VII ЧРЕЗМЕРНОСТЬ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА

VII ЧРЕЗМЕРНОСТЬ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА

 {Некоторые из приведенных в этом опыте примеров относятся к законам и распоряжениям, уже отмененным; на их место явились многие новые мероприятия, которые можно бы привести в подкрепление нашей аргументации. Но так как эти перемены не влияют на сущность наших доводов, так как, с другой стороны, исправлять статью постоянно в соответствие с ежедневными фактами повлекло бы за собой вечные изменения, то нам кажется лучше оставить ее в ее первоначальном виде или, вернее, в том виде, в каком она была перепечатана в Народной библиотеке Чэпмана (Chapman Library for the People).}

 (В первый раз напечатано в "Westminster Review" 1853 г.)

 Осмотрительному мыслителю не может не приходить иногда в голову, что, с точки зрения возможности, его взгляды на какой-нибудь спорный вопрос вряд ли правильны. "Тысячи людей вокруг меня имеют о том или ином вопросе отличные от моих мнения, одни расходятся со мной совершенно, другие - только в частностях."

Каждый из них убежден, как и я сам, в истинности своего мнения; многие из них - люди большого ума, и, как бы высоко я себя ни ставил, я должен признать их равными себе и, может быть, даже выше себя. И, в то время как каждый из нас убежден в своей правоте, большинство из нас, очевидно, ошибается. Нет ничего невероятного в том, что и я нахожусь в числе заблуждающихся. Правда, мне трудно допустить, что это так, но это ничего не доказывает, ибо, хотя большинство из нас, несомненно, заблуждается, мы все одинаково не можем этому верить. И раз это так, то не нелепо ли с моей стороны доверять себе в такой степени? Оглядываясь на прошлое, я вижу целые нации, секты, вижу богословов и философов, твердо уверенных в истинности своих взглядов научных, нравственных, политических, религиозных, которые мы, однако же, окончательно отвергаем. И тем не менее их уверенность была не менее сильна, чем наша, и даже сильнее, если судить по их нетерпимости по отношению к противникам. Как мало значения имеет, следовательно, моя личная вера в свою правоту! Все люди на свете питали такую же уверенность, которая в девяти случаях из десяти оказалась обманчивой. В таком случае не будет ли с моей стороны нелепо придавать такое большое значение своему суждению?

Эти размышления, лишенные, на первый взгляд, всякого практического значения, тем не менее не остаются без влияния на некоторые из наших наиболее важных поступков. В нашей повседневной жизни мы вынуждены поступать всегда на основании наших личных взглядов, как бы они ни были неосновательны; хотя везде: в доме, в конторе, на улице - ежечасно возникают такие случаи, в которых мы поступаем не колеблясь, понимая, что, если поступить так или иначе опасно, вовсе не поступать было бы гибельно, и, таким образом, в нашей частной жизни это отвлеченное сомнение в действительной важности нашего суждения не находит себе применения, зато что касается нашей общественной деятельности, тут мы можем предоставить ему надлежащий простор Здесь решение не имеет такой повелительной силы и вместе с тем и трудность правильного решения неизмеримо значительнее. Как бы ясно ни казалось нам наше представление о последствиях данной меры, применяя вышеупомянутое рассуждение, мы можем заключить, исходя из человеческого опыта, что существует много шансов за ошибочность наших предположений. В этом случае вопрос: не разумнее ли будет воздержаться от действия? - получает рациональное основание. Продолжая свою самокритику, осмотрительный мыслитель может сказать: "Если я так часто ошибался в своих личных делах, где мне известны были все данные, то насколько чаще могу я заблуждаться в политических вопросах, где условия так многочисленны, так широко захватывают, так сложны и затемнены для нашего понимания? Я имею перед собой несомненное социальное зло, а вот и несомненная социальная потребность, и, будь я уверен, что поступлю правильно, я немедленно приступил бы к искоренению одного и удовлетворению другого. Но когда я вспомню, какая масса моих личных планов не удалась; как мои рассуждения оказались несостоятельными, выбранные мною исполнители нечестными; как брак привел меня к разочарованию; как я довел до нищенства своих родственников, которым старался помочь; как тщательно воспитанный мною сын оказался хуже большинства других детей; как то, против чего я отчаянно боролся, видя в нем несчастье, принесло мне громадное счастье, в то время как то, что я страстно преследовал, дало мне мало удовлетворения, когда я его достиг; как большинством своих радостей я обязан непредвиденным источникам, - когда я вспоминаю эти и подобные им факты, я убеждаюсь в некомпетентности моего разума предписывать что-либо обществу. И так как при существовании этого зла общество не только жило, но и развивалось, и как удовлетворения своей потребности оно может достигнуть собственными силами, как оно достигло уже многих других тем или другим непредусмотренным путем, я подвергаю сомнению уместность всякого вмешательства".

В нашем политическом поведении заметен большой недостаток такого смирения. Хотя мы не обладаем уже более такою самоуверенностью, как наши предки, без малейшего колебания устанавливавшие в качестве закона свои мнения по самым разнообразным вопросам, но все же и у нас еще слишком много веры в свои суждения. Мы перестали, правда, утверждать непогрешимость наших теологических взглядов и вследствие этого перестали их узаконивать, но мы тем не менее продолжаем и поныне устанавливать в качестве законов целую массу других верований не менее сомнительного рода. И хотя мы и не позволяем себе более притеснять людей ради их духовного блага, мы все еще продолжаем верить в свое право притеснять их ради их материального блага, не понимая, что то и другое одинаково бесполезно и ненадежно. Бесчисленное множество неудачных попыток бессильны, очевидно, научить нас этому. Возьмите в руки любую газету, и вы, наверное, найдете в ней передовицу, в которой обличаются злоупотребления, небрежение или дурное управление какою-нибудь частью. Загляните в следующий столбец, и вы, быть может, встретите предложение расширять сферу государственного вмешательства. Вчера обвинялось в слишком большой небрежности управление колоний; сегодня осмеиваются несуразные действия адмиралтейства, завтра является вопрос: "Не следует ли увеличить число инспекторов каменноугольных копей?". То утверждают, что санитарное ведомство бесполезно, то кричат, что контроль над железными дорогами недостаточен. В то время как в ваших ушах еще звучат обличения злоупотреблений канцлерского суда, когда ваше лицо еще горит негодованием, вызванным совершенно доказанным беззаконием суда церковного, вы вдруг слышите предложение установить "священнослужительство науки". Тут горячо осуждают полицию за то, что она нелепейшим образом допускает зевак бить друг друга до смерти, и вы полагаете, что за этим последует естественный вывод, что правительственный контроль не заслуживает доверия; и вдруг вместо того, по поводу аварии какого-нибудь судна, вы встречаете настоятельное требование назначать правительственных инспекторов для надзора за тем, чтобы суда всегда имели наготове для спуска шлюпки. Таким образом, несмотря на ежедневно возникающие противоречащие этому факты, ежедневно проявляется уверенность, что парламентского акта и армии чиновников достаточно для достижения любой цели. Нигде так ясно не проявляется эта вечная вера человечества, как здесь. С самого возникновения человеческого общества обманутое ожидание не переставало проповедовать: "Не рассчитывайте на законодательство", и, несмотря на то, вера в законодательство вряд ли с тех пор уменьшилась.

