2. Логика власти

2. Логика власти

К числу общезначимых идей и областей кратологического знания, несомненно, надо отнести логику власти, хотя разработана она меньше других наук и в реальной практике властей соблюдается еще далеко не всегда.

Сама по себе логика как наука, истоки которой восходят к мысли­телям Древней Индии и Китая, Греции и Рима и прежде всего к Аристо­телю и мегарской школе, явилась закономерным результатом интел­лектуального взросления человечества. Она пришла к нам через тща­тельную отработку и многовековую шлифовку своих четко сформу­лированных человеческим разумом общезначимых форм и средств мысли, необходимых для рационального познания в любой области на­уки. В. И. Даль лаконично и мудро сказал, что логика — "наука здраво­мыслия, наука правильно рассуждать; умословие"**.

Если есть логика жизни, логика хозяйствования, логика различ­ных видов деятельности человека и есть логика науки, математиче­ская логика, логика музыки и других областей человеческого позна­ния и творчества, то мы будем правы, если поставим вопрос и о логи­ке власти.

О логике вообще, логике формальной и диалектической, логике различных видов теоретической и практической деятельности написано

* ЛоккДж.. Соч.: В 3 т. М.: Мысль, 1985. Т. 2. С. 230—231.

** Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1998. _Г. 2. С. 676.

 много книг*. История логики украшена такими именами, как Ари­стотель, Теофраст, Диодор, Филон, Апулей, Секст Эмпирик, Диоген Лаэртский, Цицерон, аль-Фараби, Ибн Сина, Ибн Рушд, Абеляр, И. Д. Скотт, У. Оккам, Ж. Буридан, Леонардо да Винчи, Ф. Бэкон, П. Гассенди, Г. Лейбниц, Дж. С. Милль, И. Кант, Гегель, Дж. Буль, Б. Рассел, А. Тьюринг, А. А. Марков, А. Н. Колмогоров и др.

Многие логики, так же как и многие обществоведы, увлекавшиеся логикой, выходили непосредственно в сферу политики и власти, пыта­ясь дознаться, царит ли логика в сфере власти и не является ли видимый алогизм решений и поступков власти своеобразным проявлением не­традиционной, нестандартной, а порой и уникальной логики власти и властителей.

Логика власти (англ. logic of power, от греч. logike) — 1) разумность, правильность, подчиненность внутренним правилам, принципам как власти вообще, так и данной власти, ибо нередко поведение, действия реальных представителей власти бывают алогичны, идут вразрез с ло­гикой; 2) развивающаяся система знаний, наука о законах и формах вла­стного мышления; составная часть кратологии, комплексная, междисци­плинарная область знания на стыке собственно логики и науки о власти.

О том, как велик объем предстоящих глубоких исследований логи­ки власти, можно показать на многочисленных примерах ждущих сво­его часа разработок в области науки о власти:

—логика или алогизм властвования лиц, персон, правителей (Це­зарь, А. Македонский, Петр I, Наполеон, Гитлер и т. д.);

— логика функционирования властных образований (империй, мо­нархий, демократий и т. п.);

— логика деятельности эшелонов власти (верховная власть, прави­тельство, местная власть);

— логика деятельности основных видов власти (законодательной, исполнительной, судебной, контрольной и т. д.);

— логика действия в реальных структурах и разновидностях власти (церковной, родительской, школьной, банковской) и т. д.

Множество проблем логики власти связано с функционированием и нормами конституций, права, законодательства. Они очерчивают круг властных функций и определяют ориентиры логичной разумной дея­тельности властей.

Очень широк круг и проблематики подготовки государственного персонала (служащих, чиновников) к восхождению во властных струк­турах по логически обоснованным ступеням с растущим кругом прав и обязанностей.

Поскольку мы вступаем в довольно редко исследуемую сферу зна­ния, обратимся к общим сведениям о логике и покажем их примени­мость в области власти. Это относится к понятиям, суждениям, умозак­лючениям, определениям, правилам, принципам, силлогистике, индук­ции, дедукции, законам логики и т.д.

