3.4.2. Политические проблемы глобализации.

.

3.4.2. Политические проблемы глобализации.

Вместе с глобализацией экономики начала меняться вся констелляция ценностей, востребованная политикой. Развитие делиберативной политики повышает статус деятельности гражданского общества и понижает авторитет волевых решений государственной власти. Политика ассоциируется с категориями агрессии и безопасности (в концепции К. Шмитта – с категориями «враг» и (во вторую очередь) «друг»

Кризис политического в его традиционном понимании наиболее ярко выразился в ослаблении государственного суверенитета, что можно рассматривать как основной эффект глобализации в политике.

1.      Появление на политической сцене новых мощных политических субъектов, таких как ТНК и неправительственные организации, международные организации и международный капитал, вынуждает потесниться традиционных субъектов политики.

2.      Глобализация ведет к заметному укреплению основ международного права, что также имеет эффектом частичную утрату правового суверенитета государств на своей территории.

3.      Территориальный фактор в человеческих интеракциях, который лежит в основе суверенитета государства, утрачивает вследствие глобализации свое традиционное значение, и, соответственно, вместе с этим подтачивается значение государственной власти.

4.      Происходящая фрактуализация (Альтфатер)

Понятие суверенитета становится предметом прямой критики также со стороны дискурсивной теории. Ю. Хабермас видит его источник в сознании философии субъекта, как следствие монополизации легитимного применения средств насилия, «представляемого как концентрат власти, который способен преодолеть все прочие власти этого мира».

««Самость» организующей саму себя правовой общности исчезает в бессубъектных коммуникационных формах, которые так регулируют поток дискурсивного образования мнений и воли, что ее случайные результаты соответствуют разумности самой по себе. Тем самым интуиция, которая связывается с идеей народного суверенитета, не исчезает, а толкуется интерсубъективно. Народный суверенитет, даже и ставший анонимным, возвращается в демократические процедуры и в правовое исполнение ее коммуникационных предпосылок, чтобы получить значение как коммуникативно произведенная власть».

Постановка политического суверенитета под вопрос не может не влиять на механизмы легитимации политической власти. Это имеет прямые следствия для авторитарной и диктаторской власти,

Демократическая легитимность базируется на принципе большинства, реализуемом внутри политического сообщества. Ее условием является наличие «мы-идентичности», автономного решения участников политического сообщества. Глобализация, унифицируя правовые стандарты и ослабляя национально-культурную идентичность обществ, подрывает внутреннюю легитимность этих обществ. В. Шарпф указывает на наложение в этом случае друг на друга двух горизонтов политической легитимности: демократического принципа большинства и международно-правового принципа соблюдения договоренностей.

«Мажоритарная демократия предполагает конгруэнтность между кругом тех, кто участвует (Beteiligten) в процессах демократической легитимации, и кругом затронутых (Betroffenen) решениями, таким образом легитимированными. Так как из оснований самоидентичности круг участников не может быть бесконечно расширен, принцип конгруэнтности при растущей взаимосвязи проблемных и причинных зависимостей все более нарушается. Члены демократически организованного сообщества во все большей мере затрагиваются воздействием внешних решений, а легитимированные ими решения производят растущую экстернальность (отчужденность – А.Н.) для других сообществ».

Таким образом, при растущей взаимозависимости государств подрываются внутренние принципы демократической общественной жизни.

Эффект рашатывания общественной нормативной базы особенно заметен в развивающихся странах, которые подвержены особенно сильному влиянию и даже интервенции норм, заимствованных из других обществ. Поскольку эти влияния не могут быть органично интегрированы в автохтонные нормативные миры и не могут восприниматься как легитимные нормы, они имеют одно основное действие – релятивизации и подрыва легитимности существующих норм. Х. Меган и Х. Вуд подчеркивают, что автохтонность нормативных миров покоится на существовании «высказываний, не подверженных коррекции»: рефлексия противоречий, подвергающих сомнению нормативные основы жизненного мира, имеет результатом подтверждение этих основ.

