1. ФИЛОСОФСКИЕ ПРИНЦИПЫ «СОЦИАЛЬНОЙ ФИЗИОЛОГИИ»: ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ

1. ФИЛОСОФСКИЕ ПРИНЦИПЫ «СОЦИАЛЬНОЙ ФИЗИОЛОГИИ»: ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ

Итак, мы установили реестр различных по своему масштабу «дета­лей», из которых строится человеческое общество. Однако эта необ­ходимая операция, как уже отмечалось выше, сама по себе не дает нам ответа на вопрос: как же оно устроено?

Чтобы ответить на него с достаточной полнотой, мы должны перейти от структурного анализа социальной системы к ее функцио­нальному анализу, т.е. рассмотреть реальное взаимодействие выделен­ных нами частей. Основная цель такого функционального анализа — понять, каким образом система, разделенная на многие части, способна существовать и изменяться как единое целое, как возникают интег­ральные свойства целого, которых лишены образующие его части.

Иными словами, функциональный анализ как бы «оживляет» со­циальную целостность, временно «умерщвленную», препарированную структурным анализом, раскрывает механизмы ее самовоспроизводства в рамках фиксированных качественных состояний. Механизмы смены таких состоянии изучает уже динамический анализ, возможный лишь после того, как установлены основные функциональные зависимости в социальной системе.

Как и структурный анализ общества, его функциональное рассмот­рение может быть успешным лишь при выполнении нескольких не­сложных, на первых взгляд, методологических правил.

Первое из этих правил предполагает умение исследователя разли­чать уровни системного рассмотрения общества, не смешивая друг с другом проблемы функционального анализа реальных социальных организмов и различных по рангу абстракций типологических моделей общества.

Прежде всего, мы должны понимать, что возможные зависимости между конкретными единичными событиями общественной жизни и ее безличными воспроизводимыми структурами подчиняются разной логике (что запрещает нам интерпретировать поведение «доброго барина» Михаила Полознева и его жены Маши из чеховской повести «Моя жизнь» как организационную норму отношения между помещи­ками и крестьянами в российской деревне?).

Точно так же мы не должны отождествлять друг с другом структурированные институциональные взаимодействия людей в конкретных социальных организмах (способные обретать самые экзотические фор­мы) с алгоритмами функционального соподчинения, имеющими уни­версальное общеисторическое значение. Важно понимать, что сложившаяся практика управления общественными делами в полит­арном российском обществе («Я прикажу инженерам быть честными!») далеко не во всем соответствует универсальным алгоритмам суборди­национной и координационной связи между типами необходимой деятельности в «обществе вообще».

Непонимание этих обстоятельств чревато многими недоразумени­ями типа незатухающей полемики между сторонниками и противни­ками «пан-функционализма» в социологии и антропологии. Полемика эта касается проблемы полноты функциональных связей в обществе, т.е. вопроса о том, могут ли существовать в нем такие структурные образования, которые выпадают из поля системного взаимодействия — лишены значимых функций, существуют в обществе на манер некоего ненужного ему «аппендикса».

Часть теоретиков полагает, что все существующее в обществе непременно играет некоторую нужную ему роль, включается в систему необходимых для воспроизводства общества связей. Другое дело, что эта роль может быть непонятна ученым (как когда-то была непонятна медикам роль миндалин в человеческом горле, что породило моду на хирургическое удаление этого бесполезного и даже вредоносного, как считали врачи, органа).

Сторонники подобного «пан-функционализма» (исходя из извест­ной презумпции Гегеля: «Все действительное — разумно») полагают, что нефункциональные объекты в обществе могут существовать лишь временно — как разложившиеся и еще не успевшие исчезнуть остатки ранее функциональных систем. Но устойчивое воспроизводство дисфункционального в принципе невозможно.

Другие теоретики, напротив, согласны с высказыванием известного французского антрополога К. Леви-Стросса: «Говорить, что общество функционирует, есть не что иное, как трюизм, но говорить, что в обществе все функционирует, — абсурд». Развивая эту мысль, Леви-Стросс считал, что в общественной жизни наряду с областью необхо­димых функций и соответствующих институтов, призванных удовлетворять жизненные потребности людей, существуют такие инс­титуты, которые удерживаются только вследствие «нежелания группы отказаться от своей привычки».

