2.6. Правда и ложь в коммуникационной деятельности

.

2.6. Правда и ложь в коммуникационной деятельности

Смыслы (знания, умения, эмоции, стимулы), которые коммуниканты сообщают реципиентам, не всегда бывают правдивыми, искренними, достоверными. Ложь, обман, иллюзия, коварство — это коммуникационные явления, они не существуют вне социальной коммуникации. Зве­ри не предают и не обманывают друг друга; у них нет «ин­стинкта лжи и коварства», а разум их недостаточно раз­вит, чтобы изобретать то, чего нет на самом деле. Правда, они практикуют в межвидовой борьбе различные «воен­ные хитрости», чтобы сбить с толку врага и сохранить свою жизнь, например мимикрия, запутывание следов и т. п., но в целом зоокоммуникация всегда правдива.

Простодушные хомо сапиенс в эпоху каменного и брон­зового века не знали воровства и вероломства, они наивно верили каждому слову, а уж тем более клятве, не имели запоров на дверях, не ревновали своих жен и доверитель­но общались с одухотворенной природой. Однако в воен­ном деле допускались провокации, засады, даже клятво­преступления (вспомним удельную Русь), а мифы, сказ­ки и фольклор служили источниками художественного вымысла и воображаемых миров. Развитие цивилизации и коммуникации, появление городов, торговли, ростовщи­чества, чиновничества, письменности, изобразительного искусства способствовали развращению мудреющего че­ловечества. Маркиз Л. Вовенарт (1715—1747), современ­ник Вольтера, весьма им ценимый, горестно заметил: «все люди рождаются искренними и умирают лжецами». Граф Оноре Мирабо (1749—1791) объяснил, почему так полу­чается: «Быть искренним в жизни — значит вступить в бой с неравным оружием и бороться с открытой грудью про­тив человека, защищенного панцирем и готового нанести вам удар кинжалом». Оскар Уайльд ту же мысль выразил более лаконично «немного искренности — опасная вещь, много же искренности — безусловно роковая». Возникает безотрадная картина социальных коммуникаций, насы­щенных обманом, клеветой, фальшью, заблуждениями, лицемерием. Но не будем поддаваться унынию, а попыта­емся разобраться в запутанной проблеме правды и лжи.

Как показано в разделе 2.4, коммуникационная деятель­ность есть духовное общение социальных субъектов, кото­рое включает два духовных процесса: устную коммуника­цию и перцепцию. Кроме того, к общению относится совмест­ная материально-трудовая деятельность партнеров по общению. Отсюда следует, что источниками лжи могут быть:

• речь — недостоверная коммуникационная деятель­ность;

• имидж партнера — результат ошибочной перцепции;

• нарушение сотрудничества — результат злонамерен­ной интеракции.

Злонамеренная интеракция или коварство — это учас­тие в материальной деятельности с целью не допустить ус­пешного ее завершения, например шпионаж, провокация, предательство. Злонамеренная интеракция предполагает маску (личину), скрывающую подлинные намерения шпи­она или предателя и обеспечивающую ошибочную перцеп­цию, а также вводящие в заблуждение коммуникационные действия, прежде всего речь, исключающую разоблачение. Разновидностью коварства является вероломство (клятвоп­реступление) — нарушение принятых на себя обязательств, использование во вред доверия реципиента. Коварство и вероломство — это социальные действия, выходящие за рамки коммуникационной деятельности, хотя и включаю­щие в свой состав некоторые коммуникационные действия. Мы обратимся к правде и лжи как характеристикам имен­но коммуникационной деятельности.

Следует различать истину как бесстрастное и адекват­ное отражение событий и явлений реального мира и прав­ду, связанную с осознанием коммуникантом моральной ответственности за свои высказывания. Надо отметить, что это различение не свойственно западноевропейским народам, но издавна бытует в сознании русских людей. В русском менталитете укоренилось представление о том, что истина, не связанная с добром и справедливостью, это ущербная истина и даже, может быть, вообще не истина. Разумеется, речь идет об истине не в естественных науках или математике, а об истине в социальной жизни, где ис­тина, точнее правда, служит мотивом тех или иных поступ­ков. Не случайно русские этические философы Н. К. Ми­хайловский и Н. А. Бердяев использовали в своих трудах понятия «правда-истина» и «правда-справедливость», отдавая предпочтение последнему. Подытоживая мне­ния, можно констатировать следующие различия между «правдой» и «истиной»:

