3. Педагогика и психология власти

.

3. Педагогика и психология власти

Данный параграф, как и последующие, будет касаться в общем-то почти не рассмотренных в науке проблем. Они чаще всего прекрасно выписаны в драмах, трагедиях, экзотических повестях или фантастиче­ских романах. Уход со сцены в России псевдовластного марксизма, дер­жавшего в строжайшей узде любые отклонения от предписанных догм, позволяет попытаться привлечь внимание к острым и ждущим своего освещения вопросам. Ввиду их неразработанности многие из этих воп­росов будут лишь названы, упомянуты, но они ждут и, будем надеяться, дождутся своего часа. Этим своего рода психолого-педагогическим вступлением можно, пожалуй, открыть сюжеты, связанные с педагоги­кой власти и психологией власти. В российской литературе последних десятилетий можно отыскать лишь единицы научных работ, касавших­ся таких тем. Сейчас эти темы выплеснула мемуарная литература. Но это все-таки не наука. Обратившись к нашей дореволюционной литера­туре и даже зарубежной научной литературе, мы убедимся, что там ав­торов все-таки больше. Но даже Ф. Ницше в своей книге "Воля к вла­сти" заводил речь о "психологии философии"* и "физиологии искусст­ва"**, а отнюдь не о психологии власти, не о физиологии власти и не об искусстве власти.

Как же видятся сегодня педагогика власти и психология власти? Обычно педагогика и психология рассматриваются вместе, поэтому и у нас они находятся именно в такой связке, хотя несомненны самостоятель­ность и автономия каждой из этих областей знания. Особенно это отно­сится к обособленности самой психологии и психологии власти, которые не только тяготеют к соседству с психологией бессознательного, но и во­обще близки к биосоциальной и медикосоциальной проблематике.

Итак, обратимся к педагогике.

Педагогика (англ. pedagogy, pedagogics, от греч. paidogogike, от pais (paido.s) — дитя и ago — веду, воспитываю) — наука о воспитании и обу­чении человека, исследующая сущность, цели, задачи, закономерности и социальную роль воспитания. Педагогика призвана готовить челове­ка к цивилизованному образу жизни, в том числе к пониманию сути го­сударства и власти, к умению правильно вести себя с властями, а если придется, то и разумно властвовать.

Педагогика власти (англ. pedagogy of power) — система знаний на стыке педагогики и кратологии; одна из формирующихся областей кратологии. В ней с позиций педагогической науки должны исследоваться суть, необходимость, возможность и особенности воспитания и образо­вания лиц, занятых деятельностью (или готовящихся к ней) в столь сложной, трудной, деликатной и в то же время авторитарной сфере, как власть. Педагогике власти надлежит иметь систему представлений о пе­дагогических условиях, характеристиках и факторах властной практи­ки, возможностях и пределах педагогического влияния на управляемых и подвластных со стороны обладателей власти.

По мере демократизации жизни общества, его движения к правово­му государству все более остро встает проблема педагогической куль­туры властей, властителей и подвластных.

Поскольку кратология и право — науки близкие, соседствующие, взаимодействующие и нуждающиеся в педагогическом обосновании и использовании педагогики, то неудивительно, что наиболее творчески одаренные и последовательные отечественные ученые обращались к проблемам педагогики власти.

Л. И. Петражицкий (1867—1931), возглавлявший в 1898—1918 годах кафедру философии права Петербургского университета, в своем тру­де "Введение в изучение права и нравственности. Основы эмоциональ­ной психологии" (1908 г.) специально подчеркивал важность психоло­гии и педагогики. Он писал:

 

* Ницше Ф. Воля к власти: Опыт переоценки всех ценностей / Пер. с нем. Т. I. M.: REFL-book, 1994. С. 212.

** Там же. С. 349.

 

"Историю человеческих учреждений, в частности, например, социально-экономических организаций, только и можно понять путем анализа соответственных правовых систем (например, системы рабства, либерально-капиталистической системы, зачатков системы социализа­ции народного хозяйства) с точки зрения их мотивационного и педаго­гического значения.

Миссия будущей науки политики права состоит в сознательном ве­дении человечества в том же направлении, в каком оно двигалось пока путем бессознательно-эмпирического приспособления, и в соответст­венном ускорении и улучшении движения к свету и великому идеалу бу­дущего.

Из предыдущего вытекает, что политика права есть психологиче­ская наука.

Теоретическим базисом ее должно быть общее психологическое знание факторов и процессов мотивации человеческого поведения и развития человеческого характера и специальное учение о природе и причинных свойствах права, в частности учение о правовой мотивации I и учение о правовой педагогике.