И если бы еще государство действительно выполняло хотя бесспорно лежащие на нем обязанности, в этом заключалось бы некоторое оправдание того рвения, с каким ему ставятся новые задачи. Если бы не существовало нареканий на недостатки его правосудия, на бесконечные его проволочки и непомерную дороговизну, на причиняемое им разорение вместо восстановления прав, на то, что оно присваивает себе роль тирана, тогда как ему принадлежит только роль покровителя; если бы нам не приходилось слышать о его многосложных нелепостях, о 20 000 статей закона, которые оно обязывает каждого англичанина знать и которых ни один англичанин не знает, его многообразных формах, которые, стремясь предусмотреть всякую случайность открывают только лишние лазейки. Если бы оно не доказало своего неразумия всей своей системой мелких поправок, вызываемых каждым новым актом, нарушающим бесчисленное множество предшествовавших актов, или громадной массой последовательных сборников правил, издаваемых канцлерским судом, до такой степени видоизменяющих, ограничивающих, распространяющих, уничтожающих и нарушающих одно другое, что даже законоведы канцлерского суда не могут в них разобраться; если бы нам не пришлось поражаться такого рода фактам, что при системе регистрации земель в Ирландии б тысяч ф. потрачены были в "отрицательных поисках" для установления названия одного поместья; наконец, если бы мы не встречали среди мероприятий государства таких ужасающих несообразностей, как заключение в тюрьму голодного бродяги за кражу одной репы, тогда как колоссальные мошенничества какого-нибудь железнодорожного дельца остаются безнаказанными; словом, если бы мы убедились в его годности в качестве судьи и защитника, вместо того чтобы видеть с его стороны предательские, жестокие и трусливые действия, - мы имели бы еще некоторое основание рассчитывать на какие-либо блага от него. Если бы даже, доказав свою несостоятельность в области правосудия, государство заявило себя способным деятелем в какой-либо другой сфере - военной, - например, тут была бы хоть тень основания для распространения сферы его деятельности. Предположим, что оно рационально обмундировало свои войска, вместо того чтобы снабдить их громоздкими и бесполезными кремневыми ружьями, варварскими гренадерскими шапками, нелепыми и тяжелыми ранцами и патронташами и одеждами таких цветов, которые как бы специально предназначены для того, чтобы облегчить неприятелю прицел; предположим, что оно устроило войско хорошо и экономно, вместо того чтобы держать на жалованье массу ненужных офицеров, создавать синекуры в виде полковничьих мест с 4-тысячным окладом в год, пренебрегать заслугами, повышать неспособных; предположим, что его солдаты пользуются всегда хорошими помещениями, вместо того чтобы ютиться в бараках, которые портят людей сотнями, как в Адене; или обрушиваются на голову своих обитателей, как в Лудиане, где таким образом погибло 95 человек; предположим, что на войне оно обнаружило надлежащие административные способности, вместо того чтобы заставлять полки сражаться на голодный желудок, без сапог, в лохмотьях, захватывая собственные инженерные орудия, как это было в индийском походе; предположим все это, - и тогда наше желание расширить государственную власть получит некоторое основание.

И даже если бы, наделав несообразностей во всех других областях, оно в одном хоть случае заявило свое умение; если бы хоть морское дело было им поставлено на должную высоту, - доверчивый человек имел бы хоть некоторое оправдание для своей веры в успешность его действий в какой-либо новой сфере. Признайте, что все отчеты о никуда не годных судах, о судах, которые не хотят плавать, которые приходится удлинять; о судах с негодными машинами, которые не могут поднимать своего вооружения; о судах без балласта; наконец; о судах, которые должны идти на слом; признайте, что все эти известия ложны; признайте бесстыдными клеветниками тех, которые утверждают, что Megaera употребила для своего рейса до Капа вдвое больше времени, чем коммерческие суда; что в течение того же самого пути на Hydra'e три раза был пожар и пожарные насосы действовали безостановочно днем и ночью; что десантное судно "Charlotte" вышло в плавание с запасом провианта, рассчитанным на 75 дней, а между тем достигло места своего назначения только по прошествии трех месяцев; что Harpy с величайшей опасностью для жизни вернулся из Рио в 110 дней; пренебрегите свидетельствами о семидесятилетних адмиралах, о дилетантской постройке судов, о дутых счетах адмиралтейства; признайте дело о консервах Гольднера мифом, мнение профессора Барлоу, утверждающего, "что, по крайней мере, половина запасных компасов адмиралтейства представляет совершенный хлам", ошибочным; - признайте все это неосновательными нападками, - ив таком случае защитники расширения правительственной деятельности будут иметь некоторый фундамент для своих политических воздушных замков, несмотря на военное и судебное неустройство.

Но при настоящем положении вещей о них можно было бы сказать, что они читали навыворот притчу о талантах. Не деятелям с испытанной, успешной деятельностью намечают они дальнейшие обязанности, а небрежным и неискусным работникам. Частная предприимчивость сделала многое и сделала хорошо. Частная предприимчивость очистила, осушила и сделала плодородной нашу страну; она построила города, разработала рудники, проложила дороги, прорыла каналы, провела железные дороги; изобрела и усовершенствовала плуг, ткацкие станки, паровую машину, печатный станок и бесчисленное множество других машин; построила наши суда, наши обширные фабрики, наши доки; учредила банки, страховые общества, создала газетную прессу; избороздила моря пароходными линиями, землю покрыла целою сетью телеграфных проволок. Частная предприимчивость привела земледелие, промышленность и торговлю на ту высоту, какую они теперь занимают, и продолжает их развивать с возрастающей быстротой. Тем не менее не доверяйте частной предприимчивости. С другой стороны, государство так исполняет свои судебные функции, что одних разоряет, других вводит в заблуждение и отпугивает тех, которые наиболее нуждаются в его помощи; национальная оборона поставлена им так странно и дурно, что вызывает ежедневные жалобы, нарекания или насмешки, и в качестве национального управляющего оно получает с некоторых из наших обширных государственных имуществ минимальный доход. Тем не менее верьте в государство, пренебрегите добрым и верным слугой и слуге бесполезному дайте вместо одного таланта десять.

Говоря без шуток, положение вещей если и не всегда соответствует приведенному нами сравнению, но в одном отношении даже превосходит его. Ибо новая работа не такого же рода, как старая, - она более сложного характера. Как ни дурно исполняет правительство возложенные на него обязанности, всякие новые обязанности, которые будут на него возложены, оно будет исполнять еще хуже. Охранять своих подданных от каких-либо посягательств, индивидуальных или национальных, дело прямое и довольно простое; регулировать непосредственно или посредственно личные действия этих подданных - бесконечно сложное дело. Одно дело гарантировать каждому свободную возможность стремиться к достижению своего благополучия, другое дело - и дело несравненно более трудное - осуществить для него это благополучие. Для того чтобы успешно выполнить первое, государству приходится только надзирать за действиями граждан, запрещать нечестные поступки, постановлять решения, когда к нему обращаются, и принуждать к возмещению убытков. Для того же чтобы успешно выполнить второе, оно должно стать вездесущим работником, должно знать нужды каждого лучше его самого - словом, должно обладать сверхчеловеческими силой и умом. И даже в том случае, если бы государство действовало успешно в своей настоящей сфере, даже и тогда мы не имели бы достаточных гарантий для расширения этой сферы; но, видя, как плохо оно исполняет те простые задачи, которые мы не можем не возлагать на него, мы можем, разумеется, питать только очень слабую надежду на то, что оно выполнит успешно задачи более сложного порядка.

