Г.В. ПЛЕХАНОВ

Г.В. ПЛЕХАНОВ

Если человеческая природа неизменна и если, зная ее основ­ные свойства, можно выводить из них математически достоверные положения в области морали и общественной науки, то нетрудно придумать такой общественный строй, который, вполне соответ­ствуя требованиям человеческой природы, именно поэтому будет идеальным общественным строем. Уже материалисты XVIII века охотно пускаются в исследования на тему о совершенном зако­нодательстве (legislation parfaite). Эти исследования представ­ляют собою утопический элемент в литературе просвещения *.

Социалисты-утописты первой половины XIX столетия всей душой отдаются таким исследованиям.

Социалисты-утописты этой эпохи всецело держатся антропо­логических взглядов французских материалистов. Точно так же, как материалисты, они считают человека плодом окружаю­щей его общественной среды ** и точно так же, как материа­листы, они попадают в заколдованный круг, объясняя измен­чивые свойства среды неизменными свойствами человеческой природы.

Все многочисленные утопии первой половины нашего века представляют собой не что иное, как попытки придумать совер­шенное законодательство, принимая человеческую природу за верховное мерило. Так, Фурье берет за точку отправления ана­лиз человеческих страстей; так, Р. Оуэн в своем «Outline of the rational system of society»*** исходит из основных принци­пов науки о человеческой природе» («first Principles of Human Na­ture») и утверждает, что «рациональное правительство» должно прежде всего «определить человеческую природу» (ascertain what Human Nature is); так, сен-симонисты заявляют, что их философия основывается на новом понятии о человеческой при­роде (sur une nouvelle conception de la nature humaine) ****; так фурьеристы говорят, что придуманная их учителем общественная

* У Гельвеция, в его книге «De I'Homme» [«О человеке»], есть подробный проект такого «совершенного законодательства». Было бы в высшей степени инте­ресно и поучительно сравнить эту утопию с утопиями первой половины XIX века. Но, к сожалению, и историки социализма и историки философии до сих пор были чужды всякой мысли о подобном сопоставлении. Что касается специально исто­риков философии, то они, к слову сказать, третируют Гельвеция самым непозво­лительным образом. Даже спокойный и умеренный Ланге не находит для него другой характеристики, кроме «поверхностный Гельвеций». Абсолютный идеалист Гегель отнесся справедливее всех к абсолютному материалисту Гельвецию.

** «Да, человек есть то, что делает из него всемогущее общество или все­могущее воспитание, принимая это слово в самом широком его смысле, т. е. пони­мая под ним не только школьное или книжное воспитание, но воспитание, давае­мое нам людьми и вещами, событиями и обстоятельствами,— воспитание, влия­ние которого на нас начинается с колыбели и не прекращается ни на минуту» (Кабэ, Voyage en Icarie [Путешествие в Икарию], издание 1848 г., стр. 402).

*** [«Очерк рациональной общесгвенной системы»].

**** См. «Le Producteur», t. I, Paris 1825, Introduction. [«Производитель», т. I, Париж 1825, Введение.)

организация представляет собой ряд неоспоримых выводов из неизменных законов человеческой природы*.

Разумеется, взгляд на человеческую природу, как на верхов­ное мерило, не мешал различным социалистическим школам очень сильно расходиться между собой в определении свойств этой природы. Например, по мнению сен-симонистов, «планы Оуэна до такой степени противоречат склонностям человеческой природы, что тот род популярности, которым они, по-види­мому, пользуются в настоящее время (писано в 1825 г.), кажется на первый взгляд вещью необъяснимой»**. В полемической брошюре Фурье «Pieges et charlatanisme des deux sectes Saint-Simon et Owen, qui promettentl' association et le progres» *** можно найти немало резких указаний на то, что и сен-симонистское учение противоречит всем склонностям человеческой природы. Теперь, как и во время Кондорсэ, оказывалось, что сойтись в определении человеческой природы много труднее, чем опреде­лить ту или другую геометрическую фигуру...

