4. Проблемы власти и науки о власти в отечественной мысли

4. Проблемы власти и науки о власти в отечественной мысли

Обратившись к экскурсу в прошлое философской, общественно-политической и духовной мысли человечества, мы оставляли в стороне огромный пласт знаний, накопленных за более чем тысячелетний пери­од в России. Это грандиозная совокупность идей, представлений, докт­рин, концепций, относящихся к феномену власти и рожденных за время с момента возникновения Руси и до наших дней.

Здесь идеи самих властителей разных эпох, людей из их близкого окружения и их оппонентов. Здесь и положения нормативных актов, и творения правовой мысли, нашедшие отражение в разного рода сводах Законов, и переводы трудов, пришедших в Россию из близкого и дале­кого зарубежья, особенно начиная с XVII века, и произведения отечест­венных мыслителей разных веков. Напомним лишь имена наших известных соотечественников конца XIX — начала XX века: М. А. Ба­кунин, В. В. Берви-Флеровский, Н. А. Бердяев, А. А. Богданов, С. Н. Бул­гаков, В. И. Вернадский, Р. Ю. Виппер, В. М. Гессен, Н. Я. Данилевский, Е. В. Де-Роберти, И. А. Ильин, Н. И. Кареев, Б. А. Кистяковский, М. М. Ковалевский, Н. М. Коркунов, П. Л. Лавров, В. И. Ленин, Л. И. Мечников, П. Н. Милюков, Н. К. Михайловский, С. А. Муромцев, П. И. Новгород­цев, Г. В. Плеханов, В. С. Соловьев, П. А. Сорокин, Н. А. Столыпин, П. Б. Струве, Е. В. Тарле, М. И. Туган-Барановский, В. М. Хвостов, Б. Н. Чичерин, Г. Ф. Шершеневич, С. Н. Южаков, П. С. Юшкевич. Мож­но было бы назвать и многих других. Еще более велик список их тру­дов, и обозреть это богатство очень непросто.

Постараемся показать, какого подъема достигла собственно крато-логическая мысль в России, несмотря на всю специфику ее судеб на ру­беже XIX—XX веков в условиях монархического строя. Если об этом времени принято говорить как о серебряном веке отечественной поэзии и прозы, музыки и живописи, то с не меньшим основанием можно на­звать вторую половину XIX — начало XX века временем подлинного подъема, расцвета, серебряным веком отечественной философии, со­циологии, истории, права и даже кратологии. И ярких имен в эту пору много, и достойных произведений. Удивительно и обилие высказанных идей, так и не нашедших в массе своей ни понимания, ни поддержки и, естественно, реализации. Многие из них непосредственно относились к проблемам власти, кратологии.

Многое из высказанного около ста лет назад не утратило глуби­ны мысли, свежести суждений и актуальности по сию пору. И часто это были идеи, не допускавшиеся к распространению, использова­нию и даже упоминанию в 20—80-е годы XX века в такой, казалось бы, образованной стране, как Советский Союз. В первую очередь это относилось к наукам, каким-либо образом входившим в сферу идеологии, политики и власти (государственной власти, или — по терминологии недавнего времени — политической власти). Разуме­ется, на глубокое научное осмысление этого фундаментального яв­ления XX века уйдут еще многие годы, а то и десятилетия. Но эту ра­боту надо начинать проводить уже сейчас. Пора начать заново пере­осмысливать теоретическое наследие наших отечественных пред­шественников — все богатство их идей и соответствующую их одно­сторонность и даже ограниченность.

Покажем на примерах, каким образом тема власти как научная про­блема ставилась и освещалась наиболее видными исследователями око­ло полутора веков назад.

Крупнейшей фигурой той поры являлся Б. Н. Чичерин (1828— 1904). Практически неизвестным остается его огромное творческое наследие. На наш взгляд, при всем обилии, казалось бы, юридических, философских и политических произведений центральная тема его тру­дов — власть. Сейчас трудно найти пять томов его "Истории полити­ческих учений" (1869—1902), его трехтомный труд "Курс государст­венной науки" (1894—1898) и "Философию права" (1900). Думается, что на основе только названных публикаций можно написать не одну книгу о взглядах Б. Н. Чичерина на власть и защитить не одну доктор­скую диссертацию.

Б. Н. Чичерин исходил из необходимости обращения к познанию места и роли человека, смысла его жизни, управляющих ею законов, и именно для этого он внимательно в течение десятилетий изучал труды виднейших мыслителей разных стран, анализировал и систематизиро­вал их взгляды.

Начиная свою "Историю политических учений", Чичерин писал:

"...в истории политических учений всего удобнее исследовать исто­рическое развитие человечества и отыскать управляющие им законы"*. Он аргументировал это следующим образом: "Человек, как свободное существо, имеет личные, эгоистические стремления; он нередко действует в ущерб другим. Общежитие невозможно там, где этим стремлениям предоставляется полный простор, где каждый может безнаказанно вторгаться в область чужой воли, а так как на до­бровольное воздержание нельзя рассчитывать, то остается прибег­нуть к принуждению. Необходима общественная сила, подчиняющая себе силы частные. Это и есть общественная власть, представитель­ница единства союза. Она составляет первый и основной элемент всякого общества, а тем более... государства. Она дает обществу бы­тие, ибо без нее нет единства, нет целого, а есть только разрознен­ные члены.

Однако существование общественной власти и подчинение час­тей целому не уничтожают свободы членов. Человек по природе сво­ей существо свободное. Таким он остается и в обществе. Он подчи­няется общежитию, но имеет при этом в виду удовлетворение лич­ных своих целей, которые не достигаются в одиночестве. Сожительство с другими подвергает его свободу ограничениям, но не уничтожает ее совершенно. Повинуясь власти, человек не становит­ся рабом, который служит выгодам другого. Между господином и ра­бом, собственно говоря, нет человеческого общества, ибо нет отно­шения лица к лицу, а есть только отношение лица к вещи, к живому орудию. Во всяком другом обществе, а потому и в государстве, сво­бодное лицо с его правами, с его интересами составляет коренной и необходимый элемент.