С какой бы точки зрения мы ни взглянули на этот вопрос, мы придем к тому же самому выводу. Коли мы под первою обязанностью государства будем понимать защиту каждого индивидуума от всех других, в таком случае вся остальная деятельность государства будет заключаться в защите каждого индивидуума от себя самого - от его глупости, его собственной лени, непредусмотрительности, опрометчивости или других недостатков, его собственной неспособности сделать то или другое, что должно быть им сделано. Эта классификация не подлежит спору, ибо очевидно, что все препятствия, лежащие между желаниями человека и их удовлетворением, происходят или вследствие противоречащих желаний других индивидуумов, или вследствие своей собственной несостоятельности. Справедливые, хотя и противоречивые желания других имеют такое же право на удовлетворение, как и его собственные, следовательно, не могут быть устранены. Что касается незаконных желаний, то удержание их в надлежащих границах и составляет обязанность государства. Следовательно, единственная другая сфера, доступная для него, есть ограждение индивидуума от свойств его собственной натуры или, как мы выражаемся, защита его против него самого. Не останавливаясь на применении этого и ограничиваясь пока исключительно лишь соображениями осуществимости, посмотрим теперь, что представляет это предложение, сведенное к его простейшей форме. Перед нами люди, одаренные инстинктами, чувствами, понятиями, которые не направлены на самосохранение. Надлежащая деятельность каждого из них дает известное количество удовольствия, бездеятельность - большее или меньшее количество страдания. Те, которые одарены этими способностями в надлежащей пропорции, благоденствуют и размножаются; те, у которых должное соответствие не соблюдено, вымирают. И всеобщий успех такой организации человека обнаруживается в том факте, что при этом условии мир населился и развил сложные условия приспособления цивилизованной жизни. Указывают, однако же, на то, что существуют и такие направления, по которым этот аппарат действует несовершенно.

Признавая, что он значительно содействует при добывании человеком средств к жизни, одежды и пищи, при заключении браков и воспитании потомства и при учреждении наиболее важных промышленных и коммерческих предприятий, - в то же время указывают многие нужды, как, например, чистый воздух, большее распространение знаний, хорошая вода, безопасность передвижения и многое другое, что он недостаточно обеспечивает. А так как эти дефекты постоянны, то к этому прибавляют, что необходимо принять некоторые дополнительные меры. Ввиду этого предлагают, чтобы известному числу людей, выбранных из всей массы и составляющих законодательный корпус, поручалась забота об этих различных предметах. Уполномоченные таким образом законодатели (отличающиеся в общем теми же самыми недостатками в этом аппарате мотивов, как и все люди вообще), будучи неспособны выполнять лично свои задачи, должны исполнять их по полномочию: назначать комиссии, управления, советы и целые армии чиновников, причем все эти учреждения должны быть обставлены теми же самыми несостоятельными людьми, так плохо действующими. Но почему же его система сложного полномочия должна преуспевать там, где это не удалось системе простого полномочия? Промышленные, торговые и филантропические учреждения, которые создаются гражданами добровольно, представляют собой органы, непосредственно уполномоченные; правительственные органы, созданные избранными законодателями, которые назначают чиновников, - посредственно уполномоченные органы. При этом надеются, что благодаря этому процессу двойного уполномочивания достигнуты будут результаты, недоступные процессу простого уполномочивания. Где же рациональное основание для подобного рода надежд? Уж не в том ли, что законодатели и их агенты способны интенсивнее всех остальных людей ощущать то зло, которое они призваны искоренить, те потребности, которые они должны удовлетворить? Едва ли, так как они по своему положению большею частью свободны от этих зол и этих нужд. Или быть может, потому, что первичный мотив заменяется у них вторичным страхом перед общественным неудовольствием и в конце концов потерей должности? И это вряд ли для тех менее значительных выгод, для которых граждане не организуют прямой помощи, они не организуют и косвенной помощи путем устранения неудовлетворительных служащих, особенно когда они не могут легко найти хороших. Или быть может, эти правительственные агенты из чувства долга сделают то, чего не сделали бы по какому-либо другому побуждению? Это, очевидно, единственное допустимое основание. Аргумент, на котором приходится строить защитникам активного правительства, заключается в том, что задачи, для исполнения которых люди не хотят объединить своих усилий для своей собственной пользы, будут исполняться назначенной государством частью их, объединяющей свои усилия для блага остальных. Общественные деятеля и чиновники, любящие своих ближних больше, чем себя самих! Филантропия государственных людей сильнее эгоизма граждан!

Что удивительного в таком случае, что каждый день увеличивает перечень законодательных промахов? Если взрывы в шахтах учащаются, несмотря на назначение горных инспекторов, это является только естественным последствием этой ложной методы. Если судохозяева Сандерленда жалуются, что "Акт о морской торговле окончательно провалился", в то время как другая заинтересованная сторона - матросы - обнаруживает свое недовольство обширными стачками, это только подтверждает безумие доверять более теоретизирующему благодушию, нежели опытному личному интересу. И эти факты возможны повсюду, и повсюду встречаются. Правительство, устранив инженеров, назначает на их места их помощников - комиссию Сюэра для осушения Лондона. Ламбет посылает уполномоченных заявить, что он платит большие налоги, не получая взамен никакой выгоды. Утомленный бесплодным ожиданием Бетналь созывает митинги для изыскания "наиболее действенных мер для расширения дренажа в округе". Из Уантсворта являются жалобщики с угрозами не вносить налогов, пока не будут удовлетворены их нужды. Кэмберуэлль предлагает объявить подписку и сделать необходимое собственными силами. В то же самое время не двигается также и дело очищения Темзы; еженедельные отчеты показывают значительное повышение процента смертности; в парламенте доброжелатели комиссии располагают для ослабления критики только хорошими намерениями, и наконец, приведенные в отчаяние министры радостно хватаются за предлог, чтобы самым спокойным образом отложить в долгий ящик комиссию со всеми ее планами {И крушение этого и других санитарных органов так окончательно, что в марте 1854 г. несколько филантропов по собственному почину организовали "Санитарный фонд для Лондона" (Health Fund for London) ввиду угрожающего нашествия холеры, и повод для этого чисто частного предприятия тот, что местные санитарные органы (Local Boards of Health и Boards of Guardians) бездеятельны вследствие "незнания, во-первых, размеров опасности; во-вторых, средств, открытых опытом для противодействия ей и, в-третьих, сравнительной безопасности, которая может быть этими мерами достигнута".}. В качестве архитектора-наблюдателя государство вряд ли более преуспело, чем в качестве инженера, как об этом свидетельствует Строительный акт (Metropolitain Buildin'gs Act). Вновь построенные дома продолжают и теперь время от времени обрушиваться. Два месяца тому назад обрушилось два дома в Бэйсуотере, третий рухнул недавно близ Пентонвильской тюрьмы, и это несмотря на предписанные актом толщину, железные сваи и инспекторов. Тем, которые устанавливали эти мнимые условия безопасности, не пришло в голову, что можно строить стены, не связывая вместе обе поверхности так, чтобы внутренняя могла быть передвинута после осмотра инспектора. Также мало предвидели они, что, требуя большего количества кирпичей, чем признает безусловно необходимым опыт, они тем самым просто открывали в соответствующей степени путь к медленному ухудшению его качества {Builder замечает, что "изменение правил, касающихся количества кирпича, не вызвало того улучшения его производства, на которое мы могли рассчитывать, но так как плохой кирпич дешевле хорошего, пока дома, построенные из первого, будут так же легко продаваться, как если бы они были построены из лучшего сорта, невозможно ожидать улучшения".}. Правительственная гарантия безопасности пассажирских судов оказывается не более надежною, чем гарантия безопасности построек. Хотя пожар Amazon'ы был следствием или плохой конструкции, или плохой нагрузки, она тем не менее получила перед началом плавания удостоверение адмиралтейства в годности. Несмотря на официальное одобрение, Adelaide при первом же плавании обнаружила целый ряд недостатков, как-то: плохое подчинение рулю, бесполезные насосы, борта, допускающие в каюту целые потоки воды, вместилище для угля так близко от печи, что оно два раза воспламенялось. W. S. Lindsay, судно, оказавшееся негодным к плаванию, было осмотрено правительственным агентом, и, если бы не владелец его, могло быть выпущено в море с большой опасностью для жизни пассажиров. Другое судно, Melbourne, построенное первоначально государством, употребив 24 дня на плавание до Лиссабона, должно было затем войти в док для радикальной починки, а между тем оно было законным путем осмотрено. И недавно еще пресловутый Australian перед своей третьей безуспешной попыткой приступить к плаванию получил, как нам сказали его владельцы, "полное одобрение правительственного инспектора". Не более безопасности придает этот же самый контроль и сухопутным сообщениям. Железный мост в Честер, увлекший при своем провале целый поезд на дно реки Ди, был осмотрен правительственными агентами. Та же самая инспекция не помешала одной из колонн на Юго-Восточной дороге обрушиться на голову человеку, высунувшемуся из окна вагона. Взорвавшийся недавно в Брайтоне локомотив получил за 10 дней перед этим официальное одобрение. Одним словом, система надзора не предупредила возрастания несчастных случаев на железнодорожных путях, которые - это надо заметить - возникли после появления этой системы.

