ПЛАТОН

.

ПЛАТОН

Платон, афинянин, сын Аристона и Периктионы (или Потоны), которая вела свой род от Солона. А именно у Солона был брат Дропид, у того – сын Критий, у того – Каллесхр, у того – Критий (из Тридцати тиранов) и Главкон, у Главкона – Хармид и Периктиона, а у нее и Аристона – Платон – в шестом поколении от Солона. А Солон возводил свой род к Нелею и Посидону. Говорят, что и отец его происходил от Кодра и Меланфа, а Кодр и Меланф (по словам фрасила) – от Посидона.

Спевсипп (в книге под заглавием "Платонова тризна"), и Клеарх (в "Похвальном слове Платону"), и Анаксилаид (во II книге "О философах") пишут, что по Афинам ходил такой рассказ: когда Потона была в цвете юности, Аристон пытался овладеть ею, но безуспешно; и, прекратив свои попытки, он увидел образ Аполлона, после чего сохранял жену в чистоте, пока та не разрешилась младенцем.

Родился Платон в 88-ю олимпиаду, седьмого фаргелиона, в день, когда делосцы отмечают рождение Аполлона

Грамоте он учился у Дионисия, о котором упоминает в своих "Соперниках"

Рассказывают, что Сократу однажды приснился сон, будто он держал на коленях лебеденка, а тот вдруг покрылся перьями и взлетел с дивным криком: а на следующий день он встретил Платона и сказал, что это и есть его лебедь. Сперва Платон занимался философией (в Академии, затем в саду близ Колона)

Бог огня, поспеши: ты надобен нынче Платону!

И с этих пор (а было ему двадцать лет) стал он неизменным слушателем Сократа; после кончины Сократа примкнул к Кратилу, последователю Гераклита

оттуда – в Италию, к пифагорейцам, Филолаю и Евриту; оттуда – в Египет к вещателям (говорят, туда его сопровождал Еврипид)

Вода смывает все людское зло

и повторил за Гомером, что "все египтяне – врачи"

Воротившись в Афины, он поселился в Академии. Это гимнасий в роще за городскими стенами, получивший свое название от героя Гекадема, как пишет и Евполид в комедии "Невоеннообязанные":

У Гекадема-бога средь тенистых троп...

Также и Тимон, говоря о Платоне, пишет:

Был Широчайший водителем всех – речистых глашатай,

Сладкоголосый, подобно цикадам, которые в роще

У Гекадема поют, испуская лилейные звуки.

"Гекадемией" (через "Ге") назывался прежде и сам гимнасий.

Был наш философ дружен и с Исократом; Праксифан описывает, как они разговаривали о поэтах, когда Исократ приехал в гости к Платону в его имение.

В походах он участвовал трижды (говорит Аристоксен): один раз – на Танагру, другой – на Коринф, третий – к Делию, где весьма отличился.

Он соединил учения Гераклита, Пифагора и Сократа: о чувственно воспринимаемом он рассуждал по Гераклиту, об умопостигаемом – по Пифагору, а об общественном – по Сократу. Диону в Сицилии он поручил купить у Филолая три пифагорейские книги за сто мин (так говорит Сатир и некоторые другие) – достатком для этого он располагал, потому что от Дионисия он получил более 80 талантов (о чем пишет и Онетор в книге под заглавием "Наживаться ли мудрецу?").

Многим он воспользовался и у Эпихарма, сочинителя комедий, переписав у него немалые части, – так утверждает Алким в четырех книгах "К Аминту"

– Но ведь боги были вечно, ни на миг не отсутствуя,

Всё всегда таково, как ныне, одним и тем же держится!

– Что же, молвят, будто Хаос первым возник из всех богов?

– Вздор! ведь и не из чего было возникнуть первовозникшему!

– Значит, первого не было вовсе?

– И второго не было!

Все, о чем мы здесь толкуем, спокон веку таково!...

... – Ну а если к четному числу или нечетному

Мы прибавим или отнимем единичку-камушек, –

Разве число останется тем же?

– Ясно, что изменится.

– Ну а если к мерке в локоть мы прибавим хоть чуть-чуть

Или хоть чуть-чуть отнимем из того, что было в ней, –

Разве она останется прежней?

– Нет, никоим образом.

– Меж людьми мы видим то же: толстеет один, худеет другой.

Так все время, так все время люди изменяются.

А то, что меняется по природе, не застывая ни на миг,

Непременно будет отличным от неизмененного.

Вчера мы – одни, сегодня – другие, завтра будем третьими,

Но никогда не одни и те же – уж таков порядок вещей.

