ПОЛИТИЧЕСКИЙ ПСИХИКА

.

ПОЛИТИЧЕСКИЙ ПСИХИКА

За неимением лучшего, мы используем здесь пока еще не общепринятое понятие «политической психики» для определения политико-психологических особенно­стей основных психических функций и процессов. Если не вдаваться в совсем уж глубинные психологические детали, в достаточно общем политико-психологическом виде, человеческая психика может быть представлена как состоящая из четырех основных блоков. Во-первых блок политического восприятия — восприятия полити­ки как таковой и, в частности, восприятие политической информации. Во-вторых, блок политического мышле­ния — переработки воспринятой политической инфор­мации, ее осмысления и принятия политического реше­ния. В-третьих, блок политических эмоций, чувств и аффектов — эмоционального оценивания выводов по­литического мышления. Четвертым, итоговым, и уже выходящим за пределы собственно психики, является блок политического поведения —конкретных действий, основанных на воспринятой, переработанной и оценен­ной информации. Рассмотрим вкратце эти основные блоки с учетом того, что подробно они будут рассматри­ваться в последующих главах книги.

1. Политическое восприятие. Еще в 20-е — 30-е годы, в многочисленных экспериментальных исследо­ваниях американской психологической школы «New Look» было однозначно доказано: наше восприятие зависит от установок и стереотипов нашего сознания, а в политическом аспекте — от политического созна­ния, самосознания и политической культуры. Причем проявляется это влияние на неосознанном уровне. Наложите друг на друга контурные изображения ав­томобиля и лошади, а потом покажите этот внешне бессмысленный набор линий американцам и мекси­канцам. Абсолютное большинство американцев уве­ренно видят в этом наборе автомобиль. Не меньшее количество мексиканцев — мустанга. Сделайте то же самое с изображением автомата Калашникова и скрип­ки. Большинство палестинцев (чеченцев, афганцев — любой воюющей общности) увидят только автомат Калашникова. Напротив, большинство европейцев увидят скрипку, и ничего больше.

Человеческое восприятие избирательно, селектив-но. Соответственно, избирательно и политическое восприятие. Такая избирательность формируется в процессе политической социализации — «врастания» подрастающих поколений во взрослый, политический мир. Сформировавшись, эти особенности восприятия оказываются связанными с политической культурой, политическим сознанием и самосознанием, а также с Другими психическими функциями и процессами.

2. Политическое мышление — это форма созна­тельного продуктивного отражения человеком процес­сов и явлений окружающей политической реальности в виде суждений, выводов, решений и умозаключений. Системообразующей функцией политического мыш­ления является отражение политической реальности как особой деятельности. Политическое мышление включает в себя не только когнитивные, но и эмоцио­нально-оценочные механизмы, имеющие собственный онтологический статус. Принципиально важной особенностью именно политического мышления является его крайняя нелогичность, а часто просто откровенная алогичность.

Еще в XIX веке Л. Кэррол блестяще подметил: «Об­щество было бы в гораздо меньшей степени подверже­но панике и другим пагубным заблуждениям, а поли­тическая жизнь выглядела совсем иначе, если бы аргументы (пусть даже не все, а хотя бы большинство), широко распространенные во всем мире, были пра­вильными... На одну здравую пару посылок (под здра­вой я понимаю пару посылок, из которых, рассуждая логически, можно вывести заключение), встретившую­ся вам при чтении газеты или журнала, приходится по крайней мере пять пар, из которых вообще нельзя вы­вести никаких заключений. Кроме того, даже исходя из здравых посылок, автор приходит к правильному за­ключению лишь в одном случае, в десяти же он выво­дит из правильных посылок неверное заключение».

Рассматривая политическое мышление, М. Вебер отмечал «повсеместное использование терминов, кото­рым крайне трудно придать определенный смысл», и даже таких, «которые вообще не допускают анализа». Анализируя общественно-политические дискуссии в послереволюционной России, логик С.И. Поварнин де­лал однозначный вывод о слабой логике политического мышления на всех стадиях — начиная от операций с понятиями, кончая связями суждений с умозаключе­ниями. Специальный анализ современного политиче­ского мышления в России был осуществлен в 90-е гг. под нашим руководством А.А. Хвостовым.

