2. Основные теоретические положения: резюме
.2. Основные теоретические положения: резюме
В заключение соберу воедино каркас той теоретической концепции, которая была положена в основу социологического анализа закономерностей и перспектив трансформации свободы в меняющемся обществе. Ибо она, во-первых, наиболее точно характеризует особенности социологической перспективы изучения феномена свободы, ее возможности и ограничения по сравнению с другими перспективами (философской, экономической, психологической и др.). А во-вторых, дает целостное знание о наиболее существенных социальных связях и закономерностях изменения свободы в кардинально меняющихся условиях, т.е. развивает социологическую теорию трансформации свободы.
1. Предлагаемая “версия” социологического видения свободы базировалась, во-первых, на том, что начатые общественные преобразования по-разному сказались на уровне свободы разных социальных групп. Прежде всего потому, что каждая социальная группа, занимая определенные позиции в социальной структуре общества, может включиться и включается (желают или не желают того ее представители) в ограниченные социальные отношения. Разные группы существенно различаются возможностями влиять на вновь провозглашаемые права (отношения), шансами воспользоваться ими, объемом необходимых для этого усилий (затрат, потерь), способностями к рефлексии, доступом к информации и пр.
А во-вторых, на том, — и это положение подчеркивалось особо, — что в данном обществе и в данный момент времени у разных социальных субъектов имеется свой образ индивидуальной свободы, свои жизненно важные цели и ценности, свои представления о допустимых способах и благоприятных условиях их достижения (независимо от того, прогрессивно ли это с чьей-то точки зрения или нет). И тот или иной тип социетальной свободы — будь то свобода “административно-командная” или “рыночная демократическая” — индивиды оценивают прежде всего как средство реализации своей личной свободы.
Поэтому в социологическом исследовании проблемы свободы в меняющемся обществе различались, как минимум, три разных аспекта: (1) условия и составные части индивидуальной свободы (в том смысле, какой в нее вкладывают разные группы в данный момент); (2) условия и составные части социетальной свободы, которая в наибольшей мере способствовала бы увеличению индивидуальной свободы разных групп (т.е. доминирующий образ желаемой социетальной свободы); (3) востребованную и реализуемую в ходе самостоятельных социальных действий (адаптационных и неадаптационных, добровольных и вынужденных) институционально-правовую и неправовую свободу, которая по существу и олицетворяет собой реально формирующуюся в российском обществе социетальную свободу
2. Сущность теоретико-методологического подхода, разработанного для оценки современного трансформационного процесса в контексте свободы, в самых общих чертах состояла (1) в выделении двух “проекций” феномена свободы: внутренней (когда социальный субъект сам оценивает уровень и динамику своей свободы) и внешней (когда оценка динамики свободы социального субъекта делается исходя из изменений во внешней среде, независимо от того, осознает он их или нет, актуальны они для него в данный момент или нет); (2) в последующей интеграции внешних и внутренних аспектов свободы на трех основах: институционально-правовой, ценностно-деятельностной и стратитификационной.
Институционально-правовая ось “задает” новые правила игры – закрепленные в новых экономических и политических правах внешние рамки индивидуальной свободы и допускаемые способы ее увеличения (сохранения). Ценностно-деятельностная ось “отфильтровывает” из этих изменений в социетальной свободе только актуальные для каждого индивида (те изменения, которые в данный момент значимым образом сказываются на уровне индивидуальной свободы в том смысле, как он сам ее понимает), а также “сигнализирует” о готовности индивида действовать в этом направлении. Наконец, стратификационная ось объединяет индивидов в группы, различающиеся реализуемыми возможностями повысить (сохранить) индивидуальную свободу (как они сами ее понимают) при данных изменениях в социетальной свободе.
