2.5.3. Биосоциальность и уровневость («слоистость» по Гартману) бытия
.2.5.3. Биосоциальность и уровневость («слоистость» по Гартману) бытия. Гартмановские «слои бытия» имеют существенное значение для биополитики, так как позволяют с новой перспективы подойти к такому важнейшему для биополитики явлению как биосоциальность – взаимодействие между биологическими индивидами с формированием надорганизменных систем.
Биосоциальность находится на «перекрёстке» путей от низших уровней[13] (физический, витальный) к высшим (ментальный, духовный). Действительно, уже на физическом уровне материи проявляется то, сопоставимое с примитивной биосоциальностью, свойство, которое античные стоики обозначали как сцепленность. Это свойство проявляется в стремлении молекул и атомов к кооперативным взаимодействием с формированием всякого рода сложных ансамблей, во многих случаях обладающих целостными (когерентными) свойствами и даже способных к самосборке. Примерами таких ансамблей служат и биополимеры – белки, нуклеиновые кислоты и другие компоненты живой клетки. В стадии активного исследования находятся ныне те «странные эффекты» (своего рода примитивные аналоги биосоциальных взаимодействий между живыми организмами), всё ещё в принципе объяснимые в рамках физики и химии, которые присущи ансамблям полимерных молекул. Помимо кооперативных взаимодействий с формированием всякого рода надмолекулярных ассоциаций, молекулы способны и к конкуренции (примитивный «корневой» аналог характерных для всего живого агонистических форм социального поведения, например. агрессии, см. ниже подраздел 5.6.).
Автор книги занимался сопоставлением двух моделей поведения сравнительно малых органических молекул – хинонов – в составе биологических мембран. Одна из моделей постулировала кооперативное взаимодействие хинонов с формированием из них ансамблей (доменов); другая модель предполагала независимое поведение каждой молекулы хинона и их свободную конкуренцию за места посадки на мембранных ферментах. Реальность оказалась, по-видимому, сложнее обеих моделей и, как следует из наших данных, может включать оба сценария взаимодействий между хинонными молекулами.
Однако независимое, конкурентное поведение хинонов, вероятно, в большей мере характерно для искусственных фосфолипидных мембран, в которые встраивали комплексы реакционных центров пурпурной бактерии Rhodospirillum rubrum; в систему добавляли убихинон и цитохром с. Критерием, позволявшим судить об эффективности взаимодействия хинонов с цитохромом с, служила величина мембранного потенциала (в этом плане бактериальные клетки и искусственные системы с компонентами бактериальных мембран напоминают нейроны, также генерирующие мембранный потенциал, см. раздел 6). В искусственной системе мембранный потенциал, генерируемый на свету, монотонно нарастал по мере защелачивания среды (Рис. 2, кружки). Эта рН-зависимость характерна также для взаимодействия хинона с цитохромом с в водном растворе (Рис. 3, ромбы) и отражает сходство обоих типов систем, где цитохром с непосредственно реагирует с анионной формой убихинона, чья концентрация нарастает по мере увеличения рН среды. Что касается нативных фотосинтетических мембран в клетках пурпурных бактерий, то рН-зависимость их мембранного потенциала описывается колоколообразной кривой (Рис. 2, квадраты). Причем, эта зависимость сохраняется в сглаженной форме и монотонного нарастания потенциала при защелачивании среды не наблюдается даже в том случае, если ферментативный путь реакции хинона с цитохромом типа с (с2 в случае пурпурных бактерий) блокирован ингибиторами (антимицином А и миксотиазолом) и работает только реликтовый неферментативный путь, идентичный пути прямого взаимодействия хинона и цитохрома с в искусственных системах (Рис. 2, треугольники).
Мы измеряли также скорость восстановления хинонами цитохрома типа с (цитохрома с2) в освещенных клетках пурпурных бактерий (Рис. 3, квадраты). Видно, что в отличие от раствора, в нативной системе не наблюдалось нарастание скорости восчстановления цитохрома при увеличении рН среды (ср. ромбы на том же рисунке). Полученные результаты вкупе с данными литературы позволяют предоположить, что хиноны в данной системе реагируют не как независимые молекулярные «конкуренты», а как компоненты надмолекулярных кооперативных ансамблей (хинонных доменов и/или комплексов фермент-хинон) [14].
