2. Необходимость масштабного взгляда на проблему неразработанности науки о власти
.2. Необходимость масштабного взгляда на проблему неразработанности науки о власти
Мы с сожалением констатируем, что до сих пор не существовало науки о власти (кратологии). Но это верно лишь в общем плане. Дело в том, что в данной области знания предшественники сделали очень многое. Чтобы это увидеть, надо все сделанное переосмысливать, переоценивать и истолковывать заново. Здесь предстоит и прорыв в науке, и формирование обновленной науки XXI века.
v При этом следует принимать во внимание два принципиальных обстоятельства.
Во-первых, необходимо более глубоко исследовать становление, оформление, развитие за столетия и тысячелетия тех или иных конкретных представлений, взглядов, понятий и концепций о власти в разных странах и на разных языках (греческом, латинском, персидском, индийском, японском, китайском, русском, английском, французском, немецком, итальянском, испанском и др.). Например, политика во времена
* Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 34. С. 200.
** См. там же. Т. 39. С. 64—84.
Аристотеля фактически толковалась прежде всего как совокупность знаний о власти, как наука о власти; ныне же к Аристотелю возводят истоки политологии, а сама политология оттеснила на обочину потребность в науке о власти.
Во-вторых, надо понять, как много своеобразия привносится при переводе с одного языка на другой, тем более с языков далеких эпох на язык наших дней, в понимание и истолкование любых вопросов, и в частности в понимание власти, ее видов, правления, управления, политики и т. д. Это связано с неадекватностью понятий в различных языках, их нетождественностью. Если уж в одном и том же языке меняется, развивается, наполняется новым смыслом, содержанием то или иное конкретное слово (тем более понятие), как это, к примеру, произошло в русском языке со словами "спутник", "информация", "демократия", то что же тогда говорить, когда произведения мыслителей минувших веков и тысячелетий переводятся с их родных языков на современные языки. Разве не встает вопрос о существенной трансформации былых текстов и смыслов в угоду нашему времени?
Однако еще не стало правилом принимать в расчет это своеобразие, эти детали, хотя и очень важные. Но в нашем случае такие вопросы не обойдешь вниманием, ибо речь идет о весьма принципиальном явлении: фактическом конституировании ключевой области знания — науки о власти (кратологии). Научная точность, объективность, справедливость, чистота научного поиска обязывают более внимательно, более пристально и ответственно вчитываться в труды мыслителей прошлого.
Ведь мы, с большим трудом перейдя к науке о политике (политологии), в оформлении науки о власти (кратологии) делаем пока лишь первые шаги. Только отдельные темы о власти включены сейчас в те или иные программы и пособия по политологии.
Не решен даже ключевой вопрос о том, что чему предшествует:
власть — политике или политика — власти и какую именно науку надо в первую очередь осмысливать, оформлять, формировать.
По нашему глубокому убеждению, речь должна идти в первую очередь о власти, а уже затем о политике как о линии поведения 1) той или иной власти, 2) тех, кто стремится к власти, 3) тех, кто вообще занимает какую-либо позицию в любых делах, в том числе в чисто обыденных, житейских.
Дело в конце концов не в том, что власть является якобы порождением, продуктом политики, объектом устремлений политиков. Дело в том, что именно власть — изначальное, фундаментальнейшее социальное явление; что же касается политики, то она есть проект, производное от власти, ее порождение, ее инструмент, ее орудие, ее функция.
Только те, кто борется за власть и добивается своей цели, говорят, что их политика привела их к власти. В действительности же власть дает жизнь политике, а не политика рождает власть, хотя именно за ту или иную власть порой и ведется напряженная политическая борьба.
В общей системе научного знания основополагающей областью является наука о власти, а следом за ней, из нее, в ее развитие, во имя конкретизации и детализации науки о власти существует наука о политике.
Следует признать, что с таких позиций, в таком соотношении власть и политика фактически впрямую не рассматривались. По большей части, по крайней мере в советские времена, речь шла о политике и лишь в связи с политикой порой говорилось и о власти. Подобный подход обычно подтверждался ссылками на ведущих представителей политической мысли, таких, как Платон, Аристотель, Цицерон, Фома Аквинский, Н. Макиавелли, Т. Гоббс, Дж. Локк, Вольтер, Ш. Л. Монтескье, Г. В. Ф. Гегель, М. Вебер, Б. Н. Чичерин, и многих других мыслителей от древности до наших дней.
А ведь если вчитаться в их труды внимательнее, то при всем значении политики и политического первое место в них отводится все же власти и властителям. И еще более странно, что многочисленные суждения, подводящие к выводу о необходимости науки о власти и даже прямо говорящие о науке о власти, выпадали из поля зрения многих исследователей.
Нам представлялось, что об этом нужно было бы подробно сказать в данной монографии. Однако материал оказался столь велик, столь обширен и значителен по содержанию, столь принципиально важен в канун третьего тысячелетия и у истоков информационного, подлинно демократического общества, что он требует многих новых, фундаментальных и желательно международных исследований. Мы приведем лишь некоторые, наиболее существенные принципиальные соображения выдающихся мыслителей прошлого и кратко скажем' о целом айсберге идей, давно уже ждущих своего творческого переосмысления и реализации.
Итак, каковы примеры того, что выдающиеся умы человечества уже издавна в первую очередь говорили впрямую о власти (а не о политике в ее наших нынешних истолкованиях), говорили собственно и о самой науке о власти (правлении, властвовании, владычестве, управлении и т. п.)?
Если очень внимательно, обращаясь к источникам, анализировать древнюю историю, начиная с выдающихся памятников мысли Древнего Рима и Греции, Египта и Персии, Индии, Китая и Японии, можно найти массу подтверждений необычайному интересу к власти. Тема власти и науки о власти в истории, пронизывающая всю жизнь человечества с древнейших времен, еще ждет фундаментальных исследований.
На протяжении многих веков у крупных мыслителей и государственных деятелей зрели, обретали жизнь, становились известными и признанными, использовались на практике разнообразные (и уникальные, и стандартные, и тривиальные) идеи науки о власти, точнее говоря, различных наук о власти. Здесь и оценка сути и роли власти и многообразия ее типов, видов и форм, характеристика специфики различных видов, процедур, технологий властвования и этапов, статики, статистики, динамики, эволюции, подъемов и спадов, кризисов, восхождений, расцвета, одряхления и гибели того или иного рода власти со всеми ее отличиями, приметами, аксессуарами, символикой и т. д.
Если не просто выискивать, чем не соответствовали недавним догмам Цицерон (106—43 до н. э.), Августин Блаженный (345—430), Фома Аквинский (1226—1274) или же Давид Юм (1711—1776), Б. Н. Чичерин (1828—1904), Лев Шестов (1866—1938) и т. д., то мы увидим, сколь многое для своего времени, для своих народов и стран, для философии и кратологии сделали многочисленные выдающиеся мыслители различных эпох.
Сегодня многие имена возвращаются из небытия, переиздаются многие произведения, но остается еще множество чрезвычайно интересных трудов, которые могут так и не дойти ни к сегодняшнему любознательному читателю, ни к читателю наступающего третьего тысячелетия. От этого серьезно страдает и наука вообще, и кратология в частности.