VII СОЦИАЛЬНЫЙ ОРГАНИЗМ

VII СОЦИАЛЬНЫЙ ОРГАНИЗМ

Сэр Джеймс Макинтош попал в большой почет за высказанную им мысль, что "конституции не создаются, а сами вырастают". В наше время самое замечательное в этом изречении то, что оно когда-то считалось столь замечательным. Как по удивлению, выказываемому человеком при виде какого-нибудь обыденного явления, можно судить об общем развитии этого человека, так точно из удивления, с которым какой-нибудь век встречает новую мысль, можно составить себе понятие о степени просвещения этого века. Факт, что это изречение Макинтоша наделало столько шума, показывает, как глубоко было в его время незнание социальной науки. Слабый луч истины казался тогда ярким светом, точно так же, как далекое мерцание сальной свечи является звездой среди окружающей тьмы.

Явившись среди совершенно чуждой системы мышления, подобная мысль действительно не могла не поразить. Во времена Макинтоша вещи объяснялись гораздо более гипотезой искусственного созидания, нежели гипотезой самобытного развития, - что большинство людей делает, впрочем, и в наше время. Тогда думали, что каждая планета была собственноручно пущена в ход Творцом, с той именно степенью быстроты, какая требовалась для уравновешивания солнечного притяжения. Образование Земли, отделение моря от суши, творение животных считались механическим трудом, от которого Господь почил, как работник отдыхает от работы. Человека считали сделанным вроде того, как делаются главные фигуры. Под стать этим понятиям и как бы с общего молчаливого согласия установилось убеждение, что и общества устраиваются так или иначе непосредственным вмешательством Провидения, постановлениями законодателей или соединением того и другого.

Но что общества не искусственно создаются, это до того очевидно, что кажется удивительным, как могла такая истина ускользнуть от внимания наблюдателей. Ничто, быть может, не доказывает так наглядно ничтожность исторических исследований, которые до сих пор производились. Достаточно оглянуться на окружающие нас перемены, наблюдать за социальной организацией в главнейших ее особенностях, чтобы убедиться, что эти перемены и особенности не имеют ничего сверхъестественного и не определяются волею каких-либо личностей, как это вообще можно бы вывести из поучений историков, а проистекают из общих, естественных причин Одного факта разделения труда достаточно, чтобы пояснить это. Не повеления какого-нибудь правителя были причиной того, что некоторые люди сделались мануфактуристами, тогда как другие остались земледельцами. В Ланкашире миллионы людей посвятили себя выделыванию хлопчатобумажных изделий, в Йоркшире миллион людей живет разработкой шерсти; гончарный промысел Стаффордшира, ножевые изделия Шеффильда и металлические изделия Бирмингема занимают сотни тысяч рук. В строе английского общества это факты крупные, но мы не можем приписать их ни чуду, ни законодательству. Не "героем-царем" и не "коллективной мудростью" раздроблено было население на производителей и оптовых и мелочных распределителей. Вся наша промышленная организация, от главнейших ее очертаний до мельчайших подробностей, сделалась тем, чем она есть, не только без помощи законодательного руководства, но в значительной мере вопреки законодательным стеснениям. Она возникла из различных человеческих нужд и деятельностей. Между тем как каждый гражданин старался о личном своем благоденствии и ни один не помышлял о разделении труда, да и не сознавал необходимости такого разделения, оно установилось и постоянно развивалось. Процесс этот совершался медленно и скрыто, так что до новейшего времени никто почти его не замечал. Он подвигался шагами, до того незаметными, что промышленные порядки долгое время казались все теми же, как и в старину. Рядом изменений, столько же нечувствительных, как те, через которые семя переходит в дерево, общество сделалось тем сложным сочетанием взаимно зависящих друг от друга деятелей, каким оно является нам теперь. И надо заметить, что эта экономическая организация есть существенная основа всего строя. Благодаря самобытно выработавшимся таким образом сочетаниям, каждый гражданин снабжается предметами жизненных потребностей и в то же время оказывает и другим какую-либо помощь, поставляет какой-нибудь продукт. Тем, что мы живы сегодня, мы обязаны правильному течению этой комбинации в течение прошлой недели, и, если бы существующий механизм был внезапно уничтожен, большая часть нас перемерла бы до исхода текущей недели. Если же эти наиболее крупные и жизненные черты нашего общественного строя возникли не по мысли какого-либо индивида, а из личных усилий граждан удовлетворить их собственные потребности, то можно быть уверенными, что и менее важные черты возникли таким же путем.

"Однако, - скажут нам, - нельзя же причислить общественные изменения, произведенные непосредственно законом, к самобытно развившимся явлениям. Когда парламент или король приказывает сделать то или другое и назначает от себя лиц для исполнения приказанного, процесс, очевидно, искусствен, и в этих границах общество должно считать скорее искусственно сотворенным, нежели самобытно взросшим". Нет, даже изменения не составляют исключения. Истинные источники подобных изменений лежат глубже, нежели в действиях законодателей. Возьмем на первый раз самый простой пример Всем нам известно, что распоряжения представительных правительств состоят в конечной зависимости от воли нации: они могут на время расходиться с этой волей, но в конце концов должны сообразоваться с нею. Сказать же, что правительственные распоряжения определяются волей нации, все равно что сказать, что они составляют результат среднего уровня индивидуальных желаний или - другими словами - индивидуальных натур. Следовательно, закон, имеющий такое начало, действительно вырастает из народного характера. В тех случаях, когда правительство есть представитель одного какого-нибудь преобладающего сословия, замечание остается столь же верно, хотя делается не столь очевидным в применении. Самое существование сословия, пользующегося монополией власти, возможно только вследствие известного настроения и образа мыслей всей общины. Без чувства подданнической преданности со стороны вассалов феодальная система никогда не могла бы существовать. Из протеста шотландских горцев против уничтожения наследственных юрисдикции видно, что они предпочитали этот вид местного управления. Если же народному характеру следует приписывать возникновение неответственного управляющего сословия, то народному же характеру должны быть приписываемы и те общественные порядки, которые сословие это создает для достижения собственных целей. Даже там, где существует деспотическое правительство, та же доктрина сохраняет свою состоятельность. Как и в предыдущих случаях, так и тут характер народа есть первоначальный источник политической формы, и множество примеров доказывает, что внезапно создаваемая новая форма не принимается, а быстро пятится назад к прежней форме. Сверх того, если постановления деспота действительно входят в силу, то это делается только потому, что они приспособлены к состоянию общества. Действия неограниченного правителя, подчиняясь в значительной мере общественному мнению - влиянию предыдущих примеров, образу мыслей дворянства, духовенства, войска, - бывают отчасти непосредственным результатом национального характера; когда же они идут вразрез с национальным характером, то в скором времени теряют на практике свою силу. Неудача попытки Кромвеля прочно установить новые общественные условия и быстрота, с которой, после его смерти, ожили ниспровергнутые порядки и учреждения, доказывают, до какой степени монарх бессилен изменить тип управляемого им общества. Он может временно нарушить, задержать естественный процесс организации или помочь ему, но над общим ходом процесса он не имеет власти. Можно сказать даже более. Люди, которые видят в истории обществ только историю великих людей и думают, что эти великие люди направляют судьбы обществ, упускают из виду, что сами эти великие люди суть порождение этих обществ. Не будь известных предшествовавших обстоятельств, известного общего уровня национального характера, эти великие люди не могли бы народиться и получить то образование, которое их развило. Если общества, к которым они принадлежали, преобразовывались до известной степени ими, то они, со своей стороны, и до и после рождения образовывались этими обществами, являлись результатом всех тех влияний, которые способствовали сформированию унаследованного этими людьми характера и сообщили им с раннего возраста известное направление, верование, нравственный склад, познания и стремления Таким образом, общественные изменения, которые можно непосредственно приписать личностям, одаренным необыкновенной силой, надо относить к социальным причинам, породившим эти личности; следовательно, с высшей точки зрения все общественные изменения надо отнести к общему процессу развития.

