5.3. Палеокультурная книжность

.

5.3. Палеокультурная книжность

Письменность, сформировавшаяся на основе археокультурных символьно-иконических документов, явилась исключительно важным культурным достижением. Сре­ди историков письма нет единства в объяснении его про­исхождении. Большинство склоняется к однолинейной эволюции: сперва предметное письмо (символы, изобра­жения, узелковое письмо), доходящее до пиктограмм (ри­суночное письмо), затем на базе пиктограмм — иерогли­фы, слоговое и, наконец, буквенно-фонетическое письмо. Последнее принято многими народами. Но не всеми. Китай­цы, например, не считают до сих пор возможным отказаться от иероглифической письменности, хотя принцип буквенно-фонетической записи был известен им во II в. н. э. Пути перехода от звучащего слова к слову записанному, по мне­нию других исследователей, многообразны и нестандар­тны и определяются местными социально-культурными условиями, в частности, нежеланием грамотных жрецов, писцов, чиновников облегчать доступ в их сословно-кастовую группу.

Первые памятники письменности относятся к III ― IV тысячелетию до н. э. Очагами письменности стали древнейшие локальные цивилизации: древнеегипетская, месопотамская (шумеро-ассиро-вавилонская), индус­ская, критская (минойская, эгейская) и древнекитайская. Эти очаги в разных концах ойкумены возникли не слу­чайно, а были обусловлены цивилизационным развити­ем: появление городов, торговли и ремесел; образование мощных централизованных государств; классовое рас­слоение населения. Варварские племена и их объедине­ния не нуждались в письменности; письменность — но­вый коммуникационный канал, востребованный циви­лизацией.

В Европе и на Ближнем Востоке палеокультурная книжность существовала более 3,5 тыс. лет, которые мож­но поделить на три периода:

• древнейшие цивилизации (III тыс. ― I тыс. лет до н. э.) — Древний Египет, Месопотамия, Крит;

• античность (VIII в. до н. э. ― V в. н. э.), совпадающая с эллиноримской цивилизацией;

• средневековье (V ― XIV века).

Особенности палеокультурной книжности видятся в следующих моментах:

1. Обожествление Слова, характерное для археокультуры, переносится на Книгу, Священное писание, Библию. Книжное слово становится гарантом истинности и незыб­лемости (что написано пером, не вырубишь топором). От­сюда — обычай клясться на книге (Библии, Конституции). Христианство, ислам, иудаизм — это религии Писания, где священные книги — основа конфессии. В средние века сло­жилась своеобразная иерархия книжных жанров по при­знаку святости. Наиболее почитаемой была литургическая, г. е. используемая в богослужении литература (Служебни­ки, Требники, Часословы, Минеи, Триоди и т. п.) и кано­ническое Священное писание (Ветхий и Новый Завет); ниже рангом шли жития святых (агиография), церковная учебная литература (катехизисы), поучения отцов церкви, а в самом низу — светская (мирская) литература.

2. Произошла социальная дифференциация населе­ния по принципу: грамотный — неграмотный. Овладение грамотой считалось немаловажным личным достижени­ем, поэтому школа стала форпостом письменности. Если у бесписьменных народов социализация молодежи начи­налась с освоения производственных умений и навыков, то цивилизованные общества приобщали учеников преж­де всего к счету, чтению, письму. Социальный престиж и карьера индивида зависят теперь не столько от его силы, ума, сообразительности, выносливости, сколько от школь­ной выучки, от доступа к знаниям. Человек стал зависеть от документированного культурного наследия, хотя не может освоить даже сотую его долю. У члена дописьменного общества такой зависимости нет.

Заметим кстати, что в Древней Греции грамотные рабы пользовались некоторыми привилегиями: они занимали государственные должности, приобщались к литератур­ному труду (вспомним легендарного Эзопа). В Риме рабы допускались в публичные библиотеки, использовались для переписывания книг (рабы-«библиографы»).

3. Выделились социальные группы людей, занятых умственным, так сказать, «интеллигентским» трудом, и следовательно, использующих письмо как профессио­нальный инструмент. В Древнем Египте и Китае автори­тет людей письменной культуры был особенно высок. Труд­но удержаться от соблазна процитировать древнеегипет­ское «Прославление писцов», относящееся к концу II тыс. до н. э. (перевод А. Ахматовой).

Мудрые писцы не строили себе пирамид из меди

И надгробий из бронзы,

Не оставляли после себя наследников,

Детей, сохранивших их имена.

Но они оставили свое наследство в писаниях,

В поучениях, сделанных ими.

……………………………………………

Книга лучше расписного надгробья

И прочнее стены.