"Ну хорошо, пусть государство делает промахи. Все, что оно может сделать, - это стараться делать как можно лучше. Успевает оно в этом старании - тем лучше, если нет - и это не беда. Уж конечно, разумнее действовать, имея все-таки шансы успеть, чем ничего не делать." На это можно бы возразить, что результаты законодательного вмешательства, к несчастью, не только отрицательно негодны, они часто и положительно вредны. Парламентские акты не просто проваливаются, - дело обстоит гораздо хуже. Известная истина, что преследование скорее благоприятствует, чем вредит, запрещенным учениям, истина, недавно еще раз подтвержденная запрещенным сочинением Гервинуса, является только частичным проявлением той общей истины, что законодательство часто косвенным путем делает противоположное тому, что оно прямо стремится сделать. Так оно было и со Строительным актом (Metropolitain Buildin'gs Act). Как было недавно единогласно признано делегатами всех приходов Лондона и заявлено ими сэру Уильяму Молесворту, этот Акт "содействовал плохому способу возведения построек и послужил средством для наполнения предместий столицы целыми тысячами безобразных лачуг, позорящих цивилизованную страну". То же самое было и в провинциальных городах Ноттингемский Inclosure Act 1845 г., предписавший как внешний вид имеющих быть построенными домов, так и величину прилежащего к нему двора или сада, сделал невозможным постройку домов для рабочего класса с такой скромной квартирной платой, которая позволила бы конкурировать с существующими уже домами. Приблизительный расчет показывает, что вследствие этого 10 тыс. жителей лишены возможности иметь новые квартиры и должны вместо того ютиться в переполненных помещениях, негодных для человеческого жилья; таким образом, заботливо стремясь обеспечить рабочему населению здоровые условия жизни, закон создал для него еще худшие условия. То же самое произошло и с актом, касающимся пассажиров. Ужасные лихорадки, появившиеся несколько лет тому назад на судах с австралийскими эмигрантами и вызвавшие на Bourneufe 83 смертных случая, на Wanota 39, на Marco Polo 53, на Ticonderoga 104, появились на судах, отправленных правительством, и возникли вследствие тесного гружения, разрешенного Passengors Асt'ом {Против такого тесного гружения, скажем мимоходом, протестовало частное торговое общество "Liverpool Schipownerss Association" во время обсуждения вопроса в парламенте.}. Нечто подобное случилось и с теми предохранительными мерами, которые установил Акт о морской торговле (Mercantilue Marine Act). Предписанные для удостоверения годности капитанов испытания привели к тому, что утверждались люди поверхностного ума, лишенные опытности, и устранялись, как мы слышали от одного судовладельца, люди с многолетней практикой, испытанной надежности; в результате получилось возрастание числа кораблекрушений. Точно так же и санитарные органы (Boards of Health) во многих случаях развили зло, против которого боролись, как это было, например, в Кройдоне, где согласно официальному отчету, принятые санитарными властями меры вызвали эпидемию, поразившую 1600 чел., из которых умерло 70. То же самое произошло с актом, регистрирующим акционерные общества (Joint Stock Companies Registration Act). Как доказано было Дж. Уильсоном в его последнем предложении в пользу выборного комитета обществ страхования жизни, эта мера, принятая в 1844 г. для охраны против дутых проектов, в действительности облегчила мошенничества 1845 г. и последующих годов. Законодательной санкции, установленной в качестве гарантии добросовестности и так и понимаемой всеми, ловкие авантюристы добивались без труда для самых негодных проектов и благодаря этому приобретали доверие общества, которого бы иначе никогда не добились. Таким путем возникли буквально сотни позорных предприятий, которые иначе не могли бы явиться на свет Божий, и тысячи семей потерпели разорение, чего не произошло бы без этих законодательных усилий сделать их более надежными.

