2. Желаемая институционально-правовая свобода
.2. Желаемая институционально-правовая свобода
В реальной жизни новая свобода не является простой суммой свободы старой (“административно-командной”) и некоторого дополнения (“прироста”) к ней, отвечающего чаяниям тех, кому в прежних условиях было тесно. Если бы это было так, то в новых условиях возможность жить лучше ни у кого не уменьшилась бы, а у части социальных субъектов — возросла. В действительности, становление новой общественной системы означает переход не просто к большей, а к качественно иной свободе, которая дает возможность одним группам повысить уровень своей свободы, другим — сохранить его на прежнем уровне, а третьих — обрекает на еще меньшую свободу, чем прежде. За новыми правами скрываются новые общественные отношения, новые ролевые ожидания, а вместе с ними и социальные нормы, в которых разные социальные субъекты заинтересованы не одинаково.
Одни группы могут приветствовать новые нормы или, по крайней мере, относиться к ним лояльно. Другие могут этих норм не разделять и либо вообще не следовать им, либо следовать вынужденно или “создавать видимость” такого следования. Причем в периоды кардинальных общественных преобразований межгрупповые различия в нормативных системах особенно возрастают: разные социальные группы имеют весьма различные представления о том, за какие правовые и моральные рамки не должны выходить взгляды и модели поведения других групп, равно как и их собственные. Увеличиваются и несоответствия между ценностными ориентациями индивидов и теми социальными нормами, которым они вынуждены следовать.
В результате те или иные декларированные или, напротив, вытесняемые права и свободы, могут быть важны для одних социальных субъектов и не важны — для других. Желаемая (или актуальная) правовая свобода — это правовые возможности (как в выборе целей, так и средств их достижения), которые хотели бы иметь социальные субъекты с тем или иным социальным статусом, объективными и субъективными характеристиками. В центре внимания здесь — пространство актуального (значимого) выбора, которое образуется, с одной стороны, актуальными правами и свободами из числа декларированных, а с другой, — актуальными, но ныне не провозглашаемыми (пока или уже) правами. Несоответствие между декларированной и желаемой (актуальной) свободой в период перехода от одной социально-экономической системы к другой особенно велико: новые права и свободы остаются невостребованными со стороны весьма многочисленных групп, в то время как многим недостает прежних прав и свобод.
Поскольку в смысловых образах желаемой институционально-правовой свободы в городе и селе имеются большие различия, рассмотрим их по отдельности, начав со второго, как более проблемного.
Желаемая институционально-правовая свобода в селе особенно сильно расходится с декларированной институционально-правовой свободой. Так, весьма многочисленная часть опрошенных нами жителей сибирских сел (42%) утверждает, что их вполне устраивали прежние права, и никакие из новых прав им не нужны. Отношение этой части селян к декларированным в ходе реформ правам либо равнодушное, либо враждебное. Взятое в отдельности ни одно из провозглашенных в ходе реформ прав — будь то социально-экономическое, политическое или социально-территориальное, — пока не является значимым для большинства сельского населения. Максимальная поддержка составляет 29% опрошенных (возможность приватизировать жилье), но чаще всего она не превышает 20%.
Центральное место в системе новых значимых прав занимают права, расширяющие экономическую свободу. Во-первых, они назывались чаще других, в том числе и не дополняясь другими: в общей сложности на одно или несколько значимых социально-экономических прав указали 52%. А во-вторых, другие права и свободы (политические и территориальные) назывались, как правило, лишь в сочетании со свободой экономической. Помимо возможности приватизировать квартиру, приобрести и иметь в личной собственности жилье, среди названных социально-экономических прав — возможность создать свое дело и вести его на свой страх и риск (19%), право частной собственности на землю (19%) и другие средства производства (8%), право работать в нескольких местах без разрешений с места основной работы (15%), право самому решать, работать или не работать (15%), право производителей самим определять объемы производства, цены на продукцию, размеры заработной платы (12%).
Социально-политические права и свободы в общей сложности назвали 35%. Свободу выражать свои взгляды по любым вопросам, отстаивать свои убеждения находят важной 25%, право на достоверную информацию о состоянии дел в стране — 23%, право на забастовку, митинги, акции протеста -11%, а право свободного вступления в разные партии, объединения, союзы представляется значимым лишь 6%. На свободу передвижения в итоге указали 26%. Среди них — свобода выбора места жительства и перемещений по территории страны (21%), возможность уехать из страны и беспрепятственно вернуться (16%), либо как то, так и другое одновременно.