Таким образом, то, что так очевидно верно относительно промышленного строя общества, верно и относительно всего его строя Факт, что "конституции не создаются, а сами вырастают", - не что иное, как осколок гораздо более крупного факта, что во всех своих видах и разветвлениях общество представляет собою возрастание, а не искусственное произведение.

Давно уже вырабатывалось и от времени до времени появлялось в литературе смутное понятие о некоторой аналогии между политическим телом и телом живого индивида. Но это понятие естественно должно было быть чем-то неопределенным и более или менее фантастичным При отсутствии физиологической науки и в особенности тех широких обобщений, которых она достигла только в последнее время, невозможно было различить истинные параллелизмы.

Основная идея, вокруг которой вращается образцовая республика Платона, заключается в соответствии, существующем будто бы между частями общества и способностями человеческого ума. Распределяя эти способности под рубрики "Разум", "Воля" и "Страсти", он распределяет и членов своего воображаемого общества на три класса, которые считает соответственными вышесказанным: советники, в руках которых должно быть управление; воинство или исполнительная власть, которой предоставляется исполнение приказаний совета; наконец, вся остальная община, радеющая только о корысти и эгоистичном самоудовлетворении. Другими словами, правитель, воин и работник, по идее Платона, соответствуют нашей силе мышления, воли и ощущения. Если даже предположить, что подразумеваемая тут теория сходности устройства общества с устройством человека имеет некоторую основательность, то и тогда это распределение все-таки оказалось бы слабым. С большей основательностью можно бы сказать, что так как воинская власть повинуется приказаниям правительства, то Воле соответствует именно правительство, тогда как воинская власть есть только орудие, приводимое в движение Волей. Или же можно бы сказать, что так как Воля есть порождение преобладающих желаний, которым разум служит только как бы глазом, то согласно с проведенной в этом случае аналогией двигательной силой воинства должны быть работники.

Гоббс пытался установить еще более определенное сравнение, только не между обществом и человеческим умом, а между обществом и человеческим телом. Во вступлении к сочинению, которое развивает ему мысль, он говорит:

"Ибо искусством созидается великий Левиафан, называемый Государством, по-латыни Civitas, который есть не что иное, как искусственный человек, но большего роста и большей силы, нежели природный человек, для обороны и охранения которого он предназначается; верховная власть в нем есть искусственная душа, как начало, сообщающее жизнь и движение всему телу; судьи и другие судебные и исполнительные сановники суть искусственные сочленения; награды и наказания, которыми прикрепляются к верховной власти члены и сочленения и побуждаются к исполнению своей обязанности, суть нервы, исправляющие такую же должность в природном теле; имущество и богатство всех остальных членов суть сила; salus populi, благо народа, равносильно назначению в человеке; советники, которыми приводится народу на ум все, что ему нужно знать, - суть память; правосудие и закон суть искусственные разум и воля; согласие - здоровье; мятеж - болезнь; междоусобная война - смерть".

И Гоббес доводит это сравнение до того, что помещает в своей книге наглядный рисунок Левиафана - огромной фигуры в человеческом образе, туловище и члены которого составлены из множества людей. Заметив, что эти различные сходства, проведенные Платоном и Гоббсом, уничтожают одно другое (как представляющие полнейшее разногласие между собою), можно все-таки сказать, что в целом параллель Гоббса вернее. Но и она полна несообразностей. Если верховная власть есть душа политического тела, то каким образом судьи, т. е. лица, облеченные частью этой власти, могут быть сравнены с сочленениями? Или каким образом три умственные функции: память, разум и воля - могут быть поставлены в соответствие- первая - с советниками, т. е. с известным разрядом должностных лиц, а прочие две - с правосудием и законами, т. е. уже не с людьми, а с отвлеченными понятиями? Если судьи представляют искусственные сочленения общества, то каким же образом награды и наказания могут быть нервами? Представителями нервов тоже должен быть какой-нибудь разряд людей. Награды и наказания в обществах, как и в отдельных личностях, должны быть условиями нервов, а не самими нервами.

Но главные ошибки в сравнениях, проведенных Платоном и Гоббсом, лежат гораздо глубже. Оба мыслителя принимают своей исходной точкой положение, что организация общества может быть сравнима не с организацией живого тела вообще, но с организацией живого человеческого тела в особенности. Нет никаких данных такого положения. Оно вовсе не вытекает из сущности доводов; это просто одна из тех фантазий, которые обыкновенно являются примешанными к истинам, открываемым на первых ступенях мышления. Еще ошибочнее оказываются эти понятия в том отношении, что они принимают общество за искусственное построение. Образцовая республика Платона - его идеал здорового политического тела - основана на искусственном составлении ее людьми, точь-в-точь таким способом, каким составляются, например, часы: и Платон, очевидно, представляет себе, что все общества имеют такое происхождение. Этот же взгляд вполне определенно высказан Гоббсом: "Ибо, - говорит он, - искусством созидается великий Левиафан, называемый Государством" Он заходит даже так далеко, что сравнивает предполагаемый социальный договор, из которого внезапно возникает общество, с сотворением человека божественной волей. Таким образом оба мыслителя впадают в крайнюю несостоятельность и считают общину в устройстве своем подобной человеческому существу и в то же время произведенной таким же способом, как искусственный механизм; они смотрят на нее в области природы как на организм, в области же истории - как на машину.

Но при всех своих погрешностях эти умозрения имеют весьма важное значение. Уже одно то, что подобные параллели, хотя и грубо очерченные, были проведены Платоном, Гоббсом и многими другими, дает повод подозревать, что существует какая-то аналогия. Несостоятельность отдельных пунктов сравнений, приведенная выше, не служит основанием для отрицания самой сущности аналогии, потому что первые идеи обыкновенно бывают только смутным очерком истины. При отсутствии обширных обобщений биологии было, как мы уже сказали, невозможно проследить истинные соотношения социальных организаций с организациями другого разряда. Мы ставим себе задачей показать здесь те аналогии, которые раскрывает нам в этом отношении новейшая наука.

