4. Идея метода
.4. Идея метода
Представление о социальном законе заключало в себе одновременно онтологическое и эпистемологическое обоснование зарождавшейся социологии. Но требовалось еще доказать, что существуют и могут быть найдены способы познания социальных законов, а также показать, каковы эти способы. Для построения новой науки необходимо было утвердить ее методологический статус, т. е. продемонстрировать, что ее познавательные инструменты в принципе соответствуют тому эталону научной методологии, который сформировался в европейском научном сообществе XVI–XIX вв.
Этот эталон формировался одновременно с отказом от эталонов научности, господствовавших ранее. Наука средневековья была целиком воплощена в теологии и схоластике. Наука гуманистов, образовавших в Европе “республику ученых” (XIV–XVI вв.), в человеке видела центр и цель бытия; соответственно она выдвигала на первый план гуманитарное знание и художественную культуру: словесность, риторику, грамматику, поэзию и т. п.
В противовес теологическому, схоластическому и гуманистическому стандартам научности и “учености” в XVI–XVIII вв. в ходе и в результате великой научной революции в Европе сформировался новый эталон научности. Его основу составляла ориентация на создание и развитие “естественной” науки, не в том смысле, что это была только наука о природе, но и, главным образом, в том, что она должна была опираться на “естественное” мировоззрение. “Естественное” при этом понималось в трех смыслах: “во-первых, как свободное от всего сверхъестественного, во-вторых, как рациональное, основанное на чистом разуме или, как тогда выражались, естественном свете; наконец, в-третьих, как возможно более согласованное с новейшими успехами тогда же и возникшего механического естествознания” [27, 13–14].
Общенаучным методологическим эталоном стала тогдашняя физика, особенно такой ее раздел, как механика. Следует иметь в виду, что в XVI–XVIII вв. термин “физика” имел гораздо более широкое значение, чем впоследствии. Им обозначали изучение всех природных объектов. Например, в знаменитом “Всеобщем словаре” французского языка Антуана Фюретьера (1690) физика определялась как “наука о естественных причинах, которая объясняет все небесные и земные явления”. В том же значении, что и физика, использовался и термин “физиология”, также применявшийся ко всей естественной науке в целом. Таким образом, “физика” и “физиология” представляли собой определенный, “естественный” способ видения всего мира, включая мир человека и общества.
Принципы механического естествознания, тесно связанного с математикой и техникой, были разработаны и применены в исследованиях ученых – творцов великой научной революции: Н. Коперника, У. Гильберта, И. Кеплера, Г. Галилея, X. Гюйгенса и главным образом И. Ньютона. Эти принципы получили обоснование в философских трудах Ф. Бэкона, Т. Гоббса, Р. Декарта, Дж. Локка, Г. В. Лейбница, X. Вольфа, И. Канта и др.
Важной особенностью этого естественнонаучного мировоззрения, отличавшей его, в частности, от прежней натурфилософии, была переориентация с онтологической проблематики на методологическую и, шире, эпистемологическую: наука этого времени исследует не только и не столько бытие “само по себе”, сколько его соотношение с познанием, пути и средства его познания, факторы достоверности и истинности знания. Эта же особенность проявилась в том, что наука отмеченного периода рассматривает свой объект не как “реальный”, а сконструированный, идеальный объект [33, 186, 399–400 и сл.] .
Проблема метода находилась в центре внимания двух главных идеологов науки нового времени: Фрэнсиса Бэкона (1561–1626) и Рене Декарта (1596–1650). Бэкон доказывал преимущество эмпирического, опытного метода познания и исследовал некоторые его разновидности. Он создал, в частности, теории индукции и эксперимента, а также разработал учение об “идолах разума”, препятствующих постижению истины. Бэкон подчеркивал, что не просто непосредственные чувственные данные, а целенаправленно организованный опыт, т. е. эксперимент, приводит ученого к истине. “Самое лучшее из всех доказательств есть опыт, если только он коренится в эксперименте”, – утверждал он [34, 34].
В отличие от Бэкона Декарт обосновывал исключительное значение разума как источника и средства познания. Сам неоспоримый факт деятельности разума служил в его глазах абсолютным доказательством реальности субъекта этой деятельности, человека, и вместе с тем – гарантией достоверности знания о ее объекте. В этом смысл знаменитого тезиса Декарта “Сogito ergo sum” (“Я мыслю, следовательно существую”). Под методом он понимал “точные и простые правила, строгое соблюдение которых всегда препятствует принятию ложного за истинное и, без лишней траты умственных сил, но постепенно и непрерывно увеличивая знания, способствует тому, что ум достигает истинного познания всего, что ему доступно” [35, 89]. Декарт стремился найти и сформулировать универсальные правила, которые позволяли бы человеку, независимо от его склонностей и способностей, всегда и везде постигать истину. Методологическим идеалом для него была математика.
