6.3. Семиотика текстов

6.3. Семиотика текстов

Принятое большинством ученых стандартное толкова­ние определения Ч. Пирса, согласно которому знаком яв­ляется тот предмет, который репрезентирует (представля­ет, замещает) другой объект, нуждается в уточнении и раз­вертывании. В соответствии с этим толкованием, всякий символ есть знак, поскольку он репрезентирует нечто «не­зримое очами», или, по цитированным словам Ю. М. Лотмана, «выражает другое, более ценное содержание». Вме­сте с тем, Лотман утверждает, что «символ и в плане вы­ражения, и в плане содержания всегда представляет собой некоторый текст». Тот же Лотман в другой своей работе отождествляет художественное произведение с отдельным знаком, репрезентирующим замысел художника и имею­щим целостную структуру. Текст, допустим «Анны Каре­ниной», превращается в литературоведческий знак, что создает условия для развития семиотического подхода в литературоведении. Таким образом, водораздел между знаком и текстом оказывается размытым, и это обескураживает прямолинейно мыслящего исследователя. Кроме того, «литературоведческий знак», ту же «Анну Каренину», нельзя признать согласно приведенному выше определению коммуникационным знаком, ибо этот роман — не «социально признанное единство значения и имени», а напротив, новаторское, «социально неожиданное» единство замыс­ла писателя и его художественного воплощения. Получа­ется, что логико-лингвистические, коммуникационные знаки и литературоведческие, искусствоведческие, науковедческие коммуникационные знаки, то бишь закончен­ные произведения, — вещи качественно различные, но связанные друг с другом, как слово и текст. Итак, где кон­чается «знак» и начинается «текст»?

Всякий знак — это свернутый текст, скрытый в его зна­чении, а всякий текст — элемент смыслового диалога, дис­курса, постоянно ведущегося в обществе и между обще­ствами, включая прошлые поколения. Вырисовывается семиотический континуум — последовательность плав­но переходящих друг в друга знаков, символов, текстов, документных потоков, дискурсов. Классическим приме­ром континуума является цветовой спектр, где один свет незаметно переходит в другой и невозможно установить границу между голубым и зеленым, красным и оранжевым цветами. Точно так же не видно границы между знаком и текстом, словом и предложением (устойчивые словосоче­тания, идиомы, поговорки — это слова или предложения?). Спаянность семиотического континуума затрудняет его анализ, выявление уровней, классифицирование знаков. Тем не менее, мы не можем отказаться от препарирова­ния семиотического континуума, ибо только таким путем возможно его познание.

Для начала уточним соотношение между понятиями «код» и «знак», которое довольно запутано. Некоторые авторы определяют код как «совокупность знаков (символов)», а знак как «отдельный символ алфавита». Выхо­дит, что буквы «м» и «а» — это знаки, а слово «мама» — это код. Такое понимание кода укоренилось в технике связи (код Морзе, телеграфный код), в вычислительной тех­нике, информатике, математике, даже в генетике (вспом­ним «генетический код»). С этой точки зрения кодом яв­ляется естественный язык, имеющий алфавит букв (звуков), представляющих собой «знаки», и образующий слова-коды. Перевод с английского языка на русский по­нимается как перекодирование, переход с одного кода на другой. Именно такие взгляды были заложены в методологию машинного пословного перевода, оказавшуюся неэффективной. Технические преимущества «кодовой ин­терпретации» естественных языков в том, что можно аб­страгироваться от значения слов, оперируя только «Совокупностями знаков (символов)», т. е. планом выражения. Такое «оперирование» не годится в смысловой коммуникации, которая имеет дело со смыслами, а не с техническими кодами. Поэтому мы не можем принять техницистское решение проблемы соотношения «знака» и «кода».

Однако проблема определения «тела знака», т. е. тех материальных единиц, из которых складывается план выражения коммуникационного знака, все-таки остается. Решим ее следующим образом: знак — единство содержа­ния и выражения; код — единица плана выражения — буква алфавита, фонема, условное обозначение, музыкаль­ная нота, фигура танца, цвет в живописи.

Теперь можно отграничить коды от знаков и текстов: знаки и тексты в качестве материально-идеальных единств имеют две стороны, или два плана — план выражения и план содержания; коды же плана содержания не имеют, они служат «строительным материалом» для плана выражения знаков и текстов. Остается открытым вопрос о раз­граничении знаков и текстов. Чтобы найти семиотически приемлемое решение, обратимся к идеям одного из осно­вателей глоссематики, замечательного датского лингви­ста Людвига Ельмслева (1899―1965).