3. Эта интеграция позволила обозначить исходные концептуальные положения социологической теории трансформации свободы. Основные из них следующие:
(1) Социетальная и индивидуальная свободы, имея определенный уровень автономности друг от друга, в то же время находятся в тесном взаимодействии. Причем связь между двумя уровнями свободы может быть не только односторонней (“сверху –вниз”), но и двусторонней: индивидуальная свобода, испытывая на себе воздействие социетальной свободы, в свою очередь, может активно воздействовать на нее. В каждом обществе (или в одном обществе на разных этапах его развития) сила и характер взаимосвязи и автономности названных уровней свободы имеют свои особенности. То же самое относится и к разным группам одного и того же общества. Иными словами, социологическая модель трансформации свободы имеет многосубъектную проекцию.
(2) В периоды крупных общественных изменений реально складывающаяся социетальная свобода и ее взаимосвязь со свободой индивидуальной – неизвестная со многими переменными. Можно высказывать предположения о ее характеристиках, но обнаружить их можно только эмпирическим путем. Априори можно утверждать, что она будет неизбежно отличаться от провозглашенной институционально-правовой свободы. Не более. Поэтому у теории трансформации свободы в меняющемся обществе должен быть “эмпирический статус”.
(3) В социологическом предметном поле феномен свободы нельзя понять вне связи с основными социальными отношениями и институтами данного общества. Конкретные образы индивидуальной свободы, несмотря на все свое многообразие, в значительной степени отражают характер доминирующих в данном обществе социальных институтов, уровень развития экономической системы общества и др. Общественная система не только ограничивает, но одновременно и формирует индивидов, подавляя одни и развивая другие социальные качества. И пусть в прежние времена их индивидуальность подавлялась или ограничивалась, но сегодня они такие, какие есть. И оценивать динамику своей свободы социальные субъекты будут, именно, исходя из своей системы жизненных целей (ценностей), равно как и из изменений в возможностях и способах их реализации в новых условиях по сравнению со старыми.
(4) Говорить о свободе или несвободе индивида (группы) в каком-то конкретном отношении имеет смысл тогда и только тогда, когда это отношение (объективное или субъективное) действительно значимо для социального субъекта — либо само по себе, либо как средство достижения (сохранения) других жизненно важных целей, ценностей. Ибо если тот или иной элемент социальной реальности (отношение, норма, процесс и др.) для индивида (группы) НЕ значим, если он привык (научен) обходиться без него и не испытывает в нем никакой нужды, то говорить о его несвободе в данном конкретном отношении бессмысленно.
(5) Поскольку у разных индивидов (групп) имеются различные цели и ценности, а также неодинаковые возможности их реализации, то неизбежно будут различными конкретные смысловые образы желаемой ими индивидуальной свободы, равно как и ее динамика, ограничители и благоприятствующие факторы. Как показали обследования, у респондентов нет единого мнения даже по базовым признакам и ограничителям свободы.
(6) Важным свойством свободы в социологическом предметном поле является ее относительность в пространстве и во времени, динамичность. Социальный субъект оценивает ее уровень либо путем сравнения тех возможностей достижения своих целей и ценностей, которые он имел в момент времени “t”, с возможностями, имеющимися в момент времени “t+n” (где n>0, а оценка в момент “t+n” содержит не только элементы прошлого и настоящего, но и оценку будущего, своего или значимых других), либо путем сравнения своих возможностей в каждый момент времени с уровнем и динамикой возможностей других групп (или даже обществ), либо на основе динамического и социального (социетального) сравнения одновременно. Так как основная часть российского населения за рубежом пока не бывала и не могла ощутить на себе преимущества и недостатки обществ с рыночной экономикой и демократическими традициями, то практически точкой отсчета чаще всего выступает уровень свободы в дореформенный период.
(7) В основе реализуемой социологической модели лежит представление о человеке как существе преимущественно рациональном: он сам определяет, что для него важно в данный момент, а что нет; при каких условиях и какими способами он с меньшими препятствиями и усилиями (затратами) может достигнуть своих целей, а при каких – с большими и почему; что такое свобода и несвобода и пр. В отличие от психологии, социология не может проникнуть в глубины иррациональных импульсов и потому вынуждена ограничиться анализом целенаправленно и рационально обусловленного человеческого поведения. Именно в этом и состоит главная ограниченность реализуемого подхода, которая, впрочем, в периоды кардинальных социальных изменений смягчается целым рядом обстоятельств.