Эмпиризм и рационализм, родоначальниками которых явились, соответственно, Бэкон и Декарт, – это противоборствующие направления в истории философии. Первое рассматривает в качестве единственного или главного источника познания опыт, второе – разум. Но в науке нового времени эти две теоретико-познавательные позиции не исключали друг друга, а, наоборот, друг друга предполагали и дополняли. К тому же Бэкон, доказывая ведущую роль “метода опыта”, подчеркивал, что он начинается с упорядочения и систематизации, т. е. с мыслительных процедур, а Декарт, придавая первостепенное значение рациональному методу, отнюдь не отвергал роль опыта в познавательном процессе.
Таким образом, в эпоху, непосредственно предшествующую возникновению социологии, идеальная, эталонная наука в методологическом отношении была одновременно рациональной и эмпирической, экспериментальной. Собственно, “естественное”, рационально-эмпирическое и научное знание представляли собой одно и то же.
Помимо рационализма и эмпиризма другими характерными чертами научной методологии этой эпохи стали следующие:
1) феноменализм, т. е. идея о том, что наука способна познавать не сущность вещей, а только явления и отношения между ними;
2) антителеологизм: исключение из научного мышления понятия цели, тенденция к замене вопроса “зачем?” вопросами “как?”, “каким образом?”;
3) стремление к точному измерению изучаемых объектов (до нового времени явления природы считались не поддающимися такому измерению);
4) активность (в отличие от созерцательного характера античной науки): тенденция к теоретическому конструированию объекта науки в виде идеального объекта, с одной стороны, и к практическому его конструированию (в виде эксперимента и механико-технических приложений и нововведений) – с другой [33, 298, 429; 21, 492, 426–427 и cл.];
5) тесная связь научной и практической методологии, выразившаяся в невиданном ранее и вне Европы сближении науки и техники, – еще одна особенность, непосредственно вытекающая из предыдущей или же составляющая ее частный случай5.
К перечисленным особенностям со второй половины XVIII в. добавляется еще одна, о которой отчасти уже шла речь в предыдущем параграфе. Это стремление рассматривать исследуемые явления исторически, как стадии развития, причем развития главным образом прогрессивного. Идея прогрессивного развития к началу XIX в. постепенно становится важной общенаучной идеей. Помимо исторических и философско-исторических трудов Фергюсона, Тюрго, Кондорсе, Гердера и др. она имела своим источником сформировавшийся в естественной науке и философии XVIII в. принцип градации живых существ. Этот принцип был затем развит в представление о “лестнице существ” от минералов до человека. Ж.-Б. Ламарк в своей “Философии зоологии” (1809) истолковал “лестницу существ” как эволюцию от низших существ к высшим, происходящую под влиянием внутренне присущего организмам стремления к прогрессу. Ранее Бюффон развивал идею “трансформизма” и выдвинул гипотезу о семи периодах истории Земли, предположив, что только в последние периоды на планете появились растения, затем животные.
Эти теории явились существенным дополнением к научной картине мира XVI–XVII вв., изображавшей его преимущественно статичным. Представление о прогрессивном историческом развитии мира обусловило становление и последующее развитие целой группы соответствующих методов: историко-генетического, сравнительно-исторического, метода “сопутствующих изменений”, метода “пережитков” и т. д. Развиваясь одновременно и в геологии, и в биологии, и, конечно, в человекознании, эти идеи и методы способствовали конкретной реализации методологической установки Ф. Бэкона на эмпирическое, экспериментальное и индуктивное познание действительности. Социология возникла как распространение единого общенаучного “естественного” (“физического”, “физиологического” и т. п.) мировоззрения на сферу социальных явлений. Еще Ньютон считал, что “было бы желательно вывести из начал механики и остальные явления природы”, включая, разумеется, и социальные. Эту точку зрения в принципе разделяло все научное сообщество вплоть до непосредственного предшественника социологии – Сен-Симона.
Сен-Симон считал, что “существует только один порядок – физический”. Видя задачу своей жизни в том, чтобы “выяснить вопрос о социальной организации”, он стремился возвысить науку об этой организации до уровня наук, основанных на наблюдении. Вот почему он трактовал науку об обществе как “социальную физику” и “социальную физиологию”, выражая тем самым умонастроение научного сообщества в целом. Это умонастроение проникло и в литературную среду, где с 20-х годов XIX в. возникает мода на “физиологические”, т. е. основанные на наблюдении, описания различных сторон жизни человека и общества. Так, у Бальзака, утверждавшего, что “моральная природа имеет свои законы, как и физическая природа”, мы встречаем “Физиологию брака” (один из романов “Человеческой комедии”), “Физиологию туалета”, “Гастрономическую физиологию”, “Физиологию служащего”, “Историю и физиологию парижских бульваров”.
