3.5. Противоречия общественного познания

3.5. Противоречия общественного познания

Социальная память — хранилище всевозможных смыс­лов: знаний, умений, стимулов, эмоций. Легко заметить, что общественные настроения, выражающие желания, симпатии, антипатии большинства членов общества, под­тверждены довольно быстрым изменениям. Популярные вчера лозунги и идеалы, сегодня забыты; привлекатель­ные недавно лидеры и общественные движения теперь кажутся старомодными и обветшалыми. Механизмы быстротечной смены общественных настроений действуют таким образом, что не допускается накопление и одновре­менное существование в актуальном общественном созна­нии противоположных стремлений и эмоций. Допустим, доверие к М. С. Горбачеву, возникшее в годы объявленной им перестройки, довольно быстро сменилось разоча­рованием и симпатиями к его оппоненту Б. Н. Ельцину, но и популярность Ельцина продолжалась не десятиле­тия. Положительность эмоционально-ориентационной неустойчивости в том, что не происходит перегрузка социальной памяти, она оперативно очищается и обновля­ется. Поэтому постоянного роста эмоционально-волевой составляющей социальной памяти не происходит. Иное дело — рациональные знания и умения. Здесь нет автома­тически действующего механизма разгрузки, и человече­ство столкнулось с кризисными явлениями, разрешение которых пока не просматривается. Кризис имеет количе­ственную и качественную интерпретации.

Количественная интерпретация заключается в следу­ющих рассуждениях. Развитие общественного познания вызывает противоречие между постоянно растущими объемами текущей информации и информационных фон­дов и физическими возможностями индивидуальной па­мяти освоить их. Это противоречие, получившее назва­ние кризис информации, особенно болезненно пережи­вается профессиональными учеными, которые сугубо выборочно и фрагментарно знакомятся с работами кол­лег из других стран, да и своих соотечественников.

В 1965 г. президент Академии наук СССР А. Н. Не­смеянов приводил следующий расчет: «Если бы химик, свободно владеющий 30 языками (условие невероятное), начал с 1 января 1964 г. читать все выходящие в этом году публикации, представляющие для него профессиональ­ный интерес, и читал бы их по 40 часов в неделю со скоро­стью 4 публикации в час, то к 31 декабря 1964 г. он прочи­тал бы лишь 1/20 часть этих публикаций. В будущем, — предсказывал А. Н. Несмеянов, — положение ухудшится еще больше, поскольку годовой прирост химической ли­тературы составляет несколько более 8,5%».

Конечно, вследствие разделения труда в химии нет та­кого сверхлюбознательного химика, который нуждался бы во всех «публикациях, представляющих для него профес­сиональный интерес». Однако человеческие возможнос­ти восприятия, а главное — понимания печатных текстов, действительно сурово ограничены, и это нельзя не учи­тывать.

Очевиден ущерб, наносимый информационным кри­зисом научно-техническому прогрессу: гениальные откры­тия, может быть, сделаны, опубликованы и похоронены в недрах библиотек; расширяется дублирование исследова­ний; снижается уровень компетентности специалистов, — короче, «мы не знаем, что мы знаем» из-за отсутствия надежного контроля за содержанием фондов общественно­го знания. Ситуацию информационного кризиса не облег­чают реферативные журналы, экспресс-информация и другие способы свертывания публикаций; не помогают и автоматизированные информационно-поисковые систе­мы. Ведь сущность кризиса состоит в ограниченности вос­приятия информации индивидуальной памятью, а эти ограничения снять не удается («методики скорочтения» мало утешают).

Качественная сторона кризиса социального познания состоит в противоречивости самого знания, концентри­рованного в памяти общества. В начале XX века была общепризнана кумулятивная модель роста научного знания. Кумулятивность понималась как «постепенный последо­вательный рост однажды познанного, подобно тому, как кирпичик к кирпичику наращивается стена. Труд учено­го в этом случае состоит в добывании кирпичиков-фак­тов, из которых рано или поздно производится здание науки, ее теория». На смену кумулятивной концепции пришла концепция революционных переворотов в науке, отрицающая непреходящую ценность накопленного зна­ния. Вследствие нестабильности общественное знание нельзя представить в виде логически стройной и эстети­чески гармоничной структуры, это не система, а мозаика.

