б) Понятие общественности

б) Понятие общественности

То измерение, в котором следует искать «начало» политики, Апель находит не на институциональном или системном уровне, а на уровне политической коммуникации. Этот уровень на языке политической теории получил название «гражданского общества». Если с гражданским обществом связывается в первую очередь комплекс гражданских институтов, то Апель сужает его до более абстрактного понятия «общественности». Общественность, или публичность (Öffentlichkeit, английский перевод – public sphere, publicity), – та часть реального коммуникативного сообщества, в котором реализуются политические дискурсы, легитимирующие общественные институты. Апель в целом придерживается того смысла этого термина, который был придан ему в работах Хабермаса.

Понятие «резонирующей общественности», в которой находят разрешение основные общественные и правовые проблемы, восходит к философии Канта. Та правовая государственность, чье становление должно быть более чем просто «мудрым установлением», требует для своей легитимации, как подчеркивает Кант, принципа публичности.

«Если я абстрагируюсь от всякой материи общественного права (согласно различным эмпирически данным отношениям людей в государстве или государств друг с другом), так как это обыкновенно мыслят правоведы, то у меня остается только форма публичности, возможность которой содержит в себе любое правовое требование, т.к. без нее не может быть никакой справедливости (которая может быть мыслима только как общественно применимая), вместе с ней никакого права, которое может появиться только из нее».

В философии Апеля по сравнению с кантовской вес понятия общественности усиливается вследствие того, что она становится социально-политическим представителем верховной инстанции истины – идеального коммуникативного сообщества. Реально же общественность всегда принципиально ограничена, ее участники неравноправны в отношении социального статуса или обладания информацией, интенции ее участников как правило, имеют стратегический характер, ее эмпирические дискурсы всегда неполны и, следовательно, не позволяют достигать полного консенсуса.

«Тысячи конференций, которые в наши дни ответственны за опосредование философской рефлексии, научного знания, политической и экономической практики, в большинстве случаев скорее имеют характер ярмарки (т.н. предложений и выступлений), чем аргументативных дискурсов, при которых интересы не только репрезенитруются, но и рассматриваются и уважаются всеми заинтересованными людьми как значимые требования».

В рамках резонирующей общественности задаются границы как экспертного знания, приобретающего непреодолимое значение в системной рациональности (технократии), так и иррационального дециссионизма власти (авторитаризма), определяющего императивы стратегической рациональности. Дискурсы резонирующей общественности уже сегодня с полным правом могут рассматриваться как «манифестация нестратегического и не связанного системно типа человеческой рациональности».

Описывая структуру общественности, Апель выделяет в ней теоретические и практические дискурсы. В первых участники только оценивают истинностные претензии, без привнесения в игру собственных интересов (handlugsentlasteter Diskurs). Во вторых участники, напротив, действуют на уровне дискурса, являясь одновременно субъектами потребностей или интересов или представителями таковых. Если в практических дискурсах участники приходят к практическим результатам, соответствующим принципу универсализации (U), то участники теоретических дискурсов лишь постулируют необходимость решения всех проблем посредством аргументов, т.е. лишь обосновывают необходимость перевода проблем в практические дискурсы.

Апель соглашается с тем, что общественный дискурс, в той мере, в какой он институционализирован и иерархически структурирован, инкорпорируя в себя структуры власти, искажает условия аргументации. Здесь, однако, действует принцип, который имеет для дискурсивной этики важнейшее значение: если и не все условия практического дискурса соответствуют идеальным условиям аргументации, то все же все принимаемые ограничения, в свою очередь, должны быть легитимированны посредством дискурса. Учреждение всех институтов власти, от модератора дискуссии до органов государственной власти, должно принципиально получить согласие со стороны общественности. Это же верно в отношении содержания аргументации: не все в аргументации может быть само обосновано – чувства, очевидности, показывающие себя факты, принимаемые на веру положения. Тем не менее, относительно степени, в которой принимаются иноприродные аргументации данные (в науке это иная степень, чем в бытовом дискурсе), должно быть достигнуто дискурсивное соглашение.

«Все прагматически необходимые ограничения институциональной реализации этой регулятивной идеи (например, ограниченность дискурсов во времени, тематические ограничения, ограничение участников в смысле представительства интересов или выбора экспертов и т.д.) сами подчиняются постулату достижения консенсуса и поэтому являются принципиально пересматриваемыми».

У этого принципа есть ограничения, называемые парадоксом К.-Г. Итлинга.

Понятие «резонирующей общественности» и смежные с ним кантовские представления о «республиканизме» и «правовой общности мирового гражданства» включаются в дискурсивной этике в концепцию «свободной от господства коммуникации» (Хабермас).

Говоря об общественности, нельзя не коснуться концепции «открытого общества» К. Поппера, в рамках которой эта проблема получила наиболее широкое обсуждение. В философский обиход понятие «открытого общества» было введено А. Бергсоном. Согласно концепции Бергсона, изложенной в работе “Два источника морали и религии”, формирование открытого общества связано с развитием толерантных морально-религиозных представлений индивида, а процесс перехода от закрытого к открытому обществу является скачкообразным. Понятие открытого общества у Поппера возникло в период идеологической конфронтации Запад – Восток. В отличие от иррационалиста Бергсона Поппер строит обоснование открытого общества на фундаменте рациональности: в открытом обществе решения принимаются на основе критического обсуждения аргументов.

Поппер исходил из кантовского различения политики и морали: политика, как считал Кант, не то же, что и мораль. Она строится не на субъективных максимах, а на идее права. С точки зрения Канта, государство легитимно лишь тогда, когда оно строится на правовых принципах. Апель же обращает внимание на тот факт, что нормативные решения, принимаемые в процессе критической аргументации, должны быть обоснованы с моральной точки зрения солидарной ответственности, лежащей в основе практической дискуссии.

В критическом рационализме Поппера мотором прогресса является демократическая реформа общества, возникающая в процессе постоянной самокритики и понимаемая как антитеза революционной практике. Апель тоже рассматривает способность к самокритике как существеннейшую функцию общественности. Однако эта «негативная» способность подразумевает существование позитивной инстанции обоснования норм, от постулирования которой Поппер принципиально отказывается.

Успех концепции Поппера вытекал из убеждения послевоенного времени, что процесс достижения консенсуса в демократическом обществе строится на чисто дециссионистской основе достижения баланса интересов и возможен только при условии исключения моральных (как и религиозных) убеждений из общественно-правового процесса.1933 г.), будет иметь полное морально-правовое основание.

«Принцип фаллибилизма предполагает – вместе с дискурсивным принципом – также этический принцип, который не может быть опровергнут никакими мыслимыми фальсификациями гипотез, т.к. он со-положен в понятии опровержения гипотез посредством аргументов. Предположено в дискурсивном принципе и следующее: то, что максимальное принятие во внимание фаллибильности человеческого разума посредством создания и осуществления теоретических и практических проблемных дискурсов является этической обязанностью».