Человек угасает, тело его становится прахом,

Все близкие его исчезают с земли,

Но писания заставляют вспомнить его

Устами тех, кто передает это в уста других.

Книга нужнее построенного дома,

Лучше гробниц на Западе,

Лучше роскошного дворца,

Лучше памятника в храме.

Особенно разнообразной, хотя и не очень многочис­ленной, была интеллигенция демократических полисов Древней Греции. Помимо жречества, профессионалами умственного труда были учителя, зодчие, врачи, землеме­ры, деятели искусства, писатели, философы.

4. Обретение книжностью статуса общепризнанного коммуникационного канала для передачи основных куль­турных смыслов происходило не без конкуренции со сто­роны словесности. Отказывались от письменного изложе­ния своих учений Пифагор, Сократ, Будда, Христос. Прав­да, если бы прилежные ученики не записывали их слов, мы бы не узнали даже имен этих великих учителей человечества. Вот как, по словам Платона, его наставник Со­крат объяснял свою позицию (см. диалог «Федон»): люди, черпающие мудрость из письменных источников, «будут многое знать понаслышке, без обучения, и будут казаться многознающими, оставаясь в большинстве невеждами, людьми трудными для общения; они станут мнимомудрыми вместо мудрых».

Культуру классической Эллады иногда называют ороакустической, т. е. ориентированной на устное слово и слуховое его восприятие. Искусство устной речи счита­лось необходимым не только для ораторов и поэтов, но и для политиков, историков, философов, которые специаль­но изучали риторику. По словам М. Л. Гаспарова, «даже философские трактаты, даже научные исследования пи­сались, прежде всего, для громкого чтения. Высказывалось предположение, что античность вовсе не знала чтения «про себя»: даже наедине с собою люди читали книгу вслух, наслаждаясь звучащим словом». Тем не менее, гос­подство письменного слова установилось в Древней Гре­ции на рубеже V ― IV вв. до н. э.

5. Письменная коммуникация, несмотря на сдержан­ность и скепсис некоторых мудрецов и пророков, вызвала преобразование всех областей духовного творчества: ми­фологическое язычество вытеснили мировые религии Писания; анонимный фольклор потеснила авторская ли­тература, которая стала авторской только благодаря письменности; предпочтение получили классические фи­лософские учения, законспектированные усердными учениками, а не софистические дискуссии; наука же про­сто невозможна на базе только устной коммуникации. Рукописная ОКС положила начало документированной социальной памяти; начинается написание человеческой истории; античные историки Геродот (между 490 и 480 ―  ок. 425 до н. э.), Фукидид (ок. 460― 400 до н. э.), Ксенофонт (ок. 430 ―355 до н. э.) оставили после себя истори­ческие произведения высокой научной ценности. Поз­же к ним присоединились римские историки Тит Ливий (59 до н. э.—17 н. э.), Тацит (58―117), Гай Светоний (ок. 70―ок. 140) и др.

6. Письменность стала орудием просвещения и рас­пространения знаний, в том числе тайных, эзотерических. По свидетельству Плутарха, Александр Македонский сильно гневался на просветительскую деятельность Ари­стотеля и выговаривал своему учителю: «Ты поступил неправильно, опубликовав те учения, которые предназна­чались только для устного преподавания. Чем же мы будем отличаться от остальных людей, если те самые учения, на которых мы были воспитаны, сделаются всеобщим достоянием? Я хотел бы не столько могуществом превос­ходить других людей, сколько знаниями о высших пред­метах». Конечно, о «просветительной функции» средне-исковой рукописной книги в условиях массовой неграмот­ности населения (более 90% в XV веке), можно говорить лишь условно.

7. В античную эпоху происходит формирование книж­ного дела как социально-коммуникационного института, включающего: изготовителей (переписчиков) манускрип­тов; торговых людей, содержащих книжные лавки; библио­теки разных типов, в том числе крупнейшую в палеокультуре научную библиотеку в Александрии.

С Александрийской библиотекой (700 тыс. свитков до пожара в I в. до н. э.) некоторое время соперничала Пергамская библиотека, насчитывавшая в лучшие свои годы до 200 тысяч рукописей.

Убедительным свидетельством расцвета книжной культуры во времена античности является феномен биб­лиофильства. История библиофильства, которая продол­жается и в наши дни, есть история книжной культуры в «человеческом измерении».