Мозаика отличается от системы тем, что не имеет еди­ной структуры, объединяющей элементы в системную целостность. Характеристику мозаичности культуры, данную в свое время А. Молем, можно распространить на общественное знание. Мозаичная культура, по словам А. Моля, складывается из «разрозненных обрывков, свя­занных простыми, чисто случайными отношениями бли­зости по времени усвоения, по созвучию или по ассоциа­ции идей... Она состоит из множества соприкасающихся, но не образующих конструкций фрагментов, где нет точек отсчета, нет ни единого общего понятия, но зато мно­го понятий, обладающих большой весомостью (опорные идеи, ключевые слова и т.д.)». Пример мозаичности — вузовское образование, где нет жесткой последовательно­сти и преемственности курсов.

Если присмотреться к мозаике общественного зна­ния, оказывается, что это мозаика конкурирующих и ко­оперирующих смысловых блоков. В качестве смысловых блоков выступают: теории, концепции, научные школы, доктрины, научные дисциплины, в своих локальных пре­делах обладающие хорошо развитою системностью: един­ство терминологии, методологии, целевых установок, тра­диций и т. д. Итак, общественное знание — это не жесткая система систем, а мягкая мозаика относительно устойчи­вых и самобытных смысловых конструкций.

Вследствие конкурентной борьбы мозаика обществен­ного знания не имеет стабильной структуры и постоянно видоизменяется, исключая тем самым кумулятивное на­копление. Существуют следующие типичные виды конку­ренции, можно сказать, противоречия в мозаике обще­ственного знания:

1. Конкуренция старого и нового, естественная для любой эволюционно развивающейся целостности. Этот вид конкуренции приобретает разную остроту в разных разделах общественного знания. Политическое и техни­ческое знание устаревает довольно быстро и интенсивно вытесняется в архивную часть социальной памяти; для областей искусства и философии характерно сохранение актуальности классических произведений; правовое, нрав­ственное, религиозное сознание отличается высокой ста­бильностью, доходящей до догматизма.

2. Конкуренция стилей мышления: обыденно-мифо­логический и научно-технический, образно-художе­ственный и абстрактно-рациональный («лирики» и «фи­зики»), детерминистский и вероятностный, различные стили религиозного мышления. Стиль мышления — это составная часть  методологии, поэтому конкуренция сти­лей мышления отражает конкуренцию методологических учений.

3. Конфликт между различными классовыми идеоло­гиями, принимающий форму непримиримой идеологической борьбы; конфликт между религиозным и атеистичес­ким мировоззрением, между ортодоксальными и еретичес­кими доктринами.

4. Конкуренция различных ответов на один и тот же вопрос (разные способы разрешения одной и той же про­блемы). Причиной конкуренции в данном случае являет­ся относительная истинность наших знаний. Отсюда сле­дует гипотетичность большей части корпуса положительного знания, а значит, необходимость конкуренции между гипотетическими ответами на один и тот же познаватель­ный вопрос. Конкуренция такого рода принимает явную форму в дискуссиях, диспутах, круглых столах и т.п.

5. Конкуренция национальных мозаик общественно­го знания, обусловленная различием языков, этнопсихологическими особенностями, культурно-историческими традициями и пр. Например, понимание «истины» и «правды» в русской философии и западноевропейской (см. раздел 2.6.).

6. Конкуренция одинаковых ответов на один и тот же вопрос. В данном случае речь идет о дублировании резуль­татов познания, повторении уже известного «изобретения велосипедов», и т.п. Эта конкуренция обостряется, если затрагиваются приоритет или престиж (вспомним почти столетние споры вокруг изобретения радио: А. С. Попов или Г. Маркони?).

Конкурентным тенденциям, принимающим иногда разрушительный и нигилистический характер, противо­стоят кооперативные процессы, которые не упрощают мозаичность знания, а напротив, придают ей многомерность, затрудняя поиск истины.

1. Устаревшие знания не отрицаются абсолютно, а в «снятом», качественно преобразованном виде входят в состав нового знания. И. В. Гете авторитетно утверждал: «Истина и заблуждение происходят из одного источника. Вот почему часто мы не имеем права уничтожать заблуж­дение, потому что вместе с тем мы уничтожаем истину».

Поэтому преемственность выступает как один из видов кооперации в общественном познании. Архивная часть общественного знания не утрачивает общественной цен­ности, не превращается в обременительный реликт. Там хранятся объяснения нынешнего состояния дел, «зерна истины», которые могут возвратить актуальность архив­ному знанию, и в силу этого тексты прошлых эпох береж­но сохраняются в библиотечных и архивных фондах, усу­губляя кризис информации.

