АНАЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

АНАЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

Джордж Эдвард Мур (1873-1958) родился в многодетной семье врача. За­кончил Тринити-колледж Кембриджского университета. С 1920 по 1947 гг. Мур был ре­дактором наиболее влиятельного английского философского журнала «Mind». Считался патриархом британской философии текущего века. Глубокое воздействие на философию англоязычных стран Мур оказал своей методологией логико-семантического анализа язы­кового материала гносеологических и этических текстов. Мур апеллировал также к «здравому смыслу».

На Мура оказала влияние шотландская школа «здравого смысла» в лице ее основа­теля Томаса Рида (1710-1796). Понятие здравого смысла концентрируется на обществе. Здравый смысл служит тому, чтобы направлять нас в общественных делах и в общест­венной жизни, когда наши способности к рассуждению покидают нас в темноте. Философия здорового человеческого разума выступает как целительное средство против «лунатизма» метафизики. Она также содержит основы моральной философии, удовлетворяющей жиз­ненным потребностям общества.

В Новое время сложилось убеждение, что разумными являются только такие выска­зывания, которые могут быть выведены из других, интуитивно ясных. Они бывают двух видов: самоочевидные (1+1=2) и неопровержимые («У меня болит голова»).

Д. Юм называл математическое знание демонстративным, т.к. заблуждение выдает себя противоречием. Ложное суждение противоречиво. С помощью обыденного языка (в силу его многозначности) ничье существование не может быть демонстративно доказано. Все существующее поэтому можно признать несуществующим. Философ-скептик говорил об ошибочности речевой формы «я достоверно знаю, что р», где р - высказывание о материальном предмете. Но дело в том, что высказывание «достоверно знаю» применяется к эмпирическим и логическим достоверным (демонстративным) высказываниям в разных смыслах.

Под «выражением обыденного языка» понимается такое высказывание, которое употребляется для описания ситуаций, если ситуации такого рода существуют или в их существовании убеждены. В этом смысле всякое высказывание, описывающее какую-нибудь осмысленную ситуацию обыденной жизни, не является противоречивым. Таким образом, противоречивое утверждение не имеет осмысленного употребления в языке. Даже когда высказывание на вид противоречиво, его нельзя назвать таковым, если его употребляют. Например, выражение «это есть и нет» на вид кажется противоречивым. Но оно имеет описательное употребление, когда речь идет о легком тумане. Корректно оно описывает и виртуальную реальность как бытие без четких границ. Таким образом, эмпирическое вы­сказывание может быть парадоксальным и не быть ложным. Парадоксальные эмпирические высказывания утверждают существование эмпирических фактов, которые, по мнению большинства, не совместимы с существованием других всеми признанных фактов.

Понимать предложение значит быть готовым каким-то образом его использовать. Если мы не можем придумать ни одного примера его употребления, то мы совсем не по­нимаем данное предложение.

Человек, делая эмпирическое высказывание, может ошибаться двояким образом:

1) ошибка в отношении фактов; 2) употребление некорректного языка. Человек, прекрас­но зная, каковы факты, может употреблять для их описания неправильный язык. Когда налицо лингвистическое несогласие, можно говорить о чьей-то ошибке. Один из собесед­ников или все вместе употребляют некорректный язык. Пример: «Три храбрых зверолова охотились в лесах»

Мур придумал технику опровержения скептицизма, построенную на том, что заявле­ния скептиков идут вразрез с реальной практикой использования языка. Необходимо апел­лировать к здравому смыслу. Например, вместо выражения «Я одет» смешно говорить «Я думаю, что я одет, хотя возможно, это и не так». На этом строится доказательство Муром существования внешнего мира. Чтобы доказать, что внешний мир существует, нужно до­казать, что существует хотя бы один объект, независимо от моего сознания. Можно дока­зать, например, что две человеческих руки существуют. Я показываю или говорю: «Вот одна моя рука», «А вот другая». Мур настаивал, что доказал это абсолютно строго:

1. Посылка доказательства отличается от заключения. Посылка выражена в показе рук и жестикуляции. Заключение состоит в утверждении, что в данный момент сущест­вуют две человеческих руки. Посылка намного определеннее, а заключение является более общим.