Такой эффект – один из основных, производимых глобализацией. Унификация производства, потребления, культурных стандартов приводит и к унификации правовых и моральных представлений. Некоторые автохтонные миры оказываются способными в той или иной мере усвоить интервенцию глобальных нормативных стандартов, некоторые могут существовать в условиях «двойных стандартов», есть и такие, которые реагируют на подобные интервенции болезненно и агрессивно. Подробнее данная тема – весьма животрепещущая и интересная  для социальной теории – будет затронута в следующем разделе.

Тем не менее, нельзя считать, что нормативная унификация вследствие глобализационных процессов является негативным процессом. В развитых обществах она отражает собственную внутреннюю эволюцию этих миров и подрывает демократическую легитимность лишь в той мере, в какой эта легитимность приобретает не узконациональный, а планетарный масштаб. Болезненные эффекты глобализации нормативных установок в развивающихся обществах очевидны, однако и здесь процессы глобализации действуют иначе, чем на изолированные автохтонные миры. Дело в том, что эти общества уже не автохтонны, это, как правило, модернизирующиеся общества, на которые воздействует целый ряд инновационных воздействий и осуществляется массированная нормативная интервенция. Разрушение нормативных миров обусловлено здесь не в меньшей мере внутренними факторами, чем внешними. Так, для африканских племен государственная организация их общества является новой нормативной языковой игрой; таковыми же являются экономическая модернизация, внедрение образования и т.д. Ситуация в развивающихся государствах уже характеризуется значительной степенью нормативного хаоса: аномией государства и анархией, социальной дезинтеграцией и нелегитимностью режимов, коррупцией и высокой преступностью. Подтачивая легитимность авторитарной власти, складывающейся на этой внутренней основе, и ограничивая ее произвол правовыми рамками международных демократических стандартов, глобализация позволяет усилить гражданский контроль внутри этих обществ за действиями власти. Размягчение политической идентичности в развивающихся странах является необходимой предпосылкой для того, чтобы на этой почве происходило более активное преобразование политической системы и культуры, для которого иначе потребовались бы другие исторические сроки. То, что в развитых странах ослабляет демократию, в развивающих странах активно усиливает ее позиции и формирует гражданское общество. Описывая ситуацию в категориях системной теории, можно сказать, что большая открытость систем по отношению друг к другу усиливает давление энтропийных факторов на более организованные системы и, напротив, сдерживает энтропийные процессы в менее организованных системах. Вследствие вызовов глобализации развивающиеся страны вынуждены более интенсивно интегрироваться, обретать политическую идентичность, выстраивать современную демократически легитимную политическую систему.

Как один из вариантов ослабления и распада политико-правовых нормативных миров вследствие глобализации можно назвать уже упоминавшийся кризис социального государства. Социальное государство и социальная рыночная экономика – специфически европейская форма концептуализации государственной организации и ее задач. В своей современной форме она сформировалась после второй мировой войны и была наиболее глубоко теоретически разработана в трудах западногерманских ученых и правоведов (за что получила название немецкой модели).

Несмотря на распространенную критику континентальной концепции за ослабление адаптационных возможностей, высокую стоимость государства и слабую конкурентноспособность, следует заметить, что лишь она оказалась способна устранить классовый конфликт в западноевропейских обществах, гомогенизировать их и в убедительной форме реализовать принцип равенства социальных возможностей. Социальность государства усиливает элемент солидарности и благоприятствует развитию социума как реального коммуникативного сообщества на пути большего соответствия идеальному коммуникативному сообществу. «Социальные гарантии можно понимать как взаимное страхование, – указывает К. Хоман, – которое осуществляют члены общества, принимая во внимание большой риск рыночной экономики… такой страховой полис придает мужество отдельным людям предпринимать долговременные и рискованные инвестиции в деловой и, прежде всего, человеческий капитал, ибо в случае провала их поддержат, и они получат новый шанс».

