Пол и идентичность

.

Пол и идентичность

Где же спасение? Каков тот якорь, которым Я может зацепиться за мир? Может быть пол, гендер?

Выше уже отмечалось, что в европейской традиции за последние два века укрепилась понимание гендера — половой идентичности как базовой идентичности. Что есть Я конкретно и реально? Разве не мужчина или женщина? Но тогда что есть мужское или женское не по органам и телесности, а именно по идентичности, по самосознанию? Является ли гендер основой для понимания самосознания или сам гендер — результат идентичности, т.е. культурный феномен? Или иначе: гендер является предпосылкой рациональности или он сам является порождением рациональности?

В проблеме гендера имеется несколько аспектов (уровней):

нейрофизиологический («натуральный») — с этой точки зрения гендер предопределяет мировосприятие и сознание;

социально-культурный — с этой точки зрения гендер есть способ описания идентичности и ориентации в мире, социальная роль, определеяемая экспектациями родителей и прессингом окружения;

психосоматический — как самоидентификация, самосознание, результат и процесс осознания сопричастности миру.

В начале века В.В. Розанов в России и О. Вейнингер в Австрии подвергли весьма энергичной критике христианство именно за отрицание фундаментальной роли пола в человеческом бытии. Ни в коей мере не умаляя этой роли, следует отметить, все-таки, что такой подход ставит в центр внимания первые два аспекта (уровня) гендера, делает акцент именно на них, лишь в результате выходя к третьему, наиболее важному и интересному для целей данного рассмотрения. Дело не столько в физиологических корнях хапоса и базовых мотиваций, сколько в особенностях мировосприятия, осмыслении действительности, себя и своего места в ней как некоего метафизического опыта.

Разумеется, различия между мужским и женским мировосприятием существуют. Недавно в кафе галереи «Борей», где собираются художники, поэты, критики и бывшего питерского андерграунда, один заезжий московский поэт встал и начал читать свои стихи. Читал он громко, с выражением, распевной и амбициозной интонацией. В какой-то момент вскочил другой поэт и, заглушая коллегу, начал петь духовные песни. Типично мужской стиль поведения, терпящий в любой конкретной ситуации только себя. Присутствовавшие в кафе дамы наблюдали за голосовым поединком как за петушиными боями. Петухи хотя бы идентифицируют друг друга в поединке. Может напроситься и другое сравнение — с жизнью насекомых, например, тараканов, напрочь не идентифицирующих себе подобных при встрече — в тараканьих бегах отсутствует момент соревновательности: каждый из участников бежит наедине, в своем собственном файле. Или с одним видом пауков, самки которого во время копуляции отгрызают голову самцу и поедают его в процессе «до конца», что не мешает самцу сохранять эрекцию и даже активизирует его коитальные движения.

Используя компьютерную метафору, можно сказать, что мужчина всегда находится в каком-то одном файле, а для того, чтобы перейти из одного файла в другой, ему надо сначала выйти в директорий. А женщина всегда находится во всех файлах одновременно. Поэтому ее мировосприятие удивительно многопланово и многовекторно, если не сказать — стереоскопично, оно более целостно и органично. Именно с этим связана природа знаменитой женской интуиции. Действительно, женщина более точно интуитивно оценивает ситуации и людей, зачастую она не может объяснить это словами, но просто интуитивно чувствует возможные опасности и перспективы. Мужчина лучше понимает сказанное, женщина — недосказанное или вообще несказанное.

Женскому уму свойственна особая практичность, здравый смысл, стремление избежать ошибки, действовать наверняка. Этому имеются вполне естественные основания. Женщине, действительно свойственны охранительно-сохранительные стремления, да и ошибки обходятся женщине слишком дорого — цена женской ошибки выше мужской.

С этим различием связаны отличия в мужском и женском стиле аргументации, существование знаменитой так называемой «женской логики». Обычная («мужская») аргументация строится рационально, упорядоченно с ориентацией на истинность и непротиворечивость. «Женская» же логика, весьма элегантная «игра без правил» зачастую основана на интуиции и вся соткана из парадоксов и противоречий. Если в ней и существует некое общее правило, то это непризнание необходимости подчиняться каким бы то ни было общим правилам. Поэтому она имеет заведомое преимущество перед «мужской» аргументацией. Отдельную и весьма интересную проблему составляет соотношение фаллоцентризма и колпоцентризма и динамика этого соотношения в современной культуре.

И все-таки: гендер есть предпосылка рациональности или наоборот — ее следствие? Если в начале века очевидным выглядел первый ответ, то сейчас во все большей степени — второй.

В начале XX в. В.В. Розанов мог вести энергичную критику христианства с позиций фундаментальности гендера (половой идентичности) в бытии человека. Согласно Розанову, отказ от пола есть отказ от человека, от его укорененности в бытии, отрицание бытия как такового. Тема пола вообще проходит одной из стержневых нитей через Серебряный в.российской культуры. Чрезвычайно показательно и поучительно было бы сравнить позицию Розанова с позицией В.С. Соловьева, видевшего в поле ограничение человеческой свободы. Однако, в нынешней ситуации, когда личность превращается в метафизическую точку сборки ответственности, похоже, начинает сбываться мечта христианства о человеке вообще. В исторической перспективе прав оказался Соловьев.

В наши дни, когда тело превращается в подобие костюма, который довольно легко перелицевать, а то и сменить, гендер становится одной из идентификаций Я в зоне его свободы. В духовной истории XX столетия отчетливо прослеживается персонологический сюжет: от радости узнавания феноменологии гендера к постмодернистскому телоцентризму с его деконструкцией тела, а от него — к метафизике личности как точке сборки свободы как ответственности.