3.6. Первобытная социальная организация

3.6. Первобытная социальная организация

Как указано в предшествующем подразделе, приматы различаются по социальному устройству – низшие обезьяны в основном тяготеют к жёстким иерархиям доминирования-подчинения, а человекообразные – к более рыхлым и эгалитарным социальным системам.

По какому сценарию было построено первобытное человеческое общество? Биополитик А. Сомит настаивает на достаточно жёсткой иерархии в первобытных группах, возглавлявшихся, по его мнению, всевластными вождями. В тон ему отечественный этолог В.Р. Дольник (1994, 1996) говорит о том, что естественная социальная организация людей – только жёсткая иерархия. Эта иерархия существовала в первобытном обществе (и эгалитарное общество вольных охотников – либо краткий эпизод, либо лишь миф), в древнейших государствах-дворцах. Она поныне спонтанно формируется в коллективах, предоставленных самим себе – в тюремных камерах, где непременно есть «пахан» и «шестёрки», детских садах, казармах («дедовщина») и др. Тогда более демократическое общественное устройство – лишь искусственный конструкт человеческого разума, который необходимо постоянно оберегать от неизбежного превращения в более естественные для Homo sapiens пирамидальные (иерархические) структуры.

Однако спонтанные иерархии характерны для условий скученности, изоляции, ограничения свободы. Более свободные люди, чем обитатели тюрем или казарм, могут формировать и почти эгалитарные структуры, где социальные ранги едва намечены и явно преобладают кооперативные отношения. На примере неформальных структур перестроечного СССР  (конец 80-х годов ХХ века) интересные данные получены Громовым и Кузиным[27]. «Неформалы» тех лет различались по организационным принципам своих групп. Некоторые из них были организованы по иерархическим принципам («банды»). Другие были в основном построены на горизонтальных взаимоотношениях между членами («клубы»).  Примерами последних можно считать группы русских хиппи и ленинградских «митьков», практиковавших открытое дружеское общение даже с незнакомыми людьми. Два варианта неформального структурирования молодежи – иерархические «банды» (которые в некоторых случаях имеют преступные намерения и тогда становятся бандами без кавычек) и эгалитарные «клубы» --детально и доходчиво описаны в книгах В.Р. Дольника (1994, 1996).

Известно, что и шимпанзе склонны в условиях вольеров создавать жёсткие иерархии, хотя для них более характерен  рыхло-эгалитарный социальный уклад «на воле». С другой стороны, даже жестко-иерархические виды приматов (например, верветки) имеют «площадки молодняка» с почти полным уравниванием социальных рангов.

Что касается первобытного общества, то данные этнографов о сохранившихся доныне анклавах этой социальной системы свидетельствуют в целом в пользу представления о «демократизме» и значительной доли индивидуальной изоляции первобытных групп. Рыхлость и эфемерность первобытных коллективов обусловливает для индивидов и целых семей возможность отделяться от группы и присоединяться к другой. На современной Земле существуют общества,  исповедующих воинствующий эгалитаризм и подвергающих остракизму всякого, кто пытается возвыситься в плане власти и авторитета, богатства, престижа. Речь идет о некоторых из обществ современных охотников-собирателей, таких как !ко-бушмены в Ботсване и Намибии, хадзапи в Танзании, пигмеи мбути в Заире, батэк-негритосы в Малайзии, калауны и аватипы в Папуа-Новой Гвинеи, индейцы трумай в Бразилии и др. Когда русский путешественник и этнограф Миклухо-Маклай спрашивал у  папуасов, кто у них вождь, каждый взрослый мужчина указывал на себя. "Воинствующий эгалитаризм" подобных социальных групп сочетается с их открытостью -- индивиды могут (например, у !ко-бушменов и хадзапи) свободно вступать в группу или,  наоборот, выходить из ее состава, а также с уравнительным распределением ресурсов, так что, в частности, у !ко-бушменов все присутствующие (в том числе  и  вновь прибывшие) могут наслаждаться трофеями охоты. Нередко, например, среди хадзапи, можно найти индивидов, обычно мужчин,  которые,  как отшельники, длительное время предоставлены самим себе.

Значительный эгалитаризм свойственен не только охотникам-собирателям, но и некоторым племенам, способным к земледелию и скотоводству. Особенно распространены эгалитарные отношения в случае отгонного скотоводства и подсечно-огневого земледелия, поскольку такая «экономика», подобно охоте и собирательству, не приводит к накоплению излишков, которые способствуют возникновению и закреплению социального неравенства. Возрастные отличия в социальном статусе носят скорее характер "престижа", чем лидерства, ибо команды этих "старейшин" часто игнорируются, хотя им и оказываются знаки уважения. Помимо этого, чисто геронтократическая иерархия статуса (престижа) сродни эгалитаризму в том плане, что все индивиды, по мере смены возрастов, проходят все новые "обряды инициаций" и их статус ступенчато повышается.  Наконец, важно подчеркнуть что имеются  как бы встроенные в структуру общеcтва примитивных земледельцев (например,  вованов северо-восточной части  нагорья  Новой Гвинеи) эффективные  механизмы уравнивания,  один из важнейших таких механизмов - институт партнерства,  основанный на чувствах  дружбы  и взаимного единения.  Эти чувства крепнут по мере участия всех членов группы в одной и той же работе или общих для всех религиозных  обрядах и праздниках.