Свобода выражается в праве; человек имеет права, потому что он свободное существо. Но кроме прав он имеет и обязанности. Че­ловек не только свободное, но и разумное существо, а потому он свои действия возводит к общим правилам, которыми определяются его отношения к другим. Эти общие правила составляют закон, ис­текающий из разума и налагающий на человека нравственное при­нуждение или обязанность. Закон есть третий и необходимый эле­мент всякого общества. Без него есть только произвол власти, унич­тожающий свободу, или безграничная свобода, разрушающая общежитие. Закон заключает в себе нравственное начало государ­ственного устройства"**. '

Поэтому Чичерин считал, что очень важно выделить "четыре ос­новные элемента всякого общества: власть, закон, свобода и общая цель"***.

Именно эти исходные идеи и пронизывают творчество Чичерина. Обращаясь к произведениям мыслителей древнего мира (начиная от Платона, Аристотеля и Цицерона), средних веков и нового времени, Чичерин глубоко вникает в суть кратологических идей, выявляет их сильные стороны, высказывает свои оценки и собственные взгляды как сторонника просвещенной монархии и развивает их в многочисленных произведениях.

Так, говоря о "Политике" Аристотеля, он отмечает, что это "самое замечательное из всех политических сочинений, которые когда-либо являлись в свет. Это единственное, которое соединяет в себе высшие

* Чичерин Б. Н. История политических учений. М., 1869. Ч. 1. С. 4.

** Там же. С. 6—7.

*** Там же. С. 8.

философские взгляды с глубоким многосторонним пониманием дейст­вительности... Это единственное сочинение вместе философское, юри­дическое и политическое"*. Характеризуя светскую и церковную власть, верховную, государственную власть, Чичерин обращается к раз­нообразным видам и проявлениям власти, рассмотренным Аристоте­лем: тимократии, аристократии, демократии, тирании, политии, респуб­лике. Это позволяет ему высказываться в пользу самодержавия, где власть сосредоточивается в лице царя**, и ставить вопрос о среднем классе***.

Обращаясь к взглядам Цицерона, Чичерин отмечает: "Из обще­ния непосредственно вытекает потребность власти. Всякое государ­ство, говорит Цицерон, для того чтобы иметь прочность, должно уп­равляться каким-либо советом или властью. Эта власть может быть вручена одному, нескольким или всем. Отсюда три образа правления:

монархия, аристократия и демократия. Каждый из них имеет свои до­стоинства, а потому может быть терпим, но каждый имеет и сущест­венные недостатки"****. Чичерин обращает внимание, что уже по опыту Древнего Рима "власть — первая основа государственного быта"*****.

Несмотря на многочисленные обращения к феномену власти и ее характеристикам, Чичерин еще не говорит о науке о власти. Он и мно­голетний свой труд называет "История политических учений" и неодно­кратно пользуется понятием "политическая наука", одобрительно от­зываясь, в частности, о "немецкой политической науке"******.

Но если исходить из существа взглядов Чичерина и содержания его работ, то становится ясно, что значительная часть опубликованных им трудов фактически посвящена суждениям о власти, кратологической проблематике. Так, уже в первой части "Истории политических уче­ний" наряду с уже названными проблемами затрагиваются проблемы императорской власти, всемирной монархии, полновластия, папской власти, семейной власти, княжеской власти, а также потребности в еди­ной, нераздельной, неограниченной власти*******.

Во второй части рассматриваемого труда внимание Чичерина при­влекают оценки власти такими исследователями, как Г. Греции, Гоббс, Кумберланд, Боссюэ, Спиноза и др.

Во взглядах французского идеолога абсолютизма XVII века еписко­па Боссюэ Чичерин выделял идею о том, что "учение о власти начина­ется... от Бога"********, а также оценки Боссюэ родительской власти, власти патриархальной, царской, монархической. Передавая взгляды Боссюэ и фактически солидаризируясь с ними, Чичерин писал: царская власть — "форма самая естественная, ибо она имеет свое основание и свой прообраз в отеческой власти. По этому самому это — власть наи­более прочная, а вследствие того и самая сильная"; "нет лучшего единения

* Чичерин Б. Н. История политических учений. Ч. 1. С. 57.

** Там же. С. 65.

*** Там же. С. 67.

**** Там же. С. 87.

***** Там же. С. 90.

****** См.: напр.: Чичерин Б. Н. История политических учений. М., 1877. Ч. 4. С. 5, 6.

******* Там же. Ч. 1. С.89,90, 254, 428, 429, 442 и др.

******** Там же. М., 1872. Ч. 2. С. 93.

 как под властью одного начальника"*; "монархическая власть, го­ворит Боссюэ, имеет четыре главных свойства: это власть 1) священ­ная, 2) отеческая, 3) абсолютная, 4) подчиненная разуму"**.

В третьей части своей "Истории политических учений" Чичерин рассматривал взгляды Гельвеция, Гольбаха, Т. Пэна, Руссо, Мабли, Юма, Беркли, Бентама, Канта, Гумбольдта, Фихте и других мыслите­лей, выделяя их суждения о власти.

В целом Чичерин, еще только приступая к изучению истории по­литических учений, исходил из характеристики четырех основных об­щественных союзов, которые, согласно его концепции, включают все основные общественные элементы (власть, закон, свободное лицо и общая цель). К этим четырем союзам он относил семейство, граждан­ское общество, церковь, государство***. Их власть он и выделял пре­жде всего.

Чичерин аргументировал свой подход следующим образом:

"Первый союз — семейство. Оно основано на полном внутреннем согласии членов, на взаимной любви, которая составляет жизнь семей­ства. Отдельные лица не имеют здесь своих особых интересов, но все сливается в один общий семейный интерес, который связывает всех. Это цельный, органический союз, созданный самою природой; это вме­сте с тем и идеал человеческого общества. Следовательно, здесь преоб­ладает начало общей цели, составляющей внутреннюю связь всех эле­ментов и приводящей их к гармоническому единству. Второй союз, гра­жданское общество, заключает в себе совокупность всех частных отношений между людьми. Здесь основное начало — свободное лицо с его правами и интересами. Здесь господствует частное или гражданское право с различными его формами: владение, собственность, договор. Третий союз, церковь, воплощает в себе начало нравственно-религиоз­ное; в нем преобладает элемент нравственного закона. Наконец, чет­вертый союз, государство, господствует над всеми остальными. Он представляет собой преимущественно начало власти, вследствие чего ему принадлежит верховная власть на Земле. Это отличительный при­знак государства. Однако в политическом теле заключаются и все дру­гие элементы, а потому возможно перенесение на него начал, господ­ствующих в других союзах. Такое смешение союзов бывает в действи­тельности, но еще более в теории. Отсюда происходят воззрения на государство, которые в противоположность первым, основным, можно назвать второстепенными. Из перенесения на государство начал семей­ного быта возникает учение патриархальное, из построения государст­ва на началах частного права — учение патримониальное, или вотчин­ное, наконец, из подчинения государства началам церковным — учение теократическое. Последнее имеет наибольшее значение и в жизни, и в теории, ибо другие союзы, семейство и гражданское общество, естест­венно, подчиняются государству; церковь же, господствуя в нравствен­но-религиозном мире, нередко предъявляет притязание и на владычест­во в области политической. Притом теократическое учение дает госу­дарству высшее освящение, возводя его к верховному началу бытия, к Богу"****

