Э. ФРОММ

Э. ФРОММ

При изучении психологических реакций социальной группы мы имеем дело со структурой характера отдельных членов группы, т. е. индивидуальных лиц; однако нас интересуют не те особен­ности, которыми эти лица отличаются друг от друга, а та часть структур их характеров, которая является общей для большинства членов группы. Эту общую для них часть мы можем назвать со­циальным характером. Социальный характер, естественно, менее специфичен, чем индивидуальный характер. При описании послед­него мы рассматриваем всю совокупность черт, которые в своей особой конфигурации образуют структуру личности того или иного индивида. Социальный же характер содержит лишь выборку черт, существенное ядро структуры характера большинства членов груп­пы, которое сложилось в результате основного опыта и способа жизни, общего для этой группы. Хотя здесь всегда будут «отклоняющиеся» индивиды с совершенно иной структурой характера, структура характера большинства членов группы, представляет вариации этого ядра, возникающие благодаря случайным фак­торам рождения и жизненного опыта, различных у каждого от­дельного индивида. Если мы хотим наиболее полно понять отдель­ного индивида, эти различающиеся элементы имеют важней­шее значение. Однако, если мы хотим понять, как энергия чело­века распределяется и действует в качестве продуктивной силы в данном социальном устройстве, тогда нас главным образом дол­жен интересовать социальный характер.

Понятие социального характера является ключевым для анали­за социального процесса. Характер в динамическом смысле ана­литической психологии — это специфическая форма, которую при­дает энергии человека динамическая адаптация его потребнос­тей к определенному способу существования данного общества. Характер, в свою очередь, определяет мышление, эмоции и дей­ствия индивидов. Увидеть это довольно трудно, ибо мы обычно убеждены, что мышление является исключительно интеллектуаль­ным актом и не зависит от психологической структуры личности. Это, однако, не так, и тем меньше соответствует действительности, чем больше наше мышление сталкивается с этическими, философ­скими, политическими, психологическими или социальными проб­лемами, а не просто с эмпирическими манипуляциями конкрет­ными объектами. Такое мышление, помимо чисто логических эле­ментов, вовлеченных в акт мышления, в значительной мере де­терминировано личностной структурой того человека, который мыслит. В равной мере это относится как ко всякой доктрине и теоретической системе, так и к отдельным понятиям: любовь, спра­ведливость, равенство, самопожертвование и т. д. Каждое такое понятие, как и каждая доктрина, обладает эмоциональной насы­щенностью, корни которой лежат в структуре характера индивида.

Мы устранили бы много путаницы, проанализировав психо­логический смысл этих понятий, тогда как всякая попытка чисто логической классификации заведомо обречена здесь на неудачу.

Тот факт, что идеи несут в себе эмоциональную насыщенность, чрезвычайно важен. Он является ключевым для понимания духа всякой культуры. Различные общества или классы внутри об­щества обладают своим особым социальным характером, и на его основе развиваются и приобретают силу определенные идеи. Так, например, представление о труде и успехе как основных целях жизни обрело значимость и привлекательность для современного человека вследствие присущих его характеру постоянных сомне­ний и чувства одиночества. Тщетно было бы пытаться проповедо­вать эту идею непрерывных усилий и стремления к успеху индей­цам Пуэбло или мексиканским крестьянам; понимая язык, они как люди с другим типом структуры характера не понимали бы, о чем, собственно, идет речь. Точно так же Гитлер и та часть на­селения Германии, представители которой имеют * одинаковую с ним структуру характера, искренне убеждены, что настаивать на возможности устранения войн может либо законченный дурак, либо бессовестный лгун. Для людей с таким социальным характе­ром одинаково непостижимы как жизнь без страданий и бедствий, так и представление о свободе и равенстве.

Идеи часто лишь сознательно принимаются определенными группами, которые в силу особенностей их социального характе­ра в действительности не проникаются этими идеями. Такие идеи остаются в виде запаса сознательных убеждений, но люди ока­зываются неспособными действовать согласно им в решающую минуту.