Поскольку зарождавшаяся социология считала общество частью природы, а себя – одной из естественных наук, основанных на “естественном” мировоззрении, ее методологическому идеалу были свойственны все отмеченные выше черты “естественной” науки XVII – начала XIX в.: рационализм; эмпиризм; феноменализм; антителеологизм; стремление к точному измерению; теоретическая и практическая активность; тесная связь научной и практической методологии; а также, со второй половины XVIII в. – историко-эволюционистские и историко-прогрессистские воззрения.
Эмпирико-рационалистическая научная программа Бэкона–Декарта применительно к науке об обществе осуществлялась посредством ассимиляции этой наукой достижений самых разных научных дисциплин: сформировавшихся и еще только зарождавшихся, естественных и гуманитарных. Это были, в частности, факты, идеи и методы истории, этнографии, географии, статистики (под которой первоначально понимали детальное описание особенностей отдельных государств). Интерпретация данных этих дисциплин с позиций “естественного” мировоззрения и методологии механико-математического естествознания в приложении к обществу составляла прообраз будущей социологии.
Особое место среди дисциплин, предшествовавших возникновению собственно социологии, занимает зародившаяся в XVII в. “политическая арифметика”. Ее наиболее видными представителями были англичане Джон Граунт и Уильям Петти. Термином “политическая арифметика” первоначально обозначалось любое теоретическое исследование социальных явлений, основанное на количественном анализе. Уильям Петти (1623–1687), выдающийся экономист, статистик, врач, физик и механик, изобрел сам термин “политическая арифметика”. В своем сочинении “Политическая анатомия Ирландии” (1672) он прямо указывал на идеи Ф. Бэкона как на источник своей методологии. В своей “Политической арифметике” (впервые опубликованной в 1691 г.) он также стремился осуществить бэконовский идеал науки применительно к социальным явлениям. “...Я вступил на путь выражения своих мнений на языке чисел, весов и мер (я уже давно стремился пойти по этому пути, чтобы показать пример политической арифметики), употребляя только аргументы, идущие от чувственного опыта, и рассматривая только причины, имеющие видимые основания в природе” [36, 156].
Идеи “политической арифметики” У. Петти и Дж. Граунта нашли продолжение в идее “социальной математики” Кондорсе и в труде основоположника демографии Томаса Мальтуса “Опыт о законе народонаселения” (1798).
“Естественная”, “социально-физическая” методология формирующейся социологии стала входить в противоречие с господствовавшим в XVII– XVIII вв. взглядом на общество как на искусственное образование, результат целенаправленной деятельности человека. Под влиянием этой методологии в начале XIX в. преобладающей становится иная социальная онтология, основанная на идее общества как результате действия естественных причин. При этом идея искусственного характера общества не исчезла; просто “искусственное”, связанное с деятельностью человека, стало трактоваться как проявление и высвобождение естественных сил, действующих в обществе. Такое понимание оставляло простор для целенаправленного совершенствования общества на основе этих сил. Подобно тому как в механике нового времени соединились наука и искусство, в “социальной механике”, т. е. в зарождавшейся социологии, изучение социальных явлений рассматривалось как этап или элемент их создания и совершенствования. Соединение физики с техникой послужило стимулом к тому, чтобы постараться соединить “социальную физику” с “социальной техникой”: изобретениями, нововведениями, реформами в сфере социальных механизмов.
Вместе с выдвижением на первый план “естественной” точки зрения на общество преобладающей становится и точка зрения социального реализма: представление об обществе как о сущности особого рода, не сводимой к составляющим его индивидам, как об особого рода внеиндивидуальном и сверхиндивидуальном существе. Если ранее социально-реалистическая позиция обосновывалась главным образом моральными и религиозными аргументами, а социально-номиналистская, индивидуалистическая (присущая философам-просветителям, экономистам либерального направления, этикам-утилитаристам) – научными, то в первой половине XIX в. эти две позиции поменялись местами: “Противники индивидуализма говорят от имени науки, а их опровергают доводами морального, идеального характера” [37, 523].
Таким образом, идея общества как особого естественного образования соединилась с идеей естественной науки, т. е. знания о неизменных естественных законах, прежде всего законе прогресса, знания, получаемого рациональными и эмпирическими методами и способного обеспечивать практическое усовершенствование социальных механизмов (или, иначе говоря, прогрессивное развитие социальных организмов), опираясь на их естественные тенденции и подчиняясь им. Из соединения этих идей и родилась новая наука.