* Чичерин Б. Н. История политических учений. Ч. 2. С. 94.

** Там же. С. 95

*** См. там же. Ч. 1.С.9

****Тамже.С.9—10.

Так мыслил Чичерин. Для нас это уже история политических и кратологических учений. Но продолжать игнорировать приведенные оценки и суждения нельзя, ибо без них не понять самой истории науки о власти.

Следует обратить внимание на то, что через тридцать с лишним лет, как бы подводя итоги своего анализа, Чичерин писал: "...государст­во является верховным союзом на Земле; ему поэтому присваивается верховная власть. Во всяком разумно устроенном человеческом обще­стве такая власть необходима, ибо без нее невозможно соглашение раз­нообразных его элементов: надобно, чтобы кто-нибудь разрешал воз­никающие между ними столкновения. Но она не может принадлежать ни гражданскому обществу, которое есть собрание дробных сил, ни цер­кви, которая принудительной власти не имеет; она может принадле­жать только государству, которое сочетает в себе оба элемента, юриди­ческий и нравственный. Поэтому государство вкратце может быть оп­ределено как союз людей, образующих единое целое, управляемое верховною властью"*. "Из того, что государство есть верховный чело­веческий союз, не следует, однако, что оно упраздняет остальные. Оно призвано над ними господствовать, но не заменять их. Каждый из пред­шествующих союзов отвечает существенным, постоянным и неотъем­лемым потребностям человека; каждый из них выражает известную сторону человеческой жизни, а потому все они сохраняют относитель­ную самостоятельность, подчиняясь верховной власти государства, но отнюдь не поглощаясь им"**. "В качестве союза, представляющего со­бой общество как единое целое, оно (государство. — В. X.) призвано осуществлять все те цели, которые составляют совокупный интерес этого целого. Сюда относятся прежде всего внешняя и внутренняя без­опасность"***.

Отметим, что идея безопасности и власти органично пронизывала творчество Чичерина.

Излагая идеи Гоббса, он еще в 1872 году специально подчеркивал необходимость стремления человека к мирному общежитию и далее от­мечал, что для "...соблюдения естественного закона нужна безопас­ность, а для достижения безопасности нет иного средства, как соедине­ние достаточно значительного числа людей для взаимной защиты. Лю­ди должны согласиться между собою и действовать заодно для общего блага"****.

Продолжая наш экскурс к основным идеям одного из наиболее пло­дотворно трудившихся отечественных мыслителей, укажем, что Чиче­рин в работе "Государство и земство" писал об очень важном аспекте в соотношении общества и государства: "Отношения государства и обще­ства в новейшее время подвергались весьма обстоятельному обсужде­нию, которое привело к совершенно прочным результатам. Ни один че­ловек, имеющий сколько-нибудь ясные понятия о самых элементарных началах публичного и частного права, не сомневается в том, что обще­ство есть нечто отличное от государства. Только социалисты, мечтаю­щие о коллективном обладании всеми орудиями производства, смеши­вают эти две разнородные сферы; но это обнаруживает только полное

* Чичерин Б. Н. Философия права. М., 1900. С. 302.

** Там же. С. 303.

*** Там же. С. 304.

**** Чичерин Б. Н. История политических учений. Ч. 2. С. 31.

их неведение и непонимание основных начал общественной жизни. Го­сударство есть союз народа, как единое целое, управляемое верховной властью. Ему поэтому подчинены все частичные сферы деятельности и все частичные отношения, существующие в его пределах. Но это не значит, что оно поглощает их в себе и делает их органами и орудиями в своих целях. Государство видит совокупные интересы, которым подчи­няются частные, но последние сохраняют свою относительную само­стоятельность. Люди, входящие в состав государства, остаются свобод­ными лицами, преследующими свои частные цели и имеющими права, которые принадлежат им в качестве граждан. Так, они обладают собст­венностью, размер которой определяется не положением их в государ­стве, а их собственной деятельностью и их частными отношениями... Совокупность... частных отношений, существующих в пределах госу­дарства и подчиняющихся ему как представителю интересов целого, но образующих, однако, свою самостоятельную сферу деятельности, и есть то, что называется обществом"*.

Думается, что эти суждения об обществе и государстве и их соотно­шении могут послужить уточнению и наших нынешних подходов к ре­шению этой теоретической и практической проблемы. В нынешней гу­манитарной, общественно-кратологической и правовой мысли эти воп­росы нуждаются в дополнительном осмыслении и проработке.

Чичерин говорит и о своем понимании разделения власти на от­дельные отрасли, вытекающие из самого ее назначения. "Эти отрасли суть власть законодательная, судебная и правительственная. Первая представляет отношение власти к закону, вторая — к свободе, третья — к государственной цели. Последнюю можно разделить на две: на власть военную и административную, из которых первая имеет в виду безопас­ность, а вторая — благоустройство. В совокупности они представляют полное осуществление государственных целей, а с тем вместе и идеи го­сударства"**.

Чичерин касается многих злободневных проблем своего времени, приобретающих сейчас растущую теоретическую и практическую ак­туальность. Так, отстаивая идеи земства и самоуправления, он писал:

"Истинный дух земских учреждений есть дух самоуправления, то есть заведования своими собственными делами на основании своих собствен­ных решений. Это начало прилагается прежде всего к уездам как основ­ным земским единицам, а затем и к губернии как воздвигающейся над ними высшей единице, призванной восполнять, а не регулировать и рег­ламентировать деятельность первых. Только признание этого начала может обеспечить согласное действие земства и открыть ему широкую будущность"***. Дело здесь не только в том, что в конце XX века в Рос­сии сторонником земства выступает А. И. Солженицын, но и в том, что следует глубоко осмыслить весьма своеобразную, типично русскую земскую практику.