Итак, хотя сельские жители придают тем или иным новым правам существенно разную значимость, пока ни одно из них не привлекает большинства. Многочисленным группам провозглашенные в ходе реформ права сегодня представляются либо неважными и ненужными, либо непонятными и далекими (“не понимаю я в этом ничего!”).
А каких прав в реальности сегодня сельским жителям недостает? Только 5% опрошенных признали, что сегодня им вполне хватает имеющихся прав и свобод. Остальным же недостает, в первую очередь того, что они уже имели в прежних условиях, когда преобладала свобода “административно-командная”.
На первом месте — право на своевременность получения заработной платы, пенсий, пособий (66%). Если пенсии в период проведения опроса выплачивались, как правило, своевременно, то задержки с выплатой заработной платы и детских пособий составляли в разных хозяйствах обследованного района от полугода до 2-3 лет. Наличные деньги имелись лишь в семьях, где были пенсионеры или работники бюджетной сферы, хотя последние также получали зарплату несвоевременно. На втором месте — право покупки товаров по стабильным ценам, устанавливаемым государством (63%), а также гарантированное право на труд и отсутствие угрозы безработицы (54% респондентов трудоспособного возраста). Среди других утраченных прав лидируют: гарантированный государством доход, обеспечивающий достойный уровень жизни (45%) или хотя бы прожиточный минимум (33%), право на личную безопасность (31%) и др.
Какие же права в этих условиях являются более предпочтительными — “административно-командные” или “рыночные, демократические”? Готовы ли сельские жители сегодня отказаться от каких-либо новых, провозглашенных в ходе реформ прав ради возвращения утраченных: гарантированной занятости, относительно невысокого, но стабильного заработка и уверенности в завтрашнем дне, какая была до реформ? И если да, то от чего именно они готовы отказаться, а от чего нет?
Почти половина (49%) сельских жителей в настоящее время готова отказаться от всех новых прав. Как и следовало ожидать, большую часть этой группы (34% от общего числа опрошенных) составляют те, кого с самого начала вполне устраивали прежние права. Новые права не были им нужны, поэтому “отказ” от них не случаен. Остальные же представители этой группы (15%), хотя и признают важность ряда новых прав, но на фоне утраты старых все же предпочли бы новыми поступиться. Промежуточное положение занимает группа выразивших готовность отказаться лишь от части, но не от всех значимых для них прав, провозглашенных в ходе реформ (13%).
В противовес им примерно третья часть (32%) респондентов либо не согласна отказаться ни от каких новых прав (9%), либо, хотя и готова “принести в жертву” какие-либо права, но не те, которые для нее важны и актуальны (23%). Иными словами, представители этой группы не хотят отказываться от тех новых прав, которые находят важными для себя.
Остальные 7% респондентов затруднились ответить на этот вопрос, мотивируя это либо тем, что не видят этих новых прав и свобод (“не знаю, нет прав”, “не поймешь, от чего отказываться: сегодня говорят одно, завтра — другое”, “не от чего отказываться-то”), либо невозможностью сделать выбор (“ничего хорошего не было ни тогда, ни сейчас”, “разницы нет”).
От каких же важных для себя новых прав сельские жители все же были бы готовы отказаться ради возвращения старых прав? На первом месте — право на забастовки, митинги, акции протеста, а также право самостоятельно выбирать, работать или не работать. Этими правами готовы поступиться соответственно 44 и 43% тех, кто в принципе находит эти права важными. На сегодняшний день ими воспользовались лишь 3-4% респондентов. В условиях отсутствия выбора мест работы, удаленности от городов и других сел, плохой транспортной доступности и т.д. опрошенные гораздо чаще предпочитают не портить отношения с руководством, чтобы не потерять работу (30%), чем прибегать к активным протестным действиям по отстаиванию своих прав.
На втором месте — право приватизировать квартиру, приобрести и иметь в личной собственности жилье (40% из числа ранее назвавших это право важным). Многие из них, напомним, уже столкнулись с проблемой ремонта приватизированного жилья и отстраненной позицией ранее помогавшего стройматериалами хозяйства (предприятия). На третьем месте — право работать в нескольких местах без разрешений с места основной работы (38%), а также право производителей самостоятельно определять объемы производства, цены на продукцию, размеры заработной платы (36%). Далее идет право частной собственности на землю (31% из числа назвавших это право важным), свобода выражать свои взгляды по любым вопросам, отстаивать свои убеждения (29%) и право на достоверную информацию о состоянии дел в стране (29%) и др. Примечательно, что от возможности создать свое дело и вести его на свой страх и риск готовы отказаться только 14% тех, кому это право представляется важным.