Начнем с краткого изложения пунктов сходства и пунктов различия. Общества сходятся с индивидуальными организмами в четырех выдающихся особенностях.

1) В том, что, начинаясь соединением небольшого числа частей, они нечувствительно увеличиваются в объеме до такой степени, что некоторые из них наконец достигают размера, в десять тысяч раз большего, нежели их первоначальный размер.

2) В том, что, имея вначале до того простое строение, что массу их можно бы считать совершенно бесстройной, они принимают по мере возрастания своего все более и более сложное строение.

3) В том, что, хотя в первоначальном неразвитом их состоянии почти не существует взаимной зависимости частей, части эти постепенно приобретают взаимную зависимость, которая наконец делается так велика, что жизнь и деятельность каждой части обусловливаются жизнью и деятельностью прочих частей.

4) В том, что жизнь и развитие общества независимы от жизни и развития какой-либо из составляющих его единиц и гораздо продолжительнее существования этих единиц, так как они рождаются, развиваются, действуют, воспроизводятся и умирают каждая сама по себе, между тем как политическое тело, состоящее из них, переживает одно поколение за другим, увеличиваясь в массе своей, совершенствуясь в своем строении и в деятельности своих отправлений.

Эти четыре параллельные черты тем более покажутся нам значительными, чем более мы будем вдумываться в них. Пункты же, в которых общества сходятся с индивидуальными организмами, представляют в то же время и пункты, в которых различные индивидуальные организмы сходятся между собой и расходятся со всеми другими вещами. В продолжение своего существования каждое растение и животное увеличивается в массе таким способом, подобия которому не представляют неорганические предметы: даже такие неорганические предметы, как кристаллы, которые также образуются путем возрастания, не представляют нам такого определенного соотношения между возрастанием и существованием, как живые организмы. Правильный, прогрессивный переход от простого к сложному, проявляемый политическими телами наравне со всеми живыми телами, составляет характеристическую черту, отличающую живые тела от неодушевленных тел, среди которых они вращаются. Та взаимная функциональная зависимость частей, которая обнаруживается в животных и растениях едва ли не менее явно, нежели в нациях, не имеет ни в какой другой области ничего себе соответственного. И ни в каком сложном теле, кроме органического и социального, нет этого беспрерывного выбывания и замены частей при продолжающейся ненарушимости целого. Кроме того что общества и организмы сходны между собой в этих особенностях, отличающих их от других вещей {Слово вещь употребляется нами как равнозначащее английскому thing, как термин более общий, нежели предмет (object) и явление (phenomenon), и обнимающий оба эти термина. (Прим. Пер.)}, высшие формы общества, равно как и высшие организмы, проявляют эти особенности в наиболее высокой степени. Мы видим, что низшие животные даже и приблизительно не достигают размеров высших животных, точно то же видим мы и относительно возрастания первобытных обществ, которое сравнительно ограниченно. Сложностью своей наши большие цивилизованные нации настолько же превышают первобытные дикие племена, насколько позвоночное животное превышает зоофит. В простейших общинах, как и в простейших животных, так мало взаимной зависимости частей, что раздробление или отделение этих частей не наносит значительного повреждения целому; от сложных же общин, как и от сложных животных, нельзя отнять какого-либо значительного органа, не причинив большого вреда или даже смерти остальному Далее, в обществах низшего типа, как и в низших животных, жизнь всего агрегата, часто пресекаемая разделением или разложением, превышает продолжительностью жизнь составных единиц несравненно менее, чем в обществах цивилизованных и высших животных, которые переживают множество поколений составных единиц.

С другой стороны, главнейшие различия между обществами и индивидуальными организмами следующие.

1) Общества не имеют специфических внешних форм Этот пункт различия теряет, впрочем, значительную часть своей важности, если мы вспомним, что во всем растительном царстве, равно как и в низших отделах животного царства, формы часто бывают весьма неопределенны, - если вспомним, что неопределенность форм составляет тут скорее исключение, нежели правило, и что эти формы, подобно формам обществ, очевидно, определяются отчасти окружающими физическими условиями. Далее, если будет, как мы полагаем, окончательно доказано, что форма каждого вида организма была результатом влияния внешних сил, которому этот организм подвергался в течение своего видового развития, тогда то обстоятельство, что внешняя форма обществ зависит от окружающих условий, составит дальнейшую точку общности между социальным и индивидуальным организмами.

2) Тогда как живая ткань, из которой состоит индивидуальный организм, образует сплошную массу, живые элементы, из которых состоят общества, не образуют такой же сплошной массы, а более или менее широко рассеяны по известной части земной поверхности. Это различие, с первого взгляда кажущееся основным, исчезает, однако, в значительной степени при подробном рассмотрении фактов. В низших отделах животного и растительного царств есть типы организации, подходящие гораздо ближе в этом отношении к организации общества, нежели можно бы предполагать, - типы, в которых живые единицы, составляющие сущность массы, рассеяны в инертном веществе, которое едва ли можно назвать живым, в полном смысле этого слова. Таковы, например, некоторые Protococci и Nostoceae, существующие в виде клеточек, расположенных в студенистом веществе. Таковы и Tbalassicollae - тела, состоящие из дифференцированных частей, рассеянных в недифференцированной слизи. В значительной части своего тела некоторые из акалеф с большей или меньшей ясностью тоже обнаруживают этот тип организма. Нечто весьма подобное представляет общество. Нужно помнить, что хотя люди, составляющие общество, физически разделены друг от друга и даже рассеяны, однако поверхность, по которой они рассеяны, не лишена жизни, а только покрыта жизнью низшего разряда, вспомоществующею их жизни. Растительность страны делает возможной животную жизнь в этой стране, и только посредством своих животных и растительных продуктов может такая страна поддерживать человеческое общество. Поэтому члены политического тела не должны считаться отделенными промежутками мертвого пространства, а размещенными по пространству, занимаемому жизнью низшего разряда. В понятие о социальном организме мы должны включить все то низшее органическое существование, от которого зависит существование человека, а следовательно, и общества. При таком воззрении, граждан, составляющих общину, можно считать единицами, одаренными высокой жизненностью и окруженными веществами низшей жизненности, из которых они получают свое питание, совершенно в таком же роде, как приведенные нами выше животные.

