1. Биомедикосоциальный и антропоцентрический блок знаний о власти (антропология, анатомия и физиология власти, здоровье и власть)

1. Биомедикосоциальный и антропоцентрический блок знаний о власти (антропология, анатомия и физиология власти, здоровье и власть)

Власть в обществе во всех ее разновидностях и сами проявления власти хотя и связаны своим происхождением прежде всего с социаль­ным организмом, его спецификой, состоящей в регуляции жизни и вза­имодействия людей, но к одной этой сугубо социальной природе не сво­дятся.

Власть порождается и естественной природой человека, его инстин­ктами, потребностями, чувствами, интересами. Их отпечаток несут на себе в той или иной мере власти всех видов. В свою очередь, уже в са­мой власти как феномене, рожденном функционированием живых, мыслящих существ, непроизвольно проявляются качества, черты, от­тенки, воспроизводящие аналоги качеств человека, высшего создания природы, во всем их спектре — от наиболее ценных до самых отврати­тельных черт и проявлений.

От человека, от антропоса (греч. anthropos — человек) и ведут свое происхождение 1) антропология как наука о происхождении и эволю­ции человека и о нормальных вариациях его строения и 2) антрополо­гия как наука о человеке во множестве форм его жизнедеятельности (доисторическая антропология, культурная антропология, физическая антропология и т. д.).

Отсюда и проистекает возможность постановки вопроса об антро­пологии власти (англ. anthropology of power) как науке о власти над людьми, опирающейся на социоприродные данные, способности и воз­можности человека, необходимой и важной для жизни человека науке, специально отражающей обилие и специфику его проявлений, достоин­ства и недостатки этого творения природы и общества.

Антропология власти выступает в качестве кратологической кон­цепции, охватывающей совокупность представлений о существовании человека непосредственно в мире власти, о накладываемых на него вла­стью ограничениях, о его обязанностях и вместе с тем даваемых ему широких правах и привилегиях*.

В этой области также могут формироваться знания об отношении че­ловека к миру власти как в целом, так и в ее конкретных проявлениях.

Великое создание природы anthropos вызвал к жизни такие явления и области знания, как антропология, антропософия, антропометрия, антропогеография, антропогенез, антропоцентризм, антропоморфизм, антропологизм. По-видимому, он породит и другие феномены, к приме­ру антропоинформатику или антропоклонирование (не дай Бог).

* Антропология власти может рассматриваться как своего рода аналог фи­лософской антропологии, основателями которой считают немецкого философа Отто Касмана (1562—1607), а также немецкого философа Макса Шелера (1874—1928). О политической антропологии писал немецкий философ и социо­лог Л. Вольтман (1871—1907), основатель журнала Politisch-Anthropologische Revue (1902). См.: Вольтман Л. Политическая антропология / Пер. с нем. Спб., 1905. В настоящее время в международной практике речь идет также и о социо­логической, педагогической, теологической и других разновидностях антропо­логии.

Но это повод и для серьезных раздумий в практически не тронутой „ока мыслью целине — сфере анализа взаимодействия антропоса и кратоса, человека и его порождения — власти, его союзника и его оппонен­та и соперника. А в число порождений человеческих сразу просятся и упоминавшиеся уже кратософия, кратоцентризм, кратогенез и т. д. И это значит, что обходившаяся до сих пор вниманием антропократия, или антропология власти, должна, наконец, дождаться теперь своих мыслителей и создателей, архитекторов и строителей.

По крайней мере, среди исследовательских трудов и проектов на­шего времени заслуживают серьезного внимания работы В. С. Степина, Ю. Д. Железнова*, В. В. Ильина, А. С. Панарина, Д. В. Бадовского.

1 Интересны следующие суждения А. С. Панарина о сути и новизне политической антропологии.

"Политическая антропология — наука о "человеке политическом": о субъекте политического творчества, его возможностях, границах, специфике его воздействия на социальную и духовную среду общества. В рамках дихотомии "субъект — система" политическая антропология представляет субъекта, тогда как другие отрасли политической науки акцент делают на системе, институциональных сторонах политики. Политическая антропология противостоит "системному" фетишиз­му — представлению об автоматически действующих механизмах вла­сти и управления, о человеке как "исчезающе малой величине" в поли­тическом процессе, а также узколобому прагматизму, упускающему из виду гуманистическое, ценностное измерение политики.