Итак, актуальность новых прав в сравнении с “административно-командными” оказалась еще меньше, чем первоначально заявлялось. В результате половина сельских жителей в настоящее время отдает “административно-командной” свободе безусловное предпочтение, 12% — убежденные сторонники новой свободы, примерно третья часть — надеется соединить преимущества старой и новой институционально-правовой свободы (что-то обрести, ничего не потеряв), что, разумеется, не всегда возможно. В ближайшее время, по-видимому, именно от этой группы будет зависеть судьба реформ на селе: с изменением своего положения они могут пополнить ряды как противников, так и последовательных сторонников рынка. Достаточно многочисленные группы респондентов сегодня уже не готовы отказаться от части провозглашенных в ходе реформ прав, даже если пока они не смогли их реализовать. Эта группа была бы еще больше, если бы соблюдались те из старых прав, которые, сами по себе, не противоречат новым (в первую очередь, право на своевременную выплату заработной платы, медицинскую помощь и др.).
Так или иначе, образ желаемой для абсолютного большинства сельского населения институционально-правовой свободы сегодня предстает “двуглавым”: он состоит из 1) прежней (“административно-командной”) и 2) новой свободы, но такой, при которой предоставленное в ходе реформ расширение свободы экономической, политической и территориальной сочеталось бы с более сильной ролью государства (в экономике, в сфере защиты прав и интересов как слабых, так и сильных групп и др.).
Желаемая институционально-правовая свобода в городе. Жители крупного города демонстрируют более высокую заинтересованность в новых правах. Только 11% из них указали, что их вполне устраивали прежние права и никакие из новых прав им не нужны. Другое отличие горожан — гораздо большая доля сторонников всех провозглашенных в ходе реформ прав. Правда, 50%-ный барьер преодолело только право приватизировать квартиру, приобрести и иметь в личной собственности жилье (58%), которое занимало первое место и в селе (29%).
Ведущая роль социально-экономических прав поддерживается положительным откликом на право работать в нескольких местах без разрешения с места основной работы (42%), которое в городе — с его многообразием рабочих мест — намного актуальнее, чем в селе. Более трети (36%) находят важным право создать собственное дело и вести его на свой страх и риск. Среди немаловажных для горожан оказались и другие социально-экономические права: частной собственности на землю (29%) и на другие средства производства (17%), самостоятельного решения работать или не работать (26%), право производителей самим определять объемы производства, цены на продукцию, размеры заработной платы (22%). 28% сочли важным право на хорошую медицинскую помощь за счет развития платной медицины, а 10% — право получить образование за деньги, на контрактной основе (в сельском массиве таких подсказок не было). В целом, на одно или несколько важных для себя новых социально-экономических прав указало 87% респондентов.
Социально-политические права существенно отстают от социально-экономических по числу своих активных сторонников в городе, как и в селе, но и их в общей сложности назвали 58% респондентов. Лидирующее место занимает право на достоверную информацию о состоянии дел в стране (41%) и свобода выражать свои взгляды по любым вопросам, отстаивать свои убеждения (39%). По доле сторонников права на забастовку, митинги, акции протеста город и село практически совпадают (13 и 11% соответственно). А право свободного вступления в разные партии, объединения, союзы, движения в городе, как и в селе, занимает самую нижнюю позицию (10 и 6%).
Социально-территориальные права и свободы находят важными в общей сложности 52% респондентов: возможность уехать из страны и беспрепятственно вернуться – 38%, свободу выбора места жительства и перемещений по территории страны – 36%.
Политические и территориальные права редко выступали как самодостаточные (4%): как правило, они назывались в совокупности с правами социально-экономическими (16 и 12% соответственно), но чаще всего (39%) респонденты называли все три вида прав одновременно.