2. Разнообразие конкурирующих стилей мышления и разных методологических подходов расширяет выбор средств самореализации человека; эти средства не исклю­чают, а скорее дополняют друг друга. Поэтому современ­ному исследователю, чтобы избежать односторонности, нужно овладеть не одним, а несколькими методологиями и стилями мышления — задача столь же трудная, как хри­стианину понять буддизм, и наоборот.

3. Идеологические, классовые, религиозные конфлик­ты служат испытанием жизнестойкости тех или иных доктрин, и в этом отношении способствуют развитию об­щественного знания. Плохо, когда исследователь вольно или невольно оказывается втянутым в эти конфликты и утра­чивает свои независимость.

4. Конкуренция старого, утвердившегося в обществен­ном мнении знания, и знания нового, ищущего призна­ния, часто приводит к дифференциации научного знания. Дифференциации противостоит интеграционная тенден­ция, укрепляющая системную целостность науки. Важную конструктивную функцию в процессе интеграции науч­ного знания играют обобщающие науки (метанауки), син­тезирующие достижения частных дисциплин и преодоле­вающие барьеры непонимания и терминологической раз­общенности между ними.

5. Национальной обособленности противостоит тен­денция к формированию единой общечеловеческой куль­туры. Эта тенденция проявляется в создании глобальных коммуникационных систем, примером которых служит Интернет. При этом предполагается признание безуслов­ной ценности и сохранение самобытности культуры всех народов, что не разгружает национальную социальную память, а напротив, дополнительно ее отягощает, ибо в нее включаются инородные «общечеловеческие» элементы.

6. Одинаковые ответы на один и тот же вопрос пред­ставляются вредной избыточностью, когда речь идет об «изобретении велосипедов», но, вместе с тем, они имеют свою положительную сторону. Как известно, дублирование сообщений в коммуникационных системах повышает надежность передачи информации. Дублируются чаще всего сообщения, обладающие повышенной общественной акту­альностью, пользующиеся массовым спросом, и поэтому избыточность такого рода во многих случаях оправдана. Более того, она может быть полезна, когда одни и те же элементы знания представляются в документах, имеющих раз­ное целевое и читательское назначение.

Итак, содержательная противоречивость и мозаичность — характерная особенность стремительно растущих национальных систем общественного знания. Интеллек­туальные способности отдельного человека бессильны охватить многомиллионные документальные фонды, скрывающие в своих недрах высшие достижения челове­ческой культуры и «золотую жилу дальнейшего прогрес­са» (В. Буш). Возникает соблазн: нельзя ли образовать «зо­лотой фонд общечеловеческой культуры», куда включить обозримый круг наиболее выдающихся произведений че­ловеческого гения? Эта соблазнительная идея лежит в ос­нове проекта «Память мира», выдвинутого ЮНЕСКО в 1994 г. Главным камнем преткновения на пути успешной реализации проекта всемирной памяти лежит проблема отбора общечеловеческих ценностей, которые должны войти в «Память мира». Дело в том, что современникам не дано правильно предугадать будущую судьбу создан­ных сегодня творений.

М. М. Бахтин обращал внимание на парадоксаль­ность судьбы общечеловеческих духовных ценностей. Парадокс заключается в том, что «в процессе своей по­смертной жизни они обогащаются новыми значениями, новыми смыслами и как бы перерастают то, чем они были в эпоху своего создания. Мы можем сказать, что ни сам Шекспир, ни его современники не знали того «великого Шекспира», какого мы теперь знаем. Втиснуть в Елиза­ветинскую эпоху нашего Шекспира никак нельзя... Ан­тичность сама не знала той античности, которую мы те­перь знаем... Древние греки не знали о себе самого главного, они не знали, что они древние греки и никогда себя так не называли».

Причина парадоксального обновления и обогащения смыслов в вечности после смерти их творцов во времени заключается в том, что в этих смыслах аккумулированы общечеловеческие духовные ценности, которые великие литераторы и художники смогли уловить и воплотить в своих произведениях. Но требуется испытание временем, чтобы последующие поколения смогли оценить шедевры дедов и прадедов. Есть опасность, что «Память мира» мо­жет превратиться в музей древностей, если человечество не овладеет методологией отличать произведения обще­человеческого достоинства от модных бестселлеров.