Ценностные приоритеты политической антропологии выражаются в принципе: не человек для общества, общество для человека.

В политической антропологии анализируются актуальные пробле­мы гуманизации политики, защиты человека от жестких политических технологий, "мегамашины" власти, возможности творческой самореа­лизации личности в политической деятельности. Проблемы человече­ского измерения политики, соотношения целей "большой политики" с запросами личности, ценностями индивидуального блага требуют гуманитарной экспертизы, которую, в частности, обеспечивает политическая антропология.

Политическая антропология — новая для нашего научного сообщества дисциплина. Несомненна ее связь с культурной и философской антропологией, социальной психологией, теорией "человеческого фактора" в управлении и т. п. Тем не менее становление политиче­ской антропологии как самостоятельной дисциплины только намечается. А между тем вопрос о специфике "человека политиче­ского", его отношениях с "экономическим человеком", с человеком быта и досуга, другими ипостасями общественного человека приоб­ретает важнейшее значение, в том числе в решении проблем разделе­ния власти, разумного разграничения экономики и политики, полити­ки и культуры, политики и идеологии"**.

Такой новаторский подход, открывающий нетрадиционные пути к осмыслению политического мира и политического знания человека и

* Степин В. С Философская антропология и философия науки. М.: Высш. шк., 1992. 191 с.; Железное Ю. Д. Природа человека и общества. Введение в эко-лого-философскую антропологию. М.: Изд-во МНЭПУ, 1996. 200 с.

** Ильин В. В., Панарин А. С., БадовскийД. В. Политическая антрополо­гия. М.: Изд-во МГУ, 1995. С. 88.

человечества, позволяет в антропологии власти полнее охватить, глубже осмыслить роль человека на самом переднем крае его деятель­ности и самопроявления — во власти, и прежде всего в государствен­ной власти.

Анатомия власти (от греч. anatome — рассечение) — система пред­ставлений о внутреннем строении власти, ее органов, механизмах и принципах ее формирования и функционирования.

В 1984 году известный американский ученый и общественный дея­тель Дж. Гэлбрейт опубликовал на Западе книгу "Анатомия власти" ("The Anatomy of power"), обстоятельно анализирующую природу, стру­ктуру, роль, источники, орудия, формы, диалектику власти.

В структуре социальной власти Гэлбрейт выделяет три основных орудия ее осуществления и соответственно три формы власти: 1) нака­зывающая власть, при которой подчинение достигается наказанием (или, чаще, угрозой наказания); 2) вознаграждающая власть, когда под­чиненная сторона сознательно избирает подчинение и признает претен­зии субъекта (индивида или группы) на господство, руководствуясь со­ображениями выгоды; 3) условная власть, которая характеризуется от­сутствием такого осознания и осуществляется благодаря вере подчиненного в естественность (разумность, правильность) подчинения воле другого.

К источникам власти Гэлбрейт относит личность, собственность и организацию. Естественной реакцией на власть, по его мнению, являет­ся сопротивление, стремление к созданию контрвласти. Конечно, уже такого рода проблематика обрисовывает серьезные проблемы этой об­ласти властного знания и открывает перед ней надежные перспективы на XXI век. Вместе с тем вопросы такого рода обретают обширную сферу для анализа с учетом многообразия властей (помимо государст­венной) — общественной, экономической, церковной, а также роди­тельской, школьной и т.д.

Выход на ту или иную проблематику, связанную с положением и проявлениями власти, с позиций анатомических может правомерно вос­приниматься как образное осмысление анализа (анатомирования) явле­ний, процессов, событий. Следует и такого рода точку зрения иметь в виду, характеризуя развитую кратологическую проблематику.

Примером может служить книга Л. А. Оникова "КПСС: анатомия распада". Проработавший более 30 лет в аппарате ЦК КПСС автор из­лагает свое видение причин быстрого распада СССР. Он анатомирует процесс этого распада, фактически связывая его с природой и специфи­кой власти КПСС, ее анатомией.

