История 2: психология выбора
.История 2: психология выбора
Вначале — без политики. В начале б0-х гг. психолог Ф.Д. Горбов создавал специальную психологическую службу работы с космонавтами. Дело было новое, многое приходилось придумывать «с нуля». И вот однажды Ф.Д. Горбову поручили отобрать наиболее вероятного кандидата в космонавты № 1. Он, как и многие другие специалисты, выбрал Ю.А. Гагарина. Спустя годы его много раз спрашивали: почему он сделал именно такой выбор? Ведь никто, никакой психолог еще не мог знать, какие качества понадобятся там, в космосе — отбирали первого в истории космонавта. Горбов признавал: он тоже не знал, по каким качествам надо выбирать. «Так за что же вы выбрали именно Гагарина?» — «За его улыбку. Я понимал, что психология будет важна не в полете, а после него. И задал себе вопрос: каким он должен быть, первый землянин, побывавший в космосе, символ прогресса человечества? Тогда я понял: он должен быть обаятельным и уметь здорово улыбаться».
А вот теперь — о политике. У нас не хватит бумаги на перечисление всех политических лидеров разных стран, которые были избраны лидерами за свои улыбки. Самый яркий пример — президент США Джимми Картер. Слабый президент, мало профессиональный политик. Число провалов в его деятельности (одна неудача с освобождением американских заложников в Иране чего стоит!) многократно превышало число удач. Но как же он умел улыбаться! Помните анекдот? После встречи с одним иностранным политиком, обсуждая ее итоги, Л.И. Брежнев признался помощникам: «Да, конечно, он большой мерзавец. Но как, мерзавец, целуется!».
На первой встрече с президентом США Дж. Кеннеди советский лидер Н.С. Хрущев так увлеченно расписывал преимущества социализма, что под конец не выдержал, и прямо-таки заявил, без всякой дипломатии: «Мы вас закопаем!». И тогда не выдержал Кеннеди: «Мистер Хрущев, вы хотите войну? 0'кей, вы ее получите!». И тут испугался Н.С. Хрущев. С трудом, ситуацию удалось успокоить. Но она не исчерпала себя. Разрядилась ситуация позднее, когда в ответ на выступление американского делегата в ООН Н.С. Хрущев снял башмак и начал, в знак протеста, стучать им по столу: дескать, мы вам не позволим!
После этого Хрущева... полюбила вся Америка. По данным социологических опросов, он сумел сломать стереотип восприятия прежних советских лидеров — «роботов в кителях». Он показал себя человеком, способным на живое, непосредственное, спонтанное поведение. Он умел пугать, но умел и бояться. Значит, с ним можно было разговаривать и договариваться. Вот почему удалось предотвратить и Карибский кризис, и многие другие политические сложности того времени. Потому, что психология умеет корректировать политику.
Много можно было бы рассказать историй подобного рода, однако, дело не в отдельных историях. Их собирает, изучает и обобщает наука, имя которой пока звучит привычно далеко не для всех — политическая психология. Однако дело и не в имени, не в названии науки. В порядке самого краткого введения в курс ее изучения, попробуем ответить всего лишь на три простых вопроса.
Первый вопрос: так чего ждать и чего не ждать от политической психологии? Известно: когда людям (классам, партиям, политическим деятелям) хорошо, они ждут от науки заверений, что им будет еще лучше. Когда плохо, они надеются услышать, что им не станет еще хуже. Так вот, от политической психологии прежде всего не надо ждать вранья. Слишком часто наши политики нанимают себе сотрудников, в том числе и психологов, лишь для того, чтобы каждый день слышать про свою гениальность. Политическая психология — это не политическая психотерапия. И те, кто этого не понимают, опасно заблуждаются. Особенно наглядно это видно у российских политиков в ходе предвыборной компаний. Почему-то каждый кандидат на выборный пост просто-таки уверен, что народ его любит.
Разочарование наступает для большинства наутро после голосования, когда выясняется, что до всенародной любви ой как далеко, а огромные деньги потрачены напрасно. И тогда... тогда нужны либо психотерапевты, либо «козлы отпущения». Так вот, от политической психологии не надо ждать ни того, ни другого. Это — наука. Ее задача — вооружить политика знаниями, дать ему конкретные и реальные рекомендации, А уж как он их реализует, это, в конечном счете, все-таки его, а не наши проблемы. Наука наукой, а политика политикой.