(8) В переходных, нестабильных обществах, особенно если они ставят перед собой задачу перехода к большему уровню свободы, ось свободы имеет все основания стать отдельной (пусть и зависимой, интегральной) осью социальной стратификации. На этой оси разные группы распределятся в зависимости от того, расширяются или сужаются их возможности (объективные и субъективные) жить так, как они считают для себя наиболее подходящим. Конкретный смысл этого “наиболее подходящего для себя” у разных субъектов может быть разным. Однако типы динамики возможностей его достижения во многом схожи, они легко иерархизируются, размещаясь на оси в пространстве “лучше — хуже”. Кроме того, поскольку в каждый момент времени в обществе имеется множество образов индивидуальной свободы, то для разных индивидов (групп) отдельные оси социальной стратификации обладают различной значимостью и нуждаются в индивидуальной оценке в контексте свободы-несвободы. Только в этом случае можно будет выявить воздействие социостратификационной динамики на уровень реальной социальной свободы, ее ограничители и благоприятствующие факторы.
Предлагаемый в рамках данной концепции теоретико-методологический подход кладет в основу стратификационного анализа феномен свободы-несвободы. Суть разработанного подхода в самых общих чертах состоит в том, что свобода выступает а) критерием отбора наиболее важных для данного субъекта статификационных осей, б) внешним измерителем движения индивидов на этих частных осях, в) интегральной переменной социальной стратификации, которая отражает совокупное воздействие изменения позиций субъекта сразу на всех значимых для него осях, иерархизированных им же самим, исходя из собственных жизненных целей и ценностей и динамики возможностей их реализации. Динамика позиций на традиционных осях социальной стратификации (экономической, управленческой, профессиональной, образовательной и др.) при этом оценивается по тому вкладу, который она вносит в осуществление желательного перемещения на интегральной оси.
4. Поскольку в современных условиях индивидуальная свобода трактуется большинством групп в социально-экономическом контексте, то ее расширение (сохранение) связывается с улучшением (сохранением) позиций прежде всего на социально-экономических осях. Что касается самостоятельных и независимых от властей социальных действий и состояний, то, воссоздавая свои образы индивидуальной свободы, индивиды чаще всего обходились без терминов “независимость” и “самостоятельность”. Последующий анализ социальной стратификации в контексте свободы показал, что это не было случайным: самостоятельность и независимость в большинстве случаев и здесь оказались вне области актуальной социальной свободы.
5. Разработанная (и верифицированная) экономико-социологическая концепция взаимосвязи индивидуальной (групповой) свободы с независимостью и самостоятельностью позволила установить, что в современном российском обществе эти связи более многообразны, чем допускает западная общественная и научная традиция. Независимость, как и самостоятельность, может быть 1) элементом свободы, 2) способом ее увеличения в данных условиях и обстоятельствах, 3) ограничителем свободы. Наше исследование подтвердило тот факт, что сегодня в большинстве случаев независимость и самостоятельность не рассматриваются ни как элементы индивидуальной свободы, ни как способы ее увеличения (сохранения). Их шансы интегрироваться со свободой возрастут только в том случае, если они будут содействовать улучшению позиций индивидов в значимом жизненном пространстве, в первую очередь, — социально-экономическом. Однако в современных условиях этого чаще всего не происходит.