Идеи могут стать реальными силами, но лишь в той мере, в какой они отвечают особым человеческим потребностям, свой­ственным данному социальному характеру.

Мы должны теперь выяснить вопрос о функции характера по отношению к индивиду и по отношению к обществу. Этот вопрос, как и предыдущий, не вызывает особых затруднений. Если харак­тер индивида не сильно отличается от социального характера, то основные мотивы личности человека побуждают его к тому, что необходимо и желательно с точки зрения данных социальных условий его культуры. Так, страсть человека к бережливости и отвращение к бесполезной трате денег может оказаться полезной, если мы возьмем мелкого лавочника, для которого экономия и бережливость — просто условия выживания. Помимо этой эконо­мической функции черты характера имеют также не менее важную психологическую функцию. Человеку, для которого бережли­вость — это черта характера, экономия доставляет не только прак­тическую пользу, но и глубокое психологическое удовлетворе­ние. В этом легко убедиться, наблюдая, например, за хозяйкой, которая радуется сэкономленным на рынке двум центам так, как другой человек, с другой структурой характера радовался бы чувственному наслаждению. Кроме того, человек испытывает пси­хологическое удовольствие, не только действуя сообразно требова­ниям, вытекающим из структуры его характера, но и воспринимая идеи, соответствующие ей. Для авторитарного характера очень привлекательна идеология, описывающая природу как могучую силу, которой мы должны подчиняться. Восприятие таких идей вы­зывает у него психологическое удовольствие. Итак, субъективная функция характера человека заключается, во-первых, в побуж­дении его к действиям, необходимым для него с практической точки зрения, и, во-вторых, в обеспечении ему психологического удовольствия от его действий.

* Книга вышла в 1941 г.— Прим. ред.

Если взглянуть на социальный характер с точки зрения его функции в социальном процессе, то мы должны будем начать с положения, высказанного в отношении функций индивидуального характера, т.е. с утверждения, что, приспосабливаясь к социаль­ным условиям, человек развивает в себе те черты, которые зас­тавляют его желать действовать так, как он должен действовать. Если характер большинства людей данного общества, т. е. социальный характер, приспособлен к объективным задачам, которые индивид должен решать в этом обществе, то человеческая энер­гия направляется по путям, на которых она становится продук­тивной силой, необходимой для функционирования этого общест­ва. Обратимся еще раз к примеру с трудом. Современная индустри­альная система требует от нас отдачи большей части нашей энер­гии труду. Когда люди работают только в силу внешней необхо­димости, возникает противоречие между тем, что они должны делать и тем, что они хотели бы делать, и это снижает их продук­тивность. Однако в результате динамической адаптации характе­ра к социальным требованиям человеческая энергия оформляется таким образом, что это приводит к действиям, соответствующим определенным экономическим необходимостям. То усердие, с кото­рым современный человек трудится, не требуя особого принуж­дения, вытекает из его внутреннего стремления к труду, которое мы попытались проанализировать с точки зрения его психологи­ческого смысла, т. е. вместо внешней власти человек создал себе внутреннюю — совесть и чувство долга, которые контролируют его гораздо успешнее, чем это могла бы сделать любая внешняя власть. Таким образом, социальный характер интериоризует внешние требования и тем самым использует энергию челове­ка для решения задач данной экономической и социальной системы.