Далее Алким пишет так: "Мудрецы говорят, что душа одни вещи воспринимает посредством тела – например, зрением или слухом, а другие улавливает сама по себе, без посредства тела: поэтому одни существующие предметы чувственно воспринимаемы, а другие – умопостигаемы. Оттого и Платон говорит

– Скажи, игра на флейте – это дело?

– Да.

– Игра на флейте – это человек?

– О, нет.

– Ну а флейтист – он кто такой, по-твоему? Он человек?

– Ну да.

– Тогда попробуй-ка

И о добре судить таким же образом.

Добро само есть дело: кто учен добру,

Сам делается добрым в силу этого –

Как и флейтист есть тот, кто флейте выучен,

Плясун – кто пляске, венцеплет – венки плести,

Какое ремесло бы ни усвоил ты –

Не ремесло ты все же, а ремесленник.

Платон в своем учении об идеях говорит так

Любезный! Нет на всех единой мудрости,

Но есть во всем живом свое понятие.

Взгляни, прошу, попристальней на курицу –

Она цыплят живыми не родит на свет,

Но греет их, пока не оживут они.

Одной природе эта мудрость ведома:

Она сама же у себя же учится.

И еще:

Такой наш разговор не удивителен –

Всегда себе мы сами очень нравимся

И кажемся красавцами – не так же ли

Осел ослу, свинья свинье и бык быку

И пес другому псу прекрасным кажется?

Все это и иное подобное твердит Алким на протяжении четырех книг, указывая, сколько полезного почерпнул из Эпихарма Платон. Да и сам Эпихарм сознавал свою мудрость – это понятно из следующих строк, где он предвещает себе соревнователя:

Так я думаю, и это ясно мне доподлинно,

Что слова мои кому-то в будущем припомнятся:

Он возьмет, освободит их от размера строгого,

Облечет их в багряницу, пестрой речью шитую,

И пред ним, непобедимым, лягут победимые.

Как кажется, Платон первым привез в Афины также и книги мимографа Софрона и подражал ему в изображении характеров

В Сицилию он плавал трижды. В первый раз – затем, чтобы посмотреть на остров и на вулканы; тиран Дионисий, сын Гермократа, заставил его жить при себе, но Платон его оскорбил своими рассуждениями о тиранической власти, сказав, что не все то к лучшему, что на пользу лишь тирану, если тиран не отличается добродетелью. "Ты болтаешь, как старик", – в гневе сказал ему Дионисий; "А ты как тиран", – ответил Платон. Разгневанный тиран хотел поначалу его казнить, но Дион и Аристомен отговорили его, и он выдал Платона спартанцу Поллиду, как раз в это время прибывшему с посольством, чтобы тот продал философа в рабство.

Поллид увез его на Эгину и вывел на продажу. Хармандр, сын Хармандрида, тотчас обвинил его в смертном преступлении против эгинского закона, по которому первый афинянин, ступивший на их остров, подлежит казни без суда

Во второй раз он ездил к Дионисию Младшему просить о земле и людях, чтобы жить по законам его Государства. Дионисий обещал, но не дал. Некоторые пишут, что он при этом попал было в беду, оттого что побуждал Диона и Феодота к освобождению острова; но пифагореец Архит в письме к Дионисию добился для него прощения и свободного возвращения в Афины. Вот это письмо

"Архит Дионисию желает доброго здоровья. Все мы, любя Платона, посылаем к тебе Ламиска и Фотида с товарищами, чтобы увезти его от тебя по нашему прежнему соглашению. Мы советуем тебе припомнить, с какою настойчивостью ты всех нас убеждал устроить его приезд и позаботиться о его безопасности здесь и на обратном пути, равно как и о многом ином. Припомни также, что прибытие его ты почитал за честь, что любил ты его потом, как никого другого. И поэтому, если что у вас не заладилось, останься человеком и верни его нам невредимого. Этим ты сделаешь справедливое дело и обяжешь нас благодарностью".