Заслуживает внимания и то, что Чичерин, только коснувшись в 60-е годы проблемы средних классов, в 1900 году заявлял: "Естествен­ные вожатые демократии суть средние классы, в которых достаток со­единяется с образованием и трудом. И тут различаются классы средних землевладельцев, средних капиталистов и затем многочисленные так

* Чичерин Б. Н. Вопросы политики. М., 1904. С. 82—84.

** Чичерин Б. Н. Философия права. С. 321.

*** Чичерин Б. Н. Вопросы политики. С. 129.

называемые либеральные профессии, техники, ученые, художники, ме­дики, адвокаты, составляющие умственное зерно средних классов. Из них выходит умственная аристократия, и они являются главным двига­телем демократического прогресса. При правильном развитии общест­венных элементов эти профессии составляют источник более или ме­нее значительных доходов, а потому здесь достаток соединяется с обра­зованием"*.

Следует отметить, что, уделяя большое внимание вопросу развития образования и считая утопией возможность получения одинакового вы­сшего образования для представителей разных классов в условиях мате­риального неравенства, Чичерин связывал этот вопрос и с демократи­ей: "Если же образование по необходимости распределяется в общест­ве неравномерно, то очевидно, что руководящею частью должна быть самая образованная часть, то есть зажиточные классы. Поэтому демо­кратия никогда не может быть идеалом человеческого общежития. Она дает преобладание наименее образованной части общества"**. В этой связи Чичерин ставил под сомнение возможность народовластия, утвер­ждая, что "народовластие есть идеал без приложения"***. Видимо, ина­че мыслитель, симпатизировавший монархизму, думать не мог. На ред­ких книгах Чичерина, имевшихся лишь в некоторых библиотеках, в свое время стояли штампики "на руки не выдавать" или "погашено". Для того чтобы понять, почему это происходило, надо знать, как Чиче­рин относился к марксизму и что писал о К. Марксе.

Отношение Чичерина к марксизму было откровенно отрицатель­ным. Обращаясь к оценке взглядов К. Маркса в пятой части своей "Ис­тории политических учений", он посвятил ему более 70 страниц текста. Характеристика Маркса, идущая вслед за суждениями о взглядах Лассаля, начинается таким пассажем: "Ни по силе ума, ни по таланту, ни по разнообразию сведений, ни по философскому смыслу он не может срав­няться с Лассалем, но он сделал то, о чем Лассаль только мечтал: он дал теоретическое построение социальной утопии"****. Завершается этот раздел еще более резким выпадом: "Влияние Маркса в современном мире представляет, можно сказать, самый колоссальный пример чело­веческой глупости, какой встречается в истории мысли"*****.

Приходится сожалеть, что вместе с ограждением от "хулы" марк­сизма отечественный читатель оказался отторгнут от очень многих ра­зумных взглядов и раздумий Чичерина. Именно поэтому мы и решили привлечь внимание ко взглядам и кратологическим суждениям такого фундаментального исследователя, как Чичерин.

Наконец, еще раз подчеркнем, как глубоко оценивал власть на ру­беже веков Б. Н. Чичерин. Власть, по его словам, призвана "охранять закон и сдерживать свободу. Она составляет центральное звено всяко­го общественного порядка; это — владычествующий в нем элемент. По самой природе вещей власть может быть вверена только физическому лицу или лицам, но эти физические лица являются представителями об­щества как целого, владычествующего над отдельными особями. Выра­ботанное правом понятие об юридическом лице находит здесь полное и,

* Чичерин Б. Н. Философия права. С. 279—280.

**Тамже. С. 276.

*** Там же. С. 317.

**** Чичерин Б. Н. История политической мысли. Ч. 5. С. 155.

***** Там же. С. 227.

притом, необходимое приложение. Оно составляет юридическое выра­жение идеи союза как целого, господствующего над частями. Но имен­но потому, что власть вверяется физическому лицу, как представителю общества, оно должно употреблять ее не в виду частных своих интере­сов, а в интересах целого"*.

У нас нет возможности столь же подробно излагать характеристи­ки идей других наших отечественных мыслителей. Но надо постоянно иметь в виду, что российская кратологическая мысль имеет очень осно­вательную базу, и это, несомненно, будет показано многими другими авторами.

Характерно, что к проблематике власти обращались очень многие исследователи второй половины XIX — начала XX века. Это связано с развитием философской, исторической и правовой науки, становлени­ем и развитием социологии, распространением марксистского учения и стремлением его представителей и сторонников занять соответствую­щее достойное место и вытеснить другие социальные взгляды.

Эволюция кратологической мысли, хотя она так и не именовалась, во многом сопровождала процессы развития прежде всего правовой и социологической мысли, ибо власть является характернейшим элемен­том и признаком собственно человеческого общества, а государствен­ная власть, как власть верховная, находит отражение и закрепление в праве (государственном праве).

С XIX века в России все более заметно проявляется взаимодействие общественно-кратологической мысли с зарубежной (мировой) мыслью. Это выражается в значительно растущем числе контактов российских и зарубежных ученых, выездов россиян в Европу, изданий и переизданий трудов зарубежных ученых в России.

С полным основанием известный российский ученый-социолог Н. И. Кареев (1850—1931) счел необходимым специально выделить группу таких русских юристов-социологов, как В. И. Сергеевич, С. А. Муромцев, М. М. Ковалевский, Н. М. Коркунов, Б. Н. Чичерин, В. М. Хвостов, Е. В. Спекторский, Е. И. Гальперин, Г. Ф. Шершеневич, Н. А. Гредескул, П. И. Новгородцев, Б. А. Кистяковский, Л. И. Петражицкий. Если Кареев отмечал у этих ученых интерес к обществу, со­циологии, экономике, то для нас важно еще и то, что почти каждый из них проявлял внимание к проблематике власти и внес полезный вклад в оформление российской кратологической мысли. Более того, в рассма­триваемый нами период именно в связи с основными этапами становле­ния и развития социологической мысли в России происходит и заметное ,; восхождение кратологической мысли. К- Применительно к социологии ныне принято выделять:

 Первый этап — 1860—1890 годы. Как и на Западе, социология в России возникла в лоне позитивистской доктрины.

