Древняя Индия

Древняя Индия

С этих, да и с некоторых иных точек зрения особого внимания при сопоставительном анализе заслуживает Индия. В чем-то индийский очаг цивилизации вполне сходен с другими. С западноазиатским его сближает большая роль внешних воздействий: та цивилизация, которая наложила основной отпечаток на судьбы Индии, сложилась в результате миграции ариев, т.е. в конечном счете западноазиатского народа, одного из тех, что внесли немалый вклад в развитие западноазиатского очага цивилизации (впрочем, справедливости ради стоит заметить, что и египетский, и китайский очаги не были стерильными в этом смысле: в Египет индоевропейское влияние шло с гиксосами, в Китае оно ощущалось в Инь-Чжоу). Арийские волны принесли в древнюю Индию очень многое из того, чем к тому времени уже обладала западноазиатская культура, а с древними иранцами индийские арии были даже близкими родственниками.

Есть и нечто общее у Индии с египетским и китайским очагами цивилизации — относительная замкнутость и изолированность, явная тенденция к устойчивой консервативной стабильности. Больше того, эта тенденция в условиях миграции и завоевания чужих земель, оттеснения аборигенов и нежелания этнически смешиваться с ними (обстоятельство, совершенно чуждое и Западной Азии, и Китаю, практически незнакомое и Египту) привела к гипертрофированию упомянутой стабильности, что и нашло свое отражение в возникновении и со временем все большем укреплении системы варн, а затем и каст.

Но есть между Индией и другими очагами древней цивилизации и существенное, в некотором смысле кардинальное различие: для всей истории Индии с прихода туда ариев и вплоть до вторжения в нее воинов ислама характерны слабая политическая власть, неустойчивое государство, аморфная политико-административная структура. Неустойчивость государства была — в отличие от Египта и Китая — свойственна и западноазиатским древним обществам, о чем только что упоминалось. Но по сравнению с Индией эту власть можно было бы считать вполне устойчивой — все познается в сравнении. Встает законный вопрос: почему государственная власть в древней Индии оказалась столь слабой и, коль скоро так, не меняет ли этот важный факт все предложенные в данной работе теоретические посылки, не ставит ли он под сомнение главный тезис работы — о роли государства с его институтами власти-собственности и централизованной ре-дистрибуции, с его доминированием над обществом и решающей ролью в системе хозяйства страны? Вопрос весьма серьезен, и на него надлежит дать достаточно убедительный ответ.

Сначала о причинах. Следует предположить, что приход индоариев в долину Ганга в сравнительно позднее время (ориентировочно — вторая половина II тысячелетия до н.э.) и, видимо, появление их в этой долине волнами, накладывавшимися одна на другую, создали в Северной Индии уникальную этническую ситуацию. Ариев оказалось достаточно много для того, чтобы, не вступая в тесный контакт с аборигенным населением, создать и социально укрепить собственную этнополитическую общность. Кроме того, арии прибывали в Индию в то время, когда сами они переживали этап ранней политической интеграции и когда в их среде только начинали вычленяться различные социальные группы — производители, управители и воины, жрецы. Ранние протогосударства индоариев в долине Ганга были еще недостаточно прочными, что вполне естественно для полускотоводческого мигрирующего этноса. Зато слой жрецов-брахманов был крепок прежде всего потому, что религиозные нормы служили в описываемое время Едва ли не единственным прочным связующим всех пришельцев звеном. Территориально и политически все они, как известно, в то время еще недостаточно были связаны друг с другом, быть может, даже являли собой весьма рыхлую общность, близкую к тем, которые скрепляются механической солидарностью в условиях внешней опасности.

Приняв во внимание сказанное, следует предположить, что спаянные основанной на религиозно-культурной традиции солидарностью индоарии на новых местах выше всего ценили свое этническое лицо, тогда как политической структуры у них еще не было или почти не было. Спасти же этническое лицо можно было только ужесточением этнической стерильности, что и привело к нерушимой системе варн и каст. Арии, осевшие в Индии и превратившиеся в оседлых земледельцев, стали жить общинами, причем эта новая для них фома территориальной и социальной организации — земледельческая община — была подчинена варново-кастовой системе и сочетала этносоциальные различия с территориальной и административно-социальной общностью.

