Приложение В

Приложение В

 После появления писем, из которых воспроизведены предшествующие отрывки, на страницах журнала "Nature" появились еще некоторые возражения, заключающие в себе неверные истолкования, и притом даже еще худшие, чем все предшествующие. За этим последовала непосредственная переписка с двумя из критиков - Робертом Гэйуордом из Гарроу (Robert В. Hayward, of Harrow) и Д. Моольтоном (J.F. Moulton), первым моим противником, автором статьи в British Quarterly Review. Означенная переписка, в которой я требовал от названных джентльменов, чтобы они доказали свои положения, в виде брошюры, раздававшаяся лицам, компетентным в поднятых вопросах, и составляет отчасти это приложение. Нет надобности бесконечно продолжать спор. О характере доводов м-ра Моольтона, совершенно сходных с изложенными мною в моем "Ответе критикам", можно судить по одной из фраз, заключающихся в моем возражении: "Странно сказать, что мое индуктивное доказательство того, что пропорциональность (между причиной и следствием) признается доказанной, он приводит как индуктивное доказательство самой этой пропорциональности!". В результате обмена писем с м-ром Гэйуордом выяснилось, что "то, что я утверждаю, в действительности и не оспаривается; а того, что является спорным, я нигде не утверждал". Однако в то время, как спорная часть переписки может с удобством быть откинута, я считаю нужным сохранить объяснительную часть, заключающуюся в нижеследующем письме моему к м-ру Гэйуорду:

38, Квинсгарден, Бэйсуотер,

21 июня 1874 года.

 Сэр, при сем посылаю Вам копию с Вашего письма с соответственными моими объяснениями. Я думаю, что эти объяснения покажут Вам, что я не повинен в трех различных определениях нашего сознания о втором законе движения.