Второй этап — 1890—1900 годы. Для этого этапа характерна ост­рая критика позитивистской методологии. Ведущей социологической школой становится неокантианство (Б. А. Кистяковский, 1868—1920, Л. И. Петражицкий, 1867—1931, П. И. Новгородцев, 1866—1924 и др.). Представители старых школ (Н. И. Кареев, М. М. Ковалевский и др.) во многом уточняют свои позиции. Утверждается экономический матери­ализм (или марксистская социология), причем в двух вариантах: ортодо­ксальный марксизм (Г. В. Плеханов, В. И. Ульянов-Ленин) и неортодоксальный

 * Чичерин Б. Н. Философия права. С. 229—230.

 В. Ф. Халипов

"легальный" марксизм (П. Б. Струве, 1870—1944, Н. А. Бер­дяев, 1874—1948, С. Н. Булгаков, 1871—1944, М. И. Туган-Барановский, 1865—1919), весьма близкий с точки зрения методологии к нео­кантианству.

Третий этап в развитии русской социологии — начало XX века — был насильственно прерван в 1922 году установками РКП(б) и проле­тарской власти*.

Именно в такой хронологической последовательности шло и восхо­ждение российской кратологической мысли, обогащавшейся перевода­ми зарубежных авторов. В эти годы вопросы теории власти получили освещение и развитие в трудах философов, правоведов, социологов.

Казалось бы, далекий от кратологии выдающийся российский фи­лософ В. С. Соловьев в своем произведении "Оправдание добра. Нрав­ственная философия" (1899) очень вдумчиво отнесся к идее разделения властей. Правда, в его взглядах немало своеобразия; например, судеб­ную власть он считал второй и т. д. Но это лишь придает особый коло­рит его суждениям. Приведем развернутые суждения Соловьева, кото­рые несут на себе печать времени и отражают своеобразие его понима­ния затрагиваемых проблем: "...Три различные власти — законодательная, судебная и исполнительная — при всей необходимой раздельности (дифференциации) не могут быть разобщены (и тем ме­нее должны вступать в противоборство между собою), так как они име­ют одну и ту же цель: правомерное служение общему благу. Это их единство имеет свое реальное выражение в одинаковом их подчинении единой верховной власти, в которой сосредоточивается все положи­тельное право общественного целого, как такого. Это единое начало полновластия непосредственно проявляется в первой власти — законо­дательной, вторая — судебная — уже обусловлена первою, так как суд не самозаконен, а действует согласно обязательному для него закону, а двумя первыми обусловлена третья, которая заведует принудительным исполнением законов и судебных решений. В силу этой внутренней свя­зи, без единства верховной власти, так или иначе выраженного, невоз­можны были бы ни общеобязательные законы, ни правильные суды, ни действительное управление, т. е. самая цель правомерной организации данного общества не могла бы быть достигнута. Само собою понятно, что должная связь трех властей нарушается не только их разобщением и враждебным противоположением, но также, с другой стороны, сме­шением их и извращением естественного между ними порядка, когда, например, вторая власть — судебная — подчиняется не первой, а треть­ей, ставится в зависимость не от единого закона, а от различных орга­нов власти исполнительной"**.

А вот как писал о власти известный дореволюционный ученый-юрист Г. Ф. Шершеневич (1863—1912) в своем труде "Общая теория права": "Юридическое определение не только не способно объяснить реального существа того, что мы называем государством, но оно кроет в себе опасность затемнить перед нами истинную сущность явлений, происходящих в государстве.

* См.: История социологии: Учеб. пособие / Под общ. ред. А. Н. Елсукова. Минск: Высшая школа, 1993. С. 229—230; см. также: Новикова С. С. История развития социологии в России. М.: Воронеж, 1996. С. 23. '

** Соловьев В. С. Соч.: В 2 т. М.: Мысль, 1988. Т. 1. С. 460—461, см. также с. 7

Понятие о государстве только одно — социологическое. Характеризующий понятие о государстве момент власти, по своей важности и сложности, требует особого рассмотрения.

Самостоятельность государственной власти, которой она отличает­ся от других властей, в своем раскрытии обнаруживает свойства госу­дарственной власти. Самостоятельность характеризует государствен­ную власть как независимую, высшую, неограниченную и неделимую. Ни одно из этих свойств в отдельности не покрывает собою понятие о государственной власти*.

Во втором томе рассматриваемого труда Шершеневич подробно го­ворил о власти в связи с характеристикой публичного и частного права.

Отечественные ученые тщательно анализировали проблематику власти в связи с обращением к истории римского права, и в частности к истории институтов публичного права. Интересна в этом отношении "История римского права" И. А. Покровского**.

Весьма заметную роль в разработке взглядов на власть как соци­альный феномен сыграли многие зарубежные ученые***. Покажем это на примере Р. Иеринга (1818—1892) и Л. Гумпловича (1838—1909).

Еще в 70-е годы XIX века немецкий мыслитель Иеринг писал: "Аб­солютным, обусловленным целью самого государства требованием представляется то, чтобы государственная власть являлась в пределах государства высшею, преобладающей над всякой другой властью. Вся­кая другая власть, будет ли она исходить от отдельного лица или будет принадлежать многим, должна быть под государственною властью, по­следняя должна быть над нею..."****.

Иеринг отмечал, что "Право есть политика власти. Но само собой разумеется политика не отдельного, конкретного случая, — это политика близорукого, политика глупца, недостойная названия политики,— а, напротив, политика разумная, дальновидная, нико­гда не теряющая из виду абстрактной, т. е. постоянно подлежащей преследованию цели в связи с целями человеческой жизни, — следо­вательно, политика, которая сознает, что низшей или мимолетною выгодою следует поступиться для достижения высшей, продолжи­тельной"*****.

