4.5. Империя и свобода: итоги и перспективы постсоветского духовного опыта
.4.5. Империя и свобода: итоги и перспективы постсоветского духовного опыта
Итак, перспективы современного российского общества и российской государственности весьма неоднозначны и связаны, прежде всего, не столько с преодолением, сколько с конструктивной реализацией культурного наследия, а это — имперский опыт по преимуществу. Имперская культура — значит вне- и над-национально-этническая, нивелирующая многие традиционные формы идентичности личности, но, как было показано выше, содержащая и нетривиальный конструктивный потенциал.
Советская имперская идентичность ультрапарадоксальна. С одной стороны, она была связана с ассимиляцией и русификацией национальных культур. С другой — с активным формированием национальных элит и национальной интеллигенции, поддержкой и развитием национальных культур. И здесь чрезвычайно важны два момента. Во-первых, периоды формирования и развития советской идентичности. Начальный — »ленинско-интернационалистский» — период связан с отрицанием гражданского общества, традиций российской культуры, религии. Для него характерно апелляция к дисперсному обществу, неукорененности. Следующий — »сталинский» — период связан со структурированием общества, формированием элиты наиболее естественным путем — на основе номенклатурной, в том числе — национально-этнической, трайбалистской. В «брежневский» период стабилизация и усиление национально-региональных элит, в основном, завершилось. Они уже вошли во вкус дела и почувствовали прелесть блеска дипломатического паркета.
Второй момент связан с первым — это носители соответствующей идентичности. На первых порах это неукорененные маргиналы: пролетариат и сельская беднота. Затем — служилые «государственные» люди: офицеры, чиновники, работники государственных предприятий (строители, геологи, нефтяники, газовики и пр.). Но если Сталин, следуя завету Ивана Грозного, «перебирал людишек», не давая им прикипеть к месту и собственности, то в период «застоя» элиты не только прикипели к привилегиям и собственности, но и созрели для их приватизации. Так что крах и развал советской империи, практически, были предопределены.
Величие империи — величие внеэтнического государства, ответственность, долг и самопожертвование перед ним, особенно у служилых сословий. Российская стабилизация всегда базировалась на определенном консенсусе в рамках системы служилого государства. Крестьянство соглашалось выносить тяготы подневольного труда до тех пор, пока видело, что правящая элита несет свою долю тягот. Всеобщность служилой аскезы и выступала основой консенсуса. Указ о дворянской вольности означал сепаратный выход дворянства из этой системы, что обессмысливало пребывание в ней остальных, а после Петра крестьянство все более отбрасывалось к полюсу, диаметрально противоположному европеизированной элите. Большевизм, срывший вестернизированную элиту, по многим показателям отбросивший Россию назад, по-своему восстановил консенсус служилого государства. Сталинизм не только вернул крепостничество, но и возвратил систему тотальной рекрутчины, подчинив ей и правящую номенклатуру. Брежневский застой нарушил этот баланс. Номенклатура вновь сепаратно вышла из служилого консенсуса, реализовав гедонистический паразитический образ жизни в гарантии личной неприкосновенности и безнаказанности. Опасность нынешней «прихватизации» в том, что она пытается конституционно закрепить эту ситуацию. Узурпировав модернизацию в духе агрессивной вестернизации, элита добилась не менее агрессивного ее неприятия населением и дискредитации ценностей демократии и либерализма. В шляхетскую смуту консенсус и единство были восстановлены именно на основе низового этатистского сознания, позволившего преодолеть дворянский сепаратизм. Есть ли в наши дни такая основа преодоления номенклатурного сепаратизма? Без сильного государства России не обойтись, как не обойтись без него любому современному обществу и человечеству в целом. Но сила его не может быть имперски-тоталитарной. Сила его может быть основана только на человеческой свободе.