Описание межмолекулярных взаимодействий со структурообразованием может проводиться на языке модной в последние десятилетия отрасли – синэргетики. В рамках синэргетики рассматриваются системы, далекие от термодинамического равновесия, постоянно обменивающиеся веществом и энергией с окружающей средой, способные к автокаталитизу (т. е. содержащие молекулы, которые обусловливают процессы порождения других таких же молекул). Подобные системы при определенных условиях формируют диссипативные структуры, существующие только при условии постоянного притока энергии извне и способные менять свой облик и даже вовсе распадаться (с возникновением иных структур) под воздействием возмущений извне (флуктуаций). Примером диссипативной структуры являются так называемые ячейки Бенара – шестиграннники, формирующиеся при определенном режиме нагревания слоя жидкости (например, растительного масла на раскаленной сковороде). Диссипативные структуры обладают способностью к автопоэзу – их функционирование направлено на самосохранение, которое предполагает постоянное самообновление в процессе взаимодействия и обмена веществом с окружающей средой[15]. Автопоэз присущ как простым химическим самообновляющимся системам, так и, конечно, живым организмам, которые получают из среды питательные вещества и выделяют в нее продукты метаболизма. Автопоэз противопоставляется аллопоэзу – детерминации системы извне. В этом случае функционирование системы нацелено не на самосохранение (путем самообновления), а на выполнение той или иной заданной извне работы (примером являются машины, компьютеры и др.). Близкий к биополитическим идеям (особенно к взглядам П. Корнинга, см. 3.3 ниже) астроном и философ Э. Янч интерпретирует всю эволюцию «от первого взрыва до человеческого духа» на базе синэргетических представлений (Jantsch, 1992). Моделируя формируемые молекулами и их комплексами диссипативные структуры, мы можем описать некоторые, казалось бы, сугубо биологические, явления, такие как транспорт веществ через биомембраны, транспорт нервного импульса и даже примитивный морфогенез (формирование биологических структур под влиянием градиентов химических веществ, активирующих или подавляющих те или иные процессы).
В литературе ныне определенное внимание уделяется не только составляющим живые системы атомам, молекулам, их ансамблям, но и связывающим эти микрообъекты физическим полям («полевая» компонента жизни наряду с «вещественной», корпускулярной в терминологии В.И. Казначеева). Физические поля, передавая информацию между биологическими объектами, включают взаимодействующие живые организмы в единое энерго-информационное поле. Умвельт живого организма может быть представлен в рамках этих представлений как область пространства вокруг живого организма, наполненная несущими информацию полями.
У наиболее примитивных существ грани их биосоциальной жизни – например, конкурентные взаимодействия по поводу питательного субстрата, агрегация клеток, зависимая от химических стимулов – непосредственно базируются на свойствах слагающих их молекулярных коплексов. Взаимоузнавание клеток, выбор между ассоциацией с другим индивидом или изоляцией от него, зависит от того, свяжется ли молекула-рецептор с мишенью или нет.
С другой стороны, чем выше мы поднимаемся по эволюционной лестнице, тем чётче проявляется зависимость биосоциальных взаимодействий от более высоких уровней. Уже у насекомых биосоциальные взаимодействия определяются ментальной деятельностью их мозга. Например, тот или иной стереотип социального поведения по отношению к другому индивиду зависит от того, подводится ли он под шаблон «образа друга» или, наоборот, «образа врага». Оба образа суть ментальные конструкты, накладываемые на реальность. Такие важные и более подробно рассматриваемые ниже формы социального поведения как афилиация (стремление общаться с товарищем по виду) и кооперация (взаимопомощь) разумеется, имеют витальное значение для индивидов, поскольку помогают им выжить, не пропасть поодиночке. Но здесь зависимость от витального уровня носит более косвенный характер. Она реализуется на уровне эволюции в целом, отбирающей соответствующие формы поведения, а на уровне отдельного индивида афилиация и кооперация вовлекают ментальный уровень с его гаммой эмоций, аффектов и др.