В третий раз он ездил с тем, чтобы примирить Диона с Дионисием; но это ему не удалось, и он воротился восвояси ни с чем. И более он государственными делами не занимался, хоть из сочинений его и видно, что он был государственный человек. Дело в том, что народ уже свыкся с совсем иными государственными установлениями. Когда аркадяне и фиванцы основывали Мегалополь, они пригласили его в законодатели; но, поняв, что блюсти равенство они не согласны, он отказался. (Об этом пишет Памфила в XXV книге "Записок".) Говорят также, что он один заступился за военачальника Хабрия, когда тому грозила смерть

Он первый ввел в рассуждение вопросы и ответы (как пишет Фаворин в "Разнообразном повествовании"). Он первый подсказал Леодаманту Фасосскому аналитический способ исследования. Он первый употребил в философии такие понятия, как "противостояние", "основа", "диалектика", "качество", "продолговатое число", "открытая плоскость граней", "божественное провидение". Он первый из философов дал ответ на речь Лисия, сына Кефала, которую изложил слово за слово в своем "Федре"

Когда он шел в Олимпию (рассказывает Неанф Кизикский), все эллины смотрели только на него; это было, когда он встретился с Дионом, замышлявшим поход на Дионисия. И даже.перс Митридат (как сообщается в I книге "Записок" Фаворина) воздвиг в Академии статую Платона с надписью: "Митридат персидский, сын Родобата, посвящает Музам этот образ Платона, работу Силаниона"

Гераклид говорит, что в юности он был так стыдлив и вел себя так сдержанно, что никто не видел, чтобы он смеялся в голос. Но и его тем не менее не оставили своими насмешками сочинители комедий. Так, Феопомп пишет в "Гедихаре":

– И ни одно не есть одно,

Ни два не есть одно – как говорит Платон.

Анаксандрид в "Тесее":

– Оливы ел по образцу Платонову.

Тимон пересмеивал его имя:

Так и Платон распластал пестро заплетенные чуда

Алексид пишет в "Меропиде":

– Ты вовремя пришел. Уже я выдохся:

Хожу я взад-вперед, Платону следуя,

Все ноги стер, но ничего не выдумал.

И в "Анкилионе":

– Пустое! За Платоном вслед побегай-ка –

Познаешь суть и в чесноке и в щелоке.

Амфий – в "Амфикрате":

– Какого там добра ты удостоился, –

О том, хозяин, знаю я не более,

Чем о добре Платоновом.

– Так выслушай!

И в "Дексидемиде":

– Ах, Платон, Платон,

Ведь только ты и знаешь, что угрюмиться

И брови гнуть, улитки наподобие.

Кратин в "Лжеподкидыше":

– Ты – человек, а значит, есть душа в тебе.

– Платон свидетель, я того не ведаю,

А лишь предполагаю.

Алексид в "Олимпиодоре":

– Плоть смертная иссохшим прахом сделалась,

И в воздух возлетела часть бессмертная.

– Твердишь урок Платона?..

И в "Парасите":

– Наедине с Платоном празднословить ли...

Насмехается над ним и Анаксилай в "Виноградаре", в "Цирцее" и в "Богачках".

Аристипп в IV книге "О роскоши древних" уверяет, что он был влюблен в некоего мальчика Астера, который обучался астрономии, а также в вышеназванного Диона, а также, по утверждению некоторых, и в Федра. Любовь эта явствует из нижеследующих эпиграмм, которые он будто бы написал о них:

Смотришь на звезды. Звезда ты моя! О, если бы стал я

Небом, чтоб мог на тебя множеством глаз я смотреть!

И еще:

Прежде звездою рассветной светил ты, Астер мой, живущим;

Мертвым ты, мертвый, теперь светишь закатной звездой

А о Дионе так:

Древней Гекубе, а с нею и всем о ту пору рожденным

Женам троянским в удел слезы послала судьба.

Ты же, Дион, победно свершивший великое дело,

Много утех получил в жизни от щедрых богов.

В тучной отчизне своей, осененный почетом сограждан,

Ты почиваешь, Дион, сердцем владея моим

Говорят, эти стихи и в самом деле начертаны на его гробнице в Сиракузах.

А о любви своей к Алексиду и (как было сказано) к Федру он сложил такие стихи:

Стоило только лишь мне назвать Алексида красавцем.

Как уж прохода ему нет от бесчисленных глаз.

Да, неразумно собакам показывать кость! Пожалею

Позже: не так ли я встарь Федра навек потерял?

Говорят, он имел любовницей Археанассу, о которой написал так:

Археанасса со мной, колофонского рода гетера, –

Даже морщины ее жаркой любовью горят.

Ах, злополучные те, что на первой стезе повстречали

Юность подруги моей! Что это был за пожар!

А вот стихи его к Агафону:

Душу свою на устах я имел, Агафона целуя,

Словно стремилась она переселиться в него.

Вот и другие:

Я тебе яблоко бросил. Подняв его, если готова

Ты полюбить меня, в дар девственность мне принеси.

Если же нет, то все же возьми себе яблоко это,

Только подумай над ним, как наша юность кратка.

И еще другое:

Яблоко я, а бросил меня полюбивший Ксантиппу.