Кроме того, если эти сомнительные средства, применяемые государственными людьми, не увеличивают зла, против которого направлены, они постоянно вызывают побочные виды его, часто более серьезные, чем первоначальное зло. Общий грех этой эмпирической школы политиков заключается в том, что они никогда не заглядывают далее ближайших причин и непосредственных результатов. Подобно необразованной массе, они обыкновенно рассматривают каждое явление как продукт одной предшествующей причины и начало одного последующего явления. Они не думают о том, что каждое явление есть только звено в бесконечной цепи звеньев, результат целых мириад предшествующих явлений и будет иметь свою долю в создании целых мириад последующих явлений. Вследствие этого они упускают из виду тот факт, что, нарушая какую-нибудь естественную цепь последствий, они видоизменяют не только один ближайший результат, но также и все дальнейшие результаты, в которые данный результат войдет в качества частичной причины. Периодический генезис явлений и взаимодействие каждой отдельной серии явлений на всякую другую серию явлений создают комплекс явлений, далеко превосходящий человеческое разумение. И это наблюдается уже в самых простых случаях. Прислуга, которая кладет уголь на огонь, видит очень незначительное число последствий горения, между тем как человеку науки известно, что тут имеет место множество явлений. Он знает, что горение вызывает многочисленные атмосферные течения, посредством которых передвигаются тысячи кубических футов воздуха внутри и извне. Он знает, что распространение теплоты вызывает расширение и следующее за ним сокращение всех тел, находящихся в сфере его действия. Он знает, что нагревание вызывает в особях изменение в ритме дыхания и в обмене веществ и что эти физиологические изменения должны повлечь за собой различные побочные результаты. Он знает, что, если бы он мог проследить во всех их разветвлениях результаты всех действующих при этом сил механических, химических, термических, электрических, если бы он мог перечислить все последующие явления, произведенные испарением, образованием газов, распространением света, лучеиспусканием теплоты, ему понадобился бы целый том, чтобы вместить их всех. И если простое неорганическое изменение вызывает такие многочисленные и сложные результаты, как бесконечно многообразнее и сложнее должны быть окончательные результаты какой-либо силы, действующей на человеческое общество. При своем удивительном строении - при взаимной зависимости его членов относительно удовлетворения своих нужд, при влиянии каждой единицы на другую не только в отношении к безопасности и благоденствию, но и в отношении к здоровью, характеру, культуре - социальный организм не может быть подвергнут какому-нибудь влиянию в одной своей части без того, чтобы остальные его части не подверглись каким-либо изменениям, которые невозможно предвидеть. Уничтожая пошлину на кирпич, вы замечаете, что существование ее увеличивало опасность горнозаводских работ, препятствуя укреплению стен в шахтах и подземных галереях. Облагая пошлиной мыло, вы, как оказывается, значительно содействовали употреблению едких порошков при стирке и, таким образом, совершенно невольно причинили значительную порчу белья. И так на всяком шагу вы видите, при внимательном изучении, что, кроме воздействия на то, на что вы желали действовать, вы воздействовали еще на целую массу других вещей, из которых каждая, в свою очередь, воздействовала на другие, и, таким образом, распространили целую массу нелепостей по всем возможным направлениям. После того вам нечего удивляться, что в своем стремлении устранить то или другое зло законодатели постоянно вызывали побочное зло, которого вовсе не предвидели. И ни мудрейший человек Карлейль, никто другой в этом роде не мог бы избегнуть этого. И хотя причины этого достаточно ясны, когда дело уже сделано, оно никогда не предвидится заранее. Когда в силу нового закона о бедных приняты были меры для устройства бродяг в домах призрения (Union houses), вряд ли предполагали, что таким образом создастся целая корпорация странствующих бедняков, которые будут проводить время, переходя от одного дома призрения к другому по всему государству. Когда в давно прошедшие времена назначена была плата от прихода за содержание незаконных детей, тогда отнюдь не имелось в виду, что в результате такой меры окажется, что семья, в которой имеются такие дети, будет со временем считаться пользующейся некоторым преимуществом и что их мать будет завидной партией; не предвидели также государственные люди и того, что своим законом о месте жительства они создадут печальное неравенство платы в различных округах и вызовут такую систему очистки коттеджей, которая приведет к переполнению комнат и к соответствующему нравственному и физическому вырождению. Английский закон о водовместимости был издан просто с целью урегулировать способ измерения. Создатели его упустили, однако же, из виду, что на самом деле они содействовали "успешной и принудительной постройке негодных судов" и что "обойти закон, т. е. построить сносное судно, несмотря на этот закон, было верхом искусства, доступного английскому кораблестроению" {Лекция, читанная в Королевском институте И. С. К. Росселем (I. Scott Russel. Esq.) On Wave-line ships and Jachts, 6 февр. 1852.}.

Придать большую надежность коммерческим предприятиям - вот единственная цель закона о товариществах. Однако же теперь мы находим, что неограниченная ответственность, налагаемая им, является серьезной помехой для прогресса; на практике он не допускает ассоциации мелких капиталистов, он является большим препятствием для постройки улучшенных жилищ для народа; он препятствует установлению лучших отношений между рабочими и нанимателями и, лишая рабочий класс хорошего помещения для его сбережений, препятствует развитию предусмотрительности и поощряет пьянство. И таких благонамеренных мер, создающих непредвиденное зло, масса - например: разрешительный закон, вызывающий порчу пива; система предоставления преступникам льгот, поощряющая людей к совершению преступлений; полицейское распоряжение, загоняющее разносчиков в рабочий дом. И ко всем этим прямым и ближайшим недостаткам присоединяются еще более отдаленные и менее резко бросающиеся в глаза дефекты, которые показались бы нам еще более серьезными, если бы мы могли оценить их суммарный результат. Вопрос, однако, не столько в том, возможно ли для правительства при наибольшем напряжении умственных сил достигнуть всех предлежащих ему разнообразных целей, сколько в том, вероятно ли их достижение. Это менее вопрос возможности, нежели доброй воли. Допустим безусловную компетентность государства и посмотрим, насколько можно в таком случае рассчитывать на удовлетворительные результаты его деятельности. Посмотрим прежде всего, какова та движущая сила, которая приводит в движение законодательную машину, и вникнем, соблюдается ли при этом та разумная экономия сил, которая существовала бы при других условиях.

Так как неизбежным стимулом какого-либо действия для каждого индивидуума является какое-либо желание, то и каждый социальный орган, к какому бы роду он ни принадлежал, должен направляться в своих действиях в качестве мотива некоторым агрегатом желаний. Люди в своей коллективной деятельности не могут произвести никакого результата, который не коренился бы в каком-нибудь общем им аппетите, чувствовании, вкусе. Если бы они не любили мяса, не было бы ни торговцев скотом, ни Смифильда, ни распределяющей организации мясников. Оперы, филармонические общества, песенники и уличные шарманщики вызваны к жизни нашей любовью к музыке. Посмотрите торговую адресную книгу, возьмите путеводитель по Лондону, прочтите указатель железных дорог Брадшау, отчеты ученых обществ, объявления о новых книгах, и в самом объявлении, как и в предметах, которые оно описывает, вы имеете целый ряд продуктов человеческой деятельности, стимулированной человеческими желаниями. Благодаря этому стимулу возникают учреждения как самые колоссальные, так и самые ничтожные, самые сложные, как и самые простые: органы национальной обороны и заведения для очистки дорог, для ежедневного распределения писем и для собирания остатков угля из тины на берегах Темзы, органы, служащие для всякого рода целей, - от пропаганды христианства до покровительства животных, от производства хлеба для целой нации до заготовления крестовника для содержимых в клетках певчих птиц. Но если этот комплекс желаний индивидуумов составляет ту движущую силу, которая приводит в действие всякий социальный орган, то перед нами является вопрос: какой род организации является наиболее выгодным? Так как организация сама по себе никакой силы не имеет, представляя из себя только орудие, то наша задача заключается в том, чтобы найти наиболее выгодное орудие, т. е. такое, которое при наименьших издержках расходует наименьшее количество движущей силы, орудие, наименее подверженное порче и возможно легче поправимое. Спрашивается теперь: из двух описанных выше родов социального механизма - добровольного и правительственного - который лучше?

Из самой формы вопроса ясно вытекает предполагаемый опыт: наилучший механизм тот, который заключает в себе наименьшее число. Народная поговорка "Если хочешь, чтобы было хорошо сделано, - делай сам" заключает в себе истину, одинаково приложимую как к политической, так и к частной жизни.

