1.5. Теория трансцендентальной прагматики

1.5. Теория трансцендентальной прагматики

Помочь понять идею трансцендентальной прагматики может предложенная Апелем программа трансформации философии, под которой он понимал обновление установок традиционной философии, понятия разума и даже смысла философствования. Тезис о трансформации философии нередко носит у Апеля и более узкий смысл – трансформации традиции трансцендентальной философии и, прежде всего, ее кантовского варианта. Но понять суть достаточно амбициозных заявлений Апеля можно только посредством анализа философского контекста ХХ в., а также идей основных предшественников и оппонентов Апеля.

Судьба кантиантства в истории новейшей философии, интерес к которому пережил в конце XIX – начале XX вв. заметное оживление, была отмечена появлением в рамках его традиции таких разных явлений, как неокантианство, развивавшее методологически дихотомию теоретического и практического разума, или феноменология Гуссерля, стремившаяся к обоснованию универсалистского понятия рациональности в рамках философии сознания. Вместе с тем, уже в этих направлениях был очевиден кризис идеи трансцендентализма, образовывавшей суть кантовской концепции. Всю первую половину XX века в немецкой философии активно обсуждался вопрос о возможности корректной трансформации классической доктрины трансцендентализма Канта, в которой бы было преодолено фундаментальное для него, но тупиковое для современной философии полагание «вещи в себе» и пересмотрен характер обоснования «частных наук», получивших свое развитие в послекантовскую эпоху – неклассической физики, психологии, и, в особенности, герменевтических «наук о духе» (филологии, истории, социологии). Изжила себя идея трансцендентализма и трансцендентальной логики как обращения к анализу условий возможности знания, а главное, потеряло значение кантовское представление о трансцендентальном субъекте как абстрактном инварианте конститутивных возможностей познания.

Если каждый из философов кантианской традиции отталкивался от какого-то одного из этих ключевых элементов, то для Апеля исходным пунктом стала сама идея трансцендентализма как основополагающая модель для философской рефлексии. В эпоху автономизации конкретных наук именно в рефлексии возможности наук и научной рациональности должна заключаться, по Апелю, основная задача философии. При этом для теории науки полностью излишней стала концепция кантовского трансцендентального субъекта, поскольку место психологических реквизитов «трансцендентальной логики» (трансцендентальная апперцепция, сила воображения и т.д.) заняла формальная «логика науки», опирающаяся на синтаксис и семантику языков науки. Именно эта эпистемологическая программа, которую Апель находит у раннего Витгенштейна, становится предметом его критики.

Поздний Виттгенштейн, говоря в «Философских исследованиях» о существовании различных языковых игр,  принципиально меняет перспективу трансцендентального подхода. Определяя задачу философии как выявление и лечение «болезней языка», он предполагает тем самым существование «здоровой» языковой игры, употребление правил в которой лишено произвола. «Тот философ, который желает высказать нечто о языковых играх вообще, имплицитно предполагает, что он принципиально в состоянии поддерживать коммуникацию со всеми языковыми играми», – замечает Апель.

«Кантовский вопрос об условиях возможности и значимости научного познания стал вопросом о возможности интерсубъективного взаимопонимания относительно смысла истинности предложений или же систем предложений. А это может означать, что Кантова критика познания как анализ сознания оказалась преобразованной в критику смысла как анализ знаков»,

- заключает Апель.

Пирсова рецепция Канта исходила из принципиального отвержения различения ноуменов и феноменов и кантовского априоризма. Тем не менее, сами поиски Пирса, на взгляд Апеля, диктовались кантовской постановкой вопроса, а именно, как возможны синтетические суждения науки. Предлагая альтернативную систему категорий и собственную программу их дедукции, Пирс выдвигает на место «высшего пункта» кантианской философии – «трансцендентального синтеза апперцепции» – принцип «единства консистентности» знания в смысле «семиотического единства согласованной интерпретации». При этом речь идет не об объективном единстве представлений в сознании Я, а о семантической согласованности интерсубъективно значимой «репрезентации» объектов посредством знаков. Реально, по Пирсу, то, что включено в ultimate opinion of indefinite Community of investigators.

Выделяя это главное философское достижение Пирса, Апель подчеркивает его ограниченность, заключавшуюся в том, что Пирс не ставил задачи обоснования необходимых и универсальных положений науки apriori, попадая тем самым в клещи пробабилизма и фаллибилизма, а также натурализировал процесс познания, отводя в нем решающее место эксперименту, а не интерпретации. Неограниченное сообщество интерпретации он неправомерно ограничил исследователями, т.е. экспертами. Этот недостаток скорректировал уже последователь Пирса Дж. Ройс.