Крушение Римской империи в V веке сопровождалось разрушением античной книжности, которая не нужна была торжествующему варварству. Не только у феодалов книга стала невиданной редкостью, но и духовенство не всегда владело грамотой. Однако благодаря документи­рованию значительная часть культурного наследия антич­ности, затаившаяся в монастырских библиотеках, дошла до эпохи Возрождения, и европейским гуманистам было что «возрождать» и возвращать в европейскую культуру после «темных веков» Средневековья.

8. Средневековая социальная коммуникация пре­имущественно представляла собой устную микрокомму­никацию. Население проживало в обособленных деревнях и небольших городах, где не было необходимости в пе­реписке. Для особо важных поручений использовались гонцы, которые заучивали послание наизусть. Главным источником знания для неграмотной массы была цер­ковь, а также слухи, которые переносили торговцы, бродячие театры, цирки и трубадуры. В большинстве селе­ний не было ни календаря, ни часов. Язык делился на множество диалектов, причем диалектические различия ощущались на расстоянии 70―100 км. Известно, что в XIV веке лондонские купцы, потерпевшие кораблекру­шение у северных берегов Англии, были заключены в тюрьму как иностранные шпионы. Правда, грамотная элита использовала латынь в качестве языка междуна­родного общения.

В средневековой палеокультуре не было истории — ее заменяли рыцарские романы, не было географии — ее за­меняли рассказы прохожих людей, не было науки — ее заменяло Священное писание. Но отсутствие достоверных фактов мало кого беспокоило. Земная жизнь рассматри­валась католической церковью как временное пристани­ще на тернистом пути к спасению, а знать судьбу людей может только Бог. Поэтому никаких коммуникационных потребностей никто не испытывал.

Однако с XII века началось духовное движение, кото­рое проявилось в организации университетов, крупнейшими среди которых были Болонский и парижская Сорбон­на. Между 1300 и 1500 гг. в Европе было учреждено более 50 новых университетов, которые стали центрами письмен­ной культуры. Помимо церкви и зарождавшейся науки, в письменной коммуникации нуждались: королевская бю­рократия, судопроизводство, купечество, расширявшее международную торговлю. Неграмотность постепенно из­живалась. В XIV веке европейцы освоили производство бумаги и изобрели очки. Назревала бифуркация письменно­го канала, которая разрешилась в середине XV века изоб­ретением книгопечатания.

9. Палеокультурная письменность — предмет изуче­ния палеографии. Палеография — историко-филологи­ческая дисциплина, изучающая закономерности появле­ния и изменения знаков письменности на различных ма­териалах. Прикладная задача палеографии — датировка времени создания рукописей и определение состава пис­цов. Славяно-русская палеография подразделяется на гла­голическую, изучающую памятники, написанные глаголи­цей, и кириллическую, изучающую разновидности кирил­лицы: устав, полуустав, скоропись.

10. Было бы односторонне, а значит неправильно, под­черкивать одни лишь социально-культурные достижения и преимущества, которые подарила письменность циви­лизованному человечеству. Становление книжной культу­ры — процесс амбивалентный, ибо были утрачены преимущества дописьменной археокультуры и обнаружились про­блемы, неведомые неграмотным «детям природы».

• Устная коммуникация и недокументированная со­циальная память обладают естественными механизмами, предохраняющими их от переполнения. Избыточные со­общения не воспринимаются, а неактуальные знания за­бываются. Письменная культура не обладает такими за­щитными средствами, она провоцирует бесконечный рост документных фондов и, как следствие, информационный кризис.

• В условиях бесписьменного общества человек знал только то, что требуется ему для текущей жизнедеятель­ности, не больше и не меньше; в книжных культурах ему приходится осваивать много устаревших знаний, изло­женных в авторитетных трудах мыслителей прошлого. Большая часть этих знаний никогда в будущем не пона­добится. В результате индивидуальная и общественная память становится кладбищем знаний, предрассудков, суждений часто несовместимых друг с другом. Утрачива­ется цельность и законченность мировоззрения, свойствен­ные дописьменным обществам, и растет противоречивость, напряженность, дезорганизованность цивилизованных сообществ.

• Существуют несоответствия и противоречия меж­ду нормами и требованиями, вычитанными из книг, и смыслами, поступающими по каналу непосредственной микрокоммуникации. В итоге образованный человек начинает страдать раздвоением личности и муками совести; неграмотный же варвар всегда действует согласно впитан­ной с детства традиции, не испытывая никаких сомнений и переживаний.

В мировой классической литературе не раз обсужда­лись тяготы цивилизации; достаточно вспомнить образы Дон Кихота и Санчо Пансы, Пьера Безухова и Платона Каратаева. Мануфактурная коммуникационная система не смягчила проблемы, унаследованные от письменной культуры, а скорее ужесточила их.