Глобализация, действительно, в значительной степени меняет характер представлений о государстве и его значение как социального института. Мыслить в категориях планетарной этики ответственности означает иметь в виду цели и проблемы, которые трансцендируют пределы компетенции и ответственности национальных государств. Новая ситуация характеризуется тем, что проблема безопасности не является больше исключительной проблемой национальных государств, проблема рационального распределения и расходования земных ресурсов выходит за пределы их компетенции. Вместе с тем, государство остается основным субъектом, который способен принимать на себя политическую ответственность и действовать согласно ей. Государство есть и будет оставаться институтом, который обладает монополией на легитимное насилие и способен осуществлять реальные меры по обеспечению безопасности своих граждан.

С этой точки зрения очевиден ущерб, который приносит авторитету государства глобализация, сокращая арсеналы его реагирования. Преступность и терроризм, принимая международный масштаб, становятся для отдельного государства почти неуязвимыми. Следуя задаваемым правилам игры, государства начинают соревноваться за улучшение конкурентных условий на местах, сокращают налоговое бремя, социальные расходы, бюрократический аппарат. «К этим мерам принадлежат либеральная промышленная политика, поддержка исследований и развития, т.е. будущих инноваций, квалификация рабочей силы посредством улучшенного обучения и переобучения, осмысленные мероприятия по стимулированию «гибкости» рынка труда. Эти мероприятия приносят в среднесрочной перспективе преимущества для данной страны, но они не меняют ничего в образце международной территориальной конкуренции и ничем не помогают истощенным рабочим», – отмечает Ю. Хабермас.

Вышесказанное побуждает многих политиков и политологов говорить об аномии государства и анархии как глобальной проблеме.

В новом мировом политическом порядке – теме, ключевой для дискуссий о глобализации, – страны все более осознают себя частями единой конфедерации. Конфедерация как форма не отменяет политического суверенитета государств, но создает для них общее правовое пространство и предпосылки для более эффективной кооперации и мирного сосуществования. С эффективностью Global Governance,

Насколько продуктивны попытки мыслить мировой порядок в форме единого всемирного государства? Так, ряд авторов призывает к введению «диктатуры развития» в развивающихся государствах, «отбивающихся от рук».

Монополия традиционных функциональных систем с помощью глобализации серьезно угрожает колонизировать формирующиеся структуры планетарного правового порядка. Наращивание мощи global player происходит во многом за счет поглощения структур малого порядка – малого предпринимательства, малых государств. В тематической литературе с глобализацией нередко связывается становление тетрархии – власти трех мощных экономических субъектов (США, ЕС, Японии) или возникновение однополюсного мирового порядка во главе с США. Усиление этих государств сопровождается тем, что в структуре мировой общественности тон задает также общественность развитых стран. Идеал коммуникативного сообщества предполагает движение в другом направлении – к многополюсному миру и равенству прав локальных сообществ, независимо от распоряжения материальными и стратегическими ресурсами в мировых экономике и политике. Многополюсный мир с группой региональных лидеров во главе оставляет более пространства для свободных дискурсов и взаимосогласования воль.

Наконец, к тому же кругу вопросов относится новая и горячо обсуждаемая проблема права на гуманитарную интервенцию со стороны международного сообщества. Понятие гуманитарной интервенции ясно маркирует процесс радикального изменения ценностного фундамента международной политики. Наряду с незыблемым в течении столетий правом на защиту национального суверенитета в ХХ в. выросло право на защиту прав человека. При этом, если принцип защиты суверенитета воплощал мышление в категориях системной рациональности, то принцип защиты прав личности подчиняет последний императиву этического разума (хотя возможны случаи, когда первое облачается в одежды второго). Конструкция правового порядка мирового гражданства призвана, по мысли Апеля, снять противоречие между ними. Оба принципа должны быть не противопоставлены друг другу, а дополнять друг друга. Сохраняя значение защиты национального суверенитета как начала, обоснованного логикой прикладной этики в части Б, государства должны ориентировать ее на универсальную ценность и регулятивный принцип защиты человеческого достоинства, основания которого коренятся в окончательном обосновании этики в части А.