Уже первая глава названной книги содержит интереснейшую ин­формацию, в прошлом никогда не становившуюся известной ни "ря­довым членам КПСС", ни тем более "рядовым советским гражда­нам". Назвав главу "От политической партии к ордену меченосцев. Была ли КПСС партией?", автор действительно "анатомирует" прин­ципы ее построения, ее властной деятельности. Параграфы этой гла­вы именуются так:

1) Бесправие членов партии;

2) Секретность — основа аппаратного беспредела;

3) Присвоение партаппаратом функций государственного управле­ния;

4) Штаты партийного аппарата;

5) Вместо коллегиальности — единоначалие.

Несомненно, это — попытка объективной характеристики "анато­мии власти" КПСС, являвшейся фактической главной властью в систе­ме Советской власти. Об этом Л. А. Оников пишет на первых же стра­ницах своей книги:

"Начинается и анализ причин распада СССР на суверенные госу­дарства, осмысление его последствий. Но вот что примечательно: ни за­рубежные исследователи, несмотря на объективность и научную цен­ность ряда серьезных публикаций о нашей стране в послеоктябрьский период, ни отечественные авторы еще не подвергли всестороннему рас­смотрению ключевые проблемы, без которых невозможно получить ответ на возникшие вопросы. Одна из таких ключевых проблем связа­на с внутрипартийной жизнью, с тем, что происходило в скрытых от всех недрах высших органов партии — Политбюро, Секретариата и, что особенно важно подчеркнуть, в немногочисленной верхушке аппа­рата ЦК КПСС, а точнее, в руководстве Орготдела ЦК КПСС и Обще­го отдела, ибо там практически сосредоточивалась вся полнота власти партии.

В исследованиях отечественных и зарубежных аналитиков о страш­ных последствиях распада СССР просматривается явное недопонима­ние прямой связи между распадом КПСС и распадом СССР. Далеко не все осознали, почему распад КПСС начался раньше, чем фактический распад Советского Союза, какова взаимосвязь между этими процесса­ми. Причина, на мой взгляд, кроется в том, что исследователям неведо­ма святая святых партийной жизни — ее совершенно секретные инст­рукции, регламенты партийных комитетов и другая подобная закрытая документация — эти "альфа и омега" повседневной деятельности всех партийных комитетов от райкома до ЦК КПСС.

Этих документов не было ни в Центральном партийном архиве, ни в архивах Политбюро или НКВД. Совершенно секретные документы КПСС — "политического ядра общества" хранились только в архиве общего отдела ЦК КПСС.

В свое время мне, ответственному работнику аппарата ЦК КПСС, -ак и не удалось узнать, как изменялось содержание нормативных пар­тийных документов начиная с 1930 г. В разные годы я просил ознако­мить меня с этими документами четырех заведующих Общим отделом ЦК, которых хорошо знал, был, как говорится, с ними на "ты". И каж­дый раз натыкался на один и тот же вопрос: "А для чего тебе это надо?"

Тогда я попытался найти хотя бы косвенные свидетельства тех из­менений, которые произошли после того, как Сталин окончательно ввел режим абсолютной секретности. Два месяца летом 1986 г. проси­дел в Центральном партархиве, изучая документы о секретном дело­производстве в парткомах с 1930 по 1937 г. Нашел с десяток так назы­ваемых сопроводиловок. Это немногословные сопроводительные запи­ски, прилагавшиеся к рассылавшимся секретным документам. Все они были стандартного содержания: "С такого-то числа вводится в действие новое положение о секретном делопроизводстве. Старое положение сдать в трехдневный срок в вышестоящий партком". Тогда же в архиве МК и МГК КПСС я неожиданно обнаружил совпадавшие по датам с этими сопроводиловками акты, подтверждавшие, что действовавшие ранее положения были уничтожены.

Режим маниакальной секретности, который утверждался после смерти Ленина, породил целую систему приемов, искусно использовав­шихся верхушкой Орготдела и Общего отдела ЦК КПСС. Об этой порочной практике знают лишь те, кто был ее свидетелем. И сказать о ней нужно, ибо эти нюансы внутрипартийной жизни помогут уяснить общую картину — почему и как такая беда обрушилась на мою Родину, одну из самых великих держав мира.