Самое главное, самое очевидное и самое трудное для восприятия власти и ее логики в том, что власть относится к числу тех немногих феноменов

* См., напр.: Хоменко Е. В. Логика. М.: Воениздат, 1971. 192 с.; Формаль­ная логика. Л.: ЛГУ, 1977. 357 с.; Кумпф Ф., Оруджев 3. Диалектическая ло­гика. М.: Политиздат, 1979. 286 с.; Ильенков Э. В. Диалектическая логика. 2-е изд. М.: Политиздат, 1984. 320 с.; Гетманова А. Д. Логика. М.: Высш. шк., 1986. 288 с., и др.

и факторов (как экономика, хозяйство, культура), которые ро­ждает сама жизнь общества в целях создания благоприятной для выжи­вания человека среды. Ее создает сам человек для себя. И насколько он логичен (и алогичен), настолько логичной оказывается и созидаемая им для себя среда обитания, существования.

Здесь нельзя не вспомнить весьма разумное и поучительное выска­зывание замечательного русского философа С. Н. Булгакова (1871— 1944) из его оригинального труда "Философия хозяйства" (1912):

"Жизнь есть то материнское лоно, в котором рождаются все ее проявления: и дремотное, полное бесконечных возможностей и грез ночное сознание, и дневное, раздельное сознание, порождающее фи­лософскую мысль и научное ведение, — и Аполлон, и Дионис. Чрез­вычайно важно не упускать из внимания, что мысль родится из жиз­ни и что в этом смысле философская рефлексия есть саморефлексия жизни, другими словами, начало логическое, логос жизни, выделяет­ся из того конкретного и неразложимого целого, в котором начало логически непроницаемое, чуждое, трансцендентное мысли, алоги­ческое нераздельно и неслиянно соединяется с началом логическим. Жизнь, как конкретное единство алогического и логического, конеч­но, остается сверхлогичной, не вмещается ни в какое логическое оп­ределение, имеющее дело лишь с ее гранями и схемами, а не с живою ее тканью, однако она не становится от этого антилогична или логи­чески индифферентна. Она рождает мысль, она мыслит и имеет свое самосознание, она рефлектирует сама на себя. Начало логическое имеет свои границы, которых оно не может перейти, но в этих пре­делах оно нераздельно господствует. Алогическое не растворимо логическим и непроницаемо для него, но оно вместе с тем само связано Логическим. Логическое и алогическое сопряженны и соотноситель­ны. Так свет предполагает постоянно преодолеваемую им тьму, а ра­дость — непрерывно побеждаемую печаль (Шеллинг), так теплота любви порождается смягчившимся и потерявшим свою мучительную жгучесть огнем (Я. Бёме). Только при этом воззрении становится понятным факт мыслимости и познаваемости бытия, объясняется воз­можность философии, науки, даже простого здравого смысла, вооб­ще всякого мышления, поднимающегося над инстинктом с его авто­матизмом. Мысль родится в жизни и от жизни, есть ее необходимая "ипостась"*.

Собственно мысль, логичная или алогичная, рождаемая в жизни, движет и властителями и повелителями, и демократами и деспотами. Но на уровень логичного, тем более идеально-логичного правления человек, общество, государство, человечество идут долгими веками и еще далеко не вышли. Тем не менее эти субъекты исторического дей­ствия, конечно, уже далеко ушли от первоначальных точек неосознан­ного (часто инстинктивного) властительства в пору детства рода чело­веческого. Поэтому весь уже пройденный путь в сфере власти должен быть осмыслен как всей совокупностью наук о власти, так и каждой из них в меру ее способностей и возможностей. Этих областей крато­логии мы уже назвали очень много и назовем еще немало, так что ар­сенал и потенциал возможностей познания власти, самопознания вла­ги очень велик, хотя используется пока крайне недостаточно.

Разумеется, продраться сквозь дебри, сквозь чащу алогизмов, зага­док и тайн власти необычайно трудно. Вот почему надо всерьез тру­диться над созданием логики власти и в силу требований логики самой жизни брать на вооружение все мудрое из опыта человека и человече­ства.