Правовая реальность международных соглашений обретает благодаря глобализации контуры санкций, и уже не только экономических санкций ведущих государств, но военных санкций мирового сообщества. Нарушение универсальных прав человека легитимирует вмешательство международного сообщества, а военный перевес международного сообщества по отношению к отдельным государствам с авторитарными режимами сегодня настолько подавляющ, что не вызывает никаких препятствий его осуществление в рамках «полицейского контроля». Если само право на такие действия (обоснованное в части А) никто не подвергает сомнению всерьез, то каждое конкретное решение, вызванное определенной констелляцией обстоятельств, дается мировому сообществу нелегко.

Вопрос о гуманитарной интервенции затрагивает сложную проблему связи международной политики развития (по отношению к странам третьего мира) и национальной политики интересов в эпоху глобализации. Политика развития, целью которой провозглашается модернизация и приближение развивающихся стран к уровню, достигнутому развитыми странами, ориентирована на движение к идеалу совершенного коммуникативного сообщества. Она ставит задачу опосредования интересов всеобщего и собственного развития, которая до сих пор не имеет удовлетворительного разрешения.

«Правовой порядок мирового гражданства» должен иметь институциональное воплощение в виде институтов и метаинститутов, в которых было бы реализовано заложенное в дискурсивной этике требование представительства своих интересов в аргументативных дискурсах. Представление о фактическом состоянии дискурсов – участвуют ли в них страны третьего мира и насколько, представляют ли участвующие в них элиты развивающихся стран точку зрения этих стран,

Типология, отталкивающаяся от структуры международных организаций, выделяет два типа: 1) организации, построенные по принципу равенства голосов; 2) организации, голос в которых зависит от «значения» государств или их вклада в «фонд» организации.

1. ООН представляет собою одну из попыток реализовать принцип равенства голосов, хотя в ключевой области, в Совете Безопасности ООН, доминирующей является власть пяти постоянных членов, ядерных держав. Ограниченная эффективность принципа равенства голосов, игнорирующего реальные силовые отношения в мире и собственные интересы «вкладчиков», проявляется в том, что ведущие державы нередко бойкотируют такие организации. Так, задуманный как альтернатива «силовым» экономическим организациям (МВФ и Мировому Банку) «Фонд капитального развития ООН», оказался пустышкой ввиду увлечения «принципом равного голоса» и полного отсутствия заинтересованности богатых стран в его эффективном функционировании.

2. В организациях, олицетворяющих Новый мировой экономический порядок, – МВФ и Мировом Банке – количество голосов определяется величиной доли капитала. Здесь тон задает пентархия «клуба богатых», мнению которых остальные государства практически ничего не могут противопоставить. Хотя в качестве кредитных учреждений и кризисных менеджеров этот принцип организации для «бреттонвудских близнецов» естественен, однако факт остается фактом: критерием решений в этих ключевых для мировой экономики учреждениях является интерес вкладчиков, а не всеобщий интерес международного сообщества.

Международные организации, как правило, располагают органами, которые не ограничивают суверенитет членов, но имеют поэтому лишь небольшие самостоятельные властные компетенции. По другому структурированы наднациональные международные организации, чьим органам члены уступают компетенции для реализации коллективных интересов, как, например, в Европейском Союзе (Европейская Комиссия и Европарламент). Вместе с тем, право «вето» остается здесь важным инструментом защиты своих интересов отдельными государствами.

Подводя итог, можно заключить, что интенсификация международных отношений в ходе глобализационных процессов в политике ведет к развитию образа, «в котором мир покрыт массой различных функционально определяемых, отражающих коммуникацию, взаимно пронизывающих друг друга сетей отношений, которые охватывают отдельных актеров целым множеством гигантских паутин и связывают их на различных уровнях его действий с массой других актеров».

Сказанное не означает, что глобализация зримо продвигает мир к реализации принципа международной справедливости, который предполагает, по Апелю, «необходимую способность к консенсусу и приемлемость всех морально релевантных решений проблем для всех, кого затрагивают их последствия». Нельзя не отметить, что глобализация фиксирует и углубляет многие из черт искажений и асимметрий в современной международной коммуникации. Отношения со странами третьего мира лишены сегодня конститутивных черт рабства – черт, которые они носили в эпоху колониальной и империалистической политики. Но страны третьего мира и сегодня остаются в значительной части аутсайдерами мирового сообщества.