Так как и другие могут чувствовать (как, по-видимому, чувствовали Вы) некоторое затруднение при понимании того, что, вследствие привычки, казалось мне простым, я постараюсь уяснить, путем синтетического изложения, в каком отношении позднейшие и более сложные продукты последовательных опытных впечатлений стоят к более ранним и более простым продуктам. Чтобы легче было следить за этим изложением, начну с нашего сознания о пространстве и с вытекающих отсюда понятий. Согласно эволюционной гипотезе, сознание о пространстве есть продукт последовательных опытных впечатлений двигательных, осязательных и зрительных. В Основаниях психологии, п. 326-346, я подробно описал его генезис, как он мне представляется. Возникшее таким путем сознание пространства имеется в большей или меньшей степени у всех тварей, обладающих некоторым умом; более обширным и определенным становится оно сообразно степени умственной эволюции, вызванной общением с окружающей средой. Как глубоко запечатлеваются во внутренней структуре эти внешние отношения, видно из того факта, что обезглавленная лягушка отталкивает одной или обеими лапками скальпель, прикасающийся к задней части ее тела, и что цыпленок, как только придет в себя от усилий, сопряженных с освобождением его из яйца, производит совершенно целесообразные действия (сопутствуемые сознанием расстояния и направления), клюя зерна. Восходя сразу к такому стройно развитому унаследованному сознанию, какое существует у ребенка, сознанию, которое каждую минуту дополняется его собственными опытами (помогая развитию его нервной системы до законченного типа взрослого человека при посредстве тех же самых упражнений, которые аналогичным образом содействуют развитию его мышечной системы), мы должны заметить, что рядом с более определенными идеями о расстоянии и направлении он незаметным образом приобретает и некоторые более специальные идеи о геометрических отношениях. Возьмем одну из таких групп отношений. Каждый раз, как он расправляет свои пальцы, он видит, что угол между ними увеличивается соответственно с увеличением расстояния между концами пальцев. Расставляя широко свои ноги и следя за походкой других, он имеет постоянно перед глазами отношение между увеличением или уменьшением основания треугольника, имеющего равные стороны, и увеличением или уменьшением заключающегося между этими сторонами угла. (Отношение, воздействующее на него, есть просто отношение сопутствующего изменения, и я не говорю о каком-либо более определенном отношении, которое, разумеется, немыслимо для ребенка.) Он наблюдает эти факты, вовсе не сознавая, что он их наблюдает, но они оказывают на него такое воздействие, что для него устанавливается строгая ассоциация между известными умственными состояниями. Разнообразие этих явлений придает пространственным отношениям означенного рода больше определенности. Стрельба из лука представляет их в другом, несколько более точном виде, а когда вместо могущих сближаться между собою концов лука является растяжимая тетива, точки же ее прикрепления неподвижны, то соотношение между возрастающей длиной сторон равнобедренного треугольника и уменьшением величины заключенного между ними угла получает еще большую очевидность, хотя оно и не становится еще сознательным знанием. Вот что я понимаю под бессознательно образовавшимся первичным мнением. Когда с течением времени подрастающее дитя делает на бумаге чертежи равнобедренного треугольника, тогда для него еще более определенно выясняется та истина, что при неизменном основании угол при вершине становится тем более острым, чем длиннее стороны треугольника, и, когда его внимание направлено на это отношение, он видит, что не может представить его себе иным. Если он представит себе, что длина сторон изменяется, он не может освободиться от сознания связанного с этим изменения образуемого ими угла, а затем когда его умственные силы достаточно разовьются, то он замечает, что если будет продолжать мысленно удлинять стороны, до бесконечности, то они будут все более и более приближаться к параллельности по мере того, как угол, заключающийся между ними, приближается к нулю, причем образуется понятие об отношениях параллельных линий. Таким образом сознание достигает здесь степени определенного понятия. Очевидно, однако же, что приобретенное означенным путем определенное понятие есть только вполне развившееся ранее приобретенное первичное мнение и что без последнего оно не было бы возможно, эти же бессознательно образовавшиеся первичные мнения были бы, в свою очередь, невозможны без еще более ранних сознаний расстояния, направления, относительного положения, заключающихся в сознании пространства. Процесс эволюции всегда один и тот же, и достижение определенного понятия есть последовательный процесс, ведущий к конечной определенности и усложнению; он так же мало может быть достигнут без прохождения через более ранние стадии неопределенного сознания, как телесное строение взрослого человека без прохождения через фазисы строения зародыша, младенца и ребенка { Излагая здесь генезис специальных пространственных интуиции, я выделил группу опытов, на которую м-р Гэйуорд в "Nature" от 28 мая указал как на иллюстрирующую нелепость того предположения, что научное понятие пропорциональности может быть достигнуто указанным путем. Он говорит "Вряд ли можно бы было назвать пародией на замечания м-ра Кольера, если бы мы сказали: "Дитя замечает, что, чем больше угол между ногами, тем больше расстояние между ступнями, и этот опыт предполагает понятие о пропорциональности между углом треугольника и его противоположной стороной", - первичное мнение, имеющее, как мне кажется, совершенно такое же основание, как и то, образование которого иллюстрируется м-ром Кольером, но которое, вряд ли нужно это прибавлять, тотчас же опровергается добросовестным изучением геометрии или действительным измерением.