Утописты воображали себя чрезвычайно практичными людь­ми. Они ненавидели «доктринеров» 21, и все самые громкие их принципы они, не задумываясь, приносили в жертву своим idees fixes ****. Они не были ни либералами, ни консерваторами, ни монархистами, ни республиканцами; они безразлично готовы были идти и с либералами, и с консерваторами, и с монархис­тами, и с республиканцами, лишь бы осуществить свои «прак­тические» и, как им казалось, чрезвычайно, практичные планы. Из старых утопистов в этом отношении особенно замечателен Фурье. Он, как гоголевский Костанжогло22, старался всякую дрянь употребить в дело. То он соблазнял ростовщиков пер­спективой огромных процентов, которые им станут приносить их капиталы в будущем обществе; то он взывал к любителям дынь и артишоков, прельщая их отличными дынями и артишо­ками будущего; то он уверял Луи Филиппа, что у принцесс Орлеанского дома, которыми теперь пренебрегают принцы крови, отбоя не будет от женихов при новом общественном строе. Он хватался за каждую соломинку. Но, увы! Ни ростов­щики, ни любители дынь и артишоков, ни «король-гражданин», что называется, и ухом не вели, не обращали ни малейшего внимания на самые, казалось бы, убедительные расчеты Фурье. Его практичность оказалась заранее осужденной на неудачу, безотрадной погоней за счастливой случайностью.

* «Mon but est de donner une Exposition Elementaire, claire et facilement intelligible, de 1'organisation sociale, deduite par Fourier des lois de la nature humaine». {V. Consider ant, Destinee Sociale, t. I, 3-me edition, Declaration).— 11 serait temps enfine de s'accorder sur ce point: est il a propos, avant de faire des lois, de s'enquerir de la veritable nature de 1'homme, afin d'harmoniser la loi, qui est par elle-meme mobifiable, avec la nature, qui est immuable et souveraine?» «No­tions elementaires de la science sociale de Fourier, par 1'auteur de la Defense du Fourierisme» (Henri Gorsse, Paris 1844, p. 35). [«Моя цель—дать элементарное, ясное и легко доступное пониманию представление о социальной организации, выведенной Фурье из законов человеческой природы» (В. Консидеран, Социальная судьба, т. I, изд. 3, Декларация).— «Пора было бы, наконец, прийти к соглаше­нию по следующему пункту: нужно ли, прежде чем создавать законы, осведомить­ся насчет подлинной природы человека, чтобы привести в гармонию закон, кото­рый сам по себе способен к изменению, с природой, которая неизменна и суверенна?» ««Элементарные понятия о социальнй науке Фурье»; книга написана автором защиты фурьеризма» (Анри Горсс, Париж 1844, стр. 35)].

** «Producteur», t. I, p. 139 [«Производитель», т. I, стр. 139.]

*** [«Уловки и шарлатанство двух сект — Сен-Симона и Оуэна, которые

сулят ассоциацию и прогресс»].

**** [навязчивым идеям.]

Погоней за счастливой случайностью усердно занимались еще просветители XVIII века. Именно в надежде на такую случайность и старались они всеми правдами и неправдами вступать в дру­жеские сношения с более или менее просвещенными «законода­телями» и аристократами того времени. Обыкновенно думают, что раз человек сказал себе: мнение правит миром, то у него уже нет поводов унывать насчет будущего: la raison finira pas avoir raison*. Но это не так. Когда, каким путем восторжествует разум? Просветители говорили, что в общественной жизни все зависит в конце концов от «законодателя». Поэтому они и уловля­ли законодателей. Но те же просветители хорошо знали, что ха­рактер и взгляды человека зависят от воспитания и что, вообще говоря, воспитание не предрасполагало «законодателей» к усвое­нию просветительных учений. Поэтому они не могли не сознавать, что мало надежды на законодателей. Оставалось уповать на счастливую случайность. Вообразите, что у вас есть огромный ящик, в котором очень много черных шаров и два-три белых. Вы вынимаете шар за шаром. В каждом отдельном случае у вас несравненно меньше шансов вынуть белый шар, нежели черный. Но, повторив операцию достаточное число раз, вы вынете, наконец, и белый. То же и с «законодателями». В каждом отдельном случае несравненно вероятнее, что законодатель будет против «философов», но явится же, наконец, и согласный с философами законодатель. Этот сделает все, что предписывает разум. Так, буквально так, рассуждал Гельвеций23. Субъективно-идеалисти­ческий взгляд на историю («мнения правят миром»), по-видимо­му отводящий такое широкое место свободе человека, на самом деле представляет его игрушкой случайности. Вот почему этот взгляд в сущности очень безотраден.

Плеханов Г. В. К вопросу о развитии монистического взгляда на историю / / Избранные философские произведения: В 5 т. М., 1956. С. 535—537, 551—552