А каких же прав сегодня не хватает жителям крупного города? Городские жители по сравнению с сельскими демонстрируют не только более высокую заинтересованность в новых правах, но и не меньшую неудовлетворенность утерей (законной или незаконной) части прав. Первое место среди прав, которых им сегодня недостает, занимает, как и в селе, право на своевременность выплаты заработной платы и пособий (68%). Столь же важную роль городские жители отводят праву на гарантированный государством доход, обеспечивающий достойный уровень жизни (67%). В селе к этому праву обращалось в 1,5 раза меньше респондентов, видимо, из-за осознания его несбыточности. На втором месте (как и в селе, и примерно с той же частотой) – право на стабильные цены, устанавливаемые государством (59%) и гарантированная государством занятость, отсутствие угрозы безработицы (58%). К ним примыкает право на бесплатную медицинскую помощь, которое становится все более актуальным в связи с разрушением страховой медицины и обнищанием населения (55%). На третьем месте – право на защиту законных прав органами правопорядка и право на личную безопасность (51 и 50% соответственно). Столь же часто упоминается право на бесплатное образование (50%). Среди других “дефицитных” прав: гарантированный государством доход в размере прожиточного минимума (32% против 33% в селе), добровольность службы в Армии (27 против 17%), право на достоверную информацию о состоянии дел в стране, своем населенном пункте (23 против 16%). На самой нижней ступеньке в городе, как и в селе, право отзыва неугодного депутата (17 против 12%).
Согласны ли городские жители отказаться от каких-либо новых (провозглашенных в ходе реформ прав) взамен возвращения старых? В отличие от сельских жителей, горожане гораздо реже готовы поступится всеми новыми правами (13% против 49%). Самая же многочисленная группа (37%) не готова отказаться ни от каких новых прав. Другая отличительная особенность городских жителей – относительно невысокая доля согласных отказаться от того или иного права, которое ранее они назвали важным. Больше всего было тех, кто готов поступиться правом получения образования на контрактной основе (17,5% от числа тех, кто назвал это право важным). По-видимому, они полагают, что вместе со старыми правами вернется и право на бесплатное образование, и потребность в образовании на контрактной основе исчезнет сама собой. На это же, скорее всего, рассчитывают и готовые отказаться от права на хорошую медицинскую помощь за счет развития платной медицины (8% от числа назвавших это право важным). От права самому решать, работать или не работать, согласились отказаться 11% лиц, которым это право представляется, в принципе, важным. По всем остальным правам уровень отказов не превышает 5-7%. Примечательно, что если в селе отказ от протестных действий (забастовок, митингов, акций протеста и др.) опережает все другие отказы, то в городе он находится, напротив, на самом последнем месте: только 1% назвавших это право важным готовы им поступиться ради возвращения старых прав.
В целом в образе желаемой институционально-правовой свободы у горожан гораздо большее место, чем в селе, отводится новой социетальной свободе, но не такой, как сейчас. Абсолютное большинство респондентов (77%), выступая против возврата к жесткому государственному регулированию, тем не менее, считают, что государство должно активнее защищать провозглашенные им же права. И только 18% горожан (напомню, трудоспособного возраста) считают, что необходимо вернуться к той роли государства, что была до реформ, и выступают убежденными сторонниками “административно-командной” свободы.
* * *
Таким образом, в настоящее время новые права занимают важное место в образах желаемой гражданами институционально-правовой свободы. Однако, как в городе, так и в селе большие группы населения трудоспособного возраста по-прежнему остаются равнодушными к новым правам. В городе эта отчужденность менее заметна за счет “делающих погоду” двух прав: возможности приватизировать жилье и права работать в нескольких местах без разрешения с основной работы. Неактуальность провозглашенных в ходе реформ прав – серьезный барьер для их институционализации.
Тем не менее, и в городе, и в селе отмечается одна интересная закономерность: заинтересованность в тех или иных новых правах и нежелание от них отказываться взамен возвращения старых прав демонстрируют не только “восходящие” на оси индивидуальной свободы группы, но и группы “нисходящие”. Так, из общего числа “нисходящих” только 22% готовы поступиться всеми новыми правами, в то время как 14% не согласны отказаться ни от каких из них. Это свидетельствует о том, что круг сторонников тех или иных элементов новой институционально-правовой свободы не исчерпывается группой тех, чья индивидуальная свобода расширилась. Хотя, разумеется, в этой группе их большинство (77% ее представителей не готовы отказаться ни от каких новых прав). Тем не менее, различия между “восходящими” и “нисходящими” по среднему числу новых прав, которые они находят важными, не так велико, как можно было бы ожидать, если принять во внимание противоположную динамику их индивидуальных свобод за годы реформ (5.7 и 4.2 соответственно).
Это дает основание предположить, что не все из провозглашенных и значимых прав сегодня уже реализованы и доступны тем или иным группам. Иными словами, можно полагать, что за годы реформ сложилось существенное несоответствие между провозглашенной и желаемой институционально-правовой свободой, с одной стороны, и возможной (доступной) свободой, с другой.