2. В момент доказательства Мур безусловно знал, что передается определенными жестами и словами. Мур знал, где находятся его руки в данный момент и указывал на них, говоря: «Вот». Абсурдно думать, что это не знание, а только мнение.

3. Заключение следует из посылки. Несомненно, что если одна моя рука здесь, а другая там, то в данный момент они существуют.

Есть вещи (посылки доказательства Мура, в том числе), которые я безусловно знаю, даже если не умею их доказать. Мур показывал, что в любом исследовании определенные положения принимаются как данные. Любая попытка усомниться в правильности этих положений и как-то их проверить привела бы к тому, что человек вообще перестал бы понимать, как возможно исследование чего-либо.

Опираясь на доказательства Мура, его коллега по Кембриджу Л. Витгенштейн (1889-1951) написал трактат «О достоверности». Если я ставлю эксперимент, то не сомне­ваюсь в существовании прибора, который находится передо мной. Я могу сомневаться в чем угодно, только не в этом. Я уверен, что цифры, написанные мной на бумаге, не исчезнут сами собой. Уверенность в этом сродни уверенности в том, что я никогда не был на Луне.

У каждого человека есть набор предложений, которые обладают двумя признаками:

• Они «вне сомнения». Сомнение относительно этих предложений привело бы к потере способности рассуждать, выносить суждения, даже сомневаться. Сомнение по отношению к некоторым положениям обессиливает сомнение по отношению к чему бы то ни было. Нет ничего абсурдного в том, если человек откажется в них усомниться. В этом состо­ит их фундаментальность. Если я подойду к дереву, а под руками окажется пустота, то я могу утратить доверие ко всем показаниям органов чувств.

• Можно усомниться во всех вычислениях, если 2х2 окажется равным 5. Но: выражение «я знаю» употребляется тогда, когда не надо ни в чем убеждаться.

Слабость аргументации Мура состояла в том, что он полагал, будто любое фило­софское высказывание, нарушающее обыденный язык, является ложным. Действительно, многие философские высказывания нарушают обыденный язык и вводят в заблуждение. Философские высказывания могут показаться более значимыми, чем есть на самом деле. Философы действительно могут впасть в путаницу. Но в целом обыденный язык не слишком значим для философии.

Основные сочинения Л. Витгенштейна: «Логико-философский трактат» (вышел в 1921 г.), «Философские исследования» (закончены в 1949 г.).

Аналитическую философию отличает исследование всего комплекса философских проблем путем анализа языка. Цель этого - сделать данные идеи ясными и отчетливыми. Отсюда концепция философии как «языковой терапии».

В философских исканиях Витгенштейна отчетливо выделяется два периода: период «Трактата» (1912-1920 гг.) и период «Исследований» (1929-1951). Ранняя концепция Витген­штейна представлена успехами логического анализа. Поэтому Витгенштейна иногда ин­терпретируют как позитивиста. В «Логико-философском трактате» Витгенштейн зани­мался природой предложений, т.е. тем, как можно представлять вещи определенным образом. Витгенштейн здесь придерживался концепции изоморфизма между языком и действительностью. Совокупность предложений есть язык. Предложение - образ действи­тельности. Предложение получает свой смысл только благодаря представлению реальности. Совокупность истинных предложений будет представлять всю реальность. Для Витген­штейна в этот период не может быть предложений о предложениях, которые представляют то, что предложение имеет общего с реальностью. Такие предложения не отвечают условиям осмысленности. Невозможность философских предложений вытекает из установления пределов того, что может быть сказано. Предложения могут показывать логическую форму, поскольку они ее имеют, но не могут ее выражать. Философская деятельность состоит из разъяснений, но ни одно предложение, полученное в ходе такого прояснения, не будет философским. Правильный метод философии состоит в том, чтобы не говорить ничего, кроме того, что может быть сказано, т.е. кроме предложений естествознания.