Много внимания государственной власти, ее исследованию уде­лял немецкий исследователь Л. Гумплович, особенно в своей книге "Общее учение о государстве" (1877). Об этом говорит уже сам ме­тодологически стройный перечень глав этой книги: понятие государства; происхождение государства; основание государств в Евро­пе; социальные элементы государства; нация и национальность; об­щественные формы; развитие государства; формы государства; государственное управление; парламентаризм; обычай и право; право

* Шершеневич Г. Ф. Общая теория права. Т. 1. Вып. 1. М., 1995 (по изданию

1910—1912). С.182. ,

 ** Покровский И. А. История римского права. 2-е изд. Пг.. 1915. С. 29—33,

87—96, 97—114.

 *** ДайсиА. В. Основы государственного права Англии. Введение в изуче-ртие английской конституции / Пер. с англ. 2-е изд. М.: Тип. т-ва И. Д. Сытина, 1907. 671 с.; Дюги Леон. Конституционное право. Общая теория государства / Пер. с фр. М.: Тип. т—ва И. Д. Сытина, 1908. 957 с. и др.

**** Иеринг Р. Цель в праве. Спб., 1881. С. 232.

***** Там же. С. 190.

 и наука о нем; государственный правопорядок; международные отношения; систематика наук о государстве и праве*.

Во вступительном очерке к этой книге русский переводчик-иссле­дователь И. Н. Неровецкий писал: "Это был социолог-государственник, монист, верно преданный заветам естествознания и стремившийся по­ставить государственную науку на позитивную почву"**.

Уделяя главное внимание государствоведению, Гумплович опреде­лял государство как "естественно возникшую организацию властвова­ния, предназначенную для охраны определенного правопорядка"*** и критиковал определения государства Велькера (1790—1869), Моля (1799—1875), Аренса (1808—1874), Гербера (1823—1891), Гегеля (1770—1831)и др.

Отметим, что Гумплович еще в 1877 году, говоря о политике, зая­влял: "Мы имеем в виду область политики; и не в том смысле, в каком слово это употреблялось у Аристотеля и других греческих писателей;

... Только государственное право может считаться "наукой", политика же является лишь своего рода "тактическим учением", катехизисом правил для жизни и деятельности входящих в состав государств лю­дей"****. Гумплович серьезно критиковал Гольцендорфа, который в 1869 году в Берлине в своей книге "Принципы политики" излагал по­литику как науку.

Можно представить, как же эволюционировали и переменились на­ши взгляды с тех пор, если мы сегодня, как правило, считаем политику наукой, а о науке о власти практически почти не говорим. Тем не менее, обращаясь к прошлому отечественной мысли, следует еще раз подчерк­нуть, что фактически все сколько-нибудь крупные мыслители России на рубеже XIX—XX веков обращались к проблематике власти, к бога­тому идейному содержанию и лексикону этой области знания.

А. Н. Бердяев в своей книге "О назначении человека", вышедшей в 1931 году в Париже, задаваясь вопросом о природе власти, писал, что в человеке, по выводам психопатологии, "ослаблены инстинкты его при­роды, инстинкт половой и инстинкт власти, подавлены и вытеснены ци­вилизацией, создавшей болезненный конфликт сознания с бессозна­тельным"*****.

Как видим, проблематика власти столь богата, широка, многогран­на еще и потому, что ее истоки восходят не только к рациональному в человеке, но и к инстинктивному, не только к продуктам сознания, но и к бессознательному.

Таковы власть и ее природа в мире человека, в мире живого. Это уже само по себе указывает на необходимость для науки прежде всего идти к власти, исходить из осмысления власти, а затем уже выстраивать и политику, и науку о политике, т. е. политологию.

Серьезнейший перелом в постановке и налаживании теоретико-ме­тодологических исследований власти был конечно же связан с Октяб­рем 1917 года. Революция — сначала в теории, а потом и на практике — перенесла смысловые ударения, иначе расставила акценты в науке о власти. Главным в науке стало обращение не собственно к власти, а к

* Гумплович Л. Общее учение о государстве. Спб., 1910. С. Ill—VII.

** Там же. С. XVI.

*** Там же. С. 36.

**** Там же. С. 464, 467.

***** Бердяев Н. А. О назначении человека. М.: Республика, 1993. С. 60.

политике, борьбе за власть, революции, диктатуре пролетариата, Сове­там, вопросам руководящей и направляющей роли коммунистической партии, а в перспективе — к проблемам отмирания государства, а зна­чит, и собственно государственной власти, перенос в установках на пер­спективу упора на общественное коммунистическое самоуправление.

Но это особая глава в истории отечественной и мировой кратологической мысли. Задача нашего труда видится в том, чтобы привлечь к этому внимание и высказать несколько исходных идей, побудить к пос­ледующей перспективной разработке данной проблематики, проблема­тики сложной, дискуссионной, но для изучения крайне нужной и не под­лежащей дальнейшему откладыванию.

Итак, как же развернул кратологическую проблематику в науке и на практике год 1917-й?

Естественно, что в теоретических установках, а еще более в прак­тических делах миллионов, вершивших Октябрьскую революцию и осу­ществлявших ее курс в последующий период, сказывались програм­мные установки марксизма, большевистской партии. Главные из них следующие:

а) установление диктатуры пролетариата — с фактическим креном собственно к диктатуре, а не к пролетариату;

б) отказ от мировой практики разделения властей, а отсюда — уход от теории власти, от разделения трех ветвей власти к концентрации, со­единению в единых органах Советской власти законодательной и ис­полнительной властей и отодвигание судебной власти на задний план, непризнание ее властью;

в) провозглашение принципа коллективного руководства — с фак­тическим игнорированием коллективности, особенно в высших орга­нах;

г) упор на единоначалие не только в армии, но и в других сферах де­ятельности и введение кратких периодов деятельности комиссаров в ар­мии в условиях массовых репрессий против командных и политических кадров;

д) уход в теории и на практике от собственно властного лексикона в сторону повседневных и постоянных рассуждений о руководящей и направляющей роли коммунистической партии.

Эти ключевые моменты отражены в первую очередь в основопола­гающих теоретических трудах марксизма XIX века и особенно совет­ских времен — К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина, И. В. Сталина, других руководителей КПСС.

Фактическая реальная власть РКП(б), ВКП(б), КПСС и ее руково­дителей была беспредельной, но об этой власти (кроме Советской вла­сти) даже в последние годы существования СССР речь не шла.