Я очень обязан м-ру Гэйуорду за этот пример: он прекрасно служит двум целям. Во-первых, он служит как пример соотношения между грубыми первичными мнениями, бессознательно созданными более ранними опытами и понятиями, сознательно выведенными из них при помощи более поздних опытов, когда уже достигнута необходимая способность анализа и абстракции. А во-вторых, он в то же время служит и средством обнаружить несостоятельность моих оппонентов в понимании того, каким образом развивается в генезисе ума из грубого, смутного и неточного первичного мнения научное понятие о точной пропорциональности. Ибо если в примере м-ра Гэйуорда понятие пропорциональности, приобретаемое ребенком, и неверно, все же оно есть приближение к понятию верному, которое достигается тогда, когда более развитый ум ребенка рассматривает эти факты критически. В действительности угол (центральной) пропорционален не противоположной стороне, а стягивающей его дуге, и это обнаруживается посредством процесса выделения простого отношения из группы других отношений, усложняющих и заслоняющих его. Между углом и дугой существует строгая пропорциональность по той причине, что тут дело касается только одного ряда непосредственно связанных пространственных отношений: если расстояние дуги от вершины угла остается неизменным, то не изменяется и отношение между ними при их увеличении; следовательно, они одновременно изменяются в прямой пропорции. Но совсем иначе бывает, если дуга, стягивающая угол, проводится в различных расстояниях от вершины угла: тогда длина ее может увеличиться и независимо от увеличения угла, а в зависимости от увеличения сторон его. Это значит, что один ряд простых, непосредственно связанных между собою геометрических отношений связан здесь с другим рядом и отношение между углом и расстоянием дуги от вершины его здесь таково, что закон соотносительного возрастания их является результатом кооперации обоих рядов факторов. Между тем различие истинной пропорциональности (между углом и дугой) от отношения, симулирующего эту пропорциональность (между углом и стороной его), и составляет тот процесс окончательного развития точных понятий, который я признаю конечной ступенью всего предшествующего развития и который без последнего невозможен. Истина, на которую мои противники закрывают глаза, заключается в том, что как концепции пространственных отношений могут развиваться в понятие о строгой пропорциональности только путем эволюции грубого понятия пропорциональности, образовавшегося раньше, чем возникло самое рассуждение о них, так и понятие о пропорциональности между отношениями силы, окончательно образующееся тогда, когда простые причины и их следствия выделены критическим суждением, может быть достигнуто только посредством эволюции грубого понятия пропорциональности, установленного в виде предвзятого мнения предшествующими опытами, подкрепленными опытами предков.}.

Путем подобной же эволюции возникает сначала смутное сознание сил, проявляемых как самим индивидуумом, так и окружающей средой; затем вскоре появляется некоторое различие их по размерам, связанным с их действием; позднее незаметно образуется ассоциация между значительностью и незначительностью количества в обоих; еще позже следует молчаливое предположение о их пропорциональности, хотя и без отчетливого сознания того, что это предположение делается, и, наконец, последнее предположение переходит в определенное признание его истиной, неизбежно проявляющейся там, где действуют простые силы.

