Э. КАССИРЕР

.

Э. КАССИРЕР

Человек сумел открыть новый способ приспособления к ок­ружению. У человека между системой рецепторов 16 и эффекторов 17, которые есть у всех видов животных, есть и третье звено, ко­торое можно назвать символической системой. Это новое приобре­тение целиком преобразовало всю человеческую жизнь. По сравне­нию с другими животными человек живет не просто в более широ­кой реальности — он живет как бы в новом измерении реальности. Существует несомненное различие между органическими реакция­ми и человеческими ответами. В первом случае на внешний стимул дается прямой и непосредственный ответ; во втором ответ задер­живается. Он прерывается и запаздывает из-за медленного и слож­ного процесса мышления. На первый взгляд такую задержку вряд ли можно считать приобретением. Многие философы предостере­гали человека от этого мнимого прогресса. «Размышляющий человек,— говорит Руссо,— просто испорченное животное»: вы­ход за рамки органической жизни влечет за собой ухудшение, а не улучшение человеческой природы.

Однако средств против такого поворота в естественном ходе вещей нет. Человек не может избавиться от своего приобретения. Он может лишь принять условия своей собственной жизни. Че­ловек живет отныне не только в физическом, но и в символическом универсуме. Язык, миф, искусство, религия — части этого универ­сума, те разные нити, из которых сплетается символическая сеть, сложная ткань человеческого опыта. Весь человеческий прогресс в мышлении и опыте утончает и одновременно укрепляет эту сеть. Человек уже не противостоит реальности непосредствен­но, он не сталкивается с ней лицом к лицу. Физическая реаль­ность как бы отдаляется по мере того, как растет символическая активность человека. Вместо того, чтобы обратиться к самим ве­щам, человек постоянно обращен на самого себя. Он настолько погружен в лингвистические формы, художественные образы, мифические символы или религиозные ритуалы, что не может ни­чего видеть и знать без вмешательства этого искусственного по­средника 18. Так обстоит дело не только в теоретической, но и в практической сфере. Даже здесь человек не может жить в мире строгих фактов или сообразно со своими непосредственными жела­ниями и потребностями. Он живет, скорее, среди воображаемых эмоций, в надеждах и страхах, среди иллюзий и их утрат, среди соб­ственных фантазий и грез. «То, что мешает человеку и тревожит его,— говорил Эпиктет,— это не вещи, а его мнения и фантазии о вещах».

С этой достигнутой нами теперь точки зрения мы можем уточнить и расширить классическое определение человека. Вопреки всем усилиям современного иррационализма это определение человека как рационального животного ничуть не утратило своей силы. Рациональность — черта, действительно внутренне присущая всем видам человеческой деятельности. Даже мифология — не просто необработанная масса суеверий или нагромож­дение заблуждений; ее нельзя назвать просто хаотичной, ибо она обладает систематизированной или концептуальной формой 19. С другой стороны, однако, нельзя характеризовать структуру мифа как рациональную. Часто язык отождествляют с разумом или с подлинным источником разума. Но такое определение, как легко заметить, не покрывает все поле. Это pars pro toto 20; оно предлага­ет нам часть вместо целого. Ведь наряду с концептуальным язы­ком существует эмоциональный язык, наряду с логическим или научным языком существует язык поэтического воображения. Первоначально язык выражал не мысли или идеи, но чувства и аффекты. И даже религия «в пределах чистого разума» как ее понимал и разрабатывал Кант — это тоже всего лишь абстрак­ция. Она дает только идеальную форму, лишь тень того, что пред­ставляет собой действительная конкретная религиозная жизнь. Великие мыслители, которые определяли человека как animal rationale, не были эмпириками, они и не пытались дать эмпи­рическую картину человеческой природы. Таким определением они скорее выражали основной моральный императив. Разум — очень неадекватный термин для всеохватывающего обозначения форм человеческой культурной жизни во всем ее богатстве и разнооб­разии. Но все эти формы суть символические формы. Вместо того чтобы определять человека как animal rationale 21, мы долж­ны, следовательно, определить его как animal symbolicum 22. Именно так мы сможем обозначить его специфическое отличие, а тем са­мым и понять новый путь, открытый человеку,— путь цивилизации.

Кассирер Э. Опыт о человеке: введение

 в философию человеческой культуры //

 Проблема человека в западной философии

 М., 1988. С. 28—30