Что же, Ксантипна, кивни! Вянешь и ты ведь, как я

Говорят, ему принадлежит и надпись пленным эретрийцам:

Мы, эретрийцы, евбейское племя, лежим на чужбине,

Около Суз, от родной так далеко стороны!

И такие стихи:

Музам Киприда грозила: "О девушки! Чтите Киприду,

Или Эрота на вас, вооружив, я пошлю!"

Музы Киприде в ответ: "Аресу рассказывай сказки!

К нам этот твой мальчуган не прилетит никогда".

И такие:

Золото некто нашел, обронивши при этом веревку.

Тот, кто его потерял, смог себе петлю связать

Молон недолюбливал Платона и говорил: "Удивительно не то, что Дионисий оказался в Коринфе

Также и Антисфен, говорят, собираясь однажды читать вслух написанное им, пригласил Платона послушать: тот спросил, о чем чтение, и Антисфен ответил: "О невозможности противоречия". "Как же ты сумел об этом написать?" – спросил Платон, давая понять, что Антисфен-то и противоречит сам себе; после этого Антисфен написал против Платона диалог под заглавием "Сафон", и с этих пор они держались друг с другом как чужие.

Сам Сократ, говорят, послушав, как Платон читал "Лисия", воскликнул: "Клянусь Гераклом! сколько же навыдумал на меня этот юнец!" – ибо Платон написал много такого, чего Сократ вовсе не говорил.

Враждовал Платон и с Аристиппом. Так, в диалоге "О душе"

Ревновал он и к Эсхину за его добрую славу при Дионисии; и когда Эсхин приехал, то Платон к его бедности отнесся свысока, а Аристипп помог. Он вложил в уста Критону те доводы, которыми Сократа в тюрьме уговаривал бежать, – а принадлежат они (говорит Идоменей) Эсхину, и лишь по своей неприязни к нему Платон приписал их Критону

А о себе Платон не упоминает нигде в своих сочинениях, кроме как в "Апологии" и в диалоге "О душе"

Аристотель говорит, что образ речи Платона – средний между поэзией и прозой. Аристотель один дослушал Платона до конца, когда тот читал диалог "О душе", а остальные слушатели все уже разошлись (об этом пишет в одном месте Фаворин). Филипп Опунтский, по некоторым известиям, переписал с восковых дощечек его "Законы", и он же, говорят, сочинил к ним "Послезаконие". Начало "Государства" было найдено записанным на много ладов (сообщают Евфорион и Панэтий). Это "Государство", по уверению Аристоксена, почти все входит в состав "Противоречий" Протагора

Говорят, Платон увидел одного человека за игрой в кости и стал его корить. "Это же мелочь", – ответил тот. "Но привычка не мелочь", – возразил Платон.

На вопрос, будут ли писать о нем в записках, как о его предшественниках, он отвечал: "Было бы доброе имя, а записок найдется довольно".

Однажды, когда к нему вошел Ксенократ, Платон попросил его выпороть раба: сам он не мог это сделать, потому что был в гневе. А какому-то из рабов он и сам сказал: "Не будь я в гневе, право, я бы тебя выпорол!"

Сев на коня, он тотчас поспешил сойти, чтобы не поддаться (так сказал он) всаднической гордыне. Пьяным он советовал смотреться в зеркало, чтобы отвратиться от своего безобразия. Допьяна, говорил он, нигде не следует пить, кроме как на празднествах бога – подателя вина. Сон без меры тоже ему претил. Недаром он пишет в "Законах": "Ни на что не годен спящий"

"Слаще всего, – говорил он, – слышать истину". (А другие передают: "говорить истину".) Об истине пишет он и в "Законах": "О чужеземец, истина прекрасна и незыблема, однако думается, что внушить ее нелегко"

Желанием его было оставить по себе память в друзьях или в книгах. Сам же он по большей части сторонился людей, как о том сообщают некоторые.

Скончался он, как мы уже описывали, на тринадцатом году царствования Филиппа (как пишет Фаворин в III книге "Записок") и был удостоен от царя почетом (как пишет Феопомп). Впрочем, Мирониан в "Сравнениях" говорит, что у Филона упоминаются пословицы о Платоновых вшах, словно он умер от вшей

"Платон оставляет и завещает следующее имущество. Имение в Ифистиадах, к северу до дороги в Кефисийский храм, к югу до храма Геракла в Ифистиадах, к востоку до земли Архестрата Фреаррийского, к западу до земли Филиппа Холлидского; это имение никому не продавать и не отчуждать, а владеть им отроку Адиманту по мере его сил. Имение в Иресидах, что куплено у Каллимаха, к северу до земли Евримедонта Мирринунтского, к югу до Демострата Ксипетейского, к востоку до Евримедонта Мирринунтского, к западу до реки Кефиса. Денег – три мины. Чашу серебряную весом 165 драхм, чашу малую в 45 драхм, перстень золотой и серьгу золотую весом вместе 4 драхмы 3 обола

Таково его завещание. А на гробнице его начертаны такие надписи. Первая:

Знанием меры и праведным нравом отличный меж смертных,

Оный божественный муж здесь погребен Аристокл.