3) Третье различие заключается в том, что живые элементы индивидуального организма по большей части безотлучно остаются каждый на своем месте, а элементы социального организма одарены способностью передвигаться с места на место. Между тем различие и тут гораздо меньше, нежели можно бы полагать, потому что если граждане, как личности, имеют способность перемещения, то как части общества они неподвижны. В качестве сельских хозяев, мануфактуристов или торговцев люди ведут свои дела на одних и тех же местах нередко в продолжение всей своей жизни, а если и отлучаются случайно, то оставляют на своем месте других. Каждый значительный центр производительности, каждый мануфактурный город или округ постоянно остается на том же месте, и многие из фирм известного города или округа в продолжение целых поколений поддерживаются потомками или преемниками своих основателей. Точно так же как в живом теле клеточки, составляющие известный орган, каждая сама по себе, исполняют в течение некоторого времени свое назначение и затем исчезают, уступая место другим, так и в каждой части общества орган остается, хотя личный состав его изменяется. Таким образом, в социальной жизни, как и в жизни животного, единицы, равно как и более или менее обширные органы, составленные из них, вообще говоря, неподвижны по отношению к месту, где они исправляют свои должности и добывают свое пропитание. Следовательно, способность индивидуального перемещения не ослабляет принимаемой нами аналогии.

4) Последнее и, быть может, важнейшее различие заключается в том, что в теле животного только известный род ткани одарен чувствительностью, в обществе же все члены одарены ею. Но и это различие далеко не безусловно. В некоторых из низших животных, отличающихся отсутствием нервной системы, та несовершенная чувствительность, которой они обладают, одинаково распространяется на все части Только в более организованных животных формах чувствительность присваивается исключительно одним разрядам жизненных элементов. Кроме того, мы должны помнить, что и общества не лишены некоторого дифференцирования в этом роде. Единицы общины хотя и все чувствительны, но чувствительны не в равной степени. Сословия, занимающиеся земледелием и вообще тяжелыми работами, гораздо менее впечатлительны как в умственном отношении, так и в отношении душевных волнений, нежели другие сословия; особенно резко отличаются они в этом случае от сословий, получивших высшее умственное образование. Но все-таки этот пункт представляет довольно резкий контраст между политическими и индивидуальными телами, контраст, которого никогда не следует упускать из виду, потому что он напоминает нам, что между тем как в индивидуальных телах благосостояние всех частей вполне подчинено благосостоянию нервной системы, в приятном или болезненном возбуждении которого заключается все благо или зло жизни, - о политических телах нельзя сказать того же. Пусть жизнь отдельных частей животного поглощается жизнью целого, оно так и следует, потому что это целое имеет корпоративную сознательность, способную ощущать наслаждение или страдание. Общество же - дело другое: его живые единицы не утрачивают и не могут утратить индивидуальной сознательности, а община, с другой стороны, не имеет корпоративной сознательности как целое. Это-то и есть главная, неизменная причина, по которой никогда благосостояние граждан не может быть справедливо жертвуемо для какого-то воображаемого блага государства, а напротив того - государство должно существовать единственно только для блага граждан Корпоративная жизнь в этом случае должна подчиняться жизни отдельных частей, а не жизнь отдельных частей - корпоративной жизни.

Итак, мы указали на пункты сходства и пункты различия между общественным и индивидуальным организмом. Не приводит ли нас это обозрение к заключению, что пункты различия служат только к тому, чтобы выставить в более ярком свете пункты сходства? Сличение организмов вообще - в том смысле, в каком обыкновенно понимается это слово, - с организмом социальным определеннее уясняет контрасты между теми и другими, но показывает в то же время, что самые контрасты эти не так резки, как можно было бы ожидать. Неопределенность форм, разрозненность и подвижность частей и повсеместная чувствительность не составляют исключительных особенностей социального организма, которые можно бы привести как существенные: низшие разряды животных представляют близко подходящие к ним явления. Следовательно, мы находим немногое, что можно было бы противопоставить наиболее важным сходствам. Медленное увеличение объема; прогрессивное осложнение устройства, идущее рядом с усилением взаимной связи частей; возможность отнятия и замены живых единиц, не нарушая целого, соразмерность той степени, в которой проявляются эти особенности, с жизненной деятельностью - все эти черты одинаково присущи и обществам, и органическим телам. А эти черты, в которых общества сходятся с органическими телами и расходятся со всеми прочими вещами, - черты, специально характеризующие органические тела, вполне подчиняют себе меньшие различия, различия эти немногим больше тех, которые отделяют одну половину органического царства от другой. Начала организации - одни и те же; различия же представляют только различия в применении этих начал.

Этим оканчиваем мы общий обзор фактов, оправдывающих уподобление общества живому телу. Разберем их в подробности. Мы убедимся, что параллель выступает тем заметнее, чем ближе мы ее будем рассматривать.

Самые низшие животные и растительные формы - Protozoa и Protophyta - по преимуществу обитают в воде. Это мельчайшие тела, которые большей частью становятся видимы только при помощи микроскопа. Все они крайне просты в строении, а некоторые даже, как, например, корненожки, почти совершенно не имеют строения. Размножаясь, по обыкновению этих видов, самопроизвольным дроблением тела, они дают половинки, которые могут или стать совершенно отдельными и направиться в разные стороны, или остаться в связи. Повторением этого процесса самоделения образуются агрегации различного рода и размеров. Между Protophyta есть некоторые разряды, например Diatomaceae и "Yeast-plant", в которых индивиды либо существуют отдельно, либо связаны группами из двух, трех, четырех и более членов; есть и другие разряды, в которых значительное число отдельных клеточек соединяется в одну нить (Conferva, Monilia), и другие, в которых они образуют сетчатую ткань (Hydrodyction), или пластинки (Ulva), или, наконец, сплошные массы (Laminaria,Agaricus): все эти растительные виды, не будучи разделены на различные части, как-то: корень, ствол или листья, - называются Thallogens. Между простейшими мы находим соответственные явления. Несметное множество существ, похожих на Amoeba, сплоченных вместе тканью роговидных волокон, составляют губку. Foraminifera представляют нам меньшие группы таких существ, принявшие более определенные формы. Эти почти лишенные всякого устройства простейшие не только соединяются в правильные или неправильные агрегации различных размеров, но между некоторыми из наиболее организованных, например Vorticellae, образуются, кроме того, кучки индивидов, происходящих от одного и того же корня. Однако эти маленькие общества монад или клеточек можно назвать обществами только в самом низшем смысле этого слова; между ними нет подчиненности частей, нет организации. Каждая из составных единиц живет сама для себя и сама по себе, не давая другим и не получая от других никакой помощи. Между ними нет взаимной зависимости, кроме той, которая является вследствие простого механического сочетания.

Не сказывается ли в подобном устройстве сходство с первыми фазисами человеческих обществ? Между низшими расами, например бушменами, мы находим только зарождающееся соединение частей, иногда образуются отдельные семьи, иногда два-три семейства кочуют вместе. Число соединяющихся единиц мало и изменчиво, соединение их непрочно. Разделения труда не существует, кроме как между различными полами, и единственное проявление взаимного содействия заключается в совокупности нападений или обороны. Нам представляется тут только недифференцированная группа неделимых, образующих зародыш общества, точно так же, как в вышеописанной группе однородных клеточек представлялся только зачаточный фазис животной и растительной организации.