Испытанный факт, что ведение сельского хозяйства посредством управляющего приносит убытки, тогда как хозяйство при помощи арендатора дает барыши, составляет опыт, который в истории нации подтверждается еще лучше, чем в хозяйственной книге землевладельца. Эта передача силы от избирателей к членам парламента, от этих последних к исполнительному органу, от него к управлению, от управления к инспекторам, а от них через их подчиненных к действительным работникам, - такая работа при посредстве целого ряда рычагов, из которых каждый поглощает, через трение и инерцию, часть движущей силы, настолько же дурна по свое и сложности, насколько непосредственная деятельность ассоциаций индивидуумов, частных обществ и свободно созданных учреждений хороша в силу своей простоты. Для того чтобы оценить в полной мере этот контраст, нужно сравнить действие этих двух систем в их деталях.

Официальная деятельность обыкновенно бывает медленна. Когда неправительственные органы мешкают, общество имеет против этого средство: оно отказывается от их услуг и находит взамен более расторопных. Такая дисциплина научает все частные учреждения торопиться; но против проволочек в государственных департаментах не так-то легко действовать. По отношению к долгим, как жизнь, тяжбам канцлерского суда приходится вооружиться терпением, появления каталогов музея нужно смиренно ждать. В то время как сам народ задумывает, строит и наполняет в продолжение нескольких месяцев Хрустальный дворец, законодательное собрание целых двадцать лет употребляет на постройку для себя нового здания. В то время как частные лица печатают и распространяют по всему королевству парламентские прения в течение нескольких часов после того, как они имели место, таблицы департамента торговли (Board of Trade) правильно публикуются месяц и даже более спустя. И так во всем. Вот санитарное управление (Board of Health), которое с 1849 г. собирается закрыть столичные кладбища и до сих пор еще не сделало этого и которое так долго дремало над проектами кладбищ, что "London Necropolis Company" взяла это дело из его рук. Вот владелец привилегии, который 14 лет переписывался с главным штабом в Лондоне, прежде чем получил окончательный ответ относительно употребления в войске его усовершенствованной обуви. Вот плимутский командир порта, который только через 10 дней после крушения "Amazon'ы" собрался снарядить поиски за пропавшими шлюпками.

Официализм, кроме того, нелеп. При обычном течении вещей каждый гражданин стремится к наиболее подходящей для него функции. Люди, хорошо знакомые с делом, за которое берутся, преуспевают и, в среднем выводе, возвышаются сообразно своей успешности, тогда как человека незнающего общество живо распознает, перестает к нему обращаться, вынуждает его, таким образом, предпринять что-нибудь более легкое и в конце концов делает его полезным. Совершенно другое видим мы в государственных органах. Тут, как всякому известно, решающим моментом является не заслуга, а происхождение, возраст, интриги с заднего крыльца и угодливость. Известный в семье "дурень" находит легко место в церковной иерархии, если "семья" имеет хорошие связи. Юнец, слишком мало образованный для какой бы то ни было профессии, отлично годится в офицеры. Седые волосы или титул гораздо лучше обеспечивают повышение во флоте, чем талант. И можно положительно сказать, что способный человек часто убеждается, что на государственной службе превосходство является помехой: что его начальникам докучают предлагаемые им улучшения, их оскорбляет предполагаемое в нем критическое к ним отношение. И таким образом, выходит, что законодательная машина не только сложна, но что она, кроме того, построена из низшего качества материала. Вот причина промахов, о которых мы ежедневно читаем, вроде снабжения адмиралтейства из королевских лесов негодным для употребления лесом, причина неудачной администрации помощи во время голода в Ирландии, помощи, согнавшей земледельцев с полей и уменьшившей последующую жатву на целую четверть {См. отчет майора Ларкома.}, регистрации патентов в трех различных учреждениях, из которых ни одно не имеет перечня их. И эти несообразности дают себя знать везде и повсюду, начиная с неудачной вентиляции здания палаты общин и кончая The London Gazette, неизменно являющейся дурно сфальцованной.

Еще одной характерной чертой официализма является его расточительность. В главных своих частях - в войске, флоте и духовном ведомстве - он держит гораздо более служащих, чем нужно, и выдает некоторым из этих бесполезных людей огромные оклады. Работа, сделанная комиссией Сюэра, стоила, по словам сэра Б. Голла (Sir В Hall), от 300 до 400 % сверх предложенной суммы, в то время как расходы по управлению достигли 30,40 и даже 45 % всего расхода. Поверенные Рамсгэт Гарбур (Ramsgate Harboug) порта, на устройство которого потребовалось целое столетие, тратят 18 тыс. ф. на то, для чего оказалось достаточным 5 тыс. ф. Санитарное управление (The Board of Health) требует теперь новых исследований всех городов под его контролем в целях дренажа, что, как свидетельствует м-р Стефенсон и как знает каждый новичок в инженерном деле, составляет совершенно бесполезную трату денег. Эти правительственные органы не подвержены ни одному из тех влияний, которые вынуждают частные предприятия к экономии. Торговцы и торговые предприятия выигрывают, доставляя публике случай воспользоваться дешевизной. Те, которым это не под силу, постоянно вытесняются первыми. Они не могут обременять нацию результатами своей расточительности, и это удерживает их от расточительности. В предприятиях, которые должны приносить доход, нельзя тратить 48 % из капитала на надзор, как в инженерных управлениях правительства Индии; зная это, железнодорожные компании в Индии стараются, чтобы расход по содержанию администрации не превышал 8 %. Лавочник не оставляет вне своего счета ничего подобного тем 6 млн ф., которые парламент разрешает отчислять по дороге к казначейству. Осмотрите любую фабрику, и вы увидите, что суровая альтернатива - процветание или разорение - предписывает беречь каждый пенни; сходите в любое из национальных адмиралтейств, и на все ваши замечания по поводу той или иной очевидно бесполезной траты вам беспечно ответят ходячей фразой: "Казна все терпит".