Если кому из людей достижима великая мудрость,

Этому – более всех: зависть – ничто перед ним.

Вторая:

В лоне глубоком земля сокрыла останки Платона,

Дух же бессмертный его в сонме блаженных живет.

Сын Аристона, ты знал прозренье божественной жизни,

И меж достойнейших чтим в ближней и дальней земле.

И третья, позднейшая:

– Кто ты, орел, восседящий на этой гробнице, и что ты

Пламенный взор устремил к звездным чертогам богов.

– Образ Платоновой я души, воспарившей к Олимпу,

Тело земное свое бросив в афинской земле

Есть и у нас стихи о нем такого содержания:

Если бы Феб не судил Платону родиться в Элладе,

Кто и когда бы изрек слово к целению душ?

Нам исцеляет тела Асклепий, от Феба рожденный,

Но для бессмертной души ты лишь целитель, Платон.

И другие о его кончине:

Фебом на благо людей рождены и Платон и Асклепий:

Тот – целителем душ, этот – целителем тел.

Брачный покинувши пир, взошел он к тому Государству,

Коему сам начертал место у Зевсовых ног

Таковы эти надписи.

Ученики его – Спевсипп Афинский, Ксенократ Хал-кедонский, Аристотель Стагирит, Филипп Опунтский, Гестией Перинфский, Дион Сиракузский, Амикл Гераклей-ский, Эраст и Кориск Скепсийские, Тимолай Кизикский, Евеон Лампсакский, Пифон и Гераклид Эносские, Гиппофал и Каллипп Афинские, Деметрий Амфипольский, Гераклид Понтийский и многие другие, в том числе и женщины – Ласфения из Мантинеи и Аксиофея из Флиунта, которая даже одевалась по-мужски (как говорит Дикеарх). Некоторые причисляют к его слушателям и Феофраста; Хамелеон – оратора Гиперида и Ликурга (то же сообщает и Полемон); а Сабин (ссылаясь на IV книгу "Пособий к упражнениям" Мнесистрата Фасосского) – даже Демосфена, и это похоже на правду

*   *   *

А теперь для тебя, истинной любительницы Платона

Первым сочинять диалоги стал, говорят, Зенон Элейский; а по Аристотелю – Алексамен Стирийский или Теосский (по свидетельству в "Записках" Фаворина, об этом говорится в I книге "О поэтах"). Мне же кажется, что Платон, который довел этот род до совершенства, по праву может почитаться здесь первым как в красоте, так и в изобретательности.

Диалог есть речь, состоящая из вопросов и ответов, о предмете философском или государственном, соблюдающая верность выведенных характеров и отделку речи. Диалектика же есть искусство доводов, служащее утверждению или опровержению в вопросах и ответах собеседников.

Платоновский диалог имеет два самых общих вида: наставительный (hyphegeticos) и исследовательный (zeteticos). Наставительный в свою очередь разделяется на два вида: теоретический и практический; теоретический разделяется на физический и логический, а практический – на этический и политический. Исследовательный же в свою очередь разделяется на два вида: упражнительный и состязательный; упражнительный разделяется на повивальный

К физическому роду диалогов принадлежит "Тимей"; к логическому роду – "Политик", "Кратил", "Парменид", "Софист"; к этическому – "Апология", "Критон", "Федон", "Федр", "Пир", равно как "Менексен", "Клитофонт", письма "Филеб", "Гиппарх", "Соперники"; к политическому – "Государство", "Законы", "Минос", "Послезаконие", "Атлантида"

Далее, существует немалый спор: одни утверждают, что Платон – философ догматический, а другие – что нет. Рассмотрим теперь и это.

Догматик есть тот, кто полагает догмы, как законодатель есть тот, кто издает законы. Догма же есть название двоякое: и то, что мнимо, и само о том мнение. То, что мнимо, есть данное, само же мнение есть предположение.