Уже в самом начале "Левиафана" Т. Гоббс так говорил о самом главном качестве правителя: "Тот же, кто должен управлять целым народом, должен постичь (to read) в самом себе не того или другого от­дельного человека, а человеческий род"*. Вот с чего должна начи­наться необычная и трудная логика властвования. Если уж крайне сложно постичь самого себя, то сколь же глубоки и многогранны должны быть качества лица (правителя), постигающего во имя успеш­ного властвования сам род человеческий. Ясно, что для одного этот род будет исчисляться тысячами, а для другого — тысячами тысяч лю­дей; для одного — небольшим районом (даже учреждением), для дру­гого — целыми странами (блоками, союзами, группировками, коали­циями государств). В таком постижении крайне трудная процедура со­стоит в том, чтобы определиться, как понимать людей, их интересы, цели, желания и как самому первовластителю определять свои цели, задачи и чувствовать ход дел.

Известный английский философ Джон Стюарт Милль (1806—1873) в 1843 году издал книгу "Система логики силлогической и индуктив­ной". На наш взгляд, именно Миллю удалось высказать точную и содер­жательную оценку логики, вполне применимую к трудноподдающейся осмыслению и анализу сфере логики власти.

"Логика есть наука не об уверенности, но о доказательстве или оче­видности: ее обязанность заключается в том, чтобы дать критерий для определения того, обоснованна или нет в каждом отдельном случае на­ша уверенность, поскольку последняя опирается на доказательства...

Логика не тождественна с знанием, хотя область ее и совпадает с областью знания. Логика есть ценитель и судья всех частных исследова­ний. Она не задается целью находить очевидность; она определяет, най­дена очевидность или нет. Логика не наблюдает, не изображает, не от­крывает—она судит..."**

В самом деле, в сфере власти пусть логика не учит, как править (это сделают другие), но пусть она судит о том, как идет правление — о мыс­лях, решениях и деяниях власти, — и пусть судит и высказывает свое мнение не только a posteriori, в зависимости от опыта, но и a priori — не­зависимо от опыта.

К логике власти и властителей, к практике их деяний нередко обра­щаются историки или новые поколения лидеров, ставших у руля своих государств. Они часто говорят об опыте прошлого, хотя саму логику упоминают пока лишь изредка.

Но сегодня уже можно встретиться и с фактами обращения непо­средственно к логике. Один из отечественных молодых политиков — А. В. Митрофанов в 1997 году издал книгу "Шаги новой геополитики". Как председатель комитета Государственной Думы по вопросам геопо­литики, он сумел проанализировать обширный и интересный материал. В книге есть заслуживающая внимания глава "Логика Сталина". В целом

* Гоббс Т. Соч.: В 2 т. М.: Мысль, 1991. Т. 2. С. 8.

** Милль Д. С. Система логики силлогической и индуктивной. / Пер. с англ. С. И. Ершова и В. Н. Ивановского. 2-е изд. М., 1914. С. 7—8.

 автору удалось правильно поставить столь сложную проблему. Приведем лишь один пример его рассуждений.

"Как политик от Бога (или от черта!), Сталин приложил свой при­родный дар к сохранению того государственного наследия, которое до­сталось ему от предыдущего поколения отечественных политиков. Строительство собственного государства проходило в условиях борьбы с правыми и левыми коммунистами.

Первые тянули государство в прошлое, но на основе крепких фер­мерских хозяйств. Весь деревенский люмпен предполагалось выселить в город для занятий промышленным трудом. Разумеется, о быстром ро­сте тяжелой индустрии в этом случае следовало бы забыть.

Вторые призывали на основе имеющихся материальных и людских ресурсов закидать шапками танковые армады Европы и взять власть на континенте в свои руки. Столкновение с войсками Антанты на Висле и последующее поражение показали ошибочность такого подхода к ре­альным условиям. Сталин наблюдал за исходом наступления на Европу, что называется, из первого ряда. Будучи фактически главкомом левого фланга наступающих войск, он убедился, что крестьянская масса, даже вооруженная берданками и трехлинейками, бессильна перед неболь­шой, но хорошо вооруженной профессиональной армией. Армады аэ­ропланов и танков перебороли конные армии.

Из битвы на Висле Сталин сделал два важных вывода: необходи­мость технического перевооружения армии и беспочвенность надежд на "солидарность социал-демократов" Европы. Этими принципами он руководствовался всю жизнь.

Логика событий указывала на третий путь, которым и пошел Ста­лин. Необходимо было смекалку и жизненные силы народа поставить на дело создания тяжелой промышленности. Для этого лучшие силы крестьянства следовало направить в города и на крупные стройки стра­ны. Временной фактор определял возможность реализации плана толь­ко через жесткую централизацию процесса"*.