1. Истина — это категория логики и теории познания, выражающая соответствие наших знаний о мире самому миру. Правда — категория психологии взаимопонимания, выражающая не только соответствие знаний миру, но и отношение человека к истинному знанию. Истину мы по­знаем, а правду понимаем (не только умом, но и чувства­ми). Правда всегда содержит зерно истины, без этого она не может быть правдой. Но этого зерна еще недостаточно. Правда — это такая истина, которая получила субъективную оценку, моральную санкцию общества. Это обстоятельство приводит к тому, что при осмыслении одной и той же ис­тины возможно появление различных вариантов правды.

2. Мотивы высказывания истины и правды различны. Мотив обнародования истины: очищение общественного знания от заблуждений. Мотивы высказывания правды за­висят от личных целей коммуниканта, которыми могут быть: а) корыстная цель — получение каких-либо благ — славы, ореола «правдолюбца», уничтожение соперника; б) самоутверждение, выражение своего кредо, «лучше горькая прав­да, чем сладка ложь»; в) педагогическо-воспитательная цель: искреннее убеждение, что правда будет способствовать нрав­ственному совершенствованию реципиента; г) самосовер­шенствование посредством высказывания правды, несмот­ря на возможные неблагоприятные последствия.

3. Для русского человека правдой является только та истина, в которую он верит; как бы ни были убедительны доказательства истинности сообщаемого факта, факт не воспринимается русским как правда, пока он в него не поверит. Главное препятствие для веры в правдивость сообщения заключается в том, что оно не соответствует представлениям о должном, т. е. о том, что может и долж­но произойти в данной ситуации. Противоречие между разумом и чувствами становится психологическим барь­ером из-за которого истина воспринимается как ложь.

4. Многие реципиенты предпочитают оценивать прав­дивость сообщения в первую очередь по критерию спра­ведливости, т. е. с точки зрения собственных идеальных отношений между людьми, а не по критерию объектив­ной истинности.

В метатеории социальной коммуникации можно принять следующую дефиницию: правда — достоверное и субъективно мотивированное сообщение коммуниканта, не противоречащее этическим представлениям реципиен­та. Это сообщение может представлять собой текст («ска­зать правду») или действие («поступить по правде»). По­нятие истина приложимо только к тексту.

Антипод правды — неправда (фальшь) проявляется в трех разновидностях. Во-первых, неправда как заблуж­дение: коммуникант верит в реальность существования чего-то, но ошибается; в результате он говорит неправду, вовсе этого не желая. Во-вторых, полуправда — сообще­ние, сочетающее верные и неверные сведения вследствие ограниченности знания, неполноты владения ситуаци­ей, доверия ненадежным источникам, например слухам. В-третьих, ложь — умышленное искажение сведений. По словам Августина, «ложь — это сказанное с намерением сказать ложь». Обратим внимание на то, что с формаль­но-логической позиции все три разновидности неправды равноценны в том смысле, что не соответствуют реально­му положению дел; иное дело этика: с этической позиции ложь осуждается как аморальный поступок, а заблужде­ние может быть оправдано.

В коммуникационной деятельности правда использу­ется при управлении и диалоге, имеющих мотивацию со­трудничества; ложь применяется в конфликтных ситуа­циях нечестного спора или корыстного управления реци­пиентами. Обман (мошенничество) — коммуникационное управление посредством лжи или полуправды. Например, реципиенту сообщается полуправда с расчетом на то, что он сделает ошибочные, но соответствующие намерениям мошенника выводы. Говорится, что в финальном забеге советский спортсмен занял почетное второе место, а его соперник пришел предпоследним, но не сообщается, что всего было два участника. Следовательно, мошенник-ком­муникант может избегать откровенной лжи, но дать реци­пиенту искаженную картину действительности. Обман — близкий родственник коварству и вероломству, но он от­носится к сфере текстов, а не действий.

Успешный обман обычно основывается на эффекте обманутого ожидания. Обманщик учитывает ожидания реципиента, подбрасывая ему ложную, но ожидаемую информацию.

