2. Социология и свобода: точки притяжения и отталкивания

.

2. Социология и свобода: точки притяжения и отталкивания

“Взаимоотношения” социологии с феноменом свободы не просты. До сих пор нет единого мнения даже о том, может или не может свобода быть предметом научного знания. Те, кто полагают, что свободу нельзя постичь научными средствами, исходят из того, что “все, что становится объектом научного изучения, предполагает наличие предшествующей причины. Объект (или событие), который сам есть своя собственная причина, лежит вне досягаемости научного познания. Свобода же обладает именно этим свойством, и потому никакие научные исследования никогда не раскроют феномен, наделяемый качеством “свободный”. Все, в чем субъективное сознание индивида видит свободу, в научной схеме будет лишь одним из звеньев причинной цепи.

Свобода и причинность не составляют логического противоречия… Индивид, осознающий свою собственную свободу, не исключается из мира причинности, а скорее воспринимает свою собственную волю как очень специфическую категорию причины, отличную от других причин, с которыми он должен считаться. Но это отличие нельзя доказать научно” [Бергер П.Л.,С.114-115].

Научный подход к обществу исходит из представления о человеческом мире как причинно закрытой системе (“мыслить иначе – значит выйти за пределы научного метода”). Свобода как особый вид причины исключается из системы априори. Не сумев объяснить причину какого-либо социального феномена с помощью социологических категорий, исследователь будет пытаться привлечь на помощь категории экономические, политические, психологические, биологические или какие-нибудь еще. В результате он будет открывать все новые и новые цепи причин, но все равно не обнаружит свободы. “Не существует методов фиксации свободы ни в себе, ни в другом человеке, есть лишь внутренняя субъективная убежденность, которая моментально растворится, как только к ней применят инструмент научного анализа” [Там же, С.115-116].

Поэтому те исследователи, которые хотят ввести свободу в свою социологическую модель, просто постулируют ее реальность (тем более, что в социальной жизни всегда можно отыскать примеры, опровергающие жесткий детерминизм), а потом начинают исследовать свою модель с точки зрения этого постулата [Бергер П.Л., С.116]. Точно так же, как мы видели, поступают и многие психологи, наделяющие человека некой врожденной способностью и стремлением к свободе и делающие это положение отправной точкой своего исследования свободы.

С невозможностью зафиксировать свободу социологическими или какими-либо иными научными средствами можно согласиться в тех случаях, когда она ассоциируется со свободой воли, и следовательно, предполагает решение вопроса о конечных причинах наших хотений. Что касается более поверхностных уровней свободы — свободы действия и свободы выбора, — то они вполне доступны познанию эмпирическим путем, в том числе и с помощью социологической модели. Тем более, что социологическая модель, если говорить строго, исследует не феномен свободы, а феномен НЕсвободы, реальность которого очевидна и не нуждается в постулатах.

Кроме того, предлагаемая здесь социологическая модель связана не с поиском абсолюта или конечного смысла, а с выявлением степени свободы (точнее, НЕсвободы) и тенденций ее изменения на разных уровнях социальной реальности в пространстве и во времени. Она направлена не на доказательство наличия-отсутствия конечных причин наших желаний, а на определение факторов и барьеров изменения уровня и образов индивидуальной свободы в ходе преобразований свободы социетальной. В этом смысле в социологическом предметном поле свобода “имеет причинность”, но тем не менее не утрачивает своей сущности. И именно в этом смысле проблема свободы в социологии решается не в терминах “да” или “нет”, а в терминах “больше-меньше”, “лучше-хуже”, в терминах изменения “степени НЕсвободы”.

Какое же знание накоплено социологией для изучения разных уровней свободы – индивидуального (группового) и социетального, а также, что в нашем случае особенно важно, взаимосвязи между ними? Какое новое слово может сказать социологическое исследование свободы в осмыслении одной из главных проблем всех общественных наук – взаимосвязи между целостным макро-обществом с его социальными институтами, с одной стороны, и действующими на микроуровне индивидуальными субъектами, имеющими ту или иную свободу выбора, с другой?

Надо сказать, что проблема взаимосвязи между разными уровнями социальной реальности в разных социологических традициях решается по-разному. Так, представители объективистского направления в социологии (его еще называют “структуралистским направлением”, “общественной перспективой” или “парадигмой социальных фактов”) проблему индивидуальной свободы вообще исключают из анализа. Со времен Э. Дюркгейма общество рассматривается ими как объективная (самосоздаваемая) структура, как реальность в себе самой, которая не может быть объяснена действиями отдельных индивидов и вообще не зависит от них, от их воли. (Напротив, поступки индивидов объясняются влиянием общества, социальными институтами, нормами и правилами поведения). Эта реальность подчиняется своим собственным законам, которые и должна обнаружить социология с тем, чтобы использовать их для объяснения общества [П. Монсон, С. 34, 41, 56, 76; К. Бруннер, С.58]. “…Общество – не простая сумма индивидов, но система, образованная их ассоциацией и представляющая собой реальность sui generis (в своем роде, лат.) наделенную своими особыми свойствами” [Э.Дюркгейм, С. 493]. Отсюда — пренебрежительное отношение к каким-либо преднамеренным действиям индивидов, мотивам, свойствам сознания при изучении различных явлений.

