые постепенно при­вели к уходу от устаревших и нереалистичных законов и законо­дательному введению новых правил, оказавшихся даже более ли­беральными, чем в некоторых странах Запада (например, устра­нение ограничений на поток валюты через границу Польши).

В результате ситуация полностью меняется: следование ста­рым нормам квалифицируется как девиация (или по меньшей мере анахронизм, традиционное, необычное поведение), а то, что раньше считалось отклонением, воспринимается как конформизм.

Так заканчивается цикл морфогенеза, который неизбежно будет повторяться вновь и вновь.