Вспомним А. С. Пушкина:

Ах, обмануть меня нетрудно!..

Я сам обманываться рад!

Обманутый в этом случае становится невольным со­участником обмана, жертвой собственных неадекватных представлений о действительности.

Иллюзия — это добровольный самообман, когда реци­пиент соглашается верить тому, что сообщает коммуни­кант. Если обман — это коммуникационное управление во вред реципиенту, то иллюзия — это коммуникацион­ное управление во благо реципиента. Иллюзорными, фантастическими картинами оперируют художественная ли­тература, изобразительное искусство, опера, театр, кино, компьютерные мультимедиа. Несмотря на очевидные ус­ловности, зрители, читатели, слушатели поддаются обая­нию правды искусства и наслаждаются этой «правдой». Так, И. А. Бунин восхищался тем, что у Льва Толстого за всю жизнь во всех его книгах не было ни одного фальши­вого слова. Кстати заметим, что ирония, метафора, шутка, гротеск — это не обман, а иллюзорная «правда искусства».

В результате выполненного нами понятийно-терминологического анализа вырисовываются следующие оппозиции:

Правда — Истина;

Истина — Неправда, в том числе Заблуждение, Полу­правда, Ложь, Иллюзия;

Правда — Обман, Вероломство, Коварство.

Обратим внимание, что Правда, в русском ее понима­нии, может оправдать не только заблуждение или полу­правду, но и прямую ложь («ложь во спасение» например), но не совместима с действиями обмана, вероломства, коварства («поступки не по правде»). Отметим также, что Правда выходит за пределы коммуникационной деятель­ности (правда-справедливость), как и ее антиподы: обман, вероломство, коварство.

Желательно, чтобы во всех видах коммуникационной деятельности, на межличностном, групповом и массовом уровнях соблюдался принцип правдивости. Но понима­ется этот принцип по-разному. Есть три точки зрения.

Истина ради истины (этический пуризм). Требуется пол­ное освобождение коммуникационных сообщений от заблуж­дений, полуправды, лжи, обмана. Так, академик Д. С. Лиха­чев писал: «Полуправда есть худший вид лжи: в полуправде ложь подделывается под правду, прикрывается щитом час­тичной правды». Л. Н. Толстой заявлял: «Эпиграф к исто­рии я бы написал: «Ничего не утаю». Мало того, чтобы прямо не лгать, нужно стараться лгать, отрицательно-умалчивая».

Люди, придерживающиеся правила «истина любо: ценой», в обыденной жизни часто травмируют психик других людей. Они не задумываются о возможной реакции реципиента, руководствуясь догматически затвержен­ным убеждением, что «лучше горькая истина, чем слад­кая ложь». Мотивом действия пуриста-правдолюба часто служит удовлетворение от якобы выполненного долга («раскрыл людям глаза»). Бестактность — это истина ради истины в устах глупого человека.

Однако, несмотря на призывы этических пуристов, содержащиеся еще в библейских заповедях, в реальной коммуникации идеал абсолютной правдивости достичь невозможно по четырем причинам:

• добросовестные заблуждения коммуниканта, кото­рый может не владеть полным и истинным знанием об об­суждаемых фактах, сам того не подозревая;

• субъективизм отбора фактов, включаемых в сообще­ние. Например, правдолюбу-историку в принципе невоз­можно рассказать обо всем, что имело место в действи­тельности, и в этом случае осужденное Л. Н. Толстым «умолчание» практически неизбежно;

• неравноправие социальных статусов коммуниканта и реципиента. Так, родителям на вопрос ребенка «откуда берутся дети?» не обязательно говорить чистую правду; во­еначальник не должен откровенно рассказывать солдатам боевую обстановку; директор фирмы не обязан раскры­вать фирменные секреты и т. п.

• психологические ограничения. Психология в принци­пе отрицает возможность истинного описания какого-либо факта из-за непредумышленных, бессознательных, непроизвольных искажений, вносимых добросовестными свидетелями и наблюдателями.