Основным методом правно-политического мышления является пси­хологическая дедукция, умозаключение на основании подлежащих пси­хологических посылок относительно тех психических — мотивационных и педагогических — последствий, которые должны получаться в результате действия известных начал и институтов права или относи­тельно тех законодательных средств, которые способны вызвать из­вестные желательные психические — мотивационные и педагогиче­ские — эффекты"*.

Сошлемся и на известного российского правоведа, историка и тео­ретика педагогики С. И. Гессена (1887—1951). Будучи в эмиграции, в Берлине в 1923 году он издал труд "Основы педагогики", суммировав­ший его философские, правовые и педагогические воззрения на инди­видуальное измерение человека, отстаивавший демократический плю­рализм интересов человека в мире власти.

. Немало полезных педагогических идей для властной практики и кратологии содержат идеи таких мыслителей, как Я. А. Коменский (1592—1670), И. Г. Песталоцци (1746—1827), и педагогические сис­темы российских педагогов-творцов К. Д. Ушинского (1824— _870/71), А. С. Макаренко (1888—1939), В. А. Сухомлинского •918—1970)и др.

 Развитие отечественной кратологии и педагогики, несомненно, бу­дет вести и к развитию стыковых областей знания, к числу которых в нашем случае мы относим педагогику власти, или, говоря иначе, кратологическую педагогику. Вместе с тем ясно, что вопросы власти должны находить более полное отражение в истории и теории педагогики, в психологической, вузовской, школьной, военной педагогике, различ­ных секторах профессиональной педагогики (например, педагогика гос-служащих) и других областях педагогических знаний. |;4,- Что следует отметить, говоря о психологии власти?

Сегодня в России складывается довольно благоприятная обстанов­ка для разработки психологии власти как науки. Накоплен богатый опыт разработки сугубо психологических проблем, широко представленных

 

* Антология мировой политической мысли: В 5 т. M.: Мысль, 1997. Т. IV. ?9

 

в научной литературе*. Надо отметить здесь большой вклад та­ких ученых, как Г. М. Андреева, Г. Г. Дилигенский, В. П. Зинченко, А. И. Китов, А. А. Леонтьев, Б. Ф. Ломов, Б. Д. Парыгин, С. Л. Рубин­штейн, Д. Н. Узнадзе, Д. Б. Эльконин. Издаются содержательные сло­вари**. Заслуживают внимания издания зарубежных авторов***, пере­издания трудов отечественных ученых, хотя до многих интересных пуб­ликаций дореволюционного периода наши руки пока еще не дошли****.

В настоящее, казалось бы непростое, время мы тем не менее распола­гаем необходимыми условиями для разработки очень важной, сложной и перспективной области знаний — психологии власти. При этом надо при­нимать во внимание богатую динамику развития соответствующих историко-психологических разделов науки, позволяющих квалифицированно и доказательно внедрять систему кратопсихологических знаний.

Не зря в свое время Р. Иеринг еще в 1877 году писал: "История вла­сти на земле представляется историей человеческого эгоизма, последняя же состоит в том, что эгоизм научается, доходит до разумения, каким об­разом надлежит пользоваться властью с той целью, чтобы не только сде­лать чужую силу безвредною, но и полезною. На всякой ступени разви­тия, как на низшей, так и на высшей, это разумение, обусловленное соб­ственным интересом, служит настолько же к усилению, насколько и к умерению власти; гуманность, до которой возвышается человек, в ее первоначальном источнике есть не что иное, как самообуздание власти и силы, обусловленное разумно понятым собственным интересом.

Первым шагом на этом пути было рабство. Победитель, вместо то­го чтобы казнить побежденного неприятеля, начал оставлять ему жизнь, нашел, что живой раб ценнее трупа неприятеля; он стал щадить последнего по той же причине, по которой хозяин щадит домашнее жи­вотное..."*****

Насколько же мудрее и дальновиднее должны быть теперь власти­тели если не жестокого XX века (полного дикости и варварства), то хо­тя бы XXI века.

 

* См.: Андреева Г. М. Социальная психология: Учеб. М.: Аспект Пресс, 1997. 376 с.; Общая психология: Учеб. пособ. / Под ред. В. В. Богословского. М.:

Просвещение, 1981. 383 с.; Социальная психология. Краткий очерк / Под общ. ред. Г. П. Предвечного и Ю. А. Шерковина. М.: Политиздат, 1975. 319 с.; Дили­генский Г. Г. Социально-политическая психология: Учеб. пособ. М.: Новая шко­ла, 1996. 352 с.; Основы инженерной психологии: Учеб. для техн. вузов / Под ред. Б. Ф. Ломова. М.: Высш. шк., 1986. 448 с.; Китов А. И. Социальная психо­логия и управление. М., 1972. 196 с.; Дубров А. П., Пушкин В. Н. Парапсихоло­гия и современное естествознание. М.: СП "Соваминко", 1989. 280 с.

