ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ

ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ

В свое время В.О. Ключевский писал о Смуте кон­ца XVI — начала XVII веков в российском обществе: «Почвой для нее послужило тягостное настроение на­рода, общее чувство недовольства, вынесенное наро­дом из царствования Грозного и усиленное правлени­ем Б. Годунова». Говоря более подробно, «это было тягостное, исполненное тупого недоумения настрое­ние общества, какое создано было неприкрытыми без­образиями опричнины и темными годуновскими ин­тригами». По ходу Смутного времени общество само увидело силу массовых настроений. «Прежде всего из потрясения, пережитого в Смутное время, люди Московского государства вынесли обильный запас новых политических понятий, с которыми не были знакомы их отцы... Это и есть начало политического размышления».

Анализ данного периода потребовал и от историка выделить специальный раздел в описании последствий Смуты — «Настроение общества». В нем В.О. Ключев­ский пишет: «Внутренние затруднения правительства усиливались еще глубокой переменой в настроении на­рода. Новой династии приходилось иметь дело с иным обществом, далеко не похожим на то, каким правили прежние цари... Недовольство становится и до конца века остается господствующей нотой в настроении на­родных масс... Эта перемена выразилась в явлении, ка­кого мы не замечали прежде в жизни Московского го­сударства: XVII век был в нашей истории временем народных мятежей».

Согласно В.О. Ключевскому, определенные мас­совые настроения, накопившись в рамках стабильной социально-политической системы, со временем при­вели к ее разрушению и перемене в политической психологии людей. «Разбушевавшись», массовые на­строения стали на долгое время определять характер социально-политической жизни. Потребовалось зна­чительное историческое время для того, чтобы насту­пило их умиротворение и, соответственно, возникла политико-психологическая основа для стабилизации социально-политической системы. В.О. Ключевский одним из первых дал сравнительно развернутый историко-политологический и, одновременно, политико-психологический анализ влияния массовых настроений на политическую систему общества. Однако указыва­ли на роль этого фактора в политике, не вдаваясь в специальное рассмотрение, многие исследователи и до него.

Так, еще Аристотель, одним из первых обратив­шись к этому понятию, достаточно однозначно связы­вал «настроения лиц, поднимающих восстание», с осо­бого рода политическими процессами — мятежами, направленными на свержение власти, «политическими смутами» и разного рода «междоусобными войнами». Анализируя достаточно массовые, по тем временам, выступления граждан против властей, Аристотель пря­мо писал: «Во-первых, нужно знать настроение лиц, поднимающих восстание, во-вторых, — цель, к которой они при этом стремятся, и, в-третьих, чем собственно начинаются политические смуты и междоусобные рас­при». Аристотель неоднократно подчеркивал ту бо­льшую роль, которую играет настроенческий фактор в особых вариантах социально-политической системы, связанных с доминированием на политической арене «охлократии», власти толпы, плебса. В подобных си­туациях рациональные начала политики уходят на зад­ний план, и вся политическая жизнь оказывается в плену массовых настроений,

Великий Н. Макиавелли указывал: «Глубокая и впол­не естественная вражда, ...порожденная стремлением одних властвовать и нежеланием других подчиняться, есть основная причина всех неурядиц, происходивших в государстве... Ибо в этом различии умонастроений находят себе пищу все другие обстоятельства, вызы­вающие смуты…».

История показывает, что роль массовых настрое­ний становится влиятельной с периода средневековья. Город как особый способ группирования людей того времени порождал заразительные массовые психиче­ские процессы. Под влиянием этих процессов значите­льные общности приходили в сходные психические состояния. Это проявлялось в разнообразных действиях масс, включая специфически политические действия. В дальнейшем значение настроенческих факторов возрастало.

XX век породил глобальные политические фено­мены. Многократно усилилась реальная вовлечен­ность масс в политику. Однако дело не сводилось к чисто количественному росту их влияния. Произошли серьезные качественные изменения массового субъ­екта политических процессов, особенно явственные на современном этапе.