Характер отношений между индивидами и обществом с позиции методологического холизма удачно передает метафорическое сравнение с деревом и листьями, к которому прибегнул проф. Ни В. (Корнельский университет, США): “Листья вырастают и опадают в соответствии со временами года, в то время, как именно дерево и его ветви на протяжении долгого времени определяют их форму и расположение. Согласно такому взгляду на вещи индивидуальные действия сравнимы с дрожанием листьев на ветру” [В. НИ, С.4]. Пер Монсон характеризует общество, по Дюркгейму, в виде парка с “разрешенными” аллеями и “запрещенными” газонами; участь индивидов не завидна — они стремятся лишь приспособиться к существующим парковым дорожкам, не имея возможности ни изменить их, ни проложить новые [П. Монсон, С.35, 63]. Основные характеристики таких индивидов легко укладываются в акроним SRSM социологической модели человека (С. Линденберг): “социализированный человек; человек, исполняющий роль, и человек, который может быть подвергнут санкциям (socialized, role-playing, sanctioned man)” [К.Бруннер, С.59].

Строго говоря, объективистская социологическая модель не лишает индивидов какой бы то ни было свободы выбора, но эта свобода целиком задается социетальным уровнем, так что воздействие индивидуальной свободы на свободу социетальную полностью отрицается. Связь между разными уровнями свободы – преимущественно односторонняя: “сверху – вниз”. Индивиды пассивно адаптируются к той социетальной свободе, которая имеется или предлагается.

Это, разумеется, автоматически не означает, что индивид и общество непременно противостоят друг другу. Что общество, как внешняя реальность, осуществляет влияние и насилие над индивидами, а индивиды – безоговорочно повинуются, потому что боятся наказания. Образ общества как гигантской тюрьмы, а индивидов как заключенных нуждается в уточнении. Большинству из нас, — как заметил П.Л.Бергер, — ярмо общества не слишком трет шею, ибо в большинстве случаев мы сами желаем того, что общество ждет от нас. Мы сами хотим подчиняться правилам, которые диктует нам общество (прибегая к метафоре: “группы заключенных сами озабочены тем, чтобы тюремные стены оставались неповрежденными”). И это наше желание вовсе не свидетельствует о том, что власть общества меньше, чем до сих пор утверждалось. Напротив, она еще больше, ибо в действительности общество детерминирует не только то, что мы делаем, но и то, что мы есть [П.Л. Бергер, С.89, 113].

Разные области социологического знания, в которых исследуются эти аспекты связи индивида с обществом, — будь то: теория ролей, социология знания или теория референтных групп, — накопили большой научный задел для социологического осмысления феномена индивидуальной свободы, его границ, степени детерминированности свободой социетальной. Но в большинстве случаев, если исследователи работают в данной социологической перспективе, они все же игнорируют обратное влияние индивидуальной свободы на социетальную, так что социальные механизмы общественных изменений и нововведений по существу так и остаются невыявленными и необъяснимыми.

Другое, экзистенциалистское, направление в социологии (его еще называют “субъективистской социологией, “индивидуальной перспективой” или “парадигмой социальных определений”) представляет общество не в виде объективной структуры, а в виде результата действий множества людей, обладающих свободой выбора, “результата, который может быть осмыслен только через понимание чего-то специфически человеческого”, т.е. сквозь взгляд на объект изнутри. Общество здесь воспринимается как непрерывный созидательный процесс, в котором социальная действительность конструируется человеческим мышлением, поступками и представлениями. Следовательно, в этой модели интерес к “социальным фактам” сдвигается от “объективно объясняемого” к “субъективно понимаемому”: “Познание общества должно происходить через человека, а не познание человека через общество” [П.Монсон, С.19, 66, 68, 76, 86].

Эта социологическая традиция восходит к М. Веберу, который определял социологию как науку, стремящуюся понять социальное действие и тем самым каузально объяснить его процесс и воздействие [М.Вебер, С.602]. При этом существование социальных институтов не отрицается, но в этой традиции они понимаются как выражение (проявление) человеческих действий: все институционализированные образования, такие, как “государство”, “рынок” и др., в конечном счете, должны сводиться к объяснимым действиям индивидов. Короче, главное здесь именно действия и поступки людей, которыми они непрерывно создают и изменяют картину общества [П.Монсон, С.35, 42].