Не надо ждать и, тем более, требовать от политической психологии ответственности за судьбы общества. В конце концов, это всего лишь наука, а не панацея от всех политических бед и неприятностей. Поэтому нет даже смысла говорить о каких-то моральных кодексах, хартиях честности и подобных самоограничениях, которые должна, по мнению некоторых, накладывать на себя политическая психология. «Пояс верности» изжил себя еще в Средневековье. Да и толку от него, говорят, было мало. Наука должна быть честной и объективной — за это ее и называют наукой. И не надо ждать от нее ничего большего.
Второй вопрос тесно связан с первым: чего хотелось бы избежать в политической психологии? Нескольких вещей. Во-первых, откровенного вранья. К сожалению, слишком много вранья идет в последнее время от имени науки под видом так называемого «пи-ара». Во-вторых, шаманства — неуклюжих попыток ответить на те вопросы, ответа на которые наша наука пока еще просто не знает. И, наконец, в-третьих, хотелось бы избежать всякого рода неумелых, но претенциозных попыток предсказаний. Только не надо путать предсказания с прогнозами. Прогнозы политическая психология давать обязана, и чем больше, тем лучше. Прогностический смысл заложен в любой науке, а политическая психология отличается значительным прогностическим ресурсом.
Однако прогноз — никак не гадание на кофейной гуще. И не безудержное тупое, упрямое следование какой-то одной линии в угоду какому-то заказу или собственным заблуждениям. В последнее время, к сожалению, и в политической психологии возросло число странных сочинений двоякого рода, С одной стороны, слишком много ура-оптимистичных сочинений во славу действующей власти и ее лидера. С другой стороны, много сочинений-страшилок, рисующих политические перспективы в самых мрачных тонах и предвещающих всяческие беды, вплоть до осуществления апокалиптических пророчеств. Это по преимуществу голос тех псевдо-прогнозистов, кто умеет только экстраполировать, то есть прочерчивать вперед линию развития, как она сложилась за определенный период. Если такая линия идет вверх, они без колебания продолжат ее до самого неба. Если она поползла вниз, то те же люди столь же неумолимо дотянут ее до дна самой глубокой пропасти. Такие гадальщики на кофейной гуще — самые опасные люди для любой науки.
На этих экстраполяционных принципах было основано пресловутое советское планирование «от достигнутого». Сколько сделали + еще процентов 5—10. И это когда-то выродилось в знаменитое шуточное обращение к корове хрущевских времен: «Удвой удой, утрой удой, а то пойдешь ты на убой!». Вот этого и хотелось бы избежать как в самой политической психологии, так и по отношению к ней.
Наконец, последний, третий вопрос: так кто же такой политический психолог? Прежде всего, это человек, любящий наблюдать за политиками и тем, что они делают. Его девиз — название блестящей книги Ф. Дюрренматта: «Поручение, или О наблюдении наблюдателя за наблюдающими». В известной мере, хороший политический психолог — это, прежде всего, первоклассный наблюдатель. И, разумеется, это глубоко творческий человек, умеющий точно интерпретировать результаты своих наблюдений. Политический психолог — это, к тому же, еще и человек с открытым, не догматизированным мышлением. Это человек, помнящий, что процесс создания политической психологии как науки еще далеко не закончен. Значит, и он — один из строителей этой новой науки.
Это не только ученый. Это еще и, безусловно, практик. На данном этапе новое политико-психологическое знание получается непосредственно из практики. Более того, современная политическая действительность предоставляет огромную зону для практических экспериментов, дающих новое знание. И этим надо уметь пользоваться.
Однако, политическая психология — не курица, автоматически несущая золотые яйца. Мало получить звание «политического психолога», чтобы безбедно жить на ренту с профессии. За право заниматься политической психологией приходится бороться, и подчас это жестокая, конкурентная борьба.
Политическая психология — интереснейшая, хотя и тяжелейшая профессия, Политический психолог все время находится в политической игре или где-то рядом с ней. Одновременно, сам он не игрок. Уметь понимать игроков и «читать игру», при этом сохранять полное хладнокровие и быть абсолютно объективным, холодным аналитиком — нелегкая доля. Трудно сочетать обязательную искренность науки с естественным цинизмом практической политики. Но это и есть удел высококлассного политического психолога. Трудно работать с людьми, которых ты обязан понимать, причем делать это так, чтобы они не чувствовали этого и не раскусили тебя. Тяжело знать все, но не показывать, что ты слишком много знаешь (это может быть опасно). Но тот, кто сможет пройти через это, достигнет больших высот.