Во-первых, массовое промышленное производст­во, опирающееся на достижения научно-технической революции, выразилось, среди прочего, в стремитель­ном росте потребностей людей. Едва ли возможно в предыдущей истории обнаружить ситуации, когда по­требности и притязания каждого нового поколения столь разительно отличались бы от предыдущего как в материальной, так и в духовной, и в политической сферах.

Во-вторых, возросли не только потребности, но и возможности их удовлетворения. Динамизм жизни, уг­лубление интеграционных процессов, реальная транс­портная и информационная нивелировка расстояний породили не только новые требования, но и ощущение легкости их достижения.

В-третьих, выросла массовая готовность к актив­ным действиям. Подчеркнем провоцирующее влияние средств массовой информации: воздействуя на массу, они не просто стимулируют те или иные потребности и демонстрируют способы их достижения, а стремят­ся вызвать непосредственную массовую реакцию в виде конкретных действий и акций.

Наконец, в-четвертых, в качестве следствия на­званных изменений, возникает главное: определяющи­ми в поведении масс все больше становятся не устояв­шиеся, осознанные позиции, а быстро увлекающие, импульсивные, во многом спонтанные настроенческие факторы, вытекающие из изменений условий производ­ства в эпоху научно-технической революции и техно­логической перестройки, перемен в социальной струк­туре и частной жизни, трансформации потребностей и возможностей их удовлетворения, а также общего во­зрастающего динамизма жизни. Становление нового типа работника связано с изменениями психики и по­ведения, проявляющимися, наряду с другими, и в по­литической сфере.

На фоне этого все более заметным становится определенное отставание привычных социально-поли­тических регуляторов жизни, не успевающих приспо­сабливаться к быстрым переменам в условиях жизни и массовой психологии. Широкие молодежные волне­ния, охватившие западный мир в конце 60-х гг., отчет­ливо показали: созрели новые потребности. После этого многочисленные «движения протеста», прино­ся все новые проявления «контркультуры», только подтверждали это. В 70-е гг. бурные настроения не­довольства распространились на Западе на этниче­ские общности. Затем начались внешнеполитические осложнения, связанные с всплеском религиозных на­строений на Востоке. Прямые политические последст­вия повлекли антивоенные настроения — прежде все­го, в Западной Европе. Конец 80-х гг. ознаменовался массовыми взрывами политических настроений в Вос­точной Европе. Рост радикализма, волны политического терроризма, обилие примеров неупорядоченного, ха­отичного поведения значительных общностей людей — все это отражает определенное ослабление влияния традиционно трактуемого, прежде всего социально-классового сознания и, напротив, усиление роли массо­вых настроений, все более непосредственно проявляю­щихся в социально-политической жизни. Таким образом, массовые политические настроения непосредственно связаны с динамичными политическими процессами нашего времени, влияя на поведение масс как субъек­та этих процессов, обеспечивая динамический компо­нент общественно-политического развития. Их роль растет, отражая изменения, приносимые научно-техни­ческой и информационной революциеями.

Из сказанного понятно, что главной задачей данной главы является рассмотрение массовых политических настроений и их функционирования в политических процессах прежде всего динамичного, «смутного» вре­мени в качестве особого субъективного механизма мас­сового политического поведения. К глубокому сожале­нию, эта проблематика недостаточно разработана как в зарубежном, так и в отечественном обществознании. С зарубежной социально-политической наукой все по­нятно: рациональный характер политического мышления в развитых западных странах, доминирование гражданского типа политической культуры давно отодвинули проблематику массовых политико-психологических явлений. Последние фундаментальные работы, исследовавшие массовую политическую психологию на Западе, датируются первыми десятилетиями теперь уже прошлого века. Индивидуализация сознания оставила данные явления в историческом прошлом — естественно, исчезли и соответствующие главы из научных трудов.

В отечественной науке невнимание к данной проблематике имело свои истоки. Причины этого носили явственный политико-идеологический характер: тоталитарная система не нуждалась в знании реальной психологии масс; навязываемый ею стиль управления исключал необходимость внимания к настроениям «низов». Располагая действенным репрессивным и пропагандистским аппаратами, армией послушных и зависимых чиновников, «верхи» успешно манипулировали настроениями, используя лишь те из них, которые ощущали удобными и выгодными для себя.