6. На одну из главных причин несоответствия между этими феноменами указывает разработанная в ходе данного исследования частная концепция закономерностей трансформации и метаморфозы ограничителей свободы в переходном обществе. Построенная классификация современных ограничителей свободы учитывает как объективные, так и субъективные особенности переходного периода. Основные закономерности динамики ограничителей свободы на данном этапе следующие: 1) расширяется спектр ограничителей свободы; 2) изменяется их качественный состав; 3) меняется их относительная значимость, взаимная иерархизированность; 4) возрастают усилия большинства индивидов на преодоление этих ограничителей; 5) уменьшаются шансы многих социальных групп их преодолеть, увеличиваются различия в возможностях разных групп сделать это. Новые ограничители свободы оказались настолько сильными, что на их фоне у части индивидов произошла метаморфоза в восприятии административно-командных ограничителей: даже самые очевидные из них (дефицит, неоправданные привилегии власть имущих, малый выбор рабочих мест на селе и др.) “затмились”, перестали рассматриваться препонами дореформенной жизни. Оказалось также, что снижение уровня свободы на данном этапе реформирования в большом числе случаев усилено искусственно.
7. На типы социальных взаимодействий, которые скрываются за ограничителями индивидуальной свободы (и институционализируются под их “шапкой”), указывают две основные особенности их современной системы. Одна состоит в доминировании вертикальной составляющей, основанной (прямо или косвенно) на отношениях господства-подчинения, которые были базисными в “административно-командной” системе и, казалось, должны были отступить на второй план в ноли, отклонение от правовых норм также уже превращается в норму, активно проникая в институты социализации молодого поколения.
Кроме того, ролевая система нестабильного, меняющегося общества всегда некоторым образом предрасположена к развитию неправовой свободы. Во-первых, провозглашенные реформаторами права пока еще не отвечают интересам и потребностям массовых групп населения, лежат за пределами их жизненных целей, не актуальны для них, воспринимаются многими как несправедливые. Новые ролевые ожидания не соответствуют правовым и моральным нормам, которые разделяют многие индивиды. Поэтому новая институционально-правовая свобода для них нелегитимна, а отклонения от новых ролевых ожиданий не сказываются отрицательным образом ни на оценке индивидами самих себя, ни на оценке их “значимыми другими”. А во-вторых, в нестабильном обществе “не окрепли ролевые рамки” и для сторонников новой институционально-правовой свободы. Типичное для многих ролей поведение еще окончательно не оформилось, ослабился контроль за правильностью ролевого исполнения и др.
9. Анализ современного адаптационного процесса в контексте свободы выявил преобладание в его механизмах преимущественно вынужденных адаптаций над преимущественно добровольными, а в его результатах – преимущественно регрессивных (разрушительных) адаптаций (и неадаптированности) над преимущественно прогрессивными (созидательными) адаптациями.
Разные типы адаптантов придают разную значимость провозглашенным в ходе реформ правам. Однако в современных адаптациях к новым условиям степень использования этих повсеместно очень низка. Несоответствие между востребованными правами и другими уровнями социетальной свободы (декларированным, желаемым, возможным) в настоящее время мало сглаживается. Более того, в современном адаптационном процессе сложился целый ряд взаимосвязанных механизмов, которые работают на усиление рассогласования между разными уровнями социетальной свободы, препятствуя институционализации и интернализации новых прав. Основные из этих механизмов: поддержание отчуждения от новых прав, отложенный спрос на новые права, неправовая реализация новых прав, разочарование в новых правах из-за недопонимания их природы, воспроизводство “западных” прав на административно-командной основе.
В результате подтвердилась основная гипотеза исследования о том, что провозглашенное движение к западной институционально-правовой свободе и продвижение российского общества к более свободному (в том смысле, как понимают свободу большие группы его граждан) – два разных процесса, которые требуют разных условий и разного времени для своей реализации. Существенный разрыв между этими процессами сохранится в перспективе. Судя по тем отношениям, которые скрываются за новыми ролями (правами), продвижение к западной институционально-правовой свободе в действительности оказалось еще меньшим, чем можно было бы ожидать, исходя из изменений в ролевой карте российского общества. Так что сегодня Россия имеет даже меньше шансов продвинуться к западной институционально-правовой свободе, чем имела на пороге реформ.