В этой социологической модели, как и вообще в социологии, свобода, разумеется, относительна: за видимой свободой скрываются влиятельные социальные силы и социальные институты, воздействующие на индивидов. Иными словами, человек здесь (как человек социологический) вовсе не индивидуализируется. Но и социальные структуры (в отличие от объективистского направления) не овеществляются, т.е. не рассматриваются как вещи-скалы, на которые, по образному сравнению П.Л.Бергера, можно налететь, но которые нельзя ни убрать, ни преобразовать по прихоти воображения. “Вещь – это то, обо что можно тщетно биться, то, что находится в определенном месте вопреки нашим желаниям и надеждам, то, что, в конце концов, может свалиться нам на голову и убить. Именно в таком смысле общество является совокупностью “вещей”. Правовые институты, пожалуй, лучше, чем любые другие социальные институты, иллюстрируют данное качество общества” [П.Л.Бергер, С.87-88].

Однако в индивидуалистической социологической перспективе силы и институты, воздействующие на людей, “являются все-таки только социальными силами и институтам, т.е. они созданы людьми, продолжают существовать благодаря людям и отмирают, когда люди перестают ими пользоваться… правила существуют лишь постольку, поскольку люди им следуют. Слишком частое нарушение правил приводит к тому, что они быстро прекращают свое существование” [П.Монсон, С.25, 71]. И именно потому, что индивиды в определенной степени свободны от общества с его институтами, их социальные действия и мотивы этих действий должны стать предметом социологии. Так или иначе, но в этой модели движущие силы общественных изменений больше не выносятся за рамки возможностей индивидов (как это было в объективистской модели), а непосредственно связываются с деятельностью индивидов. Для этой социологической модели больше подходит экономическая модель человека, обозначаемая акронимом REMM (“resouceful, evaluative, maximizing man”), который был предложен Меклингом и Бруннером, т.е. “изобретательный, оценивающий, максимизирующий человек”. Только максимизацию следовало бы заменить “ограниченной рациональностью” (Г.Саймон) и, кроме того, включить в модель выбора социальные нормы и правила [К.Бруннер, С.55, 71].

Согласно теории зарождения человеческого сознания Дж.Г.Мида, мышление каждого человека социально создано, но не социально детерминировано. Оно не только пассивно отражает чужие мысли, но и активно действует по отношению к окружающему миру. “Мышление по своей природе имеет направленный характер, оно выявляет самое себя, но при этом есть также способ связи с предметами и явлениями окружающего мира. Поступки каждого человека проистекают из этой направленности, и своей активностью он создает собственную неповторимую индивидуальность в отношениях с другими людьми. Социальность и индивидуальность – две стороны этого процесса…” [П.Монсон, С.72].

Важным направлением этой традиции является феноменологическая социология, ибо если ставится задача понять людей и их действия, то нужно знать их собственные определения ситуации, выявить, как они сами воспринимают окружающую их действительность и свое место в ней. Как сформулировал У.А. Томас: “Если люди определяют какую-то ситуацию как реальную, она действительно становится реальной по своим последствиям” [Merton R.K. (c), Р.475]. В частности, то, что думают люди о нынешних реформах, принципиально важно для того, чтобы подвигнуть их к активным действиям по пользованию новыми правами и свободами, или, напротив, отказаться от обращения к новым правам.

Таким образом, если применить экзистенциалистскую (субъективистскую) социологическую модель к изучению связи между социетальной и индивидуальной свободами, то исходно эта связь будет мыслиться не односторонней (“сверху-вниз”), как это было в структуралистской (объективистской) модели, а двусторонней: индивидуальная свобода, испытывая на себе воздействие социетальной свободы, тоже, в свою очередь, может активно воздействовать на нее. Это придает данной модели б`ольшую динамичность, изменчивость и делает ее более соответствующей требованиям нашего проблемного поля.

Важность исследования двустороннего характера связи между социетальной и индивидуальной свободой особенно велика в связи с тем, что среди критериев общественного прогресса называется не только негативная свобода (т.е. свобода от ограничений и барьеров, дающая возможность индивидам сохранять свою независимость от довлеющих обстоятельств внешней среды), но и позитивная свобода (свобода для, т.е. свобода делать что-нибудь), которая позволяет влиять на собственное общество и его формирование, преодолевать трудности, обеспечивает определенную степень власти и контроля над обстоятельствами [П.Штомпка, С.52, 65]. Конечно, эта индивидуальная “свобода для” с точки зрения развития общества может быть не только прогрессивной, но и регрессивной. Но это обстоятельство лишь еще более подчеркивает актуальность изучения двусторонней связи между индивидуальной и социетальной свободами. Поэтому социологическая перспектива исследования феномена свободы в меняющемся обществе, на наш взгляд, должна непременно включать теоретико-методологические достижения прежде всего (хотя и не только) субъективистской, экзистенциалистской модели.