Содержание политического мышления определя­ется не столько логическими механизмами, сколько установками, целями и ценностями, определяемыми политическим сознанием и политической культурой. С другой стороны, политическое мышление опериру­ет не только знаковыми моделями, сколько перцептив­ными категориями (образами, мифами, верованиями и т.п.), что в свою очередь влияет на политическую культуру и политическое сознание в целом.

3. Политические эмоции — это форма чувственно­го, обычно неосознанного, но достаточно продуктивно­го отражения человеком процессов и явлений окружаю­щей политической реальности в виде аффективных оценок и реакций. В политической психике трудно пе­реоценить аффективный, эмоциональный момент. Еще в 1954 г. К. Левин на основе многочисленных фактов констатировал, что подверженность познавательного материала влиянию эмоций определяется его структу­рированностью: чем более «расплывчатым» является поле восприятия, тем больше его подверженность влия­нию эмоций. По мнению Я. Рейковского, «отношения между политическими событиями, причинные связи между факторами идеологической, социальной, эконо­мической природы настолько сложны, что постижение их в целом превышает возможности дилетанта... Такое положение способствует доминирующему эмоциональ­ному отношению к тем или иным событиям».

Главной особенностью политической психики в целом является ее глубокая инерционность. Рассмот­рим силу и влияние ее действия на наиболее понятном и очевидном примере инерции мышления (хотя все сказанное будет относиться и к политическому воспри­ятию, и к политическим эмоциям, и к политическим действиям).

Инерция психики в политике — от лат. inertia, оз­начающего неподвижность, бездеятельность. Это свой­ство психики, во-первых, сохранять свое состояние покоя или прямолинейного равномерного движения до тех пор, пока какая-либо внешняя причина (явление, процесс, ситуация) не выведет его из этого состояния. Во-вторых, это способность приобретать под действи­ем какой-либо конечной внешней причины определен­ное конечное ускорение и продолжать реагировать на эту причину даже в том случае, когда ее реальное влия­ние исчезло.

Инерция восприятия и мышления проявляется в жесткости, ригидности и стереотипизированности внутри— или внешнеполитического курса, в нежела­нии и невозможности сменить систему взглядов и оце­нок происходящих событий, изменить направленность и характер политических действий, отказаться от уже принятого однозначного решения и самого привычно­го механизма принятия политических решений. В по­литическом выражении инерция мышления, связанная с его жесткостью, ригидностью является одним из имманентных свойств тоталитаризма как в его социально-политическом (монополизм принятия политиче­ских решений), так и социально-психологическом (свойство мышления и особенность сознания особого типа личности, порождаемой тоталитарным и авторитарным обществами — так называемой «авторитарной лично­сти») выражениях.

Инерция мышления в политической психологии рассматривается как одна из основных детерминант так называемого «старого» политического мышления. В отличие от него, любое «новое» политическое мышле­ние уже по определению направлено на преодоление всякой инерции мышления и опирается на гибкость, инициативность и творчество, как на свои центральные политико-психологические характеристики, проявляю­щиеся в принципиально иных способах принятия по­литических решений и их практической реализации.

На практике, инерция мышления наиболее демон­стративно проявляется в феномене так называемой «эскалации ситуации» или «эскалации упрямства (упорства)». Суть данного феномена заключается в соз­дании таких ситуаций, когда изначально (возможно, неосознанно) принимается ошибочное решение, влеку­щее за собой определенные потери (материальные, политические, нравственные и т. п.). Однако, несмотря на то, что ошибочность решения довольно скоро стано­вится очевидной, принятый курс действий продолжает осуществляться (с дальнейшими потерями) вместо его кардинального пересмотра и изменения. Упорное сле­дование ошибочному решению и составляет «эскала­цию ситуации», то есть упрямое наращивание ущерба. Примерами эскалации такого рода могут служить вой­на СССР в Афганистане, на прекращение которой по­требовалось 9 лет; «борьбы с Б. Ельциным» в действиях центрального советского руководства в период 1987— 1991 гг. и т. д.