Пирсова интерпретация трансцендентализма позволяет, по мнению Апеля, вывести трансцендентальную философию из тупикового пути философии сознания. В свое время именно философия сознания позволила избавиться философии от сильных предпосылок в виде метафизической картины мира, существования единого и всезнающего субстанционального мирового Разума. Открытие того, что познание в более непосредственной мере обусловлено сознанием, было важной заслугой Декарта. Время привело к пониманию, что и предпосылка априори сознания – сильный философский тезис. В более существенной степени познание опосредовано объективными структурами языка. Но главное – ни в декартовской традиции философии очевидности, ни в кантовской традиции конститутивной деятельности сознания трансцендентализму не удалось убедительным образом обосновать различия сознаний и в то же время интерсубъективность познания. Попытка Гуссерля здесь идет наиболее далеко.

Эта посылка заключается в том, что субъект познает мир в рамках субъектно-объектного отношения. При этом подразумевается, что познание совершается всеми одинаково и исходит из перспективы некоего «абсолютного трансцендентального сознания» (Гуссерль). Такая перспектива игнорирует социальный, культурный контекст познания (в частности, возможность принципиального непонимания между культурами) и, в общем, не впускает в процесс познания Другого как участника процесса познания и равноправного участника диалога. Она не позволяет найти удовлетворительное объяснение процессу трансляции и обмена знания. Она не учитывает, что раскрытие предмета совершается в диалоге о нем, в межсубъектной интерпретации предмета.

Понятие языка – центральное в трансцендентальной прагматике. Язык в философии Апеля – это и реально-историческая взаимосвязь, из которой ее участники не могут выйти, и идеальная взаимосвязь понимания в идеальном коммуникативном сообществе. То есть, язык в таком понимании играет роль медиума в опосредовании эмпирической и трансцендентальной интерсубъективности. Он выступает в качестве органона познания, средства формулирования результатов познания и их сообщения партнерам по коммуникации. Он же составляет основу всех жизненных практик, форм, институтов.

Тем не менее, неверно было бы полагать, что понятие языка как таковое освобождает от присущего мышлению Нового времени методологического солипсизма. Уже говорилось о том, что концепция «Логико-философского трактата» раннего Витгенштейна репрезентирует в рамках философии языка ту же солипсистскую установку «единого субъекта». Ее не преодолевают также концепции «типов» Рассела, логического позитивизма «Венского кружка», теория каркасов Карнапа.

Даже формальное исчисление знаков, не говоря уже о конвенциях, касающихся семантического отношения знаков к обозначаемой ими внеязыковой действительности, предполагает метаязыковую формулировку его правил. А актуально последним метаязыком во всей логико-языковой иерархии является обыденный язык. «В конечном счете, – отмечает Апель, – содержание точных понятий, введение которых становится возможным благодаря семантической системе, … заимствуется из мышления, оперирующего значениями обыденного языка».

Таким образом, творческая рецепция идей Витгенштейна, Пирса и Морриса выводит Апеля на магистраль прагматического измерения, однако специфика трансцендентальной прагматики не будет ясна, если не принять во внимание влияния трансцендентально-герменевтической концепции языка Хайдеггера.

Философия Хайдеггера оказала сильное влияние на Апеля. Об этом свидетельствует хотя бы то, что его первая диссертация называлась «Dasein и сознание: эпистемологическая интерпретация философии Хайдеггера».

Апеля привлекает то, что Хайдеггер переносит смысловые акценты с проблематики конституирования смысла в трансцендентализме на проблематику раскрытия условий возможности познания, исходя из существования предетерминации со стороны языка и истории. Кантовское понятие трансцендентального субъекта переводится в представление о «судьбе бытия», которое дает ключ к решению вопроса об интерсубъективной значимости истины.

Апель критикует релятивизм Хайдеггера и отсутствие в его концепции универсалистского измерения значимости истины. Для Хайдеггера, имея в виду мышление о сущности, невозможно историческое опровержение. Гадамер, последователь Хайдеггера, конкретизует, что речь применительно к «фактичности» истории либо к пред-пониманию смысла бытия может идти не об истинном или ложном, но лишь об ином понимании.