Правда и ложь во благо (нравственно обоснованная коммуникация). Коммуникант, сообщая известную ему правду, стремится прежде всего принести пользу (благо) реципиенту или другому человеку, о котором идет речь, руководствуясь критериями справедливости и добра, а не прямолинейным правдолюбием. Если жестокая правда может быть использована кому-то во вред или психичес­ки травмировать не подозревающего ее человека, предпоч­тительнее умолчание.

В случае этически оправданной лжи требование правди­вости преодолевается более сильным этическим императи­вом, известным из Нового Завета как «ложь во спасение». Примеры подобной гуманной лжи: введение в заблуждение пациента врачом, руководствующимся медицинской этикой; сокрытие аварии самолета ради избежания паники; молча­ние пленного перед лицом врага.

Умнейшая Н. Я. Мандельштам писала в своих воспо­минаниях: «Без лжи я не выжила бы в наши страшные дни. И я лгала всю жизнь — студентам, на службе, добрым зна­комым, которым не вполне доверяла, а таких было боль­шинство. И никто мне при этом не верил — это была обычная ложь нашей эпохи, нечто вроде стереотипной вежли­вости, этой лжи я не стыжусь...». У кого хватит совести упрекнуть ее за эту ложь?

Правда и ложь по расчету (корыстный прагматизм) имеет место тогда, когда правду раскрывают для того, чтобы скомпрометировать кого-либо, извлечь пользу лично для себя. Ложь по расчету — это обман в своекорыстных, партий­ных, государственных интересах, но не ради этических со­ображений. Обусловленная внеморальными соображения­ми ложь представляет собой коммуникационное насилие.

Как реализуются на практике различные понимания правдивости? Этический пуризм абсолютно истинной ком­муникации, как уже отмечалось, практически не достижим. Даже наука, всегда считавшаяся цитаделью истинного зна­ния, отказывается от его достижения. Сохраняют актуаль­ность слова основоположника афинской философской школы Анаксагора (ок. 500—428 г. до н. э.): «Ничего нельзя вполне узнать, ничему нельзя вполне научиться, ни в чем нельзя вполне удостовериться: чувства ограничены, разум слаб, жизнь коротка». П. Лаплас (1749—1827) 2200 лет спу­стя констатировал: «то, что мы знаем, — ограничено, а то, чего мы незнаем, — бесконечно». Видный философ XX века Карл Поппер провозгласил принципом движения научно­го познания не подтверждение (верификацию) научных истин, а напротив, их фальсификацию, т. е. опровержение. Итак, этический пуризм иллюзорен и его можно отбросить. Остальные интерпретации принципа правдивости исполь­зуются на разных уровнях социально-коммуникационной деятельности.

 

Межличностная коммуникация

Правда и ложь во благо проявляется в повседневном этикете, в стереотипной вежливости, о которой Н. Ман­дельштам писала как об «обычной лжи нашей эпохи». Прославленное женское кокетство и капризность, склон­ность к притворству и благосклонность к лести не раз слу­жили мишенью для мужского остроумия. Стендаль утвер­ждал категорически: «Быть вполне искренней для женщи­ны — то же, что показаться на людях без платья». Д. Дидро:  «Женщины пьют льстивую ложь одним глотком, а горькую правду — каплями». Галантный Г. Флобер находит для пре­красного пола оправдание: «Женщин приучают лгать, ник­то никогда не говорит им правды, а если иногда и прихо­дится им услышать ее, то они поражены ею как чем-то не­обыкновенным». Конечно, женская доля в начале XXI века значительно отличается от образа жизни женщин XIX столетия, но разве психология женственности изменилась ко­ренным образом? Э. Рязанов, написавший: «Любовь — обманная страна, где каждый человек — обманщик», так же прав, как О. Бальзак, сказавший: «Любовь — это игра, в ко­торой всегда плутуют».