Витгенштейн повлиял на деятелей «Венского кружка», считавших Витгенштейна своим соратником. Но уже в «Логико-философском трактате» ставились и другие проблемы. Витгенштейн говорил, что мистическое - не то, как мир есть, а что он есть. Созерцание мира, с точки зрения Витгенштейна, - это созерцание его как целого, ограниченного це­лого. Переживание мира как ограниченного целого - вот что такое мистическое. Для от­вета, который невозможно высказать, нельзя высказать и вопрос. Поэтому тайны (das Ratsel) не существует. Если вопрос вообще может быть поставлен, то на него можно и ответить. Скептицизм не опровержим, но явно бессмыслен, поскольку он сомневается там, где невозможно спрашивать. Ибо сомнение может существовать только там, где су­ществует вопрос, вопрос - только там, где существует ответ, а ответ - лишь там, где нечто может быть высказано. Мы чувствуем, что даже если бы были получены ответы на все возможные научные вопросы, наши жизненные проблемы совсем не были бы затронуты этим. Тогда, конечно, уже не осталось бы вопросов, но это и было бы определенным ответом.

Решение жизненной проблемы мы заключаем по исчезновению этой проблемы. Те, кому после долгих сомнений стал ясен смысл жизни, все же не в состоянии сказать, в чем состоит этот смысл. В самом деле, существует НЕВЫСКАЗЫВАЕМОЕ. Оно показывает себя, это - мистическое. О чем невозможно говорить, о том следует молчать. Этим афоризмом за­канчивается «Логико-философский трактат». Витгенштейн сконцентрировал внимание на проблеме границы между тем, что может быть сказано ясно, т.е. в логически отчетливой форме знания о мире, фактах, объектах, и тем, что в принципе не указывается в форме знания, не поддается свойственным ему способам выражения и должно постигаться иначе говоря о «мистическом» и «невыразимом» Витгенштейн имел ввиду особую сферу челове­ческого духа, где живут, так или иначе решаются (естественно, вненаучным способом) самые серьезные и важные для человека проблемы. Именно они наиболее интересны для философа. Высказать их повествовательно, в форме знания нельзя. Они, согласно Витгенштейну, раскрываются лишь косвенно, показывают себя. Таким образом, смысл фило­софии Витгенштейна состоит в длившейся всю его жизнь оппозиции сциентизму. Поскольку язык есть знаковая система, к нему возможен троякий подход:

• «семантика» как отношение знака к объекту. Рассмотрена Витгенштейном в «Трактате»

• «синтаксис» - отношение знака к знаку. Это объект исследований Р.Карнапа, в частно­сти, в работе «Логический синтаксис языка»

• «прагматика» - отношение человека к знаку. Она рассматривалась Витгенштейном в «Философских исследованиях».

Витгенштейн, как и Мур, утверждал, что значение слова есть его употребление в языке. Работа Витгенштейна начиналась ссылкой на Бл. Августина, относящейся к дет­ским воспоминаниям последнего. Иногда взрослые называли ту или иную вещь, затем, вновь обращаясь к ней, называли тем же именем. Это задерживалось в памяти младенца Августина. Помогало и то, что взрослые пользовались жестами и интонациями голоса. Состояние души желающей и отвергающей так или иначе проявлялось во всех движениях тела. Слыша в разговорах одни и те же слова, младенец мало помалу научился их выго­варивать и выражать ими свои желания. Научившись пользоваться словесными знаками, он вступил в бурную жизнь человеческого общества.

В словах Августина заключается особая картина действия человеческого языка. Слова языка именуют предметы. Предложения - это связь таких наименований. Каждое слово имеет какое-то значение. Оно - соответствующий слову объект. В обучении языку у Августина имеются в виду существительные («стол», «стул», «хлеб»), имена лиц, наиме­нования определенных действий и слов. Все прочие типы слов опускаются. Речь идет о более примитивном языке, чем реальный язык. Витгенштейн строил модель такого языка.