Сегодня становится достаточно ясным, что успех большевиков в 1917 году не был случайным хотя бы в одном принципиальном отношении: именно эта политическая партия смогла уловить и выразить те настроения недовольства старой социально-политическое системой, настроения общинно-популистского толка, исходившие из тоталитарно-бунтующего «народного большевизма», которые были характерны для того времени. Было ли это, как теперь стало модным говорить, «заигрыванием с толпой», или — как писать уже не модно — аккумуляцией и отражением массовых настроений, — разница чисто терминологическая. Фактом остается пристальное внимание к проблематике политических настроений в большевистской литературу того времени, а также тот реальный политический результат, который был достигнут именно за счет такого внимания. Настроенческий фактор был одним из важнейших в большевистской теории и практике революции. Смутное время начала XX века полностью соответствует как предшествующим, так и последущим политико-психологическим изысканиям.

Сложность ситуации нашего времени состоит, однако, в том, что «последующие изыскания» датируются лишь самыми последними годами. После овладения политической властью, преодоления смутного времени и создания стабильной социально-политической системы большевизм — как по объективным (дестабилизирующий «оппозиционный интерес» к настроениям масс естественно меняется на стабилизирующий «правящий интерес» к подавлению многообразия и насаждению единообразия настроений), так и по субъ­ективным причинам (пришедшие к власти персонажи считали нормальным простое предписание их инди­видуальных настроений попавшим под их власть мас­сам) — наложил жестокие табу на изучение и, тем бо­лее, на политическое осмысление природы массовых настроений.

Тем самым, правящие силы, стремясь лишить сво­их противников инструмента анализа и использования массовой психологии, оказались в своеобразной мыше­ловке: не давая другим, они и сами перестали замечать происходящие в обществе процессы. И когда период стабильного развития системы стал меняться на пери­од развития динамичного, когда на горизонте замая­чило новое «смутное» время под названием «пере­стройка», те силы системы, которые начали реформы, оказались неготовыми к реальному разгулу массовых настроений. Спустя десятилетия после В.И. Ленина М.С. Горбачев стал повторять практически те же самые слова о роли и значении настроений, однако совре­менное руководство оказалось неготовым к практиче­ской работе с этим фактором политического поведе­ния. Можно спорить со многими взглядами писателя В.Г. Распутина, но нельзя не согласиться с мыслью, высказанной им еще на Первом съезде народных де­путатов СССР: «Когда-нибудь мы пожалеем, что пре­небрегли столь важной наукой в это переломное вре­мя, как политическая психология. Знание этой науки, позволяющей учитывать настроения людей, способно принести самые неожиданные и удивительные резуль­таты».

«Пренебрежение» такого рода продолжалось мно­гие десятилетия. Реальная проблематика массовых по­литических настроений была вытеснена откровенной апологетикой «социалистического оптимизма» и разо­блачениями «капиталистического пессимизма». Подоб­ные вульгаризированные представления прикрывали тупики сталинской тоталитарной системы, обречен­ность брежневского застоя, а также многие некомпе­тентные в социально-политическом плане действия «верхов» эпохи перестройки. Все это и загнало общество в ситуацию кризиса — во многом, именно из-за «оправданного наукой» монополизма принимавшихся решений и связанного с этим игнорирования психологии масс.

Реальные массовые настроения были подменена фикцией в виде «общественного настроения», кото­рое, в соответствии с целями и задачами система трактовалось как предписанное субъекту социально-классовой природой общества (раз ты член социали­стического общества, то просто обречен на истори­ческий оптимизм); соответствующее единственно правильной научной идеологии пролетариата; отра­жающее некую «общественную атмосферу». Нет смысла останавливаться подробно на рассмотрении данных фикций. Реальная жизнь неумолима: распад социально-политической системы окончательно уничтожил флердоранж «монолитного единства» массовой психологии, якобы свойственной «новой исторической общности». «Общественное настрое­ние» ушло в небытие, сменившись плюрализмом мно­гообразных и по-разному направленных политиче­ских настроений, требующих своего концептуального осмысления и политического реагирования.