Вот почему даже такой идеологический центр и законодатель тео­ретических изысканий, как Институт Маркса—Энгельса—Ленина— Сталина при ЦК ВКП(б) (затем Институт марксизма-ленинизма), в це­лом обходил собственно властную проблематику в течение десятиле­тий. Наиболее показательны в этом отношении предметные указатели к сочинениям классиков марксизма-ленинизма.

В 1969 году вышел "Справочный том к Полному собранию сочине­ний В. И. Ленина". В первую его часть входил предметный указатель, составленный 35 научными сотрудниками. В предисловии к нему отме­чалось: "Предметный указатель призван помочь читателям лучше и глубже овладевать идейным богатством ленинского наследия. Он составлен к 55 томам Полного собрания сочинений, включающим около 9000 произведений и документов В. И. Ленина. В указателе имеется не­сколько тысяч понятий, которые содержат сотни тысяч отсылок к ле­нинскому тексту... При работе над подготовкой этого издания автор­ский коллектив взял за основу схему указателя к 4-му изданию Сочине­ний В. И. Ленина. Однако при этом проведена большая работа по ее улучшению с учетом опыта, накопленного за многие годы работы над изучением ленинского идейного наследия. Значительное увеличение объема работы (в прежнем указателе было расписано 35 томов, вклю­чавших 3000 документов и произведений В. И. Ленина) также потребо­вало нового подхода к составлению схемы. В предметный указатель включены новые важные, актуальные рубрики, которых в прежнем из­дании не было"*.

Таким образом, в рассматриваемом предисловии подчеркнуто, что в указателе имеется несколько тысяч понятий и что в данный указатель введены новые важные рубрики.

Вправе ли мы ожидать тщательного изучения проблем власти в трудах Ленина? Конечно, вправе. Писал ли Ленин о власти? Да, писал. Указатель свидетельствует, что о диктатуре буржуазии и пролетариата он высказывался тысячи раз, о демократии — множество раз, о бюро­кратии — около 400 раз**.

Но ведь он говорил и непосредственно о власти, ее разновидностях, и о Советской власти, хотя и меньше, чем о названных выше явлениях и понятиях. Имеется ли в указателе понятие власти? Нет. В указателе нет рубрики "Власть", нет рубрики "Государственная власть", нет руб­рики "Советская власть", нет и модного в советскую пору понятия "По­литическая власть". И неудивительно, что, кроме "бюрократии" и "де­мократии", нет вообще никаких других "кратий" (а ведь их в русском языке более полусотни).

Автору данной книги, подготовившему кратологический словарь "Власть", нетрудно назвать до 1000 понятий, прямо связанных со сло­вом "власть", а вот в указателе к главному собранию политических про­изведений в СССР понятию и явлению "власть" места не нашлось.

Можно ли было в таких условиях ожидать внимания к теории вла­сти, разработки "науки о власти"? Конечно же нет.

То, что это не случайность, подтверждает и второй по значимости источник советских времен — состоящий из трех частей "Предмет­ный указатель ко второму изданию Сочинений К. Маркса и Ф. Эн­гельса"***. В этом указателе появляются две небольшие рубрики:

"Власть законодательная и исполнительная" и "Государственная власть"****.

Если "власть" как феномен в предметных указателях к произведе­ниям К. Маркса, Ф. Энгельса и В. И. Ленина не пользовалась должным вниманием, да и в самом марксизме-ленинизме ее заслоняла диктатура пролетариата, то разве можно было рассчитывать на глубокую, кон­цептуально продуманную, всестороннюю науку о власти?

* Справочный том к Полному собранию сочинений В. И. Ленина. Ч. 1. М.:

Политиздат, 1969. С. III—IV.

** См. там же. С. 136—143, 125—133, 63—65.

*** Предметный указатель ко второму изданию Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса (1—39 тома). Ч. 1. А—М. М.: Политиздат, 1978. Ч. 2. Н—Я. М.: По­литиздат, 1978 (40—50 тома). М.: Политиздат, 1986

**** См. там же. Ч. 1. С. 94, 141; Ч. 2. С. 38, 57—58.

И еще одно обстоятельство надо иметь в виду — это то, что марк­сизм трактовался как имеющий три источника (немецкая классическая Философия, английская политэкономия и французский утопический социализм) и три составные части (философия, политэкономия и науч­ный коммунизм). Здесь тоже дело не доходило до адекватного феноме­ну власти разговора. И при всей важности хотя бы политэкономии, ма­териального производства, собственности во всех ее видах, рынка вполне можно утверждать, что власть как реальный многоплановый феномен не только стоит в одном ряду с экономикой, но и нередко ею

управляет.

Казалось бы, фантастически выглядит прорыв идей К. Маркса, ф. Энгельса, В. И. Ленина к умам, сознанию и деяниям сотен миллионов людей на всей планете в целом ряде поколений. Но жизнь показывает, что все-таки не за ними закрепляет история роли своих первых лиц.

Или, скажем, не так уж и давно в СССР миллионам людей внуша­лась мысль о том, что идеи и дела Н. С. Хрущева (в пору его правления), или Л. И. Брежнева (в пору его правления), или М. С. Горбачева (в по­ру его правления) войдут на века в благодарную память народов. Но прошло совсем немного времени, и каждый из названных руководите­лей КПСС уже получил свое место на страницах летописи истории.

Науке пришлось пройти через ленинский, сталинский и постсталин­ский периоды, чтобы наконец-то начать осмысливать явление власти, и прежде всего государственной власти, в России до 1917 года, в Совет­ской России и Советском Союзе.

В России первые обстоятельные работы о сути, особенностях, роли и многообразии форм власти начали появляться после взлета кратологической мысли в конце XIX — начале XX века, потом лишь в конце 80—х годов XX века, а затем уже после 1991 года. Это была пора, ко­гда начинало осмысливаться явление тоталитаризма в годы Советской власти и влияние этой власти на процессы экономической, социальной, политической, духовной и научной жизни.

Здесь можно выделить по крайней мере три группы книг.

I. Первая серьезная попытка осмысления феномена власти в последние годы Советской власти.

Назовем следующие издания: Ф. Бурлацкий, В, Мушинский "Народ и власть" (М., 1986); А. П. Бутенко "Власть народа посредством самого народа" (М., 1988); В. М. Карельский "Власть. Демократия. Перестрой­ка" (М., 1990); С. А. Никольский "Власть и земля" (М., 1990); Ю. Фео­фанов "Бремя власти" (М., 1990) и др.