Этот язык должен обеспечить взаимопонимание между строителем и его помощником. Строитель возводит здание из блоков, колонн, плит и балок. Помощник должен подавать их в нужном строителю порядке. Язык общения состоит из слов «блок», «колонна», «пли­та», «балка» Витгенштейн рассматривал свою модель как завершенный примитивный язык. Правда, этот язык может обогащаться. Например, мастер говорит: «Блок сюда». Помощник кладет его, куда указано. Далее мастер говорит: «Две балки». Язык общения становится еще богаче, в нем появляется число. Далее язык может усложняться с услож­нением человеческих отношений.

Весь процесс употребления слов в такой модели языка можно представить в каче­стве одной из тех игр, с помощью которых дети овладевают родным языком. Такие игры Витгенштейн называл «языковыми» и говорил о примитивном языке как «языковой игре». Процесс повторения слов за кем-то Витгенштейн также называл «языковой игрой». При­мер: игры-хороводы. «Языковяя игра» - это язык и действия, с которыми он переплетен. Мячом пользуются по-разному в футболе и баскетболе. Так же употребление слов подчи­няется некоторым общепринятым правилам, подобным правилам игры. Слово имеет зна­чение только тогда, когда находится в игре. Каждая «игра» представляет собой 'форму жизни» - особый способ человеческой жизни и коммуникации. Она имеет свои правила, которые определяют значение слов.

Сравнивая виды игр, Витгенштейн находил в них сложную сеть подобий, которые накладываются друг на друга. Это - сходство в большом и малом. Эти подобия Витген­штейн называл «семейными сходствами». Аналогично накладываются сходства, сущест­вующие у членов семьи: рост, цвет глаз, походка, темперамент. «Игры» образуют семьи. Ответить на вопрос, что такое «игра», каково значение этого слова, значит просто по­смотреть и описать игры.

Философские проблемы возникают тогда, когда появляется языковая путаница, ко­гда люди смешивают различные языковые игры. Отсюда возникает терапевтическая функция лингвистической философии: уберечь человека от языковой путаницы - то же, что «помочь мухе выбраться из мухоловки». «Языковые игры» несоизмеримы, т.е. правила одной из них нельзя свести к правилам другой. Каждая «языковая игра» задает свой взгляд на мир». Так же понятие одной философской системы нельзя свести к языку дру­гой философской системы.

В лице Витгенштейна философия движется от логики к культурологии. Здесь ана­лизируется лингвистический аспект культуры.

В 50-е гг. некоторые философы сосредоточили внимание на повседневном употреб­лении выражений, с помощью которых формулируются философские доктрины. Наиболее важной была деятельность Джона Остина (1911-1960) и его последователей в Окс­форде. Все они были независимы от Витгенштейна и считали его подход несистематиче­ским. Отношение аналитиков к Остину было неоднозначным. Годы безоговорочного гос­подства Оксфордской школы сменились периодом единодушного отказа от его стиля философствования. В последние годы отношение к Остину стало более взвешенным. Остин надеялся, что в результате его деятельности появится новая дисциплина, являющаяся синтезом философии и лингвистики. Остин называл ее лингвистической фено­менологией. Центральное место в его ранних работах занимала концепция перформативных и констатирующих высказываний. Перформативные высказывания - такие, ко­торые оказываются исполнением некоторого действия. Они также способны применять действительность фактом своего говорения. Например, «Запрещается народу пить в жару сырую воду». Констатирующие - это описательные (дескриптивные) высказывания, которые могут быть истинными или ложными.

В дальнейшем Остин преобразовал данную концепцию в теорию «речевых актов». Речевой акт состоит из:

1) локутнвного акта (говорения самого по себе,  т.е. произнесения текста с опреде­ленным смыслом);

2) иллокутивного акта, назначение которого информирование, приказ, предупреж­дение и т.д. Такое высказывание обладает конвенциональной силой и приводит к прак­тическим последствиям. Остин показал, что в языковом общении, помимо слов, имеются и некоторые мыслительные (ментальные) действия. Сообщение не сводится к передаче информации, а содержит определенную цель. Речь обладает иллокутивной силой, т.е. го­ворящий стремится не только сообщить что-то, но и воздействовать на адресата, вмешиваясь в его сферу. В новом понимании речи акцент ставится на самом действии и его результате. Восприятие и переработка принятой информации является для адресата сигналом для собственных действий. Речь как действие включает в себя два уровня:

• действие корреспондента, направленное на адресата,

• ответное действие адресата.