Так биосоциальность действительно занимает «срединное положение» в иерархии уровней, воплощая возникающее на физическом и развиваемое на витальном уровне свойство «сцепленности» молекул и их комплексов и в то же время конструкты психики (ментальный уровень), а у наиболее продвинутых форм жизни также культурные традиции или их аналоги (элементы духовного уровня). Такая двойная детерминация свойственна биосоциальности и в ее индивидуальном развитии. Почему ребёнок вступает в социальное взаимодействие с другими индивидами? С одной стороны, ради реализации нужд витального уровня (еда, укрытие и др.). С другой стороны, он уже с рождения формирует ментальные образы реальности, ищет их проверки в общении с другими, испытывает гамму переживаний в ходе этого общения.
Биосоциальность живых организмов соответствует формированию особым образом структурированного окружения живого организма – особого биосоциального умвельта. Он включает другие живые организмы, с которыми данный индивид вступает в сложную гамму биосоциальных отношений. Формирование надорганизменной биосоциальной системы сопряжено с образованием единого для нее умвельта. Этот умвельт включает существенную нематериальную составляющую (сеть биосоциальных взаимодействий).
Срединное положение биосоциального в уровневой иерархии обусловливает гетерогенность предмета исследующих его наук, в том числе и биополитики, которая по-своему отображает многослойность или многоуровневость живого и бытия в целом. В политическом поведении людей пересекаются разноуровневые элементы. С одной стороны, можно говорить о детерминации политического процесса (как составной части биосоциальных взаимодействий в случае Homo sapiens) витальными потребностями людей. Биополитик Дж. Шуберт специально изучал влияние голода на политическое поведение людей (J. Schubert, 1983). В этом ракурсе вся политика может рассматриваться как коллективное предприятие, обеспечивающее выживание (взгляды П. Корнинга). Однако политика даёт и необозримое поприще для деятельности на ментальном и духовном уровнях, для индивидуального и коллективного («массового») творчества. Недаром великие умы, начиная с Конфуция и Платона, непременно посвящали хотя бы часть своих трактатов политике.
Биосоциальность может быть рассмотрена как «сквозное» свойство, в определенной мере предварённое уже в безжизненной материи, всё более ярко проявляемое на витальном и ментальном уровнях и достигающее в случае человека подъём на высоты духовного уровня. В этом понимании это понятие перекликается с тем, что П. Тэйяр де Шарден называл «внутренняя (имманентная) сторона» вещей или «психическое» в книге «Феномен человека» (1965). Хотя это свойство не вполне тождественно биосоциальности (оно охватывает также «ментальное» и «духовное» в нашей классификации), оно явно связано с ним и также постепенно нарастает в ходе предбиологической и особенно биологической эволюции. «Внутреннее» переходит в «развитое сознание» по мере приближения к человеку и достигает кульминации в форме «духовного» в точке Омега, где, по Тэйяру де Шардену, осуществляется слияние материи с Божеством. Как уже отмечено, Торсон в книге Биополитика» (1970) полагал, что биополитика играет особую роль в восхождении к точке Омега – она знаменует собой «осознание эволюцией самой себя».
Биополитика ориентируется в понимании природы человека на натурализм -- представление о природе человека как продукте его эволюционной-биологической предыстории. Существенное биополитическое значение имеет понятие «коэволюция» – согласованное, «взаимно пригнанное» развитие частей одного целого, приложимое как к разным уровням человека и социума (генно-культурная коэволюция), так и ко взаимоотношениям человечества и био-окружения. Идея коэволюции подводит нас к биоцентризму - установке на абсолютную ценность живого во всех его формах, на этическое восприятие живого, на понимание человека и человечества как части планетарного биоса (жизни). Познание живого включает в себя момент осознания его глубокого родства, единосущности с познающим человеком как также представителем биоса (познание на принципах гуманистики, содержащей момент эмпатии – проецирования себя в познаваемый объект). Как человек, так и другие живые существа представляют собой многоуровневые системы. Возможны разные классфикации этих уровней, но в этой книге принята модифицированная схема Н. Гартмана (с учетом взглядов Кремянского и других ученых), включающая физический, витальный, ментальный и духовный уровни. Биосоциальность рассматривается как «сквозное» свойство материи, нарастающее и усложняющееся при переходе от уровня к уровню