Необходимо оговориться, что "воинствующий эгалитаризм" практикуют (и, по-видимому,  практиковали в доисторические  эпохи)  не  все охотники-собиратели и тем более не все примитивные земледельцы. Hаряду с эгалитарными имеются и жесткие иерархические (клановые) структуры. Последние характерны для так называемой «цивилизации зернохранилищ» (выражение Ж. Маке), присущей, например, бантуязычным племенам южной части Африки. Данные племена выращивают просо или сорго. Эти виды пищи можно запасать впрок, отмерять, ими можно торговать. Ведающий распределением пищевых запасов лидер имеет реальную политическую власть (Панов, 1999). Между эгалитарными и иерархическими социальными группами имеется целый веер переходных форм,  отличающийся по степени выраженности  доминирования-подчинения, жесткости стиля поведения лидера, степени ограниченности прав лидера и т.д.

В этой связи заслуживает внимания тот факт, что мифологическая картина мира первобытных людей также может включать в себя два измерения: иерархическое (вертикальное) и горизонтальное. Как показано в классических работах К. Леви-Строса[28]  на примере североамериканских алгонкинов,   тотемы различных племен соотносятся в этой картине мира в основном «эгалитарным»  образом, хотя возможны замечания типа: «Мой тотем - волк, твой - свинья. Берегись, волки поедают свиней!» Что касается манидо (духов), то они представляют иерархическую структуру. На вершине иерархии находится Великий Дух, затем его служители, далее Солнце и Луна, 48 громов, мужские и женские духи воды и др. В целом, мы можем говорить  о широкой палитре форм с разной по выраженности иерархической структурой в первобытном обществе и у наших  эволюционных  "родичей"  -  от чисто  кооперативно-эгалитарной до жестко-иерархической.  Для современной социальной жизни особенно интересны некоторые из  промежуточных  вариантов между строгим эгалитаризмом (нивелирующим все индивидуальные различия) и жесткой иерархией,  например вариант, описанный в цитируемой выше книге Марьянски и Тэрнера  (Maryanski, Turner, 1992) .

Группа охотников-собирателей в этом случае имеет лидеров,  но они имеют частичный,  ограниченный рамками определенных  "компетенций" или ситуаций характер. Например, шаман руководит только религиозными делами и обрядами и имеет авторитет как  врачеватель  и  заклинатель духов;  его  власть не распространяется на "светскую жизнь",  да и в религиозной сфере, его авторитет относителен: все члены группы проходят серию "посвящений" (инициаций),  в каждой из которых шаман делится  частью своих сакральных  знаний,  на которые он не имеет "абсолютной монополии".  У ряда первобытных племен имелся так называемый  "headman", вождь, чьи полномочия фактически распространялись лишь на примирение спорящих и представление данной группы во  время  встреч  нескольких групп.  Наконец,  третья важная категория частичных лидеров - просто искусные в каком-либо виде деятельности (охота,  рыбная ловля) люди, которые имеют, соответственно, авторитет лишь в данном виде деятельности. В целом,  речь идет о расщепленном лидерстве, которое имеет аналоги в биосоциальных системах многих животных (см. ниже 5.14). Принцип расщепленного лидерства имеет важные современные воплощения, как мы увидим ниже, в социальных технологиях, моделируюших некоторые стороны первобытной жизни в современных условиях.

Говоря о первобытной организации социума, нельзя не подчеркнуть следующие важные моменты:

Первобытное общество состояло из малых групп охотников-собирателей (оценка численности – порядка 25 человек, Meyer, 1996), где все члены хорошо знали друг друга – в типичном случае они были связаны кровными и/или семейными узами. Для малых групп характернa незаменимость каждого их члена. Говоря точнее, с утратой одного из членов или с появлением хотя бы одного нового группа может резко измениться.

Каждый член группы воспринимал её задачи (охота, оборона территории, религиозные ритуалы и др.) как жизненно важные для себя – имела место корнинговская ситуация «гребцов в лодке» (см. выше). Каждый отвечал не за свой «узкий участок» (как в современной бюрократии), а за успех или неуспех группы в целом. В коммерческом менеджменте  чувство взаимозависимости и коллективной ответственности составляет часть так называемого «корпоративного духа», чему соответствуют, например, столь популярные в японском бизнесе девизы, ритуалы, гимны предприятий.  Предприятия эксплуатируют в своих интересах способность членов к коллективизму, исторически возникшую в совершенно иных по организационной структуре социальных группах охотников-собирателей.

