В. С. СОЛОВЬЕВ

.

В. С. СОЛОВЬЕВ

В средневековом христианстве, в средневековой церкви откры­тое истинным христианством Божественное начало, христианский Бог превратился в нечто внешнее, совершенно чуждое истинно че­ловеческому началу, и в этом качестве оно должно было рано или поздно потерять всякую силу. Результатом процесса овнешнения было отречение человека от Бога, признание Его несуществующим. Однако от христианства осталось в человеческой душе бесконечное стремление осуществить на земле, в данном мире, в данной дейст­вительности что-то лучшее, какое-то царство правды, хотя дейст­вительный характер царства правды и утратился.

Итак, Бога человек потерял. Божественное начало, скрытое в душе человека и открытое в христианстве, потерялось из виду. Остались в распоряжении человека только начало человеческое, рациональное, и инстинкт, животная природа. И вот мы видим стремление на этих началах основать царство правды; являются попытки реализовать его во имя чистого разума; эту роль выпол­няет французская революция 89 г. провозглашением безусловно­сти прав разума. Однако немедленно вслед за переворотом обна­руживается, что разум, сам по себе, есть начало (не) определен­ное, безразличное, формальное, что он может своим анализом разбить традиционные формы жизни, но бессилен дать жизни содержание сам из себя. Жизненное содержание разум получает или из бытия Божественного, или из бытия материального. Когда первое было закрыто, оставалось только второе. Поэтому мы видим, что вслед за провозглашением чисто человеческого начала, прав разума, дается полный разгул животным страстям. И если первая половина задачи французской революции, провоз­глашение безусловных прав человека, имела некоторый благотво­рительный результат, явившись довершением того, что было нача­то христианством, упразднив рабство в форме остатков феода­лизма, в форме крепостного состояния, то во второй своей половине революция, основываясь на насилии, привела лишь к худшему деспотизму.

Современное революционное движение началось с того, чем кончила французская революция, и такой ход движения логичен. Дело в том, что господствующее миросозерцание отказалось не только от теологических принципов, а и от метафизической идеи, права чистого разума, которая лежала на основе революции 89 г. Если же отнять и теологические принципы и метафизиче­скую идею безусловной личности, остается только зверская при­рода, действие которой есть насилие.

Но если современная революция начинает с насилия, если она пользуется им как средством для осуществления какой-то новой правды, она тем самым обнаруживает, что в ней кроется явная ложь; ложь в принципе и на практике; в принципе — потому что, признавая только материальное начало в мире и человеке, нельзя говорить о чем-то должном, о чем-то таком, что не суще­ствует, не должно существовать, ибо с точки зрения материаль­ной все есть материальный факт и никакого безусловного начала не может быть; это — ложь по факту, потому что, если бы действи­тельно современная революция искала царства правды, она не могла бы смотреть на насилие как на средство его осуществить. Если она признает правду, должное, истинное, нормальное, если она верит в правду, она должна признавать, что правда сама собою сильнее неправды. Употреблять же насилие для осуществле­ния правды значит признать правду бессильною. Современная революция на деле показывает, что она признает правду бес­сильною. Но поистине правда сильна, а насилия современной революции выдают ее бессилие. Для человека, с человеческой точки зрения, всякое насилие, всякое внешнее воздействие чуждой ему силы есть бессилие. Такая внешняя сила есть для зверя — сила, а для духовного существа — бессилие, и если человеку не суждено возвратиться в зверское состояние, то революция, основанная на насилии, лишена будущности.

Публичная лекция, читанная профес­сором Соловьевым в Кредитном обще­стве II Соловьев В. С. Сочинения:

В 2 т. М., 1989. Т. I. С. 38—38