Мы полагаем, что правильная методологическая ориентация в споре сторонников и противников пан-функционализма связана с четким ответом на вопрос: о каком обществе идет речь? Если иссле­дователей интересует область универсалий — логических моделей об­щества, синтезирующих в себе всеобщие или типологические общие свойства социальной организации, — то адекватной будет позиция пан-функционализма. Напомним, что суть такого моделирования со­стоит в обнаружении достаточных и необходимых норм «социальной анатомии и физиологии», вне и помимо которых невозможно воспро­изводство общественной жизни вообще или ее особых исторических форм (феодального общества, капиталистического общества и пр.). Возможность дисфункций при таком подходе учитывается теоретика­ми, но не рассматривается ими, не входит в круг их собственных задач, которые не связаны с анализом адаптивно избыточных или патологи­ческих состояний социальной системы.

Если же речь идет о конкретных человеческих обстоятельствах, то их изучение невозможно без признания и рассмотрения таких адап­тивно нейтральных или дисфункциональных форм общественной жиз­ни, объективно препятствующих воспроизводству и развитию тех или иных ее сфер (даже если многие члены этого общества убеждены в их абсолютной необходимости и полезности)48.

Более того, дисфункциональным способно быть и конкретное общество, взятое в целом, — так, ниже в философско-историческом разделе нашей работы мы специально остановимся на проблеме раз­личения «нормальных» форм общественной организации и ее «ненор­мальных», «искусственных» форм, в числе которых некоторые социологи выделяют даже «артефактные способы производства», дисфункциональные в своей основе и все же подчиняющие себе жизнь целых стран и народов (острые споры в этой связи вызывает рассмот­рение в качестве одной из форм такой «артефактной» организации общества сталинизма, понимаемого, как европейское «переиздание» азиатского политаризма, не соответствовавшее реальным потребно­стям российского общества, в котором оно утвердилось).

Еще одно правило адекватного функционального анализа предпо­лагает умение исследователя различать субординационные и коорди­национные зависимости, существующие на разных структурных «этажах» изучаемого общества (будь то общество вообще, его истори­ческий тип или конкретный социальный организм).

Об этом обстоятельстве следует сказать особо, поскольку внима­тельный читатель мог заметить, что процедуры функционального анализа уже применялись нами при рассмотрении простейшего акта человеческой деятельности, когда от структурных характеристик субъ­екта и объекта мы перешли к рассмотрению причин и механизмов их взаимоопосредования, свойств, которые проявляются в его процессе, последовательности его фаз, его результатов и т.д.

Может возникнуть вопрос: не является ли наше новое обращение к проблемам функционального анализа нарушением логической по­следовательности изложения, повторением уже сказанного выше? От­вет будет отрицательным. Вспомним, что, рассуждая о принципах строения всякой сложноорганизованной системы, мы исходили из факта ее «многоярусности», из наличия в ней нескольких рангов структурной организации. Теперь нам важно понять, что на каждом из этих рангов действует своя собственная система функциональных связей.

Важно понимать, в частности, что уже рассмотренные нами зави­симости между простейшими образованиями социального действия, соединяющие между собой потребности, интересы, цели, средства и результаты внутри любой из форм деятельности, совсем не тождест­венны зависимостям между ее различными видами — промышленно­стью; политикой, наукой, искусством и т.д.

Ниже мы увидим, что непонимание этого обстоятельства дорого обошлось тем представителям марксистской социологии, которые отождествляли проблему идеальных и неидеальных факторов деятель­ности с проблемой субординационной связи между производством вещей и духовным производством. Эта невинная, казалось бы, ошибка заставляла философов с рвением, достойным лучшего применения, опровергать очевидности истории — всячески изгонять сознание из сферы материального производства (оспаривая, в частности, факт превращения науки в непосредственную производительную силу, ко­торый интерпретировался как проникновение идеального в цитадель «социальной материи», разрушающее основы материалистического мировоззрения).

Итак, признавая многомерность структурной организации обще­ства, социальная теория ставит своей задачей объяснение всей совокупности функциональных связей на всех рангах общественной орга­низации — элементном, компонентном и подсистемном — в резуль­тате которых общество оказывается способным функционировать, т.е. поддерживать и воспроизводить свою целостность в самых различных, меняющихся условиях существования.

Руководствуясь этим правилом, мы продолжим функциональное рассмотрение субстанции социальной деятельности, переключив свое внимание с ее элементарных проявлений — социального действия — на общество как организационную форму воспроизводства социаль­ного.

Нужно сказать, что характер существующих в обществе зависимо­стей по-разному понимается учеными, при этом степень конфликтно сти функциональной проблематики, как уже отмечалось выше, значительно превышает конфликтность проблематики структурного анализа. При этом наиболее острые споры специалистов вызывает проблема характера и направленности связей между частями обще­ственного целого, разделяющая теоретиков на конфликтующие друг с другом школы.