Вслед за Л. Ельмслевым будем в плане содержания коммуникационных сообщений различать:

1) субстанцию плана содержания — аморфный, не­сформулированный замысел, мысленный образ будуще­го текста;

2) форму содержания — результат наложения на амор­фный замысел структуры и выразительных возможнос­тей данного языка, формулирующих мысль в границах лингвистической относительности Сепира-Уорфа.

В плане выражения обнаруживаются:

3) субстанция плана выражения — звуки, изображения, пантомима и другие материальные носители сообщений;

4) форма плана выражения — фонетический состав разговорного языка, алфавит письменности, выразитель­ные средства живописи, музыки, танца и т.п.

Получается таким образом 4 уровня семиотического континуума, из которых четвертый уровень — это коды, а третий — их материальные носители. Второй уровень — поверхностный смысл текста, представляющий собой сумму значений знаков, образовавших текст; первый уро­вень — глубинный смысл, исходный замысел автора, оп­ределивший выбор знаков и способов кодирования.

Соотношение между глубинным и поверхностным смыслами — это психолингвистическая проблема соотно­шения мысли и слова. Л. С. Выготский писал по этому поводу: «Мысль не есть нечто готовое, подлежащее выра­жению... Мысль есть внутренний опосредованный процесс. Это путь от смутного желания к опосредованному выражению через значения, вернее, не к выражению, а к свершению мысли в слове». Мысль, таким образом, рож­дается в результате оперирования субъективными, не дос­тупными другим людям смыслами. Отчетливо разграниче­ны глубинные смыслы (мораль) и поверхностные смыслы (повествование) в баснях, притчах, загадках, поговорках. Любое художественно-литературное произведение обла­дает идейно-эстетическим замыслом, не сводимым к сум­ме значений используемых знаков. Литературная крити­ка, кстати говоря, как раз занимается выявлением глубин­ных, а не поверхностных смыслов.

Теперь можно, наконец, предложить критерий разгра­ничения понятий «текст» и «знак». Знак — кодовое выра­жение, обладающее только поверхностным смыслом (зна­чением). Например, взятое вне контекста слово с его сло­варным толкованием является подобным знаком. Текст есть отдельный знак или (как правило) упорядоченное множество знаков, объединенных единством замысла ком­муниканта и в силу этого обладающих глубинным смыслом. Именно отсутствие глубинного смысла разделяет текст и знак. Символы потому и считаются текстами, что они обла­дают глубинными, иногда мистическими смыслами.

Семиотика позволяет дать и формальное определение текста. Ю.А. Шрейдер предложил следующую формули­ровку «Текстом называется четверка из словаря V, мно­жества мест М, набора отношений на этом множестве и отображения О множества мест в словаре. Символически это записывается так:

                           T = < V, M, φ1, ... φm , 0> ,

где φ1, φ2,... φm — отношения на множестве М, именуемые синтаксическими отношениями.

Формальное определение имеет то достоинство, что исчерпывающим образом перечисляет все составляющие текста, кроме одного: смысла текста. Дело в том, что вся­кая формализация остается на уровне плана выражения, не выходя в туманные просторы смысла.

Семантический треугольник (рис. 6.2) относится к отдельным коммуникационным знакам, но его можно трансформировать в текстовой треугольник, где представ­лены уровни поверхностного и глубинного смысла. Замы­сел автора возникает в результате осмысления ситуации, представленной рядом денотатов — Д1, Д2,  Д3.  Каждому денотату в  соответствии с знаковым, семантическим тре­угольником ставится в соответствии свой концепт (зна­чение). Совокупность концептов К1 , К2 , К3 образует по­верхностный смысл, который на речевом уровне, в плане выражения представляется именами И1, И2, И3. Текстовый семантический треугольник показан на рис. 6.4.

Рис. 6.4. Текстовый семантический треугольник

Реальные научные, художественные, в принципе — лю­бые литературные тексты представляют собой сложный монолог автора, который может быть представлен в виде текстового коммуникационного сообщения, соответству­ющего текстовому семантическому треугольнику (рис. 6.4). Эти текстовые сообщения и образуют те «литературоведчес­кие знаки», которыми, по мысли Ю. М. Лотмана, должно заниматься структурное литературоведение. Можно легко представить живописные, музыкальные, сценические, кине­матографические тексты, которые войдут в предмет различ­ных отраслей семиотики искусства. В своих исследованиях они могут отталкиваться от семантических треугольников и других семиотических закономерностей, обнаруженных обобщающей семиотикой социальной коммуникации.