Неумение приспособляться - вот еще один из грехов официализма. В противоположность частным предприятиям, которые быстро видоизменяют свои действия в зависимости от новых условий, в противоположность как лавочнику, который быстро находит способ удовлетворить всякое новое требование, так и железнодорожной компании, удваивающей число поездов для передвижения специального скопления пассажиров, казенная машина при самых различных обстоятельствах продолжает тянуть обычную лямку с обычной медлительностью. По самой своей природе она приспособлена только для средних требований и неизбежно оказывается несостоятельной при каких-нибудь требованиях, выходящих из обыкновенных рамок. Вы не можете ступить шагу без того, чтобы этот контраст не поразил вас снова. Если это лето вы видите, как бочки для поливки улиц едут предписанным им раз навсегда путем, не обращая почти никакого внимания на условия погоды, - сегодня они поливают мокрые уже и без того дороги, завтра они посылают те же потоки, ни на каплю не увеличенные, на дороги, покрытые пылью. Если это зима, число метельщиков не изменяется сообразно количеству грязи, и, если случится сильный снег, улицы остаются целую почти неделю в невозможном виде, и даже в центре города не принимается никаких необходимых в данном случае мер. Последняя снежная метель подчеркнула резкое различие, существующее между обоими родами учреждений в отношении воздействия того и другого на омнибусы и кебы. Не завися от установленного законом тарифа, омнибусы припрягли добавочных лошадей и повысили проездную плату. Кебы, которые ограничены в своей таксе парламентским актом, обнаружившим и здесь свою обычную недальновидность и потому не предусмотревшим данного рода случая, отказались от своих стоянок, покинули свои биржи и станции, предоставили несчастным пассажирам тащиться как знают домой с багажом на руках и таким образом оказались бесполезными в такое время, когда они наиболее нужны. И не только это полное отсутствие отзывчивости и приспособляемости официализма причиняет серьезные неудобства, - это вместе с тем создает и большую несправедливость. В данном случае, например, с кебами получилось то, что после вступления в силу нового закона старые кебы, продававшиеся раньше по 10- 12 ф., теперь не могут быть проданы и идут на слом; таким образом государство отняло у владельцев кебов часть их капитала. Точно так же и недавно принятый билль о табаке для Лондона, применяющийся только в известном, точно определенном, районе, привел в результате к тому, что один фабрикант облагается налогом в то время, как его конкурент свободен от него, потому что работает в расстоянии 1/4 мили от первого; таким образом, как нам известно из достоверных источников, закон дает одному преимущества перед другим на 1500 ф. в год. Этот факт может служить типичным представителем того бесконечного вреда, различного по степени, который неизбежным образом влечет за собой вмешательство закона. Такой живой, постоянно развивающийся организм, как общество, помещенный между аппаратами по мертвым, механическим формулам, не может не быть стесненным и сдавленным. Единственные органы, могущие служить ему с успехом, суть те, в которых ежечасно бьет его пульс и которые изменяются вместе с ним.

Как неизбежно официализм подвергается нравственной порче - это известно всем и каждому. Лишенные таких антисептических средств, как свободная конкуренция, не завися в своем существовании, подобно тому как зависят частные несубсидированные учреждения, от необходимости поддерживать в себе интенсивную жизненность, все казенные учреждения приходят в инертное, пресыщенное состояние, от которого до болезни только один шаг. Жалованье служащими получается в них независимо от усердия, проявляемого при исполнении обязанностей, выдача его продолжается и тогда, когда обязанности совершенно прекратились, и потому становится настоящей премией для родовитых лентяев и поощряет людей к клятвопреступлению, к взяточничеству, к симонии. Правители Восточной Индии избираются не в силу их особенных административных способностей, они покупают голоса путем обещаний своего покровительства в будущем, - покровительства, которого многие добиваются и которое оказывается с полнейшим пренебрежением к интересам сотни миллионов людей. Регистраторы духовных завещаний не только зарабатывают в год несколько сот фунтов за работу, которую их плохо оплачиваемые уполномоченные делают только наполовину, - они очень часто завладевают и иными доходами, и это после неоднократных выговоров. Повышения в адмиралтействе являются результатом не действительных заслуг, а политического фаворитизма. Чтобы иметь возможность жить роскошно, духовенство проповедует то, чему не верит само; епископы составляют неверные отчеты о своих доходах, и при своем избрании в братства хорошо обеспеченные священники часто дают клятву быть pauper, pius et doctus. И эта продажность ежедневно проявляется везде и во всем, начиная от инспектора, который не замечает злоупотреблений, потому что глаза его закрыты подарком арендатора, и кончая первым министром, который раздает прибыльные должности своим родственникам, и все это вопреки неодобрению общества и вопреки постоянным попыткам прекратить такой порядок вещей. Как совершенно верно заметил однажды один чиновник, прослуживший 25 лет: "Где правительство, там низость". Это представляет неизбежный результат нарушения прямой связи между полученной выгодой и произведенной работой. Ни одно некомпетентное лицо не рассчитывает посредством подарка Times'y получить постоянное место в каком-нибудь торговом предприятии. Но там, где, как в государственных учреждениях, личные интересы чиновников роли не играют, где назначение зависит от человека, который ничего не теряет от неудачного выбора, там подарок имеет большую силу. И та же самая нравственная порча замечается во всех социальных учреждениях, в которых исполненная обязанность и полученное вознаграждение не идут рука об руку, как, например, в больницах, в общественных богадельнях, в субсидированных школах; и это зло пропорционально степени нарушения правильного соотношения между обязанностью и доходом. Поэтому-то оно и неизбежно в государственных учреждениях. В промышленных предприятиях это редко имеет место, и если когда и проявляется, то инстинкт самосохранения скоро находит против него лекарство.

Ко всему, что сказано было выше, прибавьте еще, что в то время как частные предприятия являются по своему характеру предприимчивыми и прогрессивными, государственные учреждения неизменны и несомненно структивны. На изобретательность официализма никто и не рассчитывает; чтобы он вышел из своей механической рутины, стал вводить улучшения, да еще с большой затратой мыслительной силы и гибкости, без расчета на выгоду, этого нельзя и думать. Но он не только неподвижен, - он противодействует каждому улучшению как в себе, так и во всем, с чем связан. До сегодняшнего времени все судейские упорно противодействовали реформе закона, так как суды в графствах уничтожили их практику. Университеты сохраняли свой старый curriculum целые сотни лет после того, как он уже перестал быть годным, и борются еще и теперь против устрашающей их перестройки. Против всякого улучшения, вводимого в почтовом ведомстве, энергично восставали почтовые власти. М. Уистон (Whiston) мог бы порассказать, как силен консерватизм в церковных грамматических школах. Противодействия официализма не могут сломить даже вытекающие из него тяжелые последствия. Доказательством этого может служить тот факт, что хотя, как уже упомянуто было выше, проф. Барлоу (Barlow) донес в 1820 г., что из бывших в то время в запасе в адмиралтействе компасов "по крайней мере, половина представляет никуда негодный хлам", тем не менее, несмотря на постоянно грозящую опасность кораблекрушений, вызываемую таким состоянием компасов, "в промежуток времени между 1838 и 1840 годом сделано в этом отношении очень мало улучшений" {"Rudimentary Magnetism" сэра В. Сноу Гаррисс, ч. 111, стр. 145.}. Этот официальный обструкционизм нелегко уступает даже перед сильным общественным мнением, о чем свидетельствует тот факт, что, хотя девять десятых населения в течение целого ряда поколений осуждали систему церковного управления, обогащающую лентяев и бездельников и доводящую до голода работников, и хотя неоднократно назначались комиссии для ее преобразования, она в существенном осталась неизменной и до сих пор. Несмотря на то, что начиная с 1818г., делалась масса попыток улучшить скандальное хозяйничанье в благотворительных учреждениях и что в течение 10 лет вопрос этот раз десять в год разбирался в парламенте, причем предлагались различные меры для искоренения таких порядков, злоупотребления эти продолжают существовать в полном своем объеме и поныне. И эти официальные учреждения не только противодействуют реформам, касающимся их самих, они задерживают также реформы, относящиеся к другим областям. Защищая свои собственные интересы, духовенство задерживает закрытие городских кладбищ. Как мог бы подтвердить м-р Линдсэй, правительственные эмиграционные агенты мешают применению железа при постройке парусных судов. Акцизные чиновники противодействуют улучшениям в процессах, за которыми наблюдают. Органический консерватизм, проявляющийся в ежедневном образе действия всех людей, представляет из себя препятствие, которое в частной жизни мало-помалу побеждается личными интересами. Стремление к выгоде научило в конце концов фермеров, что глубокий дренаж полезен, хотя он и берет много времени. Фабриканты научаются в конце концов наиболее экономическому способу пользования паровыми машинами, хотя это им долго и не удавалось. Но на государственной службе, где личные интересы в борьбу не вступают, этот консерватизм обнаруживается во всей своей силе и производит результаты столько же бедственные, сколько и нелепые. В течение целого ряда десятилетий после того, как ведение книги сделалось всеобщим обычаем, счета в казначействе еще производились посредством зарубок на палках. В смете на текущий год фигурирует такая статья: "Заправка масляных ламп в главном штабе". После всего вышесказанного кто же может колебаться между казенными и свободно возникающими учреждениями? Первые медлительны, нелепы, расточительны, не умеют приспособляться, развращены и обструктивны; может ли какой-нибудь недостаток в других учреждениях уравновесить все эти? Правда, торговля имеет свои мошенничества, спекуляция свое безумие. Все это грехи, неизбежно порождаемые существующим несовершенством человеческой природы. Но вместе с тем верно и то, что эти несовершенства человеческой природы разделяются и государственными чиновниками, и, не сдерживаемые в них тою же строгою дисциплиной, они, возрастая, ведут к гораздо худшим результатам. Раз мы имеем дело с расой, имеющей некоторую наклонность к дурным поступкам, - спрашивается, следует ли организовать общество, состоящее из подобного рода людей так, чтобы дурной поступок непосредственно влек за собой наказание или чтобы наказание только косвенно было связано с дурным поступком. Какое общество будет наиболее нормальным: такое, при котором деятели, дурно исполняющие свои обязанности, несут немедленное наказание ввиду утраты покровительства общества; или же такое, где такие деятели могут пострадать только тогда, если будет пущен в ход целый аппарат митингов, петиций, избирательных собраний, парламентских решений, министерских советов и канцелярской переписки? Не вправе ли мы назвать нелепой утопией надежду, что люди будут лучше поступать, если наказание будет более далеким и неопределенным, чем когда оно тут же под рукой и неизбежно? Между тем это и есть та надежда, которую бессознательно лелеет большинство политических прожектеров. Прислушайтесь к их планам, и вы увидите, что они совершенно уверены, что все, что они предлагают сделать, непременно так и будет сделано приставленными для этого людьми. Что чиновники вполне надежны - это их первый постулат. Не подлежит сомнению, что, если бы можно было бы обеспечить себя хорошими чиновниками, многое можно было бы сказать в пользу официализма, так же точно, как деспотизм имел бы свои преимущества, если бы возможно было гарантировать, что деспот будет хорош.