Из позиции Хайдеггера вытекает существование односторонней зависимости истинности либо ложности суждений от предваряющего их прояснения смысла бытия. Как полагает Апель, опираясь на достижения «реалистической семантики» С. Крипке и Х. Патнема, описывающей возможную коррекцию понимания как результат научного исследования «интенционального смысла», Хайдеггер неправомерно гипостазирует язык, приписывая ему статус «дома бытия», так как нет никакой односторонней зависимости возможности истинных и ложных высказываний от пред-заданных смыслов языка. Скорее верно утверждение, что сами эти смыслы могут меняться в зависимости от их соотнесенности с научным опытом, а именно, через подтверждение и опровержение гипотез, ставших возможными при условии прояснения смысла бытия. Поэтому хайдеггеровское прояснение и сокрытие смысла бытия, по мнению Апеля, должно быть не результатом пред-рациональной «судьбы бытия», а результатом процесса усвоения человечеством своего опыта.

Таким образом, в концепции трансцендентальной прагматики Апель стремится соединить несоединимое – дополнить сциентистскую концепцию языка ее гуманистически-герменевтической интерпретацией.

«Дорефлексивная мирская топика обыденного языка предшествует рефлексивной критике языка, основывающейся на чистой семантике. Этот тезис был центральным в тайной философии гуманизма… Прагматизм позволяет осуществить гуманистическую интеграцию и конкретизацию языковых конструкций, связывая их с употреблением языка людьми в ситуации, соотнесенной с окружающим миром», – отмечает философ.

В этом смысле Апель видит себя продолжателем гуманистической традиции в философии языка, реконструированной им в работе «Идея языка в традиции гуманизма от Данте до Вико».

Идея трансцендентальной прагматики упирается, в конечном счете, в фундаментальную методологическую проблему, которую Апель формулирует в терминах дихотомии «объяснения» и «понимания», восходящей к В. Дильтею.

Претензия сциентистского подхода на всецелое «объяснение», т.е. редукцию всяких феноменов к каузальным зависимостям, ориентирована на объективный опыт и сразу рушится при попытке осмыслить субъективный опыт. Она оказывается несостоятельной при рассмотрении общества не как объекта, а как субъекта исторического действия.

Таким образом, апелевская трансформация трансцендентализма и рецепция им новейших веяний ХХ в. предполагала значительное изменение первоначальных установок кантианства. Трансцендентально-прагматическая теория К.-О. Апеля в целом является попыткой трансформации кантовской трансцендентальной философии субъективности в трансцендентальную философию интерсубъективности.

Правильнее всего будет рассматривать ее как герменевтическую альтернативу аналитической философии и ориентированному на синтактико-семантический аспект семиозиса логическому анализу языка. Специфическим в этом подходе является ориентация не на лингвистический анализ употребления языка, входящий в задачи лингвистики как эмпирической науки, а на рефлексию языкового опыта и реконструкцию его априорных структур. Именно эта рефлексия приводит Апеля к наиболее ценным находкам.

Одним из основных методологических образцов рефлексивно-реконструктивного исследования для Апеля стала генеративная (трансформационная) грамматика Н. Хомского, вводящая различение между «языковой компетенцией» и «употреблением языка» и реконструирующая правила генерирования бесконечного числа языковых конструкций согласно ограниченному числу существующих правил.

Еще К. Бюллер в своей теории языка отмечал многозначность функций языковых сообщений: «Это символ в силу своей соотнесенности с предметами и положением дел; это симптом (примета, индекс) в силу своей зависимости от отправителя, внутреннее состояние которого он выражает, и сигнал в силу своего обращения к слушателю, чьим внешним поведением и внутренним состоянием он управляет».

«В то время как грамматически правильное предложение выполняет притязание на понятность, удавшееся выражение должно удовлетворять еще трем притязаниям на значимость: оно должно считаться участниками истинным, коль скоро оно отображает нечто в мире, оно должно считаться правдивым, коль скоро оно выражает намерения говорящего, и оно должно считаться правильным, коль скоро оно соотносится с общественно признанными ожиданиями… Три всеобщие прагматические функции (с помощью некоего предложения нечто отображать, выражать намерение говорящего и производить межличностное отношение между говорящим и слушателем) лежат в основе всех тех функций, которые может принимать на себя выражение в частных контекстах».