Как мы видим, коль скоро определенные потребности появля­ются в структуре характера, любое поведение, отвечающее им, одновременно доставляет удовлетворение как с психологичес­кой, так и с практической точек зрения. До тех пор, пока общество обеспечивает индивиду возможность получать эти два удовлет­ворения одновременно, мы имеем дело с ситуацией, где психоло­гические силы укрепляют социальную структуру. Однако рано или поздно между ними происходит разрыв. Старая структура харак­тера продолжает существовать, хотя уже образовались новые экономические условия, для которых традиционные черты харак­тера больше не годятся. В этой ситуации люди либо действуют в соответствии со своей структурой характера, и тогда эти дей­ствия оказываются помехами в их экономических занятиях, либо они не могут найти такую внешнюю позицию, которая позволяла бы им действовать согласно их внутренней «природе». Иллюстра­цией такого положения дел служит структура характера пожилой части представителей среднего класса, особенно в странах с жест­кой классовой стратификацией, как например в Германии. Тради­ционные достоинства этих людей — умеренность, бережливость, предусмотрительность — утрачивают свое значение в современной деловой жизни по сравнению с такими новыми качествами, как инициатива, готовность рисковать, агрессивность и т. д. Даже если эти старые достоинства и представляют еще некоторую цен­ность, например, для мелкого лавочника, то возможности со­ответствующих им действий настолько сужены, что лишь немногим из нового поколения среднего класса эти черты характера приносят «пользу» в их экономических делах. Благодаря своему вос­питанию они развили в себе черты характера, которые были когда-то приспособлены к социальной ситуации их класса, однако раз­витие экономики опережает развитие характера. Этот разрыв между экономической и психологической эволюциями приводит к ситуации, в которой психологические потребности не могут больше удовлетворяться обычными экономическими действиями. Тем не менее эти потребности существуют и вынуждены искать своего удовлетворения другим путем. Узкоэгоистическое стремление к своему собственному успеху, характерное для низших слоев сред­него класса, распространилось с индивидуального уровня на уро­вень жизни. Садистические импульсы, использовавшиеся в кон­курентной борьбе частных предпринимателей, частично перемес­тились на социальную и политическую сцену, усилившись при этом фрустрацией. И теперь, освобожденные от любых ограниче­ний, они искали удовлетворения в актах политических пресле­дований и в войне. Таким образом, в сочетании с возмущением, вызванным фрустрирующими факторами всей ситуации, психоло­гические силы вместо укрепления существующего социального порядка превратились в динамит, попавший в руки групп, которые хотели уничтожить традиционную политическую и экономичес­кую структуру демократического общества.

Мы пока не упоминали о роли обучения в формировании соци­ального характера, но ввиду того обстоятельства, что многие пси­хологи считают причиной развития характера именно способ вос­питания и приемы обучения детей, особенно в раннем возрасте, нам кажется уместным сделать некоторые замечания по этому по­воду. В первую очередь мы должны задаться вопросом — что такое образование? Его можно определять по-разному. С точки зрения социальных процессов оно может рассматриваться следую­щим образом. Социальная функция образования заключается в подготовке индивида к той роли, которую он впоследствии будет играть в обществе, т. е. эта функция состоит в том, чтобы форми­ровать его характер, стремясь приблизить его к социальному так, чтобы желания индивида совпадали с требованиями его социаль­ной роли. Система образования любого общества определяется этой функцией. Поэтому мы не можем объяснять структуру об­щества или структуру личности его членов, исходя из образования, а наоборот, систему образования мы должны объяснять из тре­бований, вытекающих из социальной и экономической структуры данного общества. Однако методы образования крайне важны, поскольку они являются механизмами, посредством которых ин­дивид приобретает требуемые качества. Эти методы, таким об­разом, могут быть рассмотрены как средства превращения соци­альных требований в личностные качества. Хотя образователь­ный процесс не является причиной определенного социального характера, он составляет один из механизмов его формирования. В этом смысле знание и понимание методов образования являют­ся важной частью целостного анализа функционирования об­щества.