История в конечном счете всегда воспроизводила объективную картину прошлого. Но она никогда не знала и не могла знать всех дета­лей, ибо неминуем уход из жизни очевидцев исторических событий, па­мять которых хранила многие факты, известные лишь небольшому кругу лиц"*.

Столь длинная цитата приведена с учетом того, что именно прямые, откровенные признания и свидетельства очевидца серьезно помогают в понимании сути власти КПСС (и в КПСС), прикрытой, как мы теперь начинаем осознавать, очень хитрой и лживой ("диалектически" проти­воречивой) формулой власти: "демократический централизм".

Логика раздумий над практикой властвования и попытка предло­жить теоретический анализ феномена власти подводят к необходимо­сти резких суждений о КПСС, ее анатомии, ее патологии, ее физиоло­гии и т. д.

Перспективной для осмысления феномена власти представляется и область физиологии.

Физиология (от греч. physi.s — природа и logos — учение) — наука о жизнедеятельности как целостного организма, так и его отдельных частей (функциональных систем, органов, клеток) с помощью физиче­ских и химических методов. Принято различать физиологию человека, животных, растений, а также физиологию нервов, мышц, обмена ве­ществ. Мировую известность приобрели имена таких физиологов, как И. М. Сеченов, Н. Е. Введенский, И. П. Павлов, А. А. Ухтомский, Г. Гельм-гольц, Ч. Шеррингтон и др.

Но в целом вопросы физиологии — это область, к которой не толь­ко в XX веке, но и веками раньше обращался пытливый человеческий ум. И конечно же нельзя игнорировать теоретические попытки, относя­щиеся к предыдущим столетиям, использовать физиологическое знание для проникновения в суть и для углубленного анализа во многом и по сей день загадочного социального (тем более властного) организма.

Именно физиология дала повод для возникновения социальной фи­зиологии в ту пору, когда мыслители были заняты поиском названия области знания, освещающего природу и функционирование социаль­ного организма. С 40-х годов XIX века сначала во Франции, а затем и в России появился особый литературный жанр "физиологии различных сословий", в котором преуспевали сторонники натуральной школы. До­статочно назвать сборник очерков "Физиология Петербурга" (Спб., 1845). Это время принесло известность Дж. Г. Льюису (1817—1878), ав­тору труда "Физиология обыденной жизни". В связи с этой работой Льюиса известный русский философ П. Д. Юркевич (1827—1874), зани­мавший 13 лет кафедру в Московском университете, опубликовал в 1862 году очерк "Язык физиологов и психологов".

О чем же почти полтора века назад рассуждал П. Д. Юркевич? "В настоящее время физиология имеет очень заметное влияние на ход и характер общего образования и довольно сильно определяет на­ши ежедневные суждения о жизни, ее явлениях и условиях. Говорят, на­

* Оников Леон. КПСС: анатомия распада. Взгляд изнутри аппарата ЦК. М.:

Республика, 1996. С. 6—8.

пример, о физиологии общества, о физиологии известного литератур­ного или политического кружка, о физиологии нравов. Этим предпола­гается, что физиологические понятия, благодаря современному разви­тию этой науки, получили значение категорий очевидных и простых, — категорий, которые осмысляют для нас пестрые явления жизни. Соответственно этому каждый образованный человек чувствует ныне по­требность знакомиться по крайней мере с главнейшими основаниями и общими выводами физиологии. Образование, которое доставляет чело­веку возможность толковать на досуге, в обществе снисходительных друзей, об истории, литературе, политике, о народностях, — это обра­зование, обогащающее нас общими местами из различных наук, при­знается уже недостаточным: оно хорошо для наполнения наших досугов ' легкою и приятною болтовней, но оно не годится для жизни. По мере , того как цивилизация вносит в наши ежедневные отношения порядок, !• правильность и смысл, по мере того как простор жизни непосредственной, не рассчитывающей, движущейся наудачу стесняется, по мере того как потребность ясно сознанного плана в жизни и деятельности чувст­вуется настойчивее и настойчивее, каждый образованный человек при­ходит к убеждению, что нужно прежде всего изучить свои естественные потребности, нужно изучить самые первые заповеди, которые предпи­сала нам природа в устройстве нашего телесного организма и нарушение которых наказывается страданиями и безнравственностью"*. Р» Наконец, еще одно суждение П. Д. Юркевича: "Физиология в особенности развивает многозначительное для вос­питания лиц и народов убеждение, что и в области телесной жизни че­ловеческое искусство, которое на практике оказывается тожественным со свободою человека, может сделать многое, что и здесь оно может пользоваться общими законами природы для достижения личных, сво­бодно поставленных целей человеческой жизни. Раскрывая перед нами то, что сделала из человека природа, а не личный произвол, физиоло­гия дает нам средства пользоваться делом природы для успеха наших : человеческих дел, для исполнения наших сознательных планов и наме­рений... Человек, занятый вопросами общего образования, стремящий­ся дать смысл и правильность своему душевному развитию, чувствует необходимость изучать общие законы человеческого тела, знакомить­ся с теми средствами и препятствиями к своему развитию, которые на­ходятся уже в его телесном устройстве. Физиология, наука о жизни, де­лается для него потребностью жизни; он будет изучать ее если не в ка­честве специалиста, то по нуждам человека"**.