Все это позволило Ю. Хабермасу сформулировать концепцию нормативных требований значимости (Geltungsansprüche) к речевому акту. Апель с ней полностью солидаризируется. Согласно этой концепции, выделяются следующие модусы коммуникации: когнитивный, интеракционный и экспрессивный, которые заложены, соответственно, в трех аспектах речи: пропозициональном содержании, интеперсональном отношении, намерении говорящего. Им соответствуют три притязания на значимость: истинность, нормативная правильность, правдивость. Таким образом, в идеальном случае каждое выражение речи претендует на то, что содержащееся в нем пропозициональное содержание является истинным, что оно соответствует сложившимся между участниками коммуникации отношениям и ожиданиям (нормативная правильность), что намерения говорящего являются искренними (правдивость). Четвертым требованием является понятность, соответствие выражения языковым грамматическим правилам. Эти универсальные требования представляют собой несущую конструкцию философской прагматики (как универсальной прагматики Хабермаса, так и трансцендентальной прагматики Апеля), устанавливая отношение участников коммуникации с миром фактов, миром социальных норм и миром субъективности участников коммуникации. Ситуация взаимопонимания и достижения согласия возможна только в том случае, если в реальной коммуникации они соблюдаются в той или иной степени.

Важным толчком для развития апелевской теории трансцендентальной прагматики стала теория речевых актов Остина и Серла.

С этой точки зрения, к примеру, можно исследовать, в какого рода перформативных предложениях формулируются теоретические дискурсы партнеров по научной коммуникации. Попытку экспликации смысла речевого акта полагания, скрытого в перформативном предложении “Я полагаю”, дает ученик Апеля Д. Бёлер: “Я полагаю перед неограниченным сообществом участников аргументации, что высказывание, которое я сейчас сделаю, имеет такое свойство или будет так обосновано, что оно выдержит проверку всех сомневающихся, которые придерживаются правил аргументации и поняли и учли все основания, и что затем оно было бы признано как состоятельное в неограниченном сообществе участников аргументации, находящихся в идеальных условиях времени, а также обладающих идеальной компетентностью”

Анализу перформативных противоречий Апель отводит первостепенную роль.

         «Я утверждаю, что тем самым не имею притязаний на истинность»;

         «Я утверждаю как истинное, что я не обязуюсь в принципе признавать всех возможных членов безграничного сообщества аргументирующих равноправными».

Перформативное противоречие становится путеводной нитью философского анализа, способной вести Апеля по пути теории не менее далеко, чем в свое время Декарта. Все перформативно непротиворечивые суждения указывают в контексте прагматики на языковые априори дискурса, которые предполагаются одним только фактом употребления языка, потому они не только не могут быть опровергнуты, но и не требуют логического обоснования. Другими словами, формулирует Апель, «существуют не-аналитические, специфически-философские предложения, которые нельзя понять без того, чтобы не знать, что они являются истинными».

Апель, бесспорно, стремится дать новую жизнь консенсуалистской теории истины. Концепция «трансцендентального синтеза интерпретации языковых знаков», или идеального коммуникативного общества, которая составляет один из центральных пунктов философии Апеля, предполагает мыслимым такое состояние овладения истиной, в котором достигается полное согласие относительно интерпретации всех вещей со всеми участниками коммуникативного сообщества. «Интерсубъективно значимое мнение, которое не может более быть никем оспорено на основании имеющихся критериев, … должно быть для нас идентично понятию истины; т.е. она должна как интерсубъективно значимое мнение быть одновременно – как онтологическое отношение не доказуемой – адекватной репрезентацией реального (и задающим масштаб эквивалентом не доступного для нас разума Бога)».

Таким образом, эпистемология в трансцендентальной прагматике эксплицирует консенсус неограниченного коммуникативного сообщества относительно истины как условие, которое по умолчанию подразумевалось в метафизических предпосылках традиционной теории истины, но должно быть осознано как граница понятия истины. Не будет преувеличением сказать, что понятие идеального коммуникативного сообщества занимает у Апеля место, какое имели традиционные концептообразующие понятия философии. Аналогией ему могут служить понятие божественного разума в метафизике, трансцендентального субъекта и трансцендентальной апперцепции в кантианстве, логической структуры языка в аналитической философии и т.д.

Существенным вопросом трансцендентальной прагматики является соотношение ее двух внутренних элементов: концепций дискурса и коммуникативного действия. Апель критиковал Серля за узость теории, не выходящей за пределы семантических аспектов семиозиса.

Если Хабермас посвятил большую часть своего философского творчества исследованию разнообразных аспектов теории коммуникативного действия,

Исходя из вышесказанного, Апель эксплицирует практические нормы, лежащие в основе аргументативного дискурса

Набросок концепции трансцендентальной прагматики будет неполным, если не принять во внимание критику Апелем современной ему теории коммуникации. В качестве противоположной позиции в идеально-типическом смысле Апель выделял интенциональную теорию языковых значений Грайса и Стросона.

Подводя итог сказанному, можно констатировать, что в концепции трансцендентальной прагматики Апель и Хабермас предприняли попытку раскрыть в ходе анализа жизненного мира