Думается, что здесь нет нужды обсуждать весь массив проблем, свя­занных с властью Сталина, с его культом и его злоупотреблениями вла­стью. Мы лишь показали, что в ходе развития науки исследователи и са­ми практики обращаются и будут все чаще обращаться к анализу логи­ки властно-государственных процессов, знание которой помогает мудро и результативно править.

Разумеется, в практике правления и впредь придется иметь дело с миллионами людей (у каждого из которых свои взгляды и интересы) и, балансируя между ними, искать пути организации сожительства огром­ных масс граждан в рамках современных государств. Логика этой труд­ной деятельности будет требовать осторожности и осмотрительности, прозорливости и хитрости, расторопности и дипломатических уверток не только на международной арене. Логика власти должна конечно же помогать находить оптимальные решения в каждой из сфер жизни — в хозяйстве, в организации труда, его оплаты, отдыха и т. д.

Но, как и в прошлом, нельзя будет полностью избавиться, даже при строгом следовании логике, от такого неблагоприятного фактора, как злоупотребления властью. Они могут возникать по разным причинам — и от удовольствия обладания властью, и от полной бесконтрольно­сти, и от сугубо психологических особенностей властителей и т. д.

Проблемы эти давно волновали и беспокоили людей думающих, умев­ших мыслить широко и масштабно.

Так, Иммануила Канта (1724—1804) всерьез беспокоила неизбеж­ность злоупотреблений со стороны лиц, облеченных властью. В этой связи он писал: "Ведь каждый облеченный властью всегда будет зло­употреблять своей свободой, когда над ним нет никого, кто распоря­жался бы им в соответствии с законом. Верховный глава сам должен быть справедливым и в то же время человеком. Вот почему эта задача самая трудная из всех; более того, полностью решить ее невозможно; из столь кривой теснины, как та, из которой сделан человек, нельзя сде­лать ничего прямого. Только приближение к этой идее вверила нам природа*. Что эта проблема решается позднее всех, следует еще из то­го, что для этого требуются правильное понятие о природе возможного (государственного) устройства, большой, в течение многих веков при­обретаемый опыт и, сверх того, добрая воля, готовая принять такое уст­ройство. А сочетание этих трех элементов — дело чрезвычайно труд­ное, и если оно будет иметь место, то лишь очень поздно, после многих тщетных попыток"**.

По замыслу героическая, а по сути, как оказалось, утопическая и фантастическая попытка решить проблему — по-человечески устроить общество и по-человечески устроить власть — была предпринята на многострадальной земле российской. Она, к сожалению, не удалась. Не удалась потому, что ни человек (сравнительно тщательно отобранные для этого миллионы — члены партии), ни теория (сравнительно долго, всесторонне и напряженно разрабатывавшаяся для этого совокупность идей и установок), ни сами вожди (правящие единицы) не справились с беспрецедентной задачей. Погубило эту попытку прежде всего злоупо­требление властью, нежелание считаться с интересами и волей других миллионов людей. А стратегический просчет оказался изначально за­ложенным в исходной концепции — в теории.

Остановимся на этом важном вопросе из области логики власти.

Один из главных, фундаментальных выводов-просчетов был сфор­мулирован К. Марксом и Ф. Энгельсом в "Манифесте Коммунистиче­ской партии" следующим образом: "Политическая власть в собствен­ном смысле — это организованное насилие одного класса для подавле­ния другого"***. ,

Такой изначальный курс на безоговорочное насилие, его абсо­лютизацию в устройстве власти был ошибочен, ибо нес грандиозные потрясения человеческому обществу, его разбалансирование. Фак­тически, провозгласив своей задачей создание общенародного госу­дарства, КПСС в своей программе пересмотрела именно этот опас­ный вывод, пронизанный идеей насилия и непримиримой классовой борьбы.

* Роль человека, таким образом, очень сложна. Как обстоит дело с обита­телями других планет и их природой, мы не знаем; но если мы это поручение природы хорошо исполним, то можем тешить себя мыслью, что среди наших со­седей во Вселенной имеем право занять не последнее место. Может быть, у них каждый индивид в течение своей жизни полностью достигает своего назначе­ния. У нас это не так; только род может на это надеяться.