Теперь сравнение можно провести ступенью выше. В растительном царстве мы переходим от Tballogens, простой массы подобных клеточек, к Acrogens, в которых клеточки сохраняют подобие не во всей массе: в одном месте они представляют соединение, служащее листом, в другом же - соединение, служащее корнем, образуя таким образом целое, в котором есть некоторого рода подразделения в отправлениях единиц, следовательно, и некоторая взаимная зависимость. В животном царстве мы находим соответственный прогресс. Из простых неорганизованных групп клеточек, или клеточнообразных тел, мы поднимаемся к группам клеточек, расположенных частями, имеющими различные должности. Обыкновенный полип, от которого можно отнять отдельные клеточки, представляющие после своего отделения наружность и движения, напоминающие уединенных Amoeba, может служить примером этого фазиса. Составные единицы, хотя все еще обнаруживают большую общность характера, принимают на себя отправления, уже несколько различествующие между собой в коже, во внутренней оболочке и в щупальцах. Тут есть уже некоторая степень "физиологического разделения труда".

Обращаясь к обществам, мы находим соответственные фазисы в большей части первобытных племен. Когда от маленьких изменчивых групп, какие образуются бушменами, мы приходим к большим и более постоянным группам, образуемым дикарями, стоящими на менее низкой ступени развития, мы начинаем нападать на следы социального строя. Хотя промышленная организация проявляется еще только в различии занятий обоих полов, однако представляются уже следы правительственной организации. Все мужчины - воины и охотники, но только часть их допускается в совет старшин, и в самом этом совете кто-нибудь из старшин обыкновенно пользуется верховной властью. Таким образом устанавливается некоторое различие сословий и властей и с помощью этой слабой специализации функций устраивается некоторое взаимное содействование в возрастающей массе неделимых - всякий раз, как обществу приходится действовать в своем корпоративном качестве. Кроме этой аналогии в незначительности пределов организации, есть еще аналогия в определенности самой организации. В гидре различные части вещества, из которого состоит животное, имеют много общих отправлений. Все они одарены способностью сокращаться; вся внешняя поверхность, за исключением щупалец, может порождать маленькие гидры, и, если вывернуть ее наизнанку, желудок будет исправлять функцию кожи, а кожа - функцию желудка. Те дифференцирования, какие существуют в первобытных обществах, столь же несовершенны. Невзирая на отличие сана, каждый член содержит себя собственными усилиями. Не только старшины племени, наравне с остальными членами, сами строят свои хижины, делают свое оружие, убивают животных, служащих им пищей, но и сам предводитель делает то же. Кроме того, в самых грубых из этих племен если и существует правительственная организация, то крайне непостоянная. Она часто изменяется насилием или предательством, и обязанность управлять народом возлагается на других членов общины. Таким образом, между наиболее грубыми обществами и некоторыми из низших видов животной жизни есть аналогия как в незначительности пределов организации, так и в неопределенности самой организации и недостатке устойчивости в ней.

Тут нам тотчас же представляется дальнейшее усложнение аналогии. От соединения единиц в организованные группы мы переходим к размножению таких групп и их соединению в сложные группы. Когда гидра достигает известного размера, она отделяет от своей поверхности почку, которая начинает расти и, постепенно приняв форму породившего ее тела, отделяется наконец от него, и этим процессом почкования животное населяет окружающие его воды. Соответственный процесс является в размножении вышеописанных низкоорганизованных племен. Когда одно из них достигнет размеров, не совместимых с грубой общественной формой, или размножится несообразно количеству дичи и другой пищи, которой может снабдить окружающая страна, - является стремление к разъяснению, и так как в подобных общинах вечно приключаются ссоры, распри и другие раздоры, то скоро представляется случай, вследствие которого часть племени отделяется под предводительством кого-либо из старшин и выселяется. Так как этот процесс от времени до времени повторяется, то наконец обширная полоса земли населяется многочисленными отдельными племенами, имеющими общих предков. Аналогия отнюдь не ограничивается этим. Хотя в обыкновенной гидре потомство, образовавшееся из почки, скоро отделяется и делается независимым, но во всем остальном разряде Hydrozoa, к которому принадлежит это животное, дело не всегда происходит таким образом. Индивиды, поочередно развившиеся таким способом, остаются прикрепленными к родичу, порождают новые, подобные же индивиды, которые, в свою очередь, остаются прикрепленными к ним, и результатом является сложное животное. Как мы в самой гидре находим агрегацию единиц, которые, будучи рассматриваемы порознь, имеют сродство с низшими простейшими, так в зоофите мы видим соединение из многих таких агрегаций. То же самое видно и в обширной семье Polyzoa или Molluscoida. Асцидии в своих многочисленных, разнообразных видах представляют то же самое, выказывая, кроме того, различные степени связи, существующей между составными индивидами Так, например, в сальпах составные индивиды связаны между собой так слабо, что удара по сосуду с водой, в котором они плавают, достаточно, чтобы отделить их друг от друга, тогда как BBotryllidae между ними существует связь в органах и общие отправления. В этих различных формах и степенях агрегаций не представляется ли аналогии со слитием групп однородных племен в нацию? Хотя в местностях, где это дозволяют обстоятельства, отдельные племена, происшедшие от какого-нибудь первоначального племени, расселяются по разным направлениям, удаляются на большие расстояния одно от другого и совсем обособляются, однако же в других случаях, где местность представляет препятствия далеким переселениям, этого не случается: мелкие соплеменные общины становятся в более тесные сношения и наконец более или менее сливаются в одну нацию. Примером тому служит контраст между племенами американских индейцев и шотландскими кланами. Наконец, даже беглый взгляд на собственную нашу историю или историю континентальных наций показывает, что везде происходило такое слитие мелких немногосложных общин, хотя и различными путями и в различных размерах. Как говорит Гизо в своей истории "Происхождения представительного правительства":

"Постепенно среди хаоса возникающего общества образуются агрегации, которые ощущают потребность союза и связи друг с другом... Вскоре между соседними агрегациями обнаруживается неравенство сил. Сильные стремятся к порабощению слабых и сначала присваивают себе право обложения их налогами и военными повинностями. Таким образом, политическая власть предоставляет занять более высокое место агрегациям, впервые учредившим ее".

Это значит, что мелкие племена, кланы или феодальные союзы, имеющие по большей части одно общее происхождение и долгое время находившиеся в близком соприкосновении, в качестве населения соседних одна другой стран, постепенно сливаются различными путями, даже и помимо силы народной связи и близости.