Таким образом, между говорящим и слушающим возникает область взаимодействия, в которой участники коммуникации вырабатывают общие ориентиры. Жест и интонация имеют такую же коммуникативную значимость, что и слово.

3) перлокутивного акта (имеет цель вызвать или достичь чего-либо через посредство убеждения, устрашения и т.д. Таким образом, имеет место целенаправленный эффект воздействия на чувства и мысли воспринимающих речь людей).

Теория «речевых актов» оказала большое влияние на работы лингвистов и логиков.

Остином двигали постоянные подозрения по отношению к терминологии, изобре­тенной философами, к особому использованию ими обыденных выражений. Он стремился показать, что формулирование традиционных философских доктрин даже в исходных вопросах основывается либо на ошибочных допущениях, либо на отступлениях от повсе­дневного употребления слов. Обнаружение таких искажений и путаницы зависит от точного описания действительного употребления терминов. До некоторой степени цель Остина совпадает с задачами позднего Витгенштейна. Но у Витгенштейна описания получают значимость под давлением философских проблем, которые ведут к заблуждениям Позд­ние работы Витгенштейна воплощают идею философии как деятельности по прояснению языковых выражений, я не как совокупность теорий или истин. Прояснение достигается только обращением внимания на то, что находится перед нашими глазами. В этом смысле логика (как метод философии) вырастает не из интереса к тому, что происходит в при­роде, не из стремления постичь причинные связи, а из потребности понять фундамент или сущность всего, что нам дано в опыте. Для этого не нужен поиск новых фактов, стремление узнать с их помощью что-то новое Нужно понять нечто такое, что уже от­крыто нашему взору. Как раз это мы в каком-то смысле не понимаем.

Витгенштейн ссылался на известный парадокс Бл. Августина о времени: «Что такое время? Если никто меня не спрашивает, знаю; если хочу пояснить спрашивающему, за­трудняюсь ответить. Настаиваю, однако, что твердо знаю». Этого нельзя было бы сказать о каком-нибудь вопросе естествознания (например, об удельном весе водорода). То, о чем говорит Августин, и есть то, о чем нужно напоминать себе, то, что почему-то вспоминается с трудом. По мнению Витгенштейна, это - воспоминание о типе высказываний, связанных с данным явлением. Поэтому и Августин припоминал различные высказывания о дли­тельности событий, об их прошлом, настоящем и будущем.

Таким образом, работа философа - это сбор воспоминаний с определенной целью. Какие воспоминания наилучшим образом служат этой цели является делом стратегии, изобретательности, а не открытия философской истины внутри некоторой специальной области. Философия есть битва против околдованности нашего разума средствами языка Мы думаем, что задаем глубокие вопросы о мире, но в действительности выражаем неяс­ность и путаницу по поводу грамматики языка, на котором их задаем. Собирая свои воспоминания о действительности использованных выражений, Витгенштейн пытался   вы­вести слова из их «неправильного», метафизического употребления.

Для Остина же описания действительного употребления предложений и тщатель­ного различения тесно связанных терминов обладают самостоятельной ценностью. Язык чудовищно богат, мы едва начали систематично понимать разнообразие того, чем уже давно владеем. Сказать, что слово или речевой оборот имеют значение, значит, сказать, что существуют предложения, в которых они содержатся. Толковый словарь может только предложить помощь в понимании предложений, содержащих данное слово. Справедливо утверждать, что только предложение имеет значение. Корректно, с точки зрения языко­вого употребления, спрашивать: «Каково значение слова «крыса»?» Менее законным яв­ляется вопрос: «Что такое крыса?» Понятно, что все так и спрашивают, если не знают, что такое X. Но если перенести этот вопрос в область философии, то получается путаница. Вопрос «Что такое X?» эквивалентен вопросу «Что такое Х вообще?» или «В чем состоит идея X?» Таким образом, «крыса вообще» или идея «крысости» становится самостоятельной сущностью. Утверждения Остина направлены против реализма сократовско-платоновского подхода. Остин уделял внимание вопросу, который, по его мнению, породил множество ошибочных теорий. Этот вопрос: «Почему мы называем вещи одним и тем же именем?» Номиналисты дают отрицательный ответ. Вещи называются одним и тем же именем по­тому, что они являются сходными, хотя в них нет ничего тождественного. Остин спорит с номиналистами. В конце концов, не является истинным то, что все вещи, называемые одним именем, сходны между собой в обычном смысле слова, т.е. похожи друг на друга.