** См.: Психологический словарь / Под ред. В. П. Зинченко, Б. Г. Мещеря­кова. 2-е изд. М.: Педагогика-пресс, 1997. 440 с.

*** Дильтей В. Описательная психология / Пер. с нем. Спб.: Изд-во "Але-гейя", 1996. 160 с. (по изданию М., 1924); Обуховский К. Психология влечений человека / Пер. с польск. М.: Прогресс, 1972. 247 с.; Одайник В. Психология по­литики. Политические и социальные идеи К. Г. Юнга / Пер. с англ. Спб., 1996. 382с.

**** Рыбаков Ф. Е. Атлас для экспериментально-психологических исследо­ваний личности с подробным описанием и объяснением таблиц. М.: Тип. т-ва И. Д. Сытина, 1910. 46 с.; Румянцев Н. Е. Лаборатория экспериментальной пе­дагогической психологии. Спб., 1907. 47 с., и др.

***** Иеринг Р. Цель в праве / Пер. с нем. Спб.: Изд. Н. В. Муравьева, 1881. С. 184.

 

Необходимая всем психология власти (англ. psychology of power) это одна из наук на стыке психологии и кратологии, фактически составная часть кратологии. Эта наука дает представление о законо­мерностях, механизмах и фактах психической жизни человека, ока­завшегося в структурах власти и у ее руля, а также о влиянии психи­ческих процессов и проявлений у множества подвластных непосред­ственно на власть.

 Ввиду особой скрытности образа мышления и действия реальных рпиц, стоящих у власти, эта сфера весьма трудна для изысканий и науч­ного анализа, а потому разработана слабо, в том числе и в российской науке. В прямой постановке вопросы психологии власти пока крайне |редко рассматриваются отечественными учеными. Можно назвать Клишь единицы авторов, обращающихся к этой тематике: В. Д. Попов, А. И. Соловьев, А. А. Силин*. Имеющиеся публикации пока еще не да­ли развернутого обобщающего представления об этой науке. Рассмот­рение ее по большей части идет наряду с другими сферами знания — философией, социологией, правом, политологией.

Вместе с тем растет объем публикаций, охватывающих чрезвычай­но интересный с научной, да и обыденной точки зрения материал, даю­щий яркие, впечатляющие, а порой ужасные и отталкивающие карти­ны влияния психики властителя, психологии повелителя на власть, на властные процессы.

 Наиболее продуктивно потрудились в этой сфере зарубежные ученые**. Теперь свой вклад начинают вносить и российские иссле­дователи, получившие, наконец, определенную свободу для анализа властной практики, как российской, так и мировой***. При этом ко­нечно же в пору становления психологии власти, как и любой другой науки, надо внимательно, тщательно разрабатывать и теорию, и логику, и сущность, и содержание, и особенности, и функции этой обла­сти знания.

 Здесь дороги мысли и наблюдения не только нынешних ученых и Правителей, но и властителей и мыслителей других времен и народов. Например, среди внимательно раздумывавших над судьбами властей, Властных учреждений и их психологией был и опытнейший российский государственный деятель П. А. Столыпин. Он говорил: "...правительст­во, действующее не в безвоздушном пространстве, должно было знать, кто придет час и оно столкнется с двумя самостоятельными духовными вирами — Государственной думой и Государственным советом. Но так как эти два духовных мира весьма между собой различны, то люди, искушенные

 

 * См.: Попов В. Д. Социология и психология власти // Драма обновления. М.: Прогресс, 1990. С. 369—400; Соловьев А. И. Психология власти: противоре­чия переходных процессов // Власть многоликая. М.: Рос. филос. общ-во, Моск. отд., 1992. С. 47—67; Силин А. А. Философия и психология власти // Свободная мысль. 1996. № 1.

** См.: Съюард Д. Наполеон и Гитлер. Сравнительная биография/Пер, с англ. Смоленск: Русич, 1995. 384 с.; БуллокА. Гитлер и Сталин. Сравнительное жизнеописание: В 2 т. / Пер. с англ. Смоленск: Русич, 1995. Т. 1. 528 с.; Т. 2. 669 с., и др.

*** См.: Чулков Н. И. Императоры. Психологические портреты. М.: Мос­ковский рабочий, 1991. 286 с.; Кайтуков В. М. Эволюция диктата. Опыты пси­хофизиологии истории. М.: Норд, Б/г. 415 с.; Матвеев В. А. Страсть власти и власть страсти. Истор. повествование о нравах королевского двора Англии. XVI—XX вв. М.: Республика, 1997. 368 с.