Если исходить из суждений П. Д. Юркевича и признать истинность сказанного о роли физиологии в самопознании человека и уяснении им своих потребностей, то, разумеется, мы сможем глубже и полнее по­нять как потребность во власти у конкретных людей, так и специфику устройства власти и ее применения по отношению к другим людям, раз­нообразие проявлений человеческой власти, во многом обусловленной в конечном счете психофизиологической природой властителей от низ­ших до высших этажей.

Учиться у наших предшественников никогда не грех, пусть даже это суждения давно ушедших времен и неизбежно в чем-то устаревшие к

* Юркевич П. Д. Философские произведения. М.: Изд-во "Правда", 1990. С.358.

** Там же. С. 360.

 настоящему дню. Нельзя не учитывать, что в свое время они пролагали

дорогу человеческой мысли и по сей день подают пример творчества и несут потенциал научного поиска.

Интересен в качестве примера и Э. Дюркгейм. Систематизируя в 1902 году основные подразделения социологии, он специально выделял социальную физиологию и определял ее составляющие:

Социология религии;

Социология морали;

Юридическая социология;

Экономическая социология;

Лингвистическая социология;

Эстетическая социология*.

Вот куда восходят современные 250 областей социологического знания. Это прекрасный пример и для полноценного и масштабного взгляда на кратологию. Попутно заметим, что Э. Дюркгейм считал не­обходимым выделять и общую социологию и ориентировать ее подоб­но общей биологии на обнаружение наиболее общих свойств и законов жизни**. Для нас это еще один хороший и убедительный довод в поль­зу общей кратологии.

Достойны внимания в рассматриваемой сфере знания идеи социальной физиологии, получившие в XIX веке распространение в России (П. Л. Лилиенфельд, А. И. Стронин), Германии и Франции. В этой свя­зи заслуживают упоминания и социальная анатомия, социальная мор­фология и социальная патология, подводящие к вычленению аналогич­ных областей знания применительно к властной практике и собственно кратологии.

Существует и такая область знаний, как физиология труда — наука, исследующая функционирование человеческого организма во время тру­довой деятельности. Она способствует изучению и выработке принципов и норм, способствующих развитию и оздоровлению условий труда.

Вот почему можно утверждать, что сегодня в науке о власти целе­сообразно ставить вопрос о физиологии власти и исследовать ее пред­мет, круг ее проблем, возможности ее практического применения.

Можно утверждать, что физиология власти (англ. physiology of power, от греч. physis — природа) есть образно и предметно осмыслива­емая область знаний о жизнедеятельности власти (властей), о процес­сах, протекающих в системе власти, ее органах, структурных элемен­тах, своего рода тканях и клетках, о регуляции функций власти и функ­ционировании власти как целого в ее единстве с окружающей социальной средой, о приспособлении власти к ее меняющимся услови­ям. Интересна на перспективу и тема своеобразия физиологии челове­ка (монарха, вождя и т. д.) во власти.

Система власти (властей различных видов) позволяет по аналогии с физиологией вести речь, во-первых, о властвовании как процессе, как специфическом роде человеческой деятельности (и жизнедеятельно­сти), а во-вторых, о рассмотрении власти как совокупности ее разнооб­разных частей, функционирующих органов. Эти-то элементы сходства и позволяют в интересах всесторонности познания власти вести речь и о физиологии власти.