Решая этот вопрос, часть ученых, примыкающая к так называемому монистическому течению в социальной теории, полагает, что эти связи имеют выраженный субординационный характер. Это означает, что на каждом «этаже» социальной структуры и применительно к обществу. взятому в целом, мы можем выделить главный системообразующий фактор, который оказывает детерминирующее воздействие на все прочие, зависящие от него явления.

Характер таких факторов, доминант общественной жизни, опреде­ляющих функционирование и развитие общества, разные социально-философские и социологические школы видят по-разному. «Одни выдвигают в качестве такого решающего фактора географические и климатические условия: климат, флору, фауну, ту или иную конфигу­рацию земной поверхности — горы, моря и т.д. (Л. Мечников, Ратцель, Мужоль, Маттеуци и др.); другие — чисто этнические условия, глав­ным образом борьбу рас (Гумплович, Гобино, Аммон и др.): третьи —  чисто биологические факторы: борьбу за существование, рост населе­ния и др. (М. Ковалевский. Коста и др.); иные — экономические факторы и классовую борьбу (марксизм): многие, едва не большинство, — интеллектуальный фактор: рост и развитие человеческого разума в различных формах — в форме аналитических, чисто научных знаний (Де-Роберти, П. Лавров), в форме мировоззрения и религиозных верований (О. Конт, Б. Кидд), в форме изобретений (Г. Тард); неко­торые выдвигают в качестве такого основного фактора свойственное человеку, как и всякому организму, стремление к наслаждению и избегание страданий (Л. Уорд, Паттэн): иные — разделение обще­ственного труда (Дюркгейм и отчасти Зиммель) и т.д.».49

При этом радикальные сторонники монизма полагают, что выде­ленный ими «главный фактор» действует в качестве такового во всех обществах и на всех этапах их исторического развития. Более умерен­ные» полагают, что каждая историческая эпоха или географический регион человеческой истории обладает своими собственными «глав­ными факторами» детерминации: если, к примеру, мы можем с уве­ренностью говорить об определяющем воздействии экономики для стран европейского капитализма, то это утверждение вряд ли приме­нимо к первобытному обществу или Древнему Китаю и другим азиат­ским странам, в которых доминирующую роль играли иные (демографические, политические или религиозные) факторы.

Сторонники противоположного, плюралистического, направления убеждены в том, что части любой общественной системы находятся между собой в координационной, а не субординационной зависимости, т.е. взаимно влияют друг на друга, не разделяясь на главные, опреде­ляющие, и вторичные, определяемые. Еще М.М. Ковалевский полагал, что «говорить о факторе, то есть о центральном факторе, увлекающем за собой все остальное, для меня то же, что говорить о тех каплях речной воды, которые своим движением обусловливает преимущест­венно ее течение. В действительности мы имеем дело не с факторами, а с фактами, из которых каждый так или иначе связан с массой остальных, ими обусловливается и их обусловливает» 50.

Соответственно, каждый теоретик вправе выбрать свой собствен­ный «главный фактор» — к примеру, рассматривать человеческую историю с точки зрения той роли, которую сыграли в ней экономиче­ские отношения собственности (как это делал К. Маркс). Такое рассмотрение, как полагает известный французский теоретик Р. Арон, будет вполне законным и полезным — но лишь до тех пор, пока оно не сопровождается «догматической абсолютизацией», претензиями на единственность подобного подхода. В действительности любой со­циолог имеет точно такое же право рассматривать историю под углом зрения духовных или политических факторов, не абсолютизируя свою точку зрения, не превращая ее в единственно возможную.

Характерную аргументацию в защиту такого подхода предлагает П.А. Сорокин, развивающий идею координационного общесистемного функционирования и развития общества, исключающего доминантную роль в них какого-либо отдельного компонента целостной системы.

«Исследование любой интегрированной системы социокультурных явлений, — утверждает он, — показывает, что все основные ее эле­менты являются с различной степенью интенсивности взаимозависи­мыми. Поэтому когда мы обнаруживаем, что изменение в одном из классов (скажем, в экономическом) внутри интегрированной культуры сопровождается одновременным или отложенным изменением в дру­гом классе (скажем, религиозном), мы не приписываем одному из этих классов преобладающего влияния, а скорее рассматриваем все эти изменения как проявления трансформации в социокультурной системе в целом»51.