** Цит. по: Антология мировой философии: В 4 т. М.: Мысль, 1971. Т. 3. С. 190—191.

*** Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 4. С. 447.

Где же тогда логика во все еще сохраняющемся преклонении пе­ред политической властью? Если сегодняшние учебники по политологии в центр внимания ставят вопросы политической власти, то что же они имеют в виду: неужели проблемы такого насилия и борьбы и призыв к ним?

И кто же тогда представляет сегодня эти борющиеся классы и ка­кой диктатурой должна разрешиться их борьба? И как быть с идеей об­щественного согласия, консенсуса, да и просто с поиском националь­ной идеи?

И не лучше ли более фундаментально и всесторонне, а не однобоко и догматично посмотреть на феномен и институт власти?

Да и не пора ли вообще перестать увлекаться пропагандой взрыво­опасной идеи насилия и политической власти? И если сами политологи не догадываются, как им расстаться с центральной идеей своей науки, то следовало бы предложить им присесть, подумать, посоветоваться, поискать новые пути и новые идеи, а самой идее политической власти дать отдохнуть и тихо заснуть. А там, глядишь, как и рассчитывал мар­ксизм, эта идея вместо государства возьмет и отомрет. Как же быть с самим государством и государственной властью, жизнь покажет. Не на­до ее подгонять и не надо ее загонять в придуманные схемы.

Автор отнюдь не торопится приписывать себе первенство в таких "смелых" предложениях. Напомним хотя бы такой факт. В 1989 году вышла книга "Пульс реформ". Ее составителем был Ю. М. Батурин. В статье "Сверим ориентиры: наука о государстве и праве нуждается в радикальном обновлении" Л. С. Мамут довольно тактично отмечал, что есть еще люди, которые "полагают, будто отсутствуют проблемы гипотетичности, неполноты, подчас ошибочности отдельных сужде­ний классиков о власти и политике, праве и государстве. Ими плохо улавливаются те рассогласования и противоречия, которые есть в ра­ботах К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина"*., К сожалению, "люди" не прочли и не услышали этого в 1989 году.

Автор данной книги по собственному непростому опыту может ска­зать, сколь больших усилий стоит и как нелегко дается переучивание со 100-процентного доверия к марксистской литературе 100—150-летней давности на осмысление современных явлений, процессов, идей, перспе­ктив национального и планетарного социально-экономического, власт­ного и культурно-информационного развития.

Поэтому хочется просить читателя еще раз вдуматься в логику (и алогизм) былой прописной "капитальной" формулы: "Насилие являет­ся повивальной бабкой всякого старого общества, когда оно беременно новым"**. Можно ли наше еще недавно "новое советское общество" (разумеется, вместе с новым советским человеком) теперь считать ста­рым? Когда и почему оно вдруг состарилось и как вдруг забеременело более новым обществом? Кто был у него повивальной бабкой? И могут ли, простите, у нашей матери-Родины быть еще новые беременности?

Завершая наш нелегкий экскурс в такую область знания, как логи­ка власти, и признавая все трудности и алогичность властей и мыслите­лей разного рода на долгом пути человечества в завтрашний день демо­кратизации, справедливости, добра, благополучия, мира, спокойствия, информатизации, следует сказать, что до сих пор род людской все еще так и не обладает разработанной концепцией, необходимой для того, чтобы строить власть логично и мудро.

Еще десяток лет назад нашлось бы много рекомендаций по этому поводу со стороны марксизма-ленинизма.

Подумаем всерьез над тем, что в конце своей деятельности внушал России (советской) В. И. Ленин: "Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никаки­ми абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть"*.

Правда, он заявлял это в пылу острой полемики в 1920 году и при­водил определения, выдвинутые еще в 1906 году, причем добавлял: "Хо­рошо ли, что народ применяет такие незаконные, неупорядоченные, не­планомерные и несистематические приемы борьбы, как захват свобо­ды, создание новой, формально никем не признанной, революционной власти, применяет насилие над угнетателями? Да, это очень хорошо. Это — высшее проявление народной борьбы за свободу"**. Хочется все-таки думать, что, даже понимая, чем грозят такой призыв к дикта­туре и оправдание насилия, вождь пролетариата, при всей своей рево­люционной нетерпимости, видимо, не допускал мысли о тотальном вза­имоистреблении народа России.