II. Первые теоретические труды, посвященные становлению науки о власти.

В их числе: "Философия власти". Под ред. В. В. Ильина (М., 1993);

М. И. Колесникова, В. Ф. Борзунов "Социология власти" (М., 1994);

В. ф. Халипов "Власть. Основы кратологии" (М., 1995); В. И. Ефимов "Власть в России" (М., 1996); В. Ф. Халипов "Введение в науку о власти" (М., 1996); "Россия: власть и выборы" (М., 1996); В. Ф. Халипов "Власть. Кратологический словарь" (М., 1997) и др.

III. Публикации, посвященные осмыслению прошлого власти в СССР, ее проявлениям в разных сферах жизни, в том числе и негатив­ным воздействиям на ключевые области жизни, науки, искусства.

В числе книг такого рода: Е. И. Чазов "Здоровье и власть. Воспо­минания "кремлевского врача" (М., 1992); В. Сойфер "Власть и наука. История разгрома генетики в СССР" (М., 1993); А. Богданова "Музыка и власть (постсталинский период)" (М., 1995); Ф. Д. Бобков "КГБ и власть" (М., 1995); "Социология и власть. Документы и материалы. 1953—1968". Под ред. Л. Н. Москвичева (М., 1997) и др.

Есть основания считать, что все такого рода издания убедительно свидетельствуют о становлении в России системы знаний о власти. Это тем более важно, что сам феномен власти рассматривается многопланово, все более полно и доказательно.

К проблемам власти и ее различных проявлений обращаются уче­ные, деятели литературы и искусства, а также многие лица, оказавшие­ся волей судеб на руководящих постах.

Не случайно, например, М. Петрачев в "Независимой газете" 29 но­ября 1997 года опубликовал статью "Партия власти в России — это "Союз писателей" с подзаголовком "Страсть к сочинению книг компен­сирует профессиональные неудачи политиков всех властей". Автор от­мечает, что эту тягу российских политиков к писательскому труду под­метил еще на заре века Максим Горький. Троцкому и Тухачевскому пи­сательские откровения стоили жизни. В период застоя предвестниками будущего литературного потока на Олимпе власти стали мемуары Хру­щева, Жукова и Брежнева. Затем в литературную нишу ринулась пер­вая когорта оставшихся не у дел прорабов перестройки. Писателями от политики стали: Александр Яковлев, Михаил Горбачев, Егор Лигачев, Валентин Павлов, Вадим Бакатин и многие другие бывшие партийные лидеры. Газета называет и ряд других имен*.

Для нас существенно иное: сегодня и книжный рынок, и библиоте­ки основательно насыщены литературой о властной практике конца XX века. А если учесть, что весьма значителен и поток литературы это­го рода за рубежом, то сейчас как раз подошел тот момент в развитии науки, когда есть все необходимые и достаточные основания для того, чтобы начать развивать поистине новое серьезное и перспективное на­правление — науку о власти (кратологию). Более того, это не просто одна область знания, это — целая группа областей, целая система наук.

А если ставить вопрос в более широком плане, то не пора ли в ги­гантском здании современной науки наводить порядок по существу — заново выстраивать систему естественных, технических и обществен­ных наук во всем обилии их областей и отраслей, осмысливать и смело развивать новые области знания, переконструировать существующие, уводить с первых ролей конкретных лиц, как не оправдавших надежд и т. д.? А в нашем случае разве не стоит поставить структуру наук с голо­вы на ноги: власти — свое (первое место), а политике — свое (последу­ющее место)?

Приведем еще и такой современный аргумент. Когда в системе ву­зовского преподавания в 1991/92 учебном году надо было удержать гу­манитарные науки, то свою роль сыграло и оперативное введение пре­подавания политологии. К сожалению, с течением времени по мере деполитизации жизни и в связи с неумелым преподаванием политоло­гии к ней стал падать интерес, и ныне, согласно данным Центра социо­логических исследований Госкомвуза, "наибольшее неприятие опро­шенных студентов (даже у "чистых" гуманитариев) вызывает курс по­литологии"**.

* См.: Независимая газета. 1997. 29 нояб. С. 8.

** Высшая школа в зеркале социологии. Вып. 1. Тенденции развития рос­сийской высшей школы. Ярославль, 1997. С. 154.

Ученые, проводившие исследования в октябре 1996 года и опро­сившие в 40 вузах России 2000 студентов, пришли к неутешительному выводу: тот факт, что лишь 35,6% студентов считают для себя полез­ным изучение политологии, свидетельствует прежде всего "о неспо­собности коллективов многих кафедр политологии, сформированных из бывших преподавателей истории КПСС и научного коммунизма, полностью освободиться от прежних мировоззренческих и идеологи­ческих догм, кардинальным образом переосмыслить происходящие общественно-политические процессы и соответственно перестроить свои учебные курсы"*.

Видимо, сказывается и доставшееся от былых времен излишнее усердие педагогов в ненужных рассуждениях о политике и политизации, в пропаганде надоевшей молодежи сугубо политической проблематики вместо активного привлечения внимания к вопросам государственной жизни и государственной власти, к сугубо конституционной проблема­тике и необходимости введения жизни не в так называемое политиче­ское русло, а в русло конституционное, государственное. Именно такой подход отвечает установкам нынешнего законодательства на пребыва­ние вне политики широкого круга государственных служащих (в том числе военнослужащих).

Подведем итоги анализа, проведенного в данной главе.

Власть в ее различных видах и формах с давних пор, со времен воз­никновения на заре цивилизации представлений о жизни человека и об­щества, пользуется все возрастающим вниманием. К ее осмыслению и истолкованию обращались многие выдающиеся умы человечества и многие правители разных времен и народов.

К нашим дням накоплен достаточный материал для обдуманного, квалифицированного, нацеленного на перспективу построения системы знаний о власти, точнее — системы наук о власти. Такова главная цель этой книги. Теперь мы приступаем непосредственно к систематизации знаний, относящихся к сфере власти.

* Высшая школа в зеркале социологии. Вып. 1. Тенденции развития рос­сийской высшей школы. С. 154—155.