Эти положения остаются в силе и для семьи как одной из час­тей всего образовательного процесса. Как можно представить, что ребенок (по крайней мере нашей культуры), имея настолько ограниченный контакт с жизнью общества, тем не менее форми­руется им? Дело не только в том, что родители, если отвлечься от определенных индивидуальных вариаций, применяют образова­тельные приемы, принятые в данном обществе, но также и в том, что они сами как личности представляют социальный характер своего общества или класса. Они передают ребенку то, что можно назвать психологической атмосферой или духом общества уже в силу того, что они являются представителями этого общества. Семья, таким образом, может рассматриваться в качестве психо­логического агента общества.

Выдвигая положение о том, что социальный характер опреде­ляется способом существования данного общества, я хочу напом­нить читателю о проблеме динамической адаптации. Хотя и верно, что человек формируется, приспосабливаясь к требованиям эконо­мических и социальных структур, но его адаптивные возможности небезграничны. Существуют не только определенные психологи­ческие потребности, настойчиво требующие своего удовлетворения, но и некоторые неотъемлемые психологические качества, невоз­можность реализовать которые приводит к определенным реак­циям. Что это за качества? Наиболее важным из них является тенденция к росту, развитию и реализации потенций, выработан­ных человеком в процессе истории, таких, например, как способ­ность к творчеству, к критическому мышлению, способность утон­ченно чувствовать. Каждая из этих потенций имеет свою динами­ку. Раз появившись в процессе эволюции, они постоянно стремятся реализовываться. Эти тенденции могут подавляться и фрустрироваться, но такое подавление приводит к особым реакциям, в част­ности к формированию деструктивных и симбиотических импуль­сов. Общая тенденция к росту, которая является психологичес­ким эквивалентом идентичной биологической тенденции, выража­ется, в частности, в стремлении к свободе и в ненависти к угнете­нию, так как свобода является необходимым условием любого развития. В свою очередь, стремление к свободе может подавлять­ся и в конце концов даже исчезнуть из сознания индивида, но даже тогда она продолжает существовать как потенциальность, что проявляется в сознательной или бессознательной ненависти, всег­да вызываемой таким подавлением.

Есть основания предполагать, как уже говорилось, что стремле­ние к справедливости и истине является неотъемлемой чертой человеческой природы, хотя оно может подавляться и искажаться, так же как и стремление к свободе. Однако, предполагая это, мы попадаем в опасное теоретическое поле. Здесь легко оказаться под властью известных религиозных и философских объяснений этих тенденций, т. е. объяснить их либо верой в то, что человек создан по образу и подобию божьему, либо, что эти потенциаль­ности существуют благодаря действию особого естественного закона. Мы, однако, не можем основывать наши доводы на таких объ­яснениях. По нашему мнению, единственным способом объясне­ния этих стремлений человека к справедливости и истине является анализ всей человеческой истории, как социальной, так и индиви­дуальной. В ней мы обнаруживаем, что для каждого бесправного идеи справедливости и истины — важнейшее средство в борьбе за свою свободу и развитие. Наряду с тем, что большая часть человечества на протяжении его истории была вынуждена защи­щать себя от более сильных групп, которые подавляли и эксплуати­ровали ее, каждый индивид и в детстве проходит через период бессилия. Мы, таким образом, приходим к следующему: характер не зафиксирован в биологической природе человека, его развитие определяется основными условиями жизни, но вместе с тем чело­веческая природа имеет свою собственную динамику, которая яв­ляется активным фактором социальной эволюции. Пусть мы и не в состоянии пока объяснить в психологических понятиях, что из себя представляет эта динамика, но все же мы должны признать ее существование. Пытаясь избежать ошибок биологических и ме­тафизических концепций, нам следует опасаться столь же серьез­ной ошибки — социологического релятивизма, который пред­ставляет человека не более, чем марионеткой, управляемой нитка­ми социальных обстоятельств. Неотъемлемые права человека на свободу и счастье заложены в присущих ему качествах: стремле­нии жить, развиваться, реализовать потенциальности, развившие­ся в нем в процессе исторической эволюции.

Фромм Э. Характер и социальный процесс II Психология личности. Текс­ты. М., 1982. С. 48—54