Тут начинается дальнейший ряд изменений, которым мы по-прежнему найдем соответственные явления в индивидуальном организме. Возвращаясь снова к Hydrozoa, мы замечаем, что в простейшей из сложных форм их связанные между собою индивиды, развившиеся из одного общего первоначального тела, одинаковы по своему строению и имеют одинаковые отправления с той, впрочем, разницей, что иногда почка, вместо того чтобы, развиваясь, образовать желудок, рот и щупальца, образует яичный мешочек. Но с океаническими Hydrozoa этого вовсе не бывает. В Calycophoridae некоторые из полипов, вырастающих из общего зародыша, развиваясь и видоизменяясь, превращаются в большие, продолговатые, мешковидные тела, которые движутся в воде посредством ритмических сокращений, таща за собою всю общину полипов В Physophoridae разнообразие органов образуется подобным же порядком через превращения развивающихся из почек полипов, так что в животных, подобных пузырьковым (Physalia), вместо древовидной группы неделимых, составляющей первобытный тип этого разряда, мы видим сложную массу неодинаковых частей, исправляющих неодинаковые функции. Как каждую отдельную гидру можно считать группой простейших, отчасти превратившихся в различные органы, точно так же и пузырьковые, морфологически рассматриваемые, представляют группу гидр, отдельные индивиды которой подверглись различным превращениям для приспособления к различным функциям.

Такой же процесс сложных дифференцирований происходит и при постепенном развитии цивилизованного общества. Мы знаем, как в мелких первобытных общинах возникает некоторого рода простая политическая организация, некоторое практическое разделение сословий, отправляющих различные обязанности. Теперь нам предстоит рассмотреть, каким образом в нации, образовавшейся слитием нескольких таких мелких общин, отдельные составные части, будучи сначала одинаковы по своему строению и роду деятельности, постепенно становятся различны в том и другом, постепенно делаются взаимно зависимыми частями, различными и по существу своему, и по своим отправлениям.

Учение о прогрессивном разделении труда, к которому мы здесь приходим, знакомо всем читателям. Далее, аналогия между экономическим разделением труда и "физиологическим разделением труда" так разительна, что давно уже привлекла внимание естествоиспытателей и ввела в науку самое выражение это. Следовательно, нет надобности пускаться в излишние подробности при исследовании этой части нашего предмета. Мы удовольствуемся указанием нескольких общих и многозначительных фактов, не бросающихся в глаза при поверхностном рассмотрении дела.

Во всем животном царстве, начиная с Coelenterata, первый фазис развития один и тот же. В зародыше полипа, равно как и в человеческом яйце, масса клеточек, из которых имеет образоваться живое существо, отлагает периферический слой клеточек, слегка различествующих от остальных клеточек, которые этот слой окружают, впоследствии он разделяется на два слоя: внутренний, находящийся в прикосновении с желтком и называемый слизистым слоем, и наружный, подвергающийся окружающим влияниям и называемый серозным слоем, - или, говоря словами профессора Гексли, употребленными им при описании процесса развития Hydrozoa, образуется endoderma и ectoderma. Это первобытное разделение обозначает основное различие частей в будущем организме От слизистого слоя, или endoderm'ы, развивается питательный аппарат, тогда как из серозного слоя, или ectoderm'ы, развивается аппарат внешней деятельности. Из первого образуются те органы, которыми приготовляется и поглощается пища, втягивается кислород и очищается кровь, тогда как из последнего образуется нервная, мышечная и костная системы, соединенным действием которых совершаются движения тела как целого. Хотя определение это не есть строго правильное, так как некоторые органы имеют в своем составе обе эти основные оболочки, однако высокие авторитеты соглашаются в том, что его можно принять как общее разграничение. В процессе развития обществ мы видим сходное с этим дифференцирование, которое точно так же служит основой всего будущего строения. Мы уже указали, что единственный явный контраст частей в первобытных обществах заключается в различии между управляющими и управляемыми. В наименее организованных племенах совет старшин представлял собрание людей, отличавшихся от других только большей храбростью или опытностью. В более организованных племенах сословие старшин является определенно отдельным от низшего сословия и часто рассматривается как сословие, имеющее особую природу, а иногда и божественное происхождение. Позднее эти два сословия становятся друг к другу в отношение вольных людей и рабов, дворянства и крепостных. Беглый взгляд на взаимные обязанности этих сословий показывает, что резкие разделения, образовавшиеся в такую раннюю пору, находятся друг к другу в отношениях, подобных отношениям первоначальных разделов индивидуального зародыша. С первого своего появления сословие старшин управляет внешними действиями общества как в войне, так и в переговорах или переселениях. Впоследствии, по мере того как высшее сословие развивается отлично от низшего и в то же время более и более исключительно присваивает себе управительные и оборонительные должности, в лице государей, равно как и подчиненных им правителей, жрецов и военных вождей, низшее сословие более и более исключительно занимается снабжением общины предметами жизненной необходимости. Из почвы, с которой масса народа приходит в наиболее близкое соприкосновение, добывает она и изготовляет пищу и те немногие грубые предметы ручного изделия, какие известны в таких первобытных обществах, - между тем как сложившееся поверх его высшее сословие, будучи содержимо рабочим населением, ведает внешние стороны общины, с которыми оно, по положению своему, соприкасается более непосредственно. Впоследствии, по мере того как рабочий слой удаляется все более и более от дел общества и утрачивает свою силу в них, он ограничивается почти исключительно процессами добывания продовольствия, между тем как дворянство, переставая участвовать в этих процессах, посвящает себя управлению движениями политического тела.

Не менее замечательна и дальнейшая аналогия того же рода. После того как отделились слизистый и серозный слой зародыша, между ними образуется третий слой, известный физиологам под названием сосудистого, - слой, из которого формируются главнейшие кровеносные сосуды. Слизистый слой всасывает пищу из массы желтка, который он облегает; пища эта должна передаваться верхнему серозному слою, из которого формируется нервно-мышечная система, и между обоими слоями образуется сосудистая система, посредством которой и совершается эта передача, - система, сохраняющая и впоследствии свою роль разносчика пищи из тех мест, где она принимается и приготовляется, к тем местам, где она нужна для возрастания организма и пополнения его утрат Не является ли и в социальном прогрессе подобная же ступень? Первоначально между управляющими и управляемыми не существует посредствующего сословия; даже в некоторых обществах, достигнувших уже значительных размеров, нет почти иных сословных различий, кроме дворянства или подобного ему сословия, с одной стороны, и рабов - с другой: при таком социальном строе предметы потребления переходят прямо от рабов к их господам. Но в обществах более высокого типа между этими двумя первоначальными сословиями возникает третье, торговое, или среднее, сословие. Нам представляется тут такая же аналогия, как и в прежних случаях: среднее сословие в общих чертах равносильно среднему слою зародышевых клеточек, ибо все торговцы суть главнейшим образом распределители. Оптом ли они торгуют, собирая большими массами предметы потребления, поставляемые различными производителями, или по мелочам, дробя массы предметов, собранные таким образом, - все торговцы суть агенты перемещения предметов от места их производства к месту их потребления. Таким образом, распределительный аппарат общества соответствует распределительному аппарату живого тела не только по своим отправлениям, но и по своему посредствующему происхождению, по своему положению и по времени своего появления.

Не исчисляя менее важных дифференцирований, которым впоследствии подвергаются эти три главных сословия, мы заметим только, что эти дифференцирования во всем следуют тому же общему закону, как и дифференцирования индивидуального организма. В обществе, как и в животном, мы видели, что самые общие и резко обозначенные разделения появляются первыми; дальнейшие же подразделения совершаются в обоих случаях в порядке убывающей общности.