Правда и ложь по расчету доставляют массу огорче­ний в обыденной жизни: от профессиональных мошенни­ков, обманщиков и шулеров типа Соньки Золотой Ручки до изощренного манипулирования сознанием ближнего по рецептам Дейла Карнеги. Кому не приходилось стал­киваться с лицемерием, двуличием, клеветой, хитростью, хамством и глупостью, засоряющими повседневную ком­муникацию? Все это — плоды коммуникационного наси­лия в межличностной коммуникации. Как тут не вспом­нить М. М. Зощенко, который писал в свое время: «Что касается коварства, то — увы! — оно у нас несомненно еще есть, и не будем закрывать глаза — его порядочно... И даже у нас специальные названия подобрали для обозначения этого — двурушники, комбинаторы, авантюристы, афери­сты, арапы и так далее. Из этого вполне видать, что у нас этого добра еще достаточно. Но только у нас именно то хорошо, что есть полная уверенность, что с течением вре­мени этого у нас не будет. И с чего бы ему быть, раз на то никаких причин не останется». Зощенко, конечно, лука­вил. Но ведь он сам жаловался на «слишком мягкое перо господ писателей, которые иной раз писали далеко не то, чего думали. И наоборот».

 

Групповая коммуникация

Правда и ложь во благо творится людьми верующи­ми, и рассадниками их являются миссионеры и проповед­ники, маги, гадалки, астрологи. Утопии, сочиненные бла­городными мечтателями (Т. Мор, Т. Кампанелла, А. Сен-Симон, Ш. Фурье, Р. Оуэн, К. Маркс и Ф. Энгельс) — это ложь во благо. А. С. Пушкин мечтал о торжестве правды-справедливости, когда восклицал:

Тьмы низких истин мне дороже

Нас возвышающий обман.

«Правда искусства», о которой уже говорилось, конеч­но, служит во благо различным группам его почитателей. Медицинские призывы типа «Минздрав предупрежда­ет: курение опасно для вашего здоровья» — проявление искренней заботы о благе курящих граждан, но этим призывам доверяет всего лишь четвертая часть куриль­щиков.

Правда и ложь по расчету распространяется не толь­ко на военное дело, разведку, контрразведку и прочие си­ловые структуры, но и на сферу бизнеса, предпринима­тельства и торговли, где этически чистые взаимовыгод­ные сделки столь же редки, как неподкупные суды. Недаром американский миллионер Морган говорил: «То, чего нельзя сделать за деньги, можно сделать за очень боль­шие деньги».

Борьба политических партий, научных школ, течений в искусстве не обходится без клеветы, оскорблений, об­мана и прямого насилия. Вспомним борьбу «карамзинистов» и «шишковистов» в начале XIX века; гонения на «нигилистов», якобы поджигавших лавки в Санкт-Пе­тербурге; провокаторов царской охранки С. Дегаева, Е. Азефа, Р. Малиновского; наконец, лысенковщину и репрессированные в Советском Союзе науки — педологию, генетику, кибернетику, теорию социальной комму­никации.

 

Массовая коммуникация

Массовые аудитории всегда рассматривались често­любивыми и властолюбивыми индивидами и активны­ми социальными группами как объект коммуникацион­ного управления. Мало кто заботился о благе народа и поэтому торжествовал принцип правда и ложь по рас­чету. Наше время особенно богато профессионалами в деле коммуникационного насилия. Реклама, имиджмейкерство, паблик рилейшенз — это области искусного манипулирования доверчивой публикой. Разве были бы возможны финансовые пирамиды типа МММ без рек­ламной деятельности? Особенно мощным потенциалом располагают средства массовой коммуникации, обслужи­ваемые армией талантливых технологов. Они умело ис­пользуют умолчание, селекцию и искажение фактов, кон­струирование версий, распространение слухов. Ими со­здается отталкивающий образ врага и привлекательный образ своего «хозяина», оплачивающего коммуникационные услуги. Культ личности вождя был создан совет­скими писателями и газетчиками в соответствии с пар­тийным заказом, а не возник самопроизвольно в народ­ной среде.

Впрочем, стремящиеся к правде народные массы лег­ко поддаются лжи во благо. Древнейшей «ложью во бла­го» была мифология, которая выродилась сейчас в слухи, социальную мифологию, иногда умышленно распространя­емую хитроумными технологами. Секрет воздействия мифа на массовое сознание заключается в следующем:

• миф убедителен, т. к. он одновременно воздейству­ет на рациональную и эмоциональную сферу;

• миф мобилизует на действия: он рисует привлека­тельный частный пример, вселяя иллюзию его об­щедоступности;

• миф соответствует чаяниям, ожиданиям, привыч­ным стереотипам социальной среды.