Для разъяснения этого утверждения Сорокин прибегает к аналогии с функциональными зависимостями в живом организме, утверждая: «Когда организм переходит от детского ко взрослому состоянию, его анатомические, физиологические и психологические качества претер­певают много изменений: увеличивается рост и вес, трансформируется деятельность желез внутренней секреции, у мужчин появляются усы и борода, накапливается опыт. Все эти мутации происходят не в связи с увеличением роста или с появлением усов, а являются многосторон­ними проявлениями перемены в организме в целом» 52.

Точно так же, заключает Сорокин, «и во взаимоотношениях... между классами, являющимися составными частями социокультурной системы. Например, когда мы изучаем западное общество и культуру с конца средних веков и на всем протяжении последующих столетий, мы замечаем, что научные открытия и изобретения проявляются с увеличивающейся скоростью, возникает и растет капиталистическая экономика, искусства претерпевают фундаментальный сдвиг от пре­имущественно религиозных к преимущественно светским и чувствен­ным формам, абсолютистская этика и нравы уступают место релятивистской этике, идеализм уменьшается, материализм растет; появляется и набирает силу протестантизм, происходят сотни других изменений. Согласно Карлу Марксу, эти явления связаны со сдвигом в экономико-технологических условиях: согласно Максу Веберу. они происходят в связи с изменением религии, или, более точно, в связи с появлением протестантизма»53.

Не соглашаясь ни с той, ни с другой точкой зрения, Сорокин полагает, что «в течение всей этой метаморфозы западного общества и культуры ни один из "первичных" факторов не был ответственным за изменение других факторов: скорее, наоборот, изменение, которая претерпела вся господствующая социокультурная система Запала, было ответственно за все многообразное развитие в его экономической, религиозной, политической и других подсистемах, подобно тому, как изменение в росте, весе, органах секреции и ментальности человека, переходящего от детского ко взрослому состоянию, обусловлено рос­том всего организма».54

Сторонники монизма, напротив, высказывают решительное несог­ласие с такой аргументацией, отвергая едва ли корректные аналогии общества с водным потоком или функционированием и развитием организма.

В самом деле, пример с потоком воды, приводимый М.М. Ковалевским, не может считаться характерным для общества. В данном случае отдельные капли не могут инициировать общее движение по той простой причине, что оно осуществляется в соответствии с экс-тернальной, а не имманентной моделью изменения, т.е. вызвано действием не внутренних — как в случае с обществом — а чисто внешних причин.

В случае же с изменениями организма мы можем — в противопо­ложность мнению Сорокина — утверждать, что их непосредственной причиной является не холистически понятое «целое» организма, а его информационная подсистема, представленная генетическими структу­рами наследственности, которые отвечают за эквифинальное развитие по собственной программе, а также за мутационные изменения, спро­воцированные внешними условиями среды 55.

Учитывая ограниченность объема данной главы, мы попытаемся дать читателю представление о функциональной проблематике в со­циально-философской и общесоциологической теориях путем сопостав­ления взглядов двух наиболее интересных нам теоретиков — ПА. Со­рокина56 и К. Маркса 57. Различие их подходов имеет, говоря языком конкретной социологии, вполне репрезентативный характер, т.е. де­монстрирует, как мы полагаем, основные болевые точки функциональ­ной теории общества вообще.

Начнем с области согласия между названными теоретиками. И тот и другой считают возможным и необходимым установление универ­сальных законов функционирования и развития, которые проявляются в любом обществе, независимо от его этнических, пространственно-временных и прочих особенностей.

Далее, и тот и другой считают, что в основе функционирования каждого общества лежат главные факторы, не меняющиеся на всем протяжении истории людей. Это утверждение может вызвать недоуме­ние читателя, только что ознакомившегося с аргументами Сорокина в пользу социально-философского плюрализма, критикой им монисти­ческого подхода (который в ранних работах определяется им как результат интервенции философского умозрения в область социологи­ческой проблематики, мертворожденное дитя незаконного брака фи­лософии и социологии).

Характерно, однако, что переходя от общих рассуждений о прин­ципах «социальной физиологии» к анализу конкретных причин фун­кционирования и эволюции социокультурных систем, Сорокин де-факто приходит ко взглядам, которые вполне соответствуют кано­нам социально-философского монизма. Подобно Марксу, он обнару­живает «главный» фактор функционирования и развития общества, аргументируя и защищая свой выбор. На этом, однако, сходство двух концепций кончается, так как природа доминирующих в обществе сил понимается ими прямо противоположно. Рассмотрим основные про­блемы, вызывающие острую полемику Сорокина и сторонников мате­риалистического понимания истории.