* Дюркгейм Э. Педагогика и социология // Социология, ее предмет, метод, предназначение. М.: Канон, 1995. С. 279.

** Там же. С. 278—279.

Таким образом, как нам представляется, физиология власти — это 1) область кратологического знания на стыке наук о власти и о жизнедеятельности целостного организма, позволяющая выяснять общие закономерности и принципы функционирования власти и ее органов, элементов, специфику их динамики в различных видах вла­сти; 2) область знания, исследующего характер, особенности и проце­дуры функционирования властного организма в ходе его деятельно­сти и эволюции, а также своеобразие деятельности и физиологиче­ского функционирования самих людей и их объединений, включенных во властные структуры.

Разумеется, при анализе такого рода тематики можно выделить много общих, сходных проблем с социологией власти, физикой власти, ; психологией власти, а также с другими областями кратологии.

Подобные подходы к осмыслению природы и особенностей власти уже имеют место в России в постсоветский период. Так, В. Д. Тополянский в названии своей книги прямо отметил, что она посвящена пробле­матике физиологии власти*. Начинается книга следующим кратким вступлением:

"Когда настоящее кажется безотрадным, а будущее угрожающим, велик соблазн предъявить счет прошедшему за все нынешние беды и неурядицы. Но все упреки и обвинения прошлого без поиска его корней и первопричин так же бесплодны и несуразны, как проклятия, обращен­ные к наводнению, землетрясению или извержению вулкана. Если же .попытаться выяснить подоплеку давних событий и мотивы поступков влиятельных некогда персон, то вполне уместен и медицинский ключ к "шифрограмме минувшего. При таком подходе начинают распадаться идеологические легенды, физиология вытесняет мистику, а революция обретает черты "религиозной истерии", по определению Максимилиа­на Волошина"

 Перед читателем книги проходят аномалии и поворотные вехи судеб попадавших под жернова "рабоче-крестьянской" власти И. П. Пав­лова, П. К. Штернберга, М. А. Рейснера, М. Н. Покровского, Д. Д. Плет­нева, В. Н. Розанова, А. В. Луначарского, М. В. Фрунзе, многих других деятелей, ученых, врачей, эмигрантов, преследуемых и самих преследо­вателей, выживших иди казненных. Автор дает яркое изображение фи­зиологических и патологических проявлений в сфере власти в 20—30-е годы.

Своего рода "медицинский" подход к анализу деяний властителей ко­нечно же оправдан в столь сложной теме, как облик властных лиц и хара­ктер их деяний. И исторические романы, и театральные трагедии и драмы, и научные изыскания, и в целом искусство, наконец, и мемуарная литера­тура далеко не случайно в той или иной мере касаются этой темы.

Например, всемирно известный врач-терапевт, лектор, популяриза­тор науки и пианист Антон Ноймайр после трехтомного труда "Музы­ка и медицина" недавно опубликовал исследование "Диктаторы в зерка­ле медицины", ярко рисующее связь власти с медико-психологическими характеристиками властителей. А. Ноймайр пишет:

"Всемирная история знает немало личностей, подобно кометам по­явившихся на ее небосклоне, энергия которых была подобна стихийному

* См.: Тополянский В. Д. Вожди в законе. Очерки физиологии власти. М.:

Права человека, 1996. 320с.

 бедствию, а сила убеждения позволяла поставить огромные массы людей на службу собственным эгоистическим интересам. Однако имен­но с личностью Наполеона в историю вошел тип одержимости властью, который не имел себе равных в прошлом по степени презрения к людям в действиях и их мотивациях. Выбранные мною исторические личности были готовы без малейших колебаний принести гекатомбы человече­ских жизней на алтарь своего властолюбия, жажды славы, садистской жажды мести и бредовых идей, бесстыдно прикрываясь при этом высо­кими национальными и идеологическими мотивами"*.

И далее А. Ноймайр высказывает очень поучительную для поколе­ния XXI века мысль:

"Сегодня совершенно невозможно понять, особенно молодым лю­дям, каким образом можно настолько попасть под власть нереальных и просто бредовых идей какого-либо индивидуума, причем настолько, чтобы, поддавшись массовой истерии, стать готовым с радостью отдать собственную жизнь за осуществление идей своего идола.