Так вот, Платон о вещах, им постигнутых, раскрывает свое мнение и оспаривает ложные, а о вещах, ему неясных, воздерживается от суждения. Раскрывает свои мнения он через четырех лиц: Сократа, Тимея, афинского гостя и элейского гостя

Строя доказательства, он по большей части пользуется способом индукции. Способ этот не единый, а двоякий. Индукция есть рассуждение, выводящее должным образом из некоторых истин новую подобную истину. Индукция имеет два вида: один – по противоположности (cat' enantiosin), другой – по следствию (еc tes acolouthias).

Индукция по противоположности – это способ, при котором всякий ответ на вопрос будет противоположным. Например: "Мой отец – это то же, что твой отец, или не то же? Если твой отец – не то же, что мой отец, стало быть, твой отец – не то же, что отец; стало быть, он – не отец. Если же твой отец – то же, что мой отец, стало быть, твой отец есть мой отец". Или так: "Если человек – не живое существо, то он или дерево или камень. Но он не дерево и не камень, ибо одушевлен и способен к самостоятельному движению; стало быть, он – живое существо. Но если он – живое существо, а собака и бык – тоже живые существа, то и человек, будучи живым существом, есть и собака и бык". Этот способ индукции по противоположности и по борьбе употреблялся Платоном не для изложения догм, а для оспаривания.

Индукция по следствию имеет два вида: один разрешает частные вопросы, идя от частного, другой – идя от общего через частное. Первый вид – риторический, второй – диалектический. По первому виду, например, решается вопрос, совершил человек убийство или нет; доказательство – в это самое время он был застигнут весь в крови. Риторическим этот способ индукции называется потому, что риторика имеет дело именно с частным, а не с общим: например, исследует не справедливость как таковую, а частные случаи справедливого. По второму виду, диалектическому, предварительно через частное доказывается общее: например, исследуется, бессмертна ли душа и возвращаются ли мертвые к жизни; доказывается это (в диалоге "О душе")

Как в древней трагедии поначалу вел действие один только хор, потом Феспис ввел одного актера, чтобы дать отдых хору, потом Эсхил – второго, Софокл – третьего, и тогда трагедия достигла своей полноты, – так и философия поначалу знала только один род рассуждения – физический; Сократ ввел второй – этический, а Платон третий – диалектический и тем завершил философию.

Фрасил пишет, что даже диалоги сам Платон издавал тетралогиями по примеру трагических поэтов, которые состязались четырьмя драмами на празднествах Дионисийских, Ленейских, Всеафинских и Хитрийских, четвертая из драм была сатировская, а все четыре назывались тетралогией. Подлинных диалогов Платона, по его словам, имеется 56, если считать, что "Государство" делится на десять, а "Законы" – на двенадцать. (Впрочем, о "Государстве" Фаворин во II книге "Разнообразного повествования" говорит, будто оно почти целиком содержится в "Противоречиях" Протагора.) А тетралогий у Платона девять, если считать "Государство" за одно сочинение и "Законы" тоже за одно. Первая тетралогия у него объединена содержанием: Платон хочет показать, какова должна быть жизнь философа. Каждому сочинению Фрасил дает двойное заглавие – одно по имени, другое по теме. Эту первую тетралогию начинает "Евтифрон, или О благочестии", диалог испытательный; вторым следует "Апология Сократа", этический; третий – "Критон, или О должном", этический; четвертый – "Федон, или О душе", этический. Вторая тетралогия: открывает ее "Кратил, или О правильности имен", логический; "Феэтет, или О знании", испытательный; "Софист, или О сущем", логический; "Политик, или о Царской власти", логический. Третью тетралогию открывает "Парменид, или Об идеях", логический; "Филеб, или О наслаждении", этический; "Пир, или О благе", этический; "Федр, или О любви", этический. Четвертую тетралогию открывает "Алкивиад Второй, или О молитве", повивальный; "Гиппарх, или Сребролюбец", этический; "Соперники, или О философии", этический. Пятую открывает "Феаг, или О философии", повивальный; "Хармид, или Об умеренности", испытательный; "Лахет, или О мужестве", повивальный; "Лисий, или О дружбе", повивальный. Шестую открывает "Евфидем, или Спорщик", опровергающий; "Протагор, или Софисты", доказующий; "Горгий, или О риторике", опровергающий; "Менон, или О добродетели", испытательный. Седьмую открывают два "Гиппия" – первый "О прекрасном", второй "О должном", опровергающие; "Ион, или об Илиаде", испытательный; "Менексен, или Надгробное слово", этический. Восьмую открывает "Клитофонт, или Вступление", этический; "Государство, или О справедливости", политический; "Тимей, или О природе", физический; "Критий, или Атлантида", этический. Девятую открывает "Минос, или О законе", политический; "Законы, или О законодательстве", политический; "Послезаконие, или Ночной совет, или Философ", политический; и тринадцать "Писем", этические. (Начинает он их словами "Желаю благополучия", как Эпикур свои – "Желаю хорошей жизни"