Заметим затем, что как в том, так и другом в случае специализирования сначала вовсе не полны и становятся полнее по мере совершенствования организации. Мы видели, что в первобытных племенах, как и у наиболее простых животных, остается еще много общности между отправлениями частей номинально различных; что, например, предводители племени в промышленном отношении остаются долгое время равными низшему сословию, точно так же, как в гидре способностью сокращаться обладают единицы endoderm'ы наравне с единицами ectoderm'ы. Мы указали также, что по мере того, как общество подвигалось вперед, в функциях двух главных первоначальных сословий оставалось все менее и менее общего. Здесь же нам следует заметить, что все дальнейшие специализирования сначала крайне неопределенны и только постепенно выясняются. "В младенчестве общества, - говорит Гизо, - все переделано и неверно; нет еще постоянной и точной демаркационной линии между различными властями в государстве." - "Первоначально короли жили подобно прочим землевладельцам доходами, получаемыми со своих частных поместий." Дворяне были маленькие государи; государи - наиболее могущественные дворяне. Епископы были феодальными владельцами и военными вождями. Правом чеканить монету могущественные подданные и церковь пользовались наравне с королем. Каждое из передовых лиц в одно и то же время исправляло должности землевладельца, сельского хозяина, воина, государственного человека и судьи. Люди, подвластные этим лицам, были то солдатами, то земледельцами, смотря по надобности. Но церковь постепенно утратила всякую гражданскую юрисдикцию; государственная власть все более и более ограничивала свой контроль над религиозным обучением; военное сословие совершенно обособилось; ремесла сосредоточились в городах; веретена, разбросанные по фермам, уступали место машинам мануфактурных округов. Во всяком прогрессе совершается не только переход от однородного к разнородному, но и переход от неопределенного к определенному.

Есть еще один факт, который не следует оставлять без внимания: в процессе развития большого общества из соединения нескольких небольших общин постепенно изглаживаются первоначальные черты разграничения, этому явлению мы можем найти аналогии и в живых телах: целый подкласс суставчатых представляет многообразные и ясные примеры. В низших типах этого подкласса тело животного состоит из многочисленных сегментов, во всем почти одинаковых между собою. У каждого сегмента есть свое наружное кольцо; есть своя пара ног, если животное имеет ноги; есть своя одинаковая с другими доля внутренностей или свой отдельный желудок; есть своя одинаковая с другими доля кровеносного сосуда или в некоторых случаях свое отдельное сердце; есть своя часть нервной системы и, пожалуй, своя отдельная пара узлов. Но в высших типах, как. например, в больших ракообразных, многие из этих сегментов вполне слиты вместе и внутренние органы уже не повторяются однообразно во всех сегментах. Те сегменты, из которых первоначально состоят нации, утрачивают свое отдельное внутреннее и наружное строение таким же точно порядком. В феодальные времена мелкие общины, управляемые феодальными владельцами, были организованы каждая сама по себе по одному и тому же грубому образцу и связывались между собою единственно подданничеством своих отдельных владельцев какому-нибудь одному сюзерену. Но по мере возрастания центральной власти разграничения этих местных общин стали исчезать, и их отдельные организации слились в одну общую организацию. То же самое представляет в большем размере слитие Англии, Валлиса, Шотландии и Ирландии и слитие областей в континентальных государствах. Даже в исчезновении разграничений, установленных законом, проявляется аналогичный процесс. При англосаксах Англия разделялась на десятки, сотни и графства. Были суды графств, суды сотен и суды десяток. Суды десяток исчезли первые; за ними последовали суды сотен, которые, однако, еще оставили некоторые следы, между тем как судебная юрисдикция графств до сих пор еще существует. Но более всего достойно внимания, что с ходом развития возникает организация, не имеющая соотношения с этими первоначальными разделениями, но пронизывающая их все, по различным направлениям, как у животных, принадлежащих к только что названному отделу, и что в обоих случаях старинные границы нарушаются именно питающей организацией, тогда как следы этих границ сохраняются в управляющей или координирующей организации. Так, в высших суставчатых наружная оболочка и мышечная система никогда не утрачивают вполне следов своего первоначального разделения на кольца, тогда как в значительной части тела внутренности нисколько не сообразуются с наружными разделениями. Точно так же и в нации мы видим, что, между тем как ради правительственных соображений существует еще деление на графства и приходы, устройство, развившееся для питания общества, решительно не признает этих разграничений: наша главная хлопчатобумажная промышленность простирается из Ланкастерского на север Дербийского графства; Лейстерское и Ноттингемское графства давно делят между собою чулочную торговлю; один из главных центров производства железа и железных товаров включает в себе части Варвикского, Стаффордского и Вустерского графств; наконец, все разнообразные земледельческие специализирования, прославившие различные части Англии своими продуктами, оказывают границам графств не больше уважения, нежели наши возрастающие города оказывают приходским разграничениям.

Если по рассмотрении этих аналогий в строении мы спросим, существуют ли такие же аналогии между процессами органических изменений, - ответ будет утвердительный. Причины, ведущие к увеличению объема любой части политического тела, тождественны по существу своему с причинами, ведущими к увеличению объема любой части индивидуального тела. В обоих случаях такому увеличению предшествует усиление деятельности отправлений вследствие большого спроса на эту деятельность. Каждый член, внутренность, железа или иная часть животного развиваются упражнением, деятельным исправлением обязанностей, требуемых от нее целым телом; точно так же любой разряд земледельцев или ремесленников, любой мануфактурный центр начинает возрастать, когда община требует от него усиления работы. И в том и в другом случае возрастание одинаково имеет свои условия и границы. Чтобы какой-нибудь орган в живом теле мог развиваться от упражнения, необходимо соразмерное снабжение его кровью. Каждое действие предполагает известную затрату сил; кровь приносит материалы, нужные для вознаграждения этой затраты и для того, чтобы орган мог развиваться, нужно, чтобы количество доставляемой крови превышало количество, требующееся для одного только вознаграждения затраченных сил. То же самое бывает и в обществе. Если в каком-нибудь округе, разрабатывающем для общины один какой-нибудь предмет потребления (назовем для примера хоть йоркширские шерстяные изделия), появляется усиленный запрос на разрабатываемый продукт, если для удовлетворения этого запроса мануфактурная организация подвергается известным затратам и порче и если, наконец, в уплату за лишнюю против обыкновенного сумму высланных шерстяных изделий возвращается только такое количество товара, которым вознаграждаются сделанные расходы и затраты сил и машин, - то возрастания, очевидно, быть не может. Для возрастания нужно, чтобы произведений, добытых взамен высланного, было более чем достаточно для этих целей, и в таком случае быстрота развития будет в точной соразмерности с получаемым излишком. Из этого явствует, что то, что в коммерческих делах мы называем барышом, соответствует излишку питания над затратой сил в живом теле. Сверх того, в обоих случаях, когда деятельность отправлений усиленна, а питание недостаточно, порождается не развитие, а упадок. Если в животном какой-нибудь из органов работает так сильно, что кровеносные каналы, приносящие к нему кровь, не успевают поставлять нужное для восстановления сил количество ее, то орган этот истощается и умаляется; точно так же и в политическом теле, если какая-нибудь часть его была вызвана на усиленную производительность, а затем не получает полной платы за все свое производство, то некоторые из членов тела обанкрочиваются и размер производительности его уменьшается.