Установление именно такой диктатуры —это даже не монархия, не самодержавие, не абсолютная власть. Это — дикий безграничный вла­стный произвол, от которого никому, нигде и никогда не укрыться. Та­кой установкой можно оправдать с позиций формальной логики тюрь­мы, ссылки, концлагеря, и не только те, через которые прошли боль­шевики до 1917 года, но и те, что самих большевиков настигли и поглотили в 30-е годы, увенчавшиеся расстрелами без суда и следствия.

Напомним и о том, как логически противоречили упомянутые "на­учные взгляды" на диктатуру идеям, оценкам и суждениям выдающих­ся мыслителей древности, о которых с уважением говорили К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин. Вот только некоторые примеры.

Платон писал: "Я вижу близкую гибель того государства, где закон не имеет силы и находится под чьей-либо властью. Там же, где закон — владыка над правителями, а они — его рабы, я усматриваю спасение го­сударства и все блага, какие только могут даровать государствам бо­ги"***. Еще раз напомним, что сходные взгляды высказывал и Аристо­тель: "Там, где отсутствует власть закона, нет места и (какой-либо) форме государственного строя. Закон должен властвовать над все­ми..."****. "Да и что такое государство, как не общий правопорядок?" — вопрошал Цицерон.

А как же из приведенного "научного понятия диктатуры" логиче­ски вывести полновластие народа и Советов, политические свободы, права человека, разделение властей, верховенство закона; как в соот­ветствии с этим понятием сделать народ источником власти, проводить выборы властей и осуществлять контроль за властью и т. д.? И можно ли вообще такое диктаторское государство сделать правовым, консти­туционным, а общество гражданским и человечным?

* Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 41. С. 383.

** Там же. С. 384—385.

*** Платон. Соч. М., 1972. Т. 3. Ч. 2. С. 188—189.

**** Аристотель. Политика. М., 1911. С. 165.

Рассуждая по поводу всех этих решающих принципов и показателей логики, нормального устройства жизни людей в обществе и вступая те­перь уже в логическую полемику с классиками марксизма-ленинизма (пока можно), нельзя не видеть возможного возражения: "Ну что вы тут прицепились к диктатуре, к политической власти пролетариата, время уже давно ушло, а вы теперь цепляетесь к терминам?" Ответов здесь два.

 Первый. Если то время ушло, то надо сделать практические выво­ды, чтобы подобное время — с подобными вождями, целями, установ­ками и бесчеловечной жестокостью — снова не пришло.

Второй. Насчет терминов. Доверимся русскому философу П. А. Фло­ренскому (1882—1943). В 1917 году он очень мудро говорил студентам Московской духовной академии насчет терминов: "Суть науки — в по­строении или, точнее, в устроении терминологии. Слово, ходячее и не­определенное, выковать в удачный термин — это и значит решить по­ставленную проблему. Всякая наука — система терминов. Поэтому жизнь терминов и есть история науки, все равно какой, естествознания ли, юриспруденции или математики. Изучить историю науки—это зна­чит изучить историю терминологии, т. е. историю овладения умом пред­лежащего ему предмета знания"*.

Вот и давайте задумаемся: во что же обошелся России, и не только России, а многим народам и прежде всего самому пролетариату, термин "диктатура пролетариата"? Во что обошлись нашей "Планете Разума" и такие термины, как "революционное насилие", "экспроприация экс­проприаторов", "политическая власть пролетариата" и даже "больше­вики" с "меньшевиками". То-то теперь нередко голоса раздаются: мо­жет, в светлое будущее можно было легче и спокойнее прошагать, ми­нуя диктатуру пролетариата?

Будем надеяться, что XXI век всех рассудит, если, конечно, никто не предложит установить в будущем "информационную диктатуру", хо­тя пока еще и неизвестно, чью именно.

Воистину пора соглашаться, что диктатура как тип власти вообще никакая никому не нужна.

Именно для того чтобы не было никакой диктатуры, и необходима глубоко продуманная и разумно проводимая в жизнь всеобщая наука о власти. И среди ее многочисленных областей нужны и логика власти, и педагогика и психология власти, и этика власти, и другие полезные об­ласти знания.