Иные, в том числе грамматик Аристофан, раскладывают диалоги в трилогии. Первая, по их мнению, включает "Государство", "Тимей" и "Критий"; во второй "Софист", "Политик" и "Кратил"; в третьей "Законы", "Минос" и "Послезаконие"; в четвертой "Феэтет", "Евтифрон" и "Апология"; в пятой "Критон", "Федон" и письма; остальные беспорядочно располагаются поодиночке. Некоторые начинают счет, как сказано, с "Государства"; некоторые – с "Алкивиада большего"; некоторые – с "Феага"; иные – с "Евтифрона"; иные – с "Клитофонта"; некоторые – с "Тимея"; некоторые – с "Федра"; некоторые – с "Феэтета"; многие, наконец, принимают за начало "Апологию".

Подложными среди диалогов считаются "Мидон, или Конюший", "Эриксий, или Эрасистрат", "Алкион", "Безголовые, или Сизиф", "Аксиох", "Феак", "Демодок"; "Хелидон", "Седьмица", "Эпименид". "Алкион", по-видимому, принадлежит некоему Леонту (так говорит Фаворин в V книге "Записок").

Словами Платон пользовался очень разными, желая, чтобы его учение не было легкоуяснимым для людей несведущих. Особенно своеобразно понимает он "мудрость" – как знание вещей умопостигаемых и существенно существующих, знание, свойственное (по его словам) богу и душе, отделенной от тела. Своеобразно называет он мудростью также и философию, ибо она вселяет стремление к божественной мудрости. Общепринятым же образом называет он мудростью всякий опыт, говоря, например, "мудрый ремесленник"

Он прост, неизощрен, добр на большое,

Мудр на дела, неловок на слова

но иногда Платон говорит "простой" и вместо "дурной", а иногда вместо "мелкий". Часто и наоборот, он пользуется разными словами или обозначениями одного и того же – например, "идею" (idea) он называет и "образ" (eidos), и "род" (genos), и "образец" (paradeigma), и "начало" (arche), и "причина" (aition). Пользуется он даже противоположными выражениями для одного и того же – например, чувственно воспринимаемое он называет и сущим и не-сущим: сущим – по своему порождению, не-сущим – по непрерывному изменению; идею он называет не движущейся и не пребывающей, а также единой и многой. Это его обычай во многих случаях.

Истолкование его диалогов разделяется на три части: во-первых, надобно выяснить, в чем состоит каждое из его высказываний; затем – для чего оно высказано: для развития мысли или для образности, чтобы подкрепить догму или чтобы оспорить собеседника, и, в-третьих, соответствует ли оно истине.

Так как при сочинениях Платона имеются некоторые знаки, сообщим и о них

Суждения у него были таковы

Душу (psyche) он полагал бессмертною, облекающеюся во многие тела попеременно; начало души – числовое, а тела – геометрическое; а определял он душу как идею повсюду разлитого дыхания. Душа самодвижется и состоит из трех частей: разумная часть ее (logisticon) имеет седалище в голове, страстная часть (tbymoeides) – в сердце, а вожделительная часть (epithymeticon) – при пупе и печени.

Из середины со всех сторон душа окружает тело по кругу. Состоит она из первооснов и гармоническими расстояниями разделена на два соприкасающихся круга, из которых внутренний круг в свою очередь разделен шестью разрезами на семь кругов. Этот круг движется по поперечному влево и изнутри, а другой – по стороне вправо. Власть принадлежит внешнему кругу, – ибо другой разделен изнутри. Внешний круг есть круг Тождественного, внутренний – круг Иного. Этим Платон говорит, что движение души есть и движение целого, и обращение планет

Будучи разделена и слажена таким образом от середины и до краев, душа познает сущее и входит в его лад, ибо во внутреннем ладу находятся и ее собственные основы. Когда правильно движется круг Иного, тогда возникает мнение, когда круг Тождественного – тогда знание.