 

опытом, находили, находят и теперь, что правительство должно было мириться с политикой, скажем, некоторого оппортуниз­ма, с политикой сведения на нет всех крупных, более острых вопросов, между прочим и рассматриваемого нами теперь, с политикой, так ска­зать, защитного цвета. Эта политика, конечно, не может вести страну ни к чему большому, но она не приводит и к конфликтам. Очевидно во всяком случае, что ключ к разъяснению возникшего недоразумения — в оценке и сопоставлении психологии Государственного Совета, Госу­дарственной Думы и правительства"*.

Уж если в начале XX века речь заходила на высшем уровне о пси­хологии властей и психологии властных учреждений, то, видимо, и в ны­нешнее время могут возникать аналогичные вопросы, и они должны тщательно учитываться и анализироваться. Это важно для того, чтобы Россию сделать могучей и достойной страной, великой Россией. В забо­тах о будущем нашего Отечества различного рода психологические ас­пекты и факторы, особенно относящиеся к власти, должны учитывать­ся со все большим усердием и тщательностью.

А. И. Соловьев в статье "Психология власти" писал: "Чем последо­вательнее будут выдержаны и воплощены основополагающие принци­пы демократии, тем будут эффективнее преодолеваться предрассудки и стереотипы массового сознания, отождествляющие статус управляемо­го с ролью подвластного, возникать потребность во властном волении, соучастии во власти, управлении делами общества и государства. Сме­шанная экономика, плюралистическая организация политических отно­шений, создание оппозиционных структур власти, духовная свобода — это главные врачеватели гражданской психологии, средства поиска со­циальных ценностей, которые способны сплотить и стабилизировать общество, снизить удельный вес безответственной активности людей, поднять уровень моральных требований к гражданскому поведению электората и селектората"**.

Психология власти стоит наиболее близко к политической психоло­гии. Поэтому охарактеризуем содержание и этой области знания.

Политическая психология (англ. political psychology) — одна из со­ставных частей политологии, область науки, изучающая психологиче­ские компоненты политического сознания, деятельности и ценностных ориентации людей, социальных групп, национальных образований, ор­ганов государственной власти, которые проявляются в конкретных дей­ствиях и поступках. Понимание и осмысление психологических меха­низмов внутренней и внешней политики — одно из важнейших условий политической деятельности, и особенно многогранной деятельности органов власти.

Из всей сферы социально-психологического знания политиче­ская психология и особенно психология власти не только очень нуж­ные и интересные области теории, но и самые сложные, трудные, острые, жесткие и даже жестокие. Это именно та зона теории и пра­ктики, где наиболее чувствительно и болезненно дают о себе знать человеческие агрессивность, деструктивность, жестокость, садизм, мазохизм.

 

* Столыпин П. А. Нам нужна великая Россия. Полн. собр. речей в Госу­дарственной Думе и Государственном Совете. 1906—1911. М., 1991. С. 356— 357. ;

** Власть многоликая. М., 1992. С. 66.

 

Чего стоит одна фраза Эриха Фромма: "Я думаю, что главным мотивом для Сталина было наслаждение своей неограниченной властью:

"Хочу — казню, хочу — помилую"*.

Эта оценка фактически ставит под сомнение, если вовсе не пере­черкивает любые уверения в глубокой приверженности Сталина и ста­линистов к идеям и идеалам коммунизма. Хотя, думается, и она не вы­черкивает из истории столь противоречивую и влиятельную фигуру, " немало потрудившуюся на пользу державы.

Э. Фромм вправе был сказать о себе: "Я занялся изучением агрессии и деструктивности не только потому, что они являются одними из наиболее важных теоретических проблем психоанализа, но и потому, Что волна деструктивности, захлестнувшая сегодня весь мир, дает осно­вание думать, что подобное исследование будет иметь серьезную прак­тическую значимость"**.

В фокусе всех современных борений в человеческом сообществе, а в эпицентре их оказались сегодняшние жители России и русскоязычные граждане многих стран, особое значение приобретает необходимость глубочайшего всестороннего анализа психолого-кратологической и уп­равленческой проблематики.

К сожалению, эти проблемы мало анализировались в прошлом***. Правда, их рассматривали М. Вебер, А. Файоль, Ф. Тейлор, Г. Форд, А. Гастев, А. Богданов, П. Керженцев. В настоящее время серьезные, об­стоятельные исследования начинают выходить в свет****.

Проблемы психологии власти, психологии социального управле­ния, психологии политических конфликтов и борьбы, и прежде всего собственно психологии борьбы за власть и удержания власти будут в ближайший период стоять на первом плане (и не только в России), а потому и нужна их первоочередная научная разработка.