Группы часто сочетали внутреннюю сплочённость с отчуждённостью или даже враждебностью по отношению к другим группам. Например, взаимное недоверие между соседствующими группами гораздо более характерно для намбиквара (современных первобытных племен индейцев, обитающих в Бразилии), нежели добрососедские или союзнические отношения (Панов, 1999). Противопоставление «свои-чужие» не утратило своего значения и для групп в современном обществе. Оно имеет существенную этологическую компоненту (см. ниже, раздел 5) и весьма важно с политической точки зрения, например, в связи с межгрупповыми и межэтническими конфликтами.

Источниками общественного порядка при первобытном эгалитаризме были привычка следовать освященным веками традициям поведения, а также стремление решить все внутренние конфликты путем достижения компромисса, ибо имелось поверье, что  раздоры и ссоры между членами группы вредят ее благополучию.

Первобытное общество имело сегментарный характер – состояло из малых однотипных, автономных  социальных единиц (родов, общин). Возможна биологическая аналогия с модулярными организмами (растения, грибы, метамерные животные), построенными из повторяющихся частей (узлов, члеников), каждый из которых способен выполнять основные жизненные функции самостоятельно. Отметим, что к сегментарному характеру тяготеют и некоторые варианты современной политической организации и, более того, этот принцип не утратил вполне своей политической перспективности. Значительную долю «сегментарности» сохраняет современная Швейцария с ее частично автономными и самобытными долинными общинами, из которых складываются более рыхлые по структуре кантоны. Сегментарная организация допускает творческое использование в современных социальных технологиях (раздел 4).

Первобытное общество, в свете современных данных и концепций, могло быть многовариантным. Однако, вероятно, что один из типичных вариантов – и он отражен в известном мифе об Эдеме, о Золотом Веке -- был основан на неиерархических кооперативных отношениях между  охотниками-собирателями, формировавшими сплочённые малые группы. Добавим, что как иерархическая, так и не-иерархическая организация социума имеет значительную «эволюционную глубину» – у обеих моделей есть аналоги в биосоциальных системах широкого круга живых организмов. Несмотря на многочисленные примеры жестких иерархий у различных форм живого, достаточно распространены и не-иерархические, горизонтально построенные биосоциальные системы. В этих случаях, соответственно, поведение индивидов в группе (семье, колонии, стаде, стае и др.) согласовано (координировано) не в силу подчинения лидеру, а благодаря другим факторам координации. Известен  целый  ряд  не-иерархических механизмов социальной координации, интересных и для человеческого общества (они будут подробнее рассмотрены в разделе 5).

В этом подразделе подробно описаны характеристики малых, часто спаянных кровнородственными связями, групп охотников-собирателей. Как мы увидим в разделе 5, людей роднят с животными явления родственного и взаимного (реципрокного) альтруизма, способствующие формированию именно малых групп кооперирующих индивидов (отметим, что группы охотников-собирателей сравнимы по численности с группами других приматов). Но картина первобытного общества будет неполной, если мы не укажем также на формирование, уже на этапе первобытного социума, также больших, составленных из многих малых групп, общностей людей. Этнографические исследования  говорят о существовании и важной роли племенных этнолингвистических общностей, насчитывающих  от 500 до 1500 членов (Richardson, Boyd, 1998). В пределах каждой такой общности, при всей ее рыхлости, имеется возможность взаимопомощи, кооперации. Поддержание стабильности этой крупной социальной структуры, как можно проиллюстрировать на примере аборигенов внутренних районов Автралии, связано с часто практикуемыми межгрупповыми браками в ее рамках (Richardson, Boyd, 1998).  Такие большие социальные структуры служат прообразом более организованных политических систем, вплоть до государств, о чем мы поговорим в следующем подразделе. Движущей силой формирования больших структур (этот процесс Ричардсон и Бойд называют ультрасоциальностью человека) с большой вероятностью  следует считать  чисто культурные факторы. Каждая большая социальная система, члены которой почти не связаны генетически, цементируется едиными культурными традициями, общностью языка, единой символикой (будь то флаг, герб, гимн, специфичные для данной системы религиозные ритуалы и т.д.),  позволяющей отличать «своих» от «чужих», представителей других социальных систем. В подразделе 3.8. мы подробнее рассмотрим взгляды биополитиков на переходные стадии от  первобытного социума к организованным политическим системам.

Первобытное общество, в котором человечество провело порядка 90% , имеет многочисленные отголоски и в современном «цивилизовнном» обществе, что проявляется во многих тенденциях нашего социального поведения (см. подробнее раздел 4), а также в характерных для нашей психике образах. Запечатленные в нашем мозгу образы наиболее опасных животных (крупных кошек, хищных птиц, змей) до сих пор составляют содержание подсознательных страхов (фобий), входят в состав гербов, политических символов. Предъявление испытуемым символов опасностей, с которыми сталкивались первобытные люди (и их обезьяноподобные предки), вызывает у них стремление искать покровительство у надежного лидера (см. о «харизме» 5.16.1). Черный узор на желтом фоне – рисунок на шкуре леопарда – до сих пор вызывает у нас эмоциональный отклик, что используется в рекламном бизнесе. Различных очертаний и видов («одноглавый», «двуглавый») орлы прочно обжили государственную символику ряда наиболее мощных в политическом отношении стран мира.