О ранних политических структурах индоариев до начала 1 тысячелетия до н.э. никаких сведений нет. Весьма вероятно, что этих структур в то время еще не было или почти не было, из чего можно сделать вывод, что внешние импульсы, т.е. необычные условия, в которых начался процесс оседания ариев и становления форм их социального бытия (варны, касты, земледельческие общины), до предела снизили ту роль, которую в других регионах играло протогосударство как форма организации общества. Если у индоариев ведущими формами организации общества оказались иные, то не приходится удивляться, что государство здесь как бы лишилось некоторых из своих важных функций, оказавшись вследствие этого, по крайней мере на первых порах, чем-то необязательным, почти факультативным. К слову, именно этим объясняется долгое существование в древней Индии таких модификаций раннего государства иди протогосударства, как ганы и сангхи, которые порой пышно именуют «республиками», но которые на самом деле были лишь недоразвитыми в специфических древнеиндийских условиях формами политической администрации.

Означает ли все сказанное, что применительно к Индии тезис о ведущей роли государства не применим? Отнюдь нет. Важно лишь понять, какую именно роль играло индийское государство и как функционировало оно в индийских условиях. Индийские формы организации общества — варны, касты, общины — существовали со времен догосударственных; доминировали в обществе прежде всего жрецы-брахманы. Всесилие брахманов, формально не связанных с политической властью, но зато игравших важнейшую роль носителей духовной культуры индоариев и потому бывших своего рода связующим единством в их среде, длительное время могло быть реальной альтернативой всесилию государства, политической власти, которые еще не сложились. Однако усложнение общества, увеличение численности населения, важность противостояния внешнему, часто враждебному окружению — все это властно диктовало необходимость укрепления политической власти, институционализации внеобщинной администрации, создания государств. И государства создавались, причем правителями их, чиновниками и воинами становились представители варны кшатриев, которые по мере укрепления своих позиций в обществе начинали соперничать с брахманами.

Соперничество брахманов с кшатриями проходит через всю древнюю Индию и завершается в общем не в пользу кшатриев. Конечно, кшатрии стояли у руля правления государств. Их представители пытались даже создать альтернативные религии — буддизм и джайнизм были созданы именно ими в противовес откровенно варново-кастовому древнему брахманизму. Но в конечном счете ни буддизм, ни джайнизм не завоевали прочных позиций среди индийцев, которые предпочли этим доктринам трансформировавшийся в индуизм древний брахманизм во главе со все теми же брахманами, носителями древней мудрости, традиционной религиозной культуры. А государство оказалось как бы вне традиционного индийского общества.

Дело в том, что традиционные формы организации индийского общества (варна, каста, община), санкционированные религиозно-культурными нормами, практически не зависели от существования государства. Основные функции и заботы по воспроизводству структуры в неизменном виде и по сохранению привычной нормы в Индии с плеч государства были переложены на плечи общества. Но эта важная трансформация не привела ни к возвышению общества над государством, ни к какому-либо преимущественному развитию социальных институтов. Как и везде на Востоке, над традиционным индийским обществом прочно встало государство с его обычными институтами — властью-собственностью, рентой-налогом и централизованной редистрибуцией этой ренты. Община производила и платила ренту-налог государству. Государство существовало за счет этой ренты-налога, редистрибуция которой предоставляла содержание всем тем жившим вне общины социальным группам, существование которых было необходимо для нормального функционирования усложненной структуры в целом. Здесь, как и в других древневосточных обществах, реализовывался все тот же обмен общественно необходимой деятельностью, развивалось престижное потребление верхов, шел процесс приватизации и формировались различные категории собственников. Иными словами, государство было таким же, как и в других восточных обществах,— таким же по своим основным функциям, по механизму взаимодействия, по целям и формам существования.

Но вместе с тем традиционное индийское государство именно в силу необычайной крепости форм организации индийского общества и автоматического воспроизводства этих форм не было столь важным и жизненно необходимым для общества, как в других случаях. Образно говоря, индийское общество могло бы и не заметить, если бы государство исчезло вовсе, разве что некому было бы посылать ренту-налог,— тогда как во всех остальных древневосточных структурах не только гибель, но и ослабление государства влекли за собой кризисные явления, болезненно отражавшиеся на всем обществе. В реальности, разумеется, государство не исчезало. Просто крушение одной политической структуры неизменно влекло за собой появление на ее месте другой или других. Новые государства здесь появлялись с завидной легкостью, практически без затяжных войн и тем более всенародного сопротивления. Но зато все эти государства всегда были неустойчивыми, слабыми и обычно долго не существовали. Вместе с тем они были все теми же государствами, что и на всем Востоке: каждое из них олицетворяло высшую власть-собственность, было верховным редистрибутором, т.е. собирало ренту-налог и одержало за ее счет стоявшие над обществом слои населения, обслуживавшие государство.