Есть еще одна аналогия, на которую следует здесь обратить внимание. Она заключается в том, что различные части социального организма, подобно различным частям индивидуального организма, борются между собою за пищу и получают большее или меньшее количество ее, смотря по большей или меньшей своей деятельности. Если в человеке чрезмерно возбужден мозг, то кровь отвлекается от внутренностей и пищеварение останавливается; если пищеварение совершается деятельно, оно может иметь такое влияние на обращение крови в мозге, что причинит сонливость; сильное мышечное напряжение может вызывать приток такого количества крови к оконечностям, что задержится пищеварение или мозговая деятельность. Таким же образом и в обществе часто случается, что усиленная деятельность по какому-нибудь одному направлению причиняет частные остановки деятельности в другом, отвлекая от различных отраслей капитал, т. е. продукты. Мы имеем такие примеры в задержке, причиненной коммерческим операциям внезапным развитием нашей системы железных дорог, и в случаях, когда сбор значительных военных сил временно останавливает развитие главнейших отраслей промышленности.

Последние параграфы приводят нас к следующему отделу нашего предмета. Почти незаметно пришли мы к аналогии, существующей между кровью живого тела и находящейся в обращении массой произведений в политическом теле. Теперь нам предстоит проследить аналогию эту от самых простых к наиболее сложным ее проявлениям.

У низших животных крови в собственном смысле слова не существует. Через небольшую агрегацию клеточек, из которых состоит гидра, просачиваются соки, извлекаемые из пищи. Нет аппарата для разработки сконцентрированной и очищенной пищи и разнесения ее по составным единицам; составные единицы эти непосредственно вбирают в себя неприготовленную пищу или из пищеварительной полости, или просто одна из другой. Не то ли же самое бывает и в первобытных племенах? Все члены его, каждый сам по себе, добывают себе неразработанные предметы жизненной необходимости, и каждый порознь, как умеет, приготовляет эти предметы для своего потребления. Когда возникает положительное дифференцирование между управляющими и управляемыми, начинается некоторая передача предметов от тех низших индивидов, которые в качестве работников приходят в прямое соприкосновение с продуктами земли, к высшим индивидам, облеченным правящими должностями. Процесс аналогичен с тем, которым сопровождается дифференцирование ectoderm'ы или endoderm'ы: как в том, так и в другом случае передаются продукты почти или вовсе не разработанные и передача совершается непосредственно от единицы добывающей к единице потребляющей, не вступая предварительно в какой-либо общий ток.

Переходя к более значительным индивидуальным и социальным организмам, мы подвигаемся на шаг вперед от этого устройства. В сложных Hydrozoa, представляющих сочетание нескольких таких первоначальных групп, из каких составлены гидры, или в медузе, представляющей одну из этих групп, достигшую значительных размеров, - существуют грубые каналы, проходящие через вещество, из которого состоит тело, но они не представляют каналов для разнесения приготовленной пищи, а суть только простые продолжения пищеварительной полости, через которые неразработанная млечно-водянистая жидкость достигает более отдаленных частей организма и передвигается взад и вперед сокращениями животного. Не находим ли мы в некоторых из первобытных общин, достигших более высокого развития, подобного же состояния? Когда число людей, отчасти или вполне соединившихся в одно общество, становится значительным, когда, как это обыкновенно случается, люди эти покрывают поверхность страны, производящей не везде одинаковые продукты, когда, в особенности, возникают многочисленные непромышленные соно становится в зависимость от остальных сословий относительно получения всех прочих предметов, в которых нуждается. В то же время результатом более высокого специализирования группы питательных органов будет большее совершенство в выработке крови, потому что каждый из органов приспособляется в этом случае к приготовлению особых элементов крови; точно так же и произведения, обращающиеся в обществе, будут доброкачественнее по мере большего разделения труда между работниками Нужно еще заметить, что и в том и в другом случае масса обращающихся питательных материалов, кроме того что постепенно улучшается в составных частях своих, в то же время становится и многосложнее. Увеличение в числе несходных органов, передающих в кровь утраченные ими вещества и требующих от нее различных материалов, в которых каждый из них нуждается, предполагает более разнообразный состав крови. Это априористическое заключение подтверждается, по словам доктора Витишамса, индуктивно, путем исследования крови на различных ступенях животного царства. Точно так же очевидно, что по мере увеличения разделения труда в общине должно последовать и увеличение разнородности в произведениях, протекающих по всей общине.

Находящаяся в обращении масса питательных материалов в индивидуальных и социальных организмах, делаясь лучшей по качеству своих составных частей и более разнородной в своем составе по мере того, как возвышается тип устройства организма, прибавляет еще к этому типу в том и другом случае новый элемент, сам по себе непитательный, но облегчающий процессы питания. Мы разумеем в индивидуальном организме кровяные шарики, в социальном организме - деньги. Эта аналогия была указана Либихом, который в своих Популярных письмах о химии говорит:

"Серебро и золото должны исправлять ту же должность в организации государства, какую исправляют в человеческой организации кровяные частицы. Подобно тому, как эти шарики, сами не принимая непосредственного участия в питательном процессе, служат посредствующим и непременным условием обмена материи, произведения тепла и той силы, которою поддерживается температура тела и определяются движения крови и всех соков, - так и золото сделалось посредствующим условием всякой деятельности в жизни государства".

А так как кровяные частицы уподобляются деньгам и по функциям своим, и по тому факту, что они, подобно деньгам же, не истребляются при питании, то Либих указывает далее, что число этих частиц, протекающее через главные центры в известный промежуток времени, громадно, если сравнить его с их абсолютным числом, - точно так же, как громадно количество денег, ежегодно проходящих через главные торговые центры, если сравнить его с общим количеством денег в государстве Это еще не все. Либих упустил из виду то многозначительное обстоятельство, что только при достижении известной степени организации появляется этот элемент обращения. В обширных разрядах низших животных кровь не содержит в себе шариков, и в обществах, стоящих на низкой ступени цивилизации, нет денег.

До сих пор мы рассматривали аналогию между кровью в живом теле и предметами, потребляющимися и обращающимися в политическом теле. Сравним теперь те аппараты, с помощью которых распределяются и та и другие. В развитии этих аппаратов мы найдем аналогии не менее замечательные, нежели вышеизложенные. Мы показали уже, что оптовые и мелочные распределители, как сословие, исправляют в обществе ту же должность, какую исправляет в индивидуальном существе сосудистая система;