Он заявлял, что есть два начала всего – Бог и вещество (Бога он называет также умом и причиной). Вещество бесфигурно и беспредельно; из него рождается сложное. Некогда оно было в нестройном движении, но Бог (говорит Платон), полагая, что строй лучше нестроения, свел вещество в единое место, и эта сущность обратилась в четыре первоосновы – огонь, воду, воздух, землю, – а из них возник мир и все, что в мире. При этом, по его словам, земля одна из всех не подвержена изменениям, а причина тому – отличие фигур, из которых она состоит. В других первоосновах, говорит он, фигуры однородны – все они единообразно состоят из продолговатых треугольников, – у земли же фигура особенная. А именно: первооснова огня – пирамида, воздуха – восьмигранник, воды – двадцатигранник, земли же – куб. Поэтому ни земля не превращается в иные первоосновы, ни они – в землю. Первоосновы не рассредоточены каждая в своем месте, – нет, сжимающее и средостремительное кругообращение, сосредоточивает малое и рассредоточивает большое. Потому-то образы и сами изменяются, и места свои изменяют.

Порожденный мир един, поскольку он чувственно воспринимаем, будучи устроен богом. Мир одушевлен, ибо одушевленное выше, чем неодушевленное. Мир есть изделие, предполагающее наилучшую причину. Он устроен единым и не беспредельным, ибо единым был и образец, с которого он сделан. Он шарообразен, ибо такова и фигура его породителя: тот объемлет все прочие живые существа, а этот объемлет фигуры их всех

Причина всякого становления есть бог, ибо благу естественно быть благотворным. Причина становления небоздания [есть он же], ибо наилучшее из умопостигаемого есть причина прекраснейшего из порожденного; а так как бог именно таков и так как небоздание в своей красоте подобно именно наилучшему, то оно не может быть подобно ничему порожденному, а только богу.

Мир состоит из огня, воды, воздуха, земли; из огня – чтобы быть видимым, из земли – чтобы быть твердым, из воды и воздуха – чтобы быть связным (ибо твердые силы связуются двумя промежуточными, чтобы из Всего возникло Единое), и, наконец, из всех вместе – чтобы быть завершенным и безущербным.

Время порождено как образ вечности. Но вечность пребывает вечно, время же есть обращение неба: частицы времени суть ночь, день, месяц и прочее, и поэтому вне природы мира нет и времени, но вместе с миром существует и время. Для порождения времени порождены солнце, луна и планеты. Чтобы число времени года было явно для глаза и чтобы живые существа были причастны числу, богом возжен свет солнца. На кругу, ближайшем к земле, находится луна, на следующем – солнце, на дальнейших – планеты.

Мир всецело одушевлен, ибо он связан с одушевленным движением. А для того чтобы мир, порожденный наподобие умопостигаемого живого существа, нашел свое завершение, была порождена природа всех остальных живых существ, ибо если она есть в том мире, то должна быть и в небоздании. Боги преимущественно имеют огненную природу; а остальных природ существует три: крылатая, водная и наземная. Из богов небоздания древнее всех земля; сооружена она, чтобы создать день и ночь, лежит посредине и обращается вокруг средины.

Далее, говорит он, следует указать: так как есть два рода причин, то некоторые вещи существуют по уму, а некоторые – от неизбежности. Таковы воздух, огонь, земля, вода – они не первоосновы в точном смысле слова, а лишь носители. Слагаются они из треугольников и разлагаются на треугольники

Стало быть, есть две вышеназванные причины и начала, а образцы их – бог и вещество. При этом вещество по необходимости бесформенно, как и остальные носители идей, которым оно служит необходимой причиной: принимая идеи, оно рождает сущности. Вещество движется, ибо сила в нем неравномерна, и, движась, движет в свою очередь свои порождения. Движутся они сперва бестолково и нестройно, но когда начинают составлять мир, то принимаемое от бога делает их движение размеренным и стройным. Да и две причины, предшествовавшие сотворению небоздания, и третья причина – порождение – сами были еще неотчетливы и выступали лишь нестройно, как следы; только когда возник мир, обрели строй и они. А возникло небоздание из всех существующих тел.

Бог, по его мнению, бестелесен, как и душа, – именно поэтому он не подвержен ущербу и претерпеванию. Идеи же он полагал за причины и начала, которыми все, что различно по природе, бывает таково, каково оно есть.

О благе и зле говорил он так

Он верит в то, что боги надзирают дела человеческие и что существуют божественные демоны. Он первый дал определение прекрасного: в него входит и похвальное, и разумное, и полезное, и уместное, и пригожее, а объединяет их согласие с природой и следование природе. Беседовал он и о правильности наименований

Таковы были его суждения.

*   *   *

Разделение предметов, по словам Аристотеля, производил он следующим образом Заполнить форму заказа)

© 2010 Референт -fan-5.ru | Design by: www.fan-5.ru | Скачать Реферат | Библиотека        Домой |  Карта сайта |  Форма заказа