В течение своей жизни всякое живое существо, в пределах действия своих двигательных членов, обнаруживает силы и движения, соответствующие законам движения. Если оно имеет нервную систему, то различие между мышечным напряжением и возбуждаемыми им движениями запечатлевается смутным образом в этой нервной системе. По мере развития означенной нервной системы, рядом с более развитыми членами организма появляются немедленно и более многочисленные и разнообразные опыты относительно скорости произведенного движения, относительно связи между действием и противодействием (как, например, когда животное разрывает пищу, которую держит в своих когтях); вместе с тем при наличии более развитой нервной системы в нем действует уже повышенная способность оценки и регистрации этих различий. Все возникающие таким образом соотношения в сознании, хотя они образовались и бессознательно, равно и бессознательно поддерживаются, постоянно соприсутствуют в качестве руководителей при действии, о чем свидетельствует, например, пропорциональность между усилием, делаемым животным, и расстоянием, на которое оно собирается прыгнуть, или тонкое приспособление мышечного напряжения к изменениям, происходящим в движении ласточки при ловле мух или ястреба, схватывающего свою добычу. Следовательно, очевидно, что эти опыты, вылившиеся в стройную систему в продолжение более ранних стадий умственной эволюции, составляют основу сознаний, не формулированных, как познания, и даже не представляющихся в качестве первичных мнений, но тем не менее представляющихся как совокупность ассоциаций, в которой потенциально присутствуют истины в отношениях между силой и движением. Восходя до человеческих существ, составляющих некультурные расы, мы достигаем до стадии, на которой зарождаются некоторые обобщения этих опытов. Дикарь не формулирует себе той истины, что если он хочет воткнуть глубже свое копье, то должен употребить больше силы; точно так же и крестьянин не представляет себе в форме определенной мысли ту истину, что для того, чтобы поднять двойную тяжесть, нужно употребить двойное усилие, но в каждом из этих случаев существует молчаливое предположение подобного рода, как это становится очевидным при возникновении вопроса об этом. Таким образом, по отношению как к этим, так и к другим простым механическим действиям существуют бессознательно образовавшиеся первичные мнения. И точно так же, как геометрические истины, представляемые в грубом виде отношениями между окружающими предметами, не формулируются определенно, пока не получится некоторое знакомство с прямыми линиями и соответствующими чертежами, так и эти механические первичные мнения не могут получить определенности, пока продолжительное употребление линейных мер не приведет к установлению равноплечего рычага или к весам, а посредством них и к понятию о равных единицах силы. Но даже после возникновения этой определенности оно все еще долго не достигает степени познания, ибо ни деревенский торгаш, ни более образованный городской дрогнет не признают той общей отвлеченной истины, что возрастание в одинаковой степени причин и их следствий, когда они не подвержены воздействию со стороны, имеет между собою неизбежную связь. Нужно, однако же, заметить, что эта истина, которая более или менее сознательно влияет на человека науки и которую он совершенствуют путем анализа и отвлечения, является усовершенствованной таким образом только в виде последней ступени в своей эволюции. Это определенное познание есть только окончательная форма медленно подготовляющегося сознания, основа которого замечается уже в животном мире, принимает некоторую смутную форму у первобытного человека, достигает большей определенности в человеке полуобразованном, затем впоследствии становится предположением ясным, хотя и не вполне формулированным, и в своем окончательном развитии является только тогда, когда становится сознательно принятой аксиомой. Подобно тому как существует непрерывная эволюция нервной системы, точно так же существует и непрерывная эволюция сознания, сопровождающего ее действия, и как одна постепенно увеличивается в объеме, сложности и определенности, так и другая проходит тот же путь. И насколько эти ранние стадии необходимы для позднейших стадий первой из них, настолько же необходимы они и для второй. Предполагать возможность существования законченных научных концепций без предшествующего ему несовершенного общего знания или этого последнего без еще боле ранних умственных приобретений - равносильно предположению, что мы можем иметь правильные суждения взрослого, не прошедшие через грубые суждения юноши, через узкие, бессвязные суждения ребенка и смутные, слабые суждения младенца. Таким образом, мнение, что мой взгляд на физические аксиомы принадлежит к числу тех, которые выводят познания не из опыта, а из каких-то других источников, - весьма далеко от истины; напротив, я утверждаю, что опыт есть единственный возможный источник как этих, так и других познаний; но сверх того, я утверждаю, что опытность, сознательно приобретенная в настоящем не только необходима, но что самой возможностью приобретения ее мы обязаны опытности, накопленной в прошлом. В действительности не я, а мои противники виновны в признании старинного априорного взгляда, если они признают бесспорными - не вдаваясь ни в какие объяснения или доказательства - предположения, лежащие в основе каждого опыта, а равно сделанные из них выводы. Вера в физическую причинность, признаваемая ежеминутно необходимой в каждом опыте и в каждом рассуждении, исходящем из него, есть вера если и не оправдываемая изложенной выше гипотезой, то все же молчаливо признаваемая за априорную веру. И наоборот, мое собственное положение таково, что оно объединяет все подобные взгляды на опытность, как на единственное ее доказательство, и утверждает, что из общения между умом и окружающей средой возникли в мыслях неизбежные соотношения, подобные тем, которые относятся к пространству, - как результат бесконечных опытов о соответственных неизбежных соотношениях в вещах; и что точно так же из постоянного общения с силами, проявляющимися перед нами в пространстве, явилось прогрессивное установление внутренних отношений, соответствующих внешним отношениям, так что, наконец, в мыслях возникают, в виде физических аксиом, некоторые необходимые выводы, соответствующие необходимым отношениям, существующим между вещами.

Вряд ли нужно прибавлять, что я взял на себя труд изложить эти замечания на Ваше письмо и настоящие свои объяснения ввиду их полезности в будущем.

Примите и пр.

Герберт Спенсер.