Предлагаемый вниманию читателя медицинский анализ должен по­этому содержать не только и не столько распознавание соматических заболеваний, ставшее с большой определенностью возможным на основе биографического анамнеза с учетом современных медицинских зна­ний, хотя в случае Наполеона такой анализ уже сделал необходимым исправление ряда медицинских ошибок. Куда более интересным пред­ставляется построение психограмм и психиатрические, историко-психиатрические и, что важнее всего, судебно-психиатрические исследова­ния, позволяющие прежде всего в случае Гитлера и Сталина сделать их поступки и преступления доступнее для нашего понимания. Любое ме­дицинское исследование требует беспощадной правдивости и объектив­ности, и не исключено, что какой-нибудь шовинистически настроенный или излишне заидеологизированный читатель лишится части своих ил­люзий"**.

Можно назвать и ряд других поучительных публикаций последнего времени***.

Чтобы понять суть власти, роль власти, тягу к власти, специфику поведения обладателя власти, разумеется, одними историко-социологическими изысканиями не обойдешься. Нужен также и подлинно совре­менный взгляд — и физиологический, и анатомический, и психофизио­логический. Так поступил, например, Д. Ранкур-Лаферриер, исследо­вавший психику Сталина и привлекший для этого более 300 разнообразных источников. Понятно, что с позиций нетрадиционного для кратологии взгляда этот автор как психоаналитик стремится разо­браться во множестве вопросов, и в том числе в таких, которые ранее или не ставились, или не получили правильного ответа:

"Как обращался Сталин с теми, кто совершал против него агрессив­ные действия, например со своим отцом? Каков онтологический статус

* Ноймайр А. Диктаторы в зеркале медицины. Наполеон. Гитлер. Сталин. Ростов н/Д: Изд-во "Феникс", 1997. С. 4.

** Там же. С. 5.

*** См., напр.: Чазов Е. И. Здоровье и власть. Воспоминания "кремлевско­го врача". М.: Новости, 1992. 224 с.; Ранкур-Лаферриер Д. Психика Сталина:

Психоаналитическое исследование / Пер. с англ. М.: Прогресс-Академия, 1996. 240 с.; Гуггенбюль-Крейг А. Власть архетипа в психотерапии и медицине / Пер. с нем. Спб.: Б.С.К., 1997. 117с.

его паранойи, мегаломании (мании величия) и нарциссизма? Каково бы­ло его отношение к женщинам? Что он думал о гомосексуализме? По­чему он доверял Гитлеру? Каковы были психологические последствия его физических недостатков? Какую роль сыграл мимикрический та­лант Сталина в его политической жизни? И так далее"*.

Поневоле возникают и многие другие вопросы, прямо касающиеся судеб общества, именующего себя демократическим: можно ли изби­рать во властные структуры, на высшие государственные посты, в пар­ламенты лиц, не прошедших медицинское обследование; вместе с тем можно ли предавать огласке те или иные медицинские показатели; как быть с наследственными заболеваниями; как распоряжаться имеющей­ся генетической информацией в практике династического правления;

каким образом такого рода деликатные вопросы должны согласовы­ваться в международной практике, находить отражение в деятельности ООН, ЮНЕСКО и т. д.?

Как видим, и теория, и практика власти стоят сейчас перед проб­лемами, которые могут возникать впервые за десятки веков более или менее осмысленной истории. В этой связи встает и проблема воз­можного оформления других областей знаний в сфере власти. И еще раз подчеркнем: политологией, социологией и культурологией здесь не обойтись. Нужна именно кратология во всем богатстве ее содер­жания, ее наук.

Одной из таких областей является генеалогия власти. ', Генеалогия власти (от греч. genealogia — родословная) — вспомо­гательная кратологическая дисциплина, изучающая своего рода родо­словную, историю власти как социальное явление вообще и ее конкрет­ные типы, виды, формы, их происхождение, пути и этапы эволюции.

Объектом для заимствования опыта научного исследования генеа­логии власти способна послужить собственно генеалогия как область исторического знания, изучающая родословие властных персон и их се­мей в различных проявлениях.

Перейдем к следующему блоку знаний.