Но если мы хотим взвесить надлежащим образом разницу между искусственным и естественным способом осуществления социальных нужд, мы не должны останавливаться на рассмотрении только лишь недостатков одного, нужно вникнуть также в достоинства другого. Их много, и они значительны. Посмотрите прежде всего, как каждое частное предприятие непосредственно связано с потребностью в нем и сколь невозможным становится для него существование при отсутствии этой потребности. Ежедневно возникают новые отрасли промышленности, новые товарищества. Если они служат какой-нибудь потребности, действительно существующей в обществе, они пускают корни, растут. Если нет - они умирают вследствие отсутствия питания, и для этого не требуется ни специальной агитации, ни парламентского акта, как и для всякой естественной организации: нет для такой организации соответствующих функций, и, не получая питания, она погибает. И не только новые учреждения исчезают, когда они становятся излишни, но и старые прекращают свое существование, когда проходит надобность в них. В противоположность общественным учреждениям, в противоположность департаменту герольдии, который продолжает сущедества и несходства, затем восприятия числа и что без этого немыслимы были бы арифметика, алгебра и высшая математика, - но верно и то, что не существует такой части организма, которая не начинала бы с какой-нибудь простой формы, с какой-нибудь незначительной функции и не проходила бы через целый ряд фазисов последовательной сложности, прежде чем достигнуть своей конечной стадии. Сердце вначале представляет простую сокращающуюся трубочку; мозг начинается в виде незначительного расширения спинномозгового канала. Этот закон одинаково распространяется и на социальный организм. Для того чтобы работать как следует, нужно, чтобы специальный аппарат не был придуман и пущен в ходе законодателями, он должен постепенно развиваться из своего зародыша; всякое последовательное прибавление к нему должно быть хорошо испытано и одобрено прежде, чем совершить новое прибавление, и только путем такого экспериментального процесса может быть создан аппарат, действующий успешно. Надежный человек, которому доверяют для хранения денежные суммы, незаметным образом полагает начало обширной банковой системе, с ее записями, чеками, счетами, с ее сложными операциями и ликвидационной конторой. Вьючные лошади, затем телеги, затем омнибусы, затем паровые вагоны, движущиеся по обыкновенным дорогам, и, наконец, паровые вагоны со специально устроенными для них дорогами - таков медленный генезис наших настоящих средств к передвижению. Нет такой отрасли промышленности, которая не создала бы для себя целого аппарата, состоящего из фабрикантов, маклеров, путешествующих агентов и мелочных торговцев, и создала этот аппарат с такою постепенностью, что нет возможности проследить все последовательные ступени его развития. То же самое и с организациями другого рода. Зоологический сад начинает свое существование в виде частной коллекции, собранной несколькими натуралистами. Лучшая ремесленная школа - на фабрике Прайса (Англия) - начала свое существование с полдюжины мальчиков, собиравшихся по окончании работы вокруг ящиков от свечей и учившихся писать старыми перьями. Нужно также заметить, что в результате такого способа роста эти свободно возникающие предприятия расширяются сообразно надобности в них. Тот же самый стимул, который вызывает их к жизни, заставляет их посылать свои разветвления всюду, где существует потребность в них. Не то в государственных учреждениях: там предложение не является так быстро к услугам спроса. Учредите какое-нибудь управление и штат служащих в нем, определите их обязанности и предоставьте такому органу укрепляться в течение 25-50 лет, и вы увидите, что вы будете не в силах расширить их функции без специального парламентского акта, который получается только с трудом и со значительной тратой времени.

Недостаток места не позволяет нам распространяться долее о превосходстве того, что натуралисты назвали бы экзогенным родом учреждений, перед эндогенным. Но с указанной нами точки зрения дальнейшая разница между их характеристическими чертами достаточно очевидна. Отсюда объяснения и того факта, что в то время, как один разряд средств все более и более падает, создавая более зла, нежели им устраняется, другой род все более и более преуспевает и постоянно улучшается. Сколь ни сильной кажется, на первый взгляд, государственная машина, она на каждом шагу разочаровывает нас. Сколь ни ничтожны первые их шаги, частные усилия ежедневно достигают результатов, удивляющих мир. И не только потому, что акционерные общества делают так много, не только потому, что благодаря им вся страна покрылась сетью железных дорог в такой промежуток времени, в который адмиралтейство может построить только одно стопушечное судно, но потому, что казенные учреждения побеждаются единичными индивидуумами. Часто приводимый факт, что академия с ее 40 членами работает 56 лет над составлением французского словаря, тогда как доктор Джонсон один составил