Примеры: 1. Прилагательное «здоровый» входит в такие речевые конструкции, как «здоровое тело», «здоровый цвет лица», «здоровый дух». Слово «здоровый» используется здесь паронимически. Параномия - термин Аристотеля. В лингвистике под ним понимают явление частичного звукового сходства слов (паронимов) при их смысловом различии (полном или частичном). В данном случае имеется первичное смысловое ядро, т.е. смысл, в котором слово «здоровый» используется применительно к здоровому телу. Остин назы­вал его ядром, т.е. оно содержится как часть в двух других смыслах, установленных как производные от «здорового тела». Понятно, что «здоровый дух» не похож на «здоровое тело», а «здоровый цвет лица» хотя и напоминает о физическом здоровье, но не является телом как таковым.

2. Возьмем слово «фашист». Исходно оно указывает на большое количество признаков:

член радикальной организации,

воинствующий националист,

сторонник военной диктатуры,

сотрудник репрессивного аппарата,

агрессивный, жестокий индивидуум.

Р.Барт называл язык «фашистом», т.к. смысл фашизма не в том, чтобы запрещать говорить нечто, а в том, чтобы принуждать к определенному типу говорения. Как используется слово «фашист» применительно к тому, кто не обладает одной из перечисленных харак­теристик? Каждая из характеристик может быть названа «неполным смыслом». Те, кто называется «фашистом» в каждом из этих смыслов, вовсе не похож на других.

Некоторые исследователи считают, что значение слова есть «класс сходных еди­ничных вещей». Но Остин считал такой «класс» также фиктивной сущностью. Во-первых, существует уверенность, что все слова являются именами, т.е. фактически собственными именами. Они обозначают и указывают тем же способом, что и собственные имена.

Д.С.Милль (1806-1873) ввел в качестве логических терминов «коннотацию» (соозначение), отличается от «денотации» (означение). В первом случае имеется в виду указание на совокупность свойств обозначаемого предмета, во втором - указание на предметное значение имени. Так называемые коннотативные имена (например, «человек») прямо обозначают свой предмет и косвенно указывают на его свойства. Неконнотативные имена обозначают либо какой-то предмет (например, Иван, Москва, Россия), либо только свойство (белый, длинный, добродетельный). В языке немало слов, не имеющих д е н о т а т а, но имеющих коннотацию. То есть они получают определение по совокупности известных слов (например, «единорог», «русалка» и т.д.). Остин обратил внимание после­довательно на этот факт.

Во-вторых, возьмем предложение: «Государство владеет этой землей». Его анализ осуществляется с помощью предложений об отдельных людях и их отношениях. Из этого анализа вытекает вопрос: «Что во всем этом есть государство?» Ответ: совокупность ин­дивидуумов, объединенных определенным образом. Но сам вопрос неявно содержит в себе утверждение, что государство есть нечто независимое от самих этих людей. То есть госу­дарство - некая самостоятельная сущность. Это неправильно. Другой пример, возьмем предложение: «Деревья могут существовать невоспринимаемыми». Оно формулируется на основе утверждений об известных данных. Отсюда вытекает теория так называемых сенсибилий (буквально: «то, что может быть ощущаемым»).

Бертран Рассел (1872-1970) называл так «чувственные данные», которые существуют, не будучи актуально воспринимаемыми. Но возникает вопрос: «Пахнет ли роза, когда ее никто не нюхает?» Этот вопрос не эквивалентен другому: «Есть ли данная роза, когда я ее не воспринимаю?» Данная роза, естественно, обладает самостоятельным существованием. Но запах как чувственное данное отсутствует без воспринимающего носа.