Данный феномен имеет подчас как объективные, так и, чаще, исключительно субъективные составляю­щие. К основным субъективным детерминантам и закономерностям инерции мышления (а также воспри­ятия, оценок и, в итоге, действий) относятся, во-пер­вых, доминирующая тенденция как-то компенсировать потери (в том числе и явно безвозвратные), понесен­ные в результате ошибочно принятого решения. Это стремление «отыграться», особенно ярко проявляю­щееся, когда речь идет о материальных потерях (на­пример, феномен германского реваншизма за пораже­ние и территориальный ущерб в итоге Первой мировой войны, что, как известно, в конечном счете привело к новому поражению и новому всплеску реваншизма), однако касающееся и стремления к компенсации поли­тического, нравственного ущерба (например, в этом долгие годы проявлялась одна из детерминант полити­ки Китая, сводящаяся к стремлению любой ценой «со­хранить лицо»). Во-вторых, это стремление уйти от необходимости признания ошибок, заставляющее по­литиков, принявших изначально ошибочное решение, вкладывать новые усилия и средства в продолжение начатого курса вместо радикального его изменения. В-третьих, инерция связана с тем, что чем более об­щественно известно (распропагандировано) и значи­мо принятое решение, каким бы ошибочным оно ни было, тем сильнее тенденция продолжать его реализа­цию. В-четвертых, такая инерция усугубляется про­блемой вероятной конкретной ответственности опре­деленных лиц: чем выше возможная ответственность и жестче санкции за совершенную ошибку, тем упор­нее их стремление продолжать ошибочную линию, надеясь на что-то, избавляющее от ответственности. Например, этому соответствовало поведение Гитлера на последнем этапе Второй мировой войны, когда ошибочность курса стала очевидной, однако прекра­тить его осуществление было невозможно. В-пятых, инерция связана с искаженным восприятием инфор­мации: стремление любой ценой оправдать ошибочный курс создает своего рода фильтр для восприятия аде­кватной информации, пропускающий все более или менее позитивное для принятого курса, «подтвер­ждающее» этот курс, и отсеивающий то, что заставля­ет усомниться в нем. Примером такого рода является прямая фильтрация информации о намерениях Герма­нии в 1940—1941 гг., которая осуществлялась в соответ­ствии с избранным Сталиным и его окружением кур­сом в отношениях с гитлеровским режимом. В-шестых, инерция поддерживается и усугубляется временем: чем дольше продолжается ошибочная линия, тем труднее оказывается ее радикально изменить, ибо для ее реали­зации уже созданы как объективные, организационные, так и субъективные, психологические условия — изменен способ социально-политической организации, сформировано новое сознание людей и т. д.

Инерция психики в политике может проявляться на разных уровнях. На индивидуальном она выступает как особенность взглядов и оценок отдельного по­литического деятеля и оказывает серьезное влияние лишь в случае наделения этого деятеля значительной полнотой личной власти и минимизации контроля за принятием политических решений.

На групповом уровне такая инерция проявляется в виде известного в мировой литературе «групп-мышления» («groupthinking») сравнительно небольших группировок, причастных к принятию политических решений. В его основе лежат явления группового кон­формизма, особенно ярко проявляющееся при наличии в группе сильного лидера; стремление поддерживать принятое большинством решение, даже если отдель­ные члены группы с ним не согласны; тенденция иг­норировать информацию и мнения, не разделяемые группой; склонность отвергать или исключать членов группы, несогласных с общим мнением и т. д. Класси­ческими примерами «групп-мышления» считаются ис­торически важные, но, в итоге, ошибочные решения, начиная, скажем, от мюнхенских соглашений до реше­ний администрации США о вторжении на Кубу и во Вьетнам и т. д.

На еще более обобщенном уровне речь идет об инерции психики социальных классов и слоев, этни­ческих групп или общества в целом. Здесь